— Не всё, — Эмиль совсем слегка ухмыляется, а потом подается ко мне ближе, задевая своим коленом мое, — так ты виделась сегодня со Змеем, мышка? Как так вышло?
— Он не рассказывал тебе? — я смеюсь, округляя глаза. — А я думала, что у вас автоматическая синхронизация информации о вашей жертве.
— Пока ты не окажешься в его постели — Змей мне ни черта о тебе не скажет, — мой собеседник придвигается еще ближе, опуская свободную руку на спинку стула за моей спиной, — так как вы пересеклись? У него были пробы сегодня, и с них он приехал с какой-то девицей. Я был уверен, что сегодня у меня есть вечер форы.
— Ну, мы встретились днем… — я кратко пересказываю Эмилю нюансы нашей встречи со Змеем, а также то, что он подбил меня стать его партнершей для будущего номера.
Очень кратко. Не задеваю даже причин того, почему Эрик потребовал с меня это, не рассказываю, как рыдала в его рубашку заупокой собственной танцевальной карьере.
Эмиль хмурится. С каждым моим словом все сильнее.
— И ты согласилась с ним танцевать? — он вроде говорит без претензии, просто констатирует факт.
— Я просто хочу побыстрее избавиться от компании мужа и от работы на него, — я прикрываю глаза, пытаясь не выпустить из-под ресниц слишком быстро подступившие слезы, — Эрик — меньшее из зол.
— Ну, да, он хотя бы отвяжется, когда с тобой переспит, — фыркает Эмиль.
Блин.
С одной стороны — вот эта вот фраза, брошенная мимоходом — резко высушивает мои слезы одним только всколыхнувшимся возмущением.
С другой — первое, что я делаю — встаю из-за стола, отведя от себя ладонь Эмиля, и отхожу к кухонному окну.
— Тебе лучше уйти, — непреклонно произношу я, впиваясь ногтями в кожу своих голых предплечий, — спасибо за ужин, мне все понравилось, но сейчас тебе уже пора.
17. Настя и Эмиль. Кто заказывал десерт?
— Прости, — он неслышной, но такой огромной тенью встает за моей спиной, — это было очень некрасиво с моей стороны.
— Знаешь, ты частишь с извинениями, Эмиль, — устало замечаю я, — сначала ввязался в спор на меня, решил попросить за него прощения. Теперь вот ляпнул гадость, и… Может, не стоит столько косячить?
Эмиль сначала гулко дышит, а потом опускает лоб на мой затылок, путаясь горячим дыханием в моих волосах.
— Я приревновал тебя, мышонок, — негромко сознается он, — это не оправдание, я знаю.
— Да брось, — я передергиваю плечами, — с чего бы ревновать? Я для вас девочка-заклад, ничего большего. Вы же там чуть ли не график составили, кто со мной первый переспит, а кто второй.
— Да, — честным вздохом откликается Эмиль, — только я тебя сейчас приревновал, Настя. К своему лучшему другу.
— Думаешь, я поверю? — я недовольно дергаю плечом. — Я ведь знаю, что если бы не ваш дурацкий спор, ты бы на меня даже не глянул. Сам же называешь меня мышью. Слишком блеклая, чтобы замечать.
— Слишком беззащитная, чтобы это игнорировать, — мужские пальцы ложатся на мои плечи и стискивают их с неожиданной силой, — слишком хрупкая и слишком сильно стремишься спрятаться от глаз других людей. Тебя хочется поймать и спрятать в сжатых ладонях от любой напасти. От любых глаз. От глаз моего лучшего друга, хотя я всегда был уверен, что из-за женщин с ним воевать не буду. Ты говоришь все это, потому что ты сама себя не видишь, мышонок. Хочешь, расскажу, что вижу я?
— Не очень, — недовольно бурчу я, прикидывая, как мне теперь выворачиваться из его хватки. И как избавиться от настойчивого томления, уже растопившего внизу моего живота маленькую адову конфорку.
— Ты очень закрываешься, мышонок, — Эмиль сам убирает руки с моих плеч, но только для того, чтобы, скользнув под моими запястьями, обвить меня руками за талию, — вот это платье. Оно восхитительно. Ты в нем — восхитительна. Ты могла надеть что-то ультракороткое, сказав мне о своей доступности, ты могла остаться в джинсах и послать меня к черту на рога…
— А, так этот вариант все-таки был? — я тяну это даже с легкой обидой, что не поддалась этому искушению.
— Но надела ты его, — одна из ладоней Эмиля скользит по ткани моего подола, разглаживая на нем невидимую складку, — и ты и вправду очаровательна, словно сказочная фея. Хочу ли я делиться твоим волшебством с этим прощелыгой Змеем? Ведь я же знаю, как он обходится с женщинами. Он ведь уже целовал тебя сегодня?
— М-м-м, — к моему горлу подкатывает ком, — это тебя не касается.
— Значит, целовал, — в мягком голосе Эмиля проявляются действительно жесткие нотки, — что ж, тогда я просто обязан лишить его этого преимущества.
Что-то в его голосе заставляет меня взбрыкнуть, рвануться наружу. Куда там. Меня плотно сжали клещи его рук.
— Эмиль, пре… — слова заканчиваются неожиданно, когда мягкие губы Эмиля жалят меня в шею. Ох…
Жгучий дурман растекается по венам, прорастает в них, ветвится во все стороны, ослепляя меня и лишая дара речи.
— Не бойся, мышонок, — хрипло шепчет Эмиль мне на ухо, — я не обижу.
Не обидит он! Тогда какого черта его рука уже делает у меня под юбкой?
— Эмиль…
— Я остановлюсь, если скажешь, — его горячий шепот будто до самой души мне достает, — скажешь?
Наверное, мне стоит…
Самое глупое что можно сделать женщине после измены мужа — изменить ему самой.
Интересно, какой мудак это придумал?
Я не останавливаю. Я просто тихо жмурюсь, пытаясь понять, что мне делать, а Эмиль сам все решает за меня.
Юбка ползет еще выше, безжалостно уступая широким мужским пальцам, не знающим ни стыда и ни совести. Быстро. Очень быстро. Когда уж тут думать?
Черт, надо его остановить, надо…
Только как же хочется отключиться от всех «надо», и сделать хоть что-то…
Назло!
Я хотела от Назарова детей.
Я ждала, пока этот ублюдок дозреет.
Была правильной, скромной, удобной, такой, какой он хотел...
А он трахал на нашей с ним кровати свою губастую лярву!
Уж лучше бы честно сказал, что хочет развода.
Я тихонько охаю, когда пальцы Эмиля касаются ткани трусиков.
— Тоже давно никого не было, мышка? — вкрадчиво шепчет мне в самое ухо этот наглый медведь. — Твой муж с тобой в постели смеет спать? У него точно все с головой в порядке?
— Льстишь? — это я выговариваю, запрокидывая голову и упираясь затылком в твердое плечо. — Чего только ни наболтаешь девчонке, чтобы уступила? Только спать с тобой я все равно не буду.
— Тогда давай вот так…
Он разворачивает меня к себе лицом быстро и просто, а потом подхватывает под бедра и усаживает прямо на широкий подоконник.
— Хочу видеть твое лицо, мышка, когда ты кончишь, — шепчет он, настойчиво разводя в стороны мои колени, и снова проскальзывая шершавыми ладонями по моим бедрам.
— Когда я что? — и тут я резко задыхаюсь от того, что он мне ответил на практике.
Твердые пальцы очень быстро пробираются под тонкую ткань, плавным движением скользят по скользким, и без его прикосновений пылающим складкам, многообещающе касаются клитора, а после стискивают его, выбивая из меня только восторженный возглас.
Настя, Настя, только вдумайся, что ты делаешь? На окне? С раздвинутыми ногами? Дала залезть себе в трусы?
Господи, да когда уже эта мерзость перестанет сверлить мне мозг?
Кто я? Мужняя жена? Не-а. Даже Дэн согласен с этим исходом и уже не скрывает, как ему не терпится всем рассказать о своей новой пассии. А скоро я перестану быть ему женой еще и официально. И ничего я Дэнчику уже не должна, раз и он мне не должен.
— Мне надо поднажать, чтобы ты перестала думать?
Эмиль не угрожает, он просто ставит перед собой задачу. Сказано поднажать — он и поднажимает, резко растирая мой клитор раз за разом.
Если у меня и были мысли до этого, то сейчас они и вовсе закончились.
Нет сил ничего думать, есть смысл тихонько похныкивать и вилять бедрами, пытаясь увернуться от этих безжалостных пальцев, чтобы не сойти с ума окончательно.
Нет, не выходит.
Он настигает меня всякий раз. И всякий раз его пальцы будто карают меня за то, что я допускаю мысль о прекращении этой сладкой пытки.
Может, все-таки не бежать? Не прекращать? И пусть он…
Он останавливается. Тогда, когда я, кажется, была уже готова сдаться на его милость, за секунду до самого пика.
— Эми-и-иль, — мой жалобный всхлип получает только кривую усмешку.
И он с минуту просто поглаживает меня там, не совершая ни малейшего дальнейшего притязания.
— Не передумала еще насчет того, что ты со мной не будешь, мышка? — с ласковым сочувствием интересуется Эмиль. — Кровать недалеко...
— Пф, — я фыркаю, пытаясь выглядеть независимой, что ужасно сложно, когда у тебя в трусах находится рука твоего собеседника, — если это все, что ты можешь, какая тебе кровать?
Ох, зря я это сказала.
Зрачки у Эмиля расширяются, и он одним только точным движением толкается пальцами глубже. Внутрь меня. Сразу тремя пальцами.
Ох!!!
— Эмиль, — я буквально захлебываюсь звуками от ощущений. А он приостанавливается, склоняясь ко мне ближе, будто затапливая меня кипящей лазурью своих глаз.
— Еще? — его мягкий шепот целует меня в полураскрытые губы вместо самого Эмиля.
— Еще! — я сама впиваюсь в его губу зубами, втягивая в поцелуй.
И вот тут начинается трах.
Вот этот языком трахает, не распыляясь на вкрадчивость и неторопливость. Натягивает мой рот на свой язык, иначе и не скажешь.
Его пальцы внутри меня не отстают от ритма.
Если интимный напор у него такой же — с ним нужно трахаться прямо на полу, никакая кровать этого не выдержит.
Настя, ты ведь несерьезно? Ты ведь не можешь! И думать об этом особенно!
Могу, оказывается.
Это почти что танец, только вместо движений ног — судорожная возня на одном подоконнике.
Мои пальцы впиваются в твердые, кажущиеся литыми плечи. За них я пытаюсь удержаться, до того как упасть в бездну окончательно. Тщетно!