Я слышу шум и ругань в гримерной, Назаров готовится к эфиру, и треплет нервы своими бесконечными придирками гримерщице Маше. Терпит она его только из-за того, что он хорошо платит. Ну, что ж, его внимание занято, поэтому я могу без особых трепетаний пройти мимо раскрытой двери гримерки.
Увы, не все так проходит, как мне хочется.
— Настя! — голос Дэна настигает меня уже у самой двери. Приходится остановиться. Нацепить на губы самую стеклянную из моих улыбок. Развернуться.
Ради меня его величество даже вышел из гримерки. Белый фартук на голом торсе — по понедельникам у нас эфиры топлесс. Фартук сидит отлично. Плечи — тоже, что надо, спасибо антифитнесу, кроссфиту, и всему остальному, чем Дэн занимается, чтобы оставаться в форме. Жаль, что я не могу спустить кожу с этого мерзавца.
Господи, как же больно…
Я даже не понимаю, как мне сейчас дышать.
— Ты опоздала, — прохладно и невозмутимо сообщает мне Дэн. Будто бы это он на меня сердится и дает мне повод одуматься. И маленькая виноватая девочка, живущая в моей груди, начинает тихонько хныкать. Только черта с два я на это еще поведусь. В этот раз ему не удастся сделать вид, что у нас все хорошо, это я сама себе проблемы придумала.
— Я подавала на развод, Денис Викторович, — я скрещиваю руки на груди, игнорируя его тон, — а в метро не слышала звонка. Можете меня оштрафовать за опоздание.
Я почти по-армейски четко разворачиваюсь и ухожу в свой кабинет. Опускаюсь на свой стул, включаю компьютер, прикрывая глаза.
Заявление. Нужно написать заявление на увольнение и выбить себе право уйти сейчас.
— Где ты ночевала? С кем? — дверь за моей спиной сердито стукается об косяк второй раз.
И развернувшись, я наблюдаю его светлость Дениса Викторовича багровым от гнева.
— У тебя сейчас тоналка потечет, — холодно замечаю я и отворачиваюсь к прогружающемуся ноутбуку.
И пусть в том, что я ночевала у Алинки и даже договорилась с ней на временное использование её жилплощади как своей — нет ничего криминального, отчитываться Назарову я точно сейчас не буду.
— Где! Ты! Ночевала? — Назаров резко дергает мой стул за подлокотник, заставляя его развернуться вместе со мной. — Ты моя жена, Настя, не забыла?
А ты, ты не забыл? Видимо, Людочку трахал, чтобы память прояснить?
— Твоя жена я не до конца жизни, — парирую я, снова скрещивая руки на груди. От злости Дэна хочется защититься хоть чем-то. Он натурально кажется мне неадекватным.
Пальцы Назарова стискивают мой подбородок. Он буквально заставляет меня встретить его взгляд напрямую.
— Я спрашиваю в последний раз, — тихо рычит он, — где?
Угрожающе. Аж мороз по коже идет.
Нет, он не поднимал на меня руку, ни разу за пять лет нашей совместной жизни. Но…
Я могу припомнить несколько случаев, когда до этого почти доходило. Не доходило, потому что я отступала, и он спохватывался. Извинений я не дожидалась в этом случае, разумеется. Потому что предполагалось, что я виновата и сама его до такого довела.
— Спрашивай с Людмилы, — устало отрезаю я, выдерживая яростный взгляд Дэна, — ведь именно с ней тебе приятней исполнять супружеский долг, не так ли?
Вот он — тот самый момент, когда колет в кончиках пальцев, когда ощущаешь, что до самого паршивого исхода остается совсем немного, всего лишь какая-то паршивая горстка секунд.
Только сегодня я отступать не хочу. И если он только поднимет на меня руку — прокатится до ментовки, возьмет себе отпуск суток на четырнадцать. Вот его подписчицы-то опечалятся.
Пальцы Назарова разжимаются, я буквально слышу, как он поскрипывает зубами, заталкивая свой гнев поглубже.
— Извини, — хрипловато и даже с попыткой звучать виновато выдает Дэн, — ты так резко вчера убежала. Выключила телефон. Пропала.
— Только не ври, что ты волновался, — я снова поворачиваюсь к компу, касаюсь мышки и ощущаю, как на самом деле у меня вспотели ладони. Я терпеть не могу, когда Назаров вот так расходится, даже без последствий — он выглядит всегда жутковато в такие минуты, — неужели Людмиле не понравилось, что вы вскрыли карты? Или уже не так остренько без ощущения, что вас вот-вот застукают?
— Насть, ну прекрати, — Назаров выбирает другую стратегию, на этот раз пытается казаться милым и даже подлизывающимся, — у нас с ней ничего серьезного.
— Ну, точно, ничего серьезного кроме секса, — киваю я меланхолично, — Денис Викторович, вы мешаете мне работать. У вас, между прочим, эфир через полчаса, а грим теперь надо править. Опаздываете сегодня?
Опаздывать Дэн терпеть не может, это я прекрасно знаю.
— Мы еще поговорим, после эфира, — клятвенно обещает мне он, и это снова смахивает на угрозу, — только зря ты даже думаешь о разводе. Я его тебе не дам.
У меня внутри что-то боязливо подрагивает. А вдруг и вправду не даст?
Да нет, бред это все. Двадцать первый век на дворе, и для развода согласие мужа не обязательно.
