– Волшебная? – расцветает Фрекенбок.
– Ага, на всю голову! Хотела и рыбку съесть, и сковородку не помыть.
– Вы о чем, Адам?
– О том, что думать надо было о последствиях, когда на чужое хавку раскрыла. Кушайте теперь с булочкой.
Лицо в Фрекенбок перекашивается от злобы, она покидает кухню. Туська тоже уходит, она уже поела.
– Адам, садись завтракать, – командует Ева, – последнюю порцию дожариваю.
Синеглазка ловко управляется с оладьями, а я не выдерживаю, подхожу, обнимаю ее сзади. Такая притягательная, моя маленькая панда, когда хозяйствует. Нежно касаюсь губами шелковистых волос на затылке, шепчу:
– С добрым утром, любимая! Завтрак как нельзя кстати. Мне на работу…
Ева замирает на минуту, потом говорит:
– Боже, как все странно. Ты мне уже почти предложение сделал, живем вместе, а я даже не знаю, кем работаешь.
– Я…
Но ответить мне мешает Туська…
– Адам! – кричит сестренка. – Хочу Ужаса на прогулку вести, помоги мне костюм с него снять, сегодня жарко, он в нем спарится.
Мы с пандой дружно, как Чип и Дейл, спешим на помощь. Общими усилиями снимаем с Ужаса скелетозный прикид, и они с Туськой отправляются на прогулку. Панда закрывает за ними дверь и смотрит на меня вопросительно.
– Хорошо, айда в спальню, – говорю я, – у меня есть еще несколько минут, исповедуюсь.
Но неожиданно нас снова отвлекают. За стеной о чем-то негромко разговаривают соседи. От того, что они шепчутся, становится еще интереснее. Мы с Евой на цыпочках подходим к предательски тонкой стене и прикладываем уши.
– Ой, из-за этих наглючек я тебе завтрак не успела приготовить, птенчик.
– Ничего, кисонька, я бы все равно поесть не успел. Сегодня пораньше выйду. На работу уже позвонил, что задержусь.
– Куда ты собрался, Игнат?
– В полицию, Норочка. Заявление писать буду. Пусть деньги за шубу возвращают!
– Но… птенчик, а как ты все объяснишь в полиции? Ситуация у нас не совсем обычная.
– Как есть, так и скажу. Это наша личная жизнь, она никого не должна касаться. А воровство дорогостоящей вещи и ее порча никак сюда не относятся, так что, кисонька, завертятся скоро эти мерзавцы как уж на сковородке. На днях старшую дома во дворе встретил, так она сказывала, новый участковый у нас теперь, очень она его хвалила, говорила, что бандитам спуску не дает. Вот к нему и пойду на Адама жаловаться…
Ева испуганно охает и шепчет:
– Ой, Адам, что теперь будет. Игнат заявление писать собрался. Мне страшно!
А я… Я просто не могу удержаться от смеха. Меня буквально распирает, не выдерживаю и начинаю хохотать как сумасшедший, даже прячу голову под подушку с развратными зайцами, чтобы не было слышно.
Маленькая панда еще больше пугается, шипит:
– Адам, что все это значит? У тебя шок, нервный? Ты испугался участкового?
Я хочу ей все объяснить, но не могу остановиться.
Наконец, делаю над собой усилие и говорю:
– Этот участковый я, панда…
Глава 22
И замолкаю в ожидании ответа. Несколько лет назад такое признание стало для меня роковым. От Миланки у меня тогда конкретно снесло башню. Я так хотел понравиться знойной красотке, что приезжал на свидания на тачке Глушака и в его одежде, благо размерчик почти совпадал. Это было ошибкой. Когда сказал Миланке, что я обычный мент, она сморщила идеальный носик, в черных глазах – полное разочарование:
– Ты – мент, Адам?! Боже, какая я дура, целых полгода на тебя потратила. Мент!!! Ой, я не могу…
Звонкий заливистый смех, который мне всегда нравится, который не раз сравнивал со звенящим колокольчиком, показался вдруг отвратительным.
– Да, мент! Причем, честный, машина не моя, – признался я, подписывая себе окончательный приговор.
– Даже так? – фыркнула Миланка. – Взяток не берешь, существуешь на зарплату, а тачку одолжил, потому что такие девушки, как я, пешком не ходят. Еще не поздно все исправить, Адам. Стань правильным ментом, и купишь свою машину.
Ответ любимая девушка прочитала в моих глазах. Еще раз фыркнула:
– Какой же ты идиот! Отвези меня домой.
До дома Миланки мы ехали молча. Выходя из машины, она бросила одну фразу:
– Никогда мне больше не звони, честный глупый мент…
И я не звонил, хотя было больно так, что сердце рвало на части. Но это прошло. Я снова стал встречаться с девушками. И хотя больше ни одна не цепляла душу, я никогда не говорил о своей профессии. Заливистый, презрительный смех Миланки навсегда врезался в мою память. Маленькая панда внезапно ворвалась в мою жизнь и заполнила собой мои мысли и мое сердце. Стала вдруг настолько важной, что я не рискнул поведать правду…
И сейчас вот Синеглазка тоже… хохочет! Мое сердце падает вниз, но я вдруг понимаю: этот смех другой, искренний, веселый.
– Ты участковый?! И к тебе направляется Игнат? Ой, я не могу, как представлю, что будет. Это поэтому у тебя в сейфе пистолет?
– Да. А ты решила, что я страшный гопник?
– Типа того, – улыбается синеглазка, целует меня в губы и шепчет, – самый потрясающий гопник из всех, с которыми… я не знакома.
– Ева! – я беру панду за запятьте, смотрю в глаза, – тебя совсем не смущает моя профессия?
– Что ты мент? А почему это меня должно смущать, Адам?
– Я честный, мент, маленькая панда, и никогда не буду богатым…
– Ну и что! Разве это главное в жизни, ты вообще о чем сейчас, Адам?! Я люблю тебя тем, кто ты есть сейчас и таким, какой ты есть.
– Спасибо, Ева! – тихо говорю я, – но мне пора. Надо еще переодеться.
– Норочка, я все же успею выпить кофе! – вдруг выдает суслик. – Сделай мне чашечку, пожалуйста.
Отлично, пока дрыщ дует кофе, я успею переодеться и прибыть в отделение раньше него. Прощаюсь с синеглазкой и направляюсь в свою квартиру.
Работать в полиции я решил еще подростком. На юрфаке учился вместе с Глушаком и Рожей, Танька была и моей одноклассницей, а потом и однокурсницей. В дальнейшем наши пути разошлись. Васька всегда мнил себя Шерлоком Холмсом и желал распутывать сложные преступления. Рожа хотела стать адвокатом, и ей это удалось. Я прекрасно сам знал все законы, что она тыкала мне под нос, но надеялся: вдруг эта пройдоха подскажет, найдет выход из сложившейся ситуации с квартирой. Ну, а я мечтал просто ловить бандитов. В отряде быстрого реагирования чувствовал себя как рыба в воде. Но однажды мы задержали молодого мерзавца. Этот недоношенный мачо и его дружки изнасиловали и покалечили девчонку. Еще гады и отстреливались при задержании. Казалось бы, небо в клеточку им обеспечено. Но упыри оказались отпрысками уважаемых граждан, то есть богатых папочек и мамочек, дело пытались замять. Меня срочно вызвали на ковер к одному высокопоставленному лицу. И да, Адам, да, ты этому самому лицу по лицу так врезал, что помощь пришлось оказывать…
Теперь я участковый. Вместо бандитов и террористов придется воевать с местными бухариками и меломанами, что достают рэпом соседей. Но я не отчаиваюсь. К тому же благодаря моему другу Сашке Ефремову удалось устроиться в отделение рядом с моей новой квартирой. А еще я встретил… маленькую панду. Так что все не так плохо, Адам. Да нет, даже круче – все просто замечательно. Я даже успел отличиться по новому месту жительства. Лавочку под окном старшей дома Зои Федоровны облюбовали алкаши. Наша девятиэтажка считается образцовой, жильцы все порядочные, как на подбор, граждане. Зато напротив – старый дом под снос, где в большом количестве проживают маргиналы. У их подъездов давно лавочек нет, вот они и оккупировали у подъезда Зои Федоровны. Пиво, мат, завывание шансона до утра… Короче, головная боль для ушей пожилой женщины. Узнав, что я новый участковый, Зоя Федоврона пожаловалась:
– Ой, миленький, как же здорово, что ты у нас поселился. Прими меры, а то, сколько, куда ни звонила, толку нет.
Я и принял. Сначала объяснил любителям горячительного правила поведения в общественных местах. Но они недопоняли. Особенно один из них по имени Витек, по кличке Зуб, ранее неоднократно судимый. Он на меня даже кинулся, отстаивая место ежедневного (и по его мнению, культурного) досуга. Пришлось применить физическую силу. Садить я мерзавца не стал, потому что он один воспитывает худо-бедно двух деток. Витек оказался понятливым. Сабантуев под окном Зои Федоровны больше нет. Я не думаю, что дружная компания бросила бухать и стала активистами в каком-нибудь обществе трезвости. Скорее всего, просто сменили место для тусовки. Но Зоя Федоврона теперь считает меня героем…
Я гляжу на часы. Пора в отделение. Я безлошадный, а у сусела машина. Выглядываю в окно, его тойота еще во дворе, значит успею. Отделение совсем недалеко, а пешком, через дворы, вообще пять минут. В отделении я оказываюсь быстро. Следом заходит Сашка Ефремов.
– Здорово, Зверев, как выходные провел?
– Нормально. Женюсь скоро.
– Во дела, рассказывай! – велит Сашка.
Не хотел, чтобы в теме моих проблем были друзья и коллеги, но делать нечего. Сейчас припрется сусел, так что лучше предупредить. Сашку точно, потому что он со мной в одном кабинете и все услышит. Быстро рассказываю последние новости.
– Во дела! – как попугай повторяет Саня и предлагает: – Давай закроем этого сусела.
Но я не соглашаюсь. Действуя такими методами, я сам стану… суселом. Да и не нужен мне сусел за решеткой, это проблемы не решит. Можно, конечно, надавить, вдруг согласится бумажку подписать. А если не согласится, а если ему кто поможет да жалобами закидают, все раскроется, и окажусь я тогда тоже в местах не столь отдаленных. Мои мысли прерывает Галина Петровна Реброва, гражданка 72 лет. Очень бодрая, активная мадам. Она ходит в наше отделение как на работу и пишет заявления… об изнасиловании. Баба Галя с психическими отклонениями, но не буйная, поэтому в дурдоме бывает только в период обострения. В общем-то, старушка никому не мешает кроме нас с Ефремовым.
– Ой, касатики! – начинает свое почти ежедневное представление баба Галя. – Меня ведь снасильничали вчера!! Двести пятьдесят раз!!