Почему, даже поняв это, я не могу оторвать глаз?
Почему я хочу увидеть гораздо больше, чем мне сейчас удается?
Эрик поворачивается ко мне неожиданно, вполоборота, застает меня на месте преступления, заставляет меня даже прекратить дышать.
Сейчас он снова что-то скажет… Какую-нибудь гадость, после которой я захочу его убить, придушить и пинками выгнать из квартиры. У этого парня просто потрясающе прокачано умение выводить меня из себя.
Ничего не говорит. Лишь в асфальтово-серых зрачках Эрика полыхают огненные протуберанцы, в которых я очень даже могу сгореть. Нет, не останавливается. Все так же продолжает наяривать собственной ладонью по члену, глядя мне в глаза.
Я тебя ненавижу, Эрик. Не-