Только вот, кажется, зря я даже рассчитываю на то, что мне удастся уйти с этой работы раньше оговоренного срока.
С ума сойти, сколько у нас, оказывается, персонала. Нет, я и до этого знала, разумеется, но за две недели моего отпуска я как-то отвыкла от этого постоянного зудежа, хлопков дверей, шепотков за спиной.
Да-да, за спиной.
Весь день отсиживаться у себя — идея не очень, особенно когда на тебе висит масса мелких организаторских задач, я хожу и до гримерки, и до студии, все по рабочим вопросам, хотя — если честно, от любопытных взглядов с удовольствием бы спряталась в самый дальний уголок.
Это я оставила напоследок — после обеда засяду за общение с подписчиками и обновление блога на сайте Дэна. Хоть так спрячусь.
Не знаю, что они знают, сколько успела растрепать Людочка, но такое ощущение, что знают все. И всем, мать его, интересно!
Действительно, это ж такое зрелище — Настя, у которой в груди вырубили дыру. Настя, которая понятия не имеет, как шагает по земле, потому что глаза вперед вообще не смотрят. Настя, которая с большим удовольствием сейчас вышла бы вон, хлопнув дверью так, чтобы точно запороть Назарову всю звуковую дорожку.
Где ж еще такое увидишь, не так ли?
О прибытии «того самого гостя» я узнаю по участившимся хлопкам дверей, и воплям звуковика, которому мешают чистить зуковую дорожку видео.
Ну, и Дэн по мою душу не является, хоть и обещал «продолжить наш разговор после эфира». Не явился — значит, занят. Значит, охмуряет своего гостя, оставив мои нервы на сладкое. Ну, если припрется ко мне во время моего зависания в его комментариях — эти комментарии станут его проблемой.
Сама я никуда не тороплюсь. Имя гостя я все равно узнаю, да и во время эфира наверняка смогу посмотреть.
Заявления на увольнение я распечатываю два. Одно подам Назарову лично, другое, если вздумает закозлить и встать в позу — отправлю по почте. Увы, мне уже не семнадцать, и давление такого рода уже несколько лет вызывает у меня только нервный тик.
Когда булькает рабочий мессенджер — я реагирую не сразу. Не люблю эту дурацкую программу, она ужасно неудобная. И поставлена по инициативе наших драгоценных бухгалтерш, которым она ужасно нужна для контроля выполнения рабочих задач. Много они на себя берут, ей богу.
Я замираю, когда вижу, от кого именно мне пришло сообщение.
Земцова Людмила.
И как много сообщений — аж полторы сотни сразу в счетчике. Это…
Это очень долгая переписка.
Её и Назарова. Самому первому сообщению больше года. Его сообщению, помеченного скромными инициалами.
Он это начал…
Д.В.: Милочка, а какой вы больше любите кофе?»
Д.В.: Я умею готовить кофе четырнадцатью способами, сомневаюсь, что не смогу вам угодить».
Д.В.: Сегодняшняя юбка — это суперсекс. Милочка, вас полиция нравов не останавливала по дороге на работу?»
Их много. Настолько много, что буквы смазываются в одно сплошное слово, и в нем нет ни единого цензурного звука.
Зачем я продолжаю читать это?
Наверное, потому, что просто не могу оторвать глаз от монитора. В какой момент они перешли на ты? Я это уже пропустила.
Д.В.: Я пятнадцать минут не в тебе, а уже снова тебя хочу. Чертовски рад, что мы перешли на этот уровень.
Не знаю, как я зацепилась за дату глазами. Наверное, просто потому, что просто невозможно было это проигнорировать. Семнадцатое декабря. Мой день рожденья.
Их первый раз случился в мой день рожденья.
И я помню этот день, я тогда столько сил потратила на гребаный праздничный ужин, на прическу, на макияж, на выбор платья, а Дэн приехал поздно вечером, посетовал, что выключение электричества запороло ему съемки, и пришлось переснимать.
Господи, какая ж я дура, а…
От прочитанного хочется только выть, желательно — выцарапав себе глаза попутно. Лишь бы не видеть. Лишь бы не продолжать читать.
Там есть и обо мне…
Л.М.: Котик, нам же так хорошо вдвоем, почему ты не разведешься?
Д.В.: Ты видела мою жену? Она же влюблена в меня с пятого класса, смотрит буквально в рот. У неё же ничего кроме меня нет, ни увлечений, ни профессии, ни жизни. Если я её брошу — она натурально покончит с собой. Я пока не готов к такому. Вот если бы…
Если бы…
Я проглядываю дальнейшие сообщения с одним только желанием — узнать, может ли быть хуже.
Может…
Жалобы на то, какая я утомительная, какая я бесполезная в семейной жизни, какая я унылая — «она даже не думает, что моим подписчикам странно видеть меня с ней», «где я и где она»
Самое поганое — Людочка поддакивает. Да-да, милый, я не понимаю, как ты с ней сошелся? Ах, первая любовь? Ну, она бывает зла, конечно!
Желание тушить об рожу Назарова сигареты становится все навязчивей. Никогда не курила, но ради этого процесса — начала бы, пожалуй.
«Зачем?»
Это короткое слово я просто набиваю в конце марафона сообщений от Людмилы. Не дочитывая все, что там осталось. Это сложно, но дальше травиться — выш