— Ты утром отказалась от мастер-класса, — напоминает Эмиль, опираясь на кухонный стол локтями, — ведь не просто так, ты на меня злишься.
— Ну, как сказать, — я даже не собираюсь кривить душой на эту тему и отрицать очевидное.
— Злишься, — кивает Эмиль, — за то, что я ввязался в пари с этим придурком.
Обожаю сообразительных мужчин.
Блин, но как пахнет…
Пахнет мясом…
А еще на кухонном столе уютно разлегся на разделочной доске незнакомый широкий нож, а над ним укоризненно возвышается початая бутылка вина. Сбоку стоят уже явно подготовленные две белых неглубоких тарелки и два бокала.
Предварительная подготовка — уровень «бог».
Все интереснее становится, что он тут замутил.
— Как ты вообще так просто лазишь по балконам вверх-вниз? — озадачиваюсь я, пытаясь на запах определить, что же ждет меня под стеклянной крышкой сковородки, стоящей на плите.
Не получается, увы.
Как и разгадать загадку таинственных телепортаций шведа.
— Я долгое время занимался промышленным альпинизмом, — Эмиль пожимает плечами, это, мол, самое незначительное, что он может о себе сообщить.
— Для заработка? — я торопливо припоминаю его семейные обстоятельства, они на самом деле располагают к куда более праздному образу жизни.
— Для профилактики акрофобии, — я давненько не видела, чтобы мужчина так просто признавался в собственных слабостях. Впрочем…
Я говорила, Эмиль Брух из тех, на кого смотришь и понимаешь — этот имеет право всем рассказывать о каких-то страхах или слабых местах.
Это сродни насмешке, потому что подобное знание не даст вам никакого преимущества. Да-да, этот медведь боялся высоты. Вам это как поможет, когда он отправит вас в нокаут?
— Итак, ты планируешь снова соблазнить меня едой?
— А разве ты не голодная, мышка? — так искренне удивляется Эмиль, что поверить ему оказывается совсем не сложно. — Я думаю, что ужин в хорошей компании — это то, что бывает очень кстати после тяжелого рабочего дня.
Рабочий день и вправду был не очень.
— А хорошая компания — это ты? — о своем сомнении на этот счет я вслух не говорю, обхожусь красноречиво задранной бровью. — Тот, который на меня поспорил?
— Тот, кто очень хочет загладить свою вину, — поправляет меня Эмиль, — Змей умеет бесить, я повелся, не горжусь. Да и я не люблю, чтобы у женщины были ко мне претензии.
— Предпочитаешь, чтобы они уходили от тебя удовлетворенными? — ехидничаю я.
— Было бы неплохо, — подмигивает мне Эмиль, а затем поднимается и делает один шаг ко мне. Этого оказывается достаточно, чтобы он навис надо мной всей своей отлично проработанной массой.
Ох, и куда мне смотреть сначала, спрашивается?
В глаза?
Да вот боюсь заблудиться взглядом по дороге туда! Уж слишком тут много… всего!
— Так ты позволишь мне тебя накормить ужином, Настя? — мягко и даже слегка виноватым тоном интересуется Эмиль.
И никаких тебе лишних поползновений, прикосновений, всякой пошлой ерунды…
Какие они все-таки разные, эти двое.
Я бы, наверное, отказалась, но остановила развитие этой мысли в самом начале.
Почему я должна отказываться?
Я не дам ему выиграть в пари, а одиночество — это не то, чего я сейчас ищу. Он заморочился, приготовил ужин, так что…
— Ну, раз ты согласна, давай заключим маленькое соглашение, — что-то есть лукавое в улыбке этого парня, который отчаянно пытается казаться простым.
Я заинтересованно приподнимаю брови.
— Я накрываю на ужин, ты — надеваешь платье, — с ужасно честными глазами озвучивает Эмиль.
— С чего бы? — мне почему-то неприятно от этой просьбы — неужто и этот будет как Дэн диктовать, как мне одеваться?
— Ну, так это будет походить на свидание.
Кажется, нет. Посыл действительно не такой. Да и… Нет жесткого ощущения, что Эмиль настаивает. Просто просит.
— Свидание? — задумчиво повторяю я, глядя в безмятежные глаза этого светловолосого медведя. Я даже вижу веселых бесят, приплясывающих в его зрачках.
Он ведь тоже меня не помнит. Даже глядя в упор — не узнает. Значит…
Значит, опасности разоблачения нет. И если уж Дэн там сейчас наслаждается своей Людмилой, то почему я должна играть в приличную девочку и отказываться от такого предложения?
Тем более, если он рассчитывает меня уломать после ужина — придется разочаровать и его.
Так быстро ни один из них у меня не выиграет.
— Ну что ж, будь по твоему, Карлсон, — я вздыхаю, уступая, — надеюсь, твой ужин того стоит.
— В нем я уверен на все сто процентов, — ухмыляется Эмиль и поднимается.
— Не вздумай подглядывать, — уже уходя в комнату и повышая голос, кричу я.
— Я попробую, — нахально отвечает Эмиль из кухни, уже звеня тарелками, — я обещал быть хорошим сегодня. Хотя стопроцентных гарантий я тебе дать не могу.
И все-таки он рассчитывает. Я ощущаю это, кажется, копчиком, он вечно чует подвох даже там, где его нет вроде как. А может, тембр голоса у шведа такой. Пробирающий!
Ну что ж, приятно будет поиграть с тобой снова, Эмиль…
16. Настя и Эмиль. Этот неосторожный медведь
Надень платье.
Сказать легко, выполнить сложно.
Особенно после пяти лет «супружеской жизни», которые были совершенно безжалостны к откровенной одежде. Или даже милой.
«Ты всем собираешься ноги показывать? Раздвигать тоже?» — любимый комментарий Назарова, обращенный любой юбке выше колен.
А после — «эта юбка суперсекс, Милочка».
Алинка в общем-то права, мои юбки — их надо отдавать в дом престарелых как гуманитарную помощь, бабулькам они как раз придутся. И по стилистике, и по всему остальному.
Да и честно скажем, то, как я собирала вещи, и размеры моей спортивной сумки не позволяли взять по-настоящему нормальное количество вещей.
Каким образом я умудрилась запихнуть в сумку голубое платье в мелкий белый горошек — я не знаю. Наверное, просто чтобы его спасти, платье было маминым подарком на день рожденья, и оно было… Кокетливым. Иные описания ему не подходили.
Летнее, с открытыми плечами, распашное, на мелких жемчужных пуговках и… с бантом на груди! Этот бант был совершенно добивающим фактом для приговора платью.
Дэн ни за что бы не позволил мне «в этом» выйти на улицу.
Да что там, я его очень старательно прятала на самое дно ящика с обувью в шкафу, чтобы он его не нашел. И как кстати я его отгладила вчера…
Оправляя лямочки, я ощущаю себя голой. Вроде строгая длина, до колена, но сколько времени я не надевала ничего подобного.
Ведь видно же все! Плечи! Грудь! Ноги! А бант этот — так вообще!
И пусть плечи можно прикрыть волосами, но вырез и бант не прикроешь ничем. И коленки видно при ходьбе…
Может, «передумать» и надеть что-то другое? Только что? Я как назло нахватала чего угодно, но не платий.
— Мышка, у меня все готово, — доносится до меня из кухни, — тебе не надо ничего помочь застегнуть?
— По-моему, у тебя в намереньях только расстегнуть! — это должно было прозвучать насмешливо. Ехидно! Изобличающе, наконец.
Прозвучало натуральным мышиным писком, потому что последний шаг на кухню я делала уже на подгибающихся ногах.
Чего я меньше всего ожидаю — так это того, что Эмиль при виде меня замрет. На полпути, с недонесенной до плиты кастрюлькой.
— Очень вызывающе, да? — тихонько спрашиваю я, пытаясь сдвинуть подол хоть на дюйм ниже.
Мужчина оживает, все-таки ставит кастрюльку на конфорку, все так же оторопело косясь на меня, а потом молча шагает ко мне и отодвигает стул от стола. Для меня.
— Очень потрясающе, ты хотела сказать, не так ли? — тихо переспрашивает он. — Мой русский не очень хорош, мышка, но даже я понимаю, что ты сейчас сказала что-то не то.
Ему не надо пошлых шуточек, чтобы вогнать меня в краску.
Что же это такое…
Сначала я позволяю себе целоваться со Змеем, теперь еще и смущенно прячу глазки от Эмиля Бруха.
Ну, ведь я же знаю, что эти двое — типичные ходоки, да и особой моральной чистотой они оба не блещут. Никогда в жизни не хотела бы быть предметом чьего-то спора.
Зато смертельно хотела быть женой «полигамного по природе» мудака?
— Ну, если ты не ешь сама, мышка, — поскрипывают ножки передвигаемого стула, и Эмиль «меняет дислокацию», приземляясь на самое ближайшее ко мне место, — придется мне тебе помочь.
Подцепляет кусочек мяса с тарелки, подносит к моему рту.
Ну, что ж, вот на это, кажется, я и вправду сама напросилась. Еще бы было желание…
Мясо пахнет восхитительно.
Розмарином, вином и чем-то еще. Удержаться просто невозможно. Я ловлю кусочек губами.
Нет, это что-то с чем-то. Хочется зажмуриться, чтобы не видеть ничего, чтобы это все не отвлекало от этого дивного вкуса. Нежное, буквально тающее на языке мясо, приятный кисловатый соус с терпким запахом вина...
Доесть или выжить? Поставь мне такой выбор, я бы, пожалуй, выбрала первое.
Если бы Эмиль уже не подносил к моим губам еще один кусочек — я бы сама торопливо сцапала вилку.
— Ты сам не ешь, — спохватываюсь я в какой-то момент.
— Я успею, — Эмиль улыбается, и я любуюсь его лицом в этот момент. Он лишен порочной красоты Эрика, его черты лица несколько грубоваты, но наверное, именно от этого его улыбку хочется продлить как можно дольше.
— У тебя такие красивые губы, — задумчиво роняет швед, пользуясь тем, что я занята своей пищевой агонией и не могу задавать ему вопросы, — очень нежные, так и просят…
— Эрик мне уже сегодня рассказывал, чего они просят, — тихонько хихикаю я, вспоминая пошленькую болтовню Змея.
Эмиль же закатывает глаза. Кажется, мне не надо ему рассказывать, что именно наговорил мне итальянец. Все сам понимает.
— Ты ведь не думаешь, что я буду говорить тебе то же самое, что и он?
— Ну, вы же друзья? — на моем языке снова оказывается еще один кусочек мяса. — Боже, даже если это все, что ты умеешь готовить, ты — мой кулинарный бог, не меньше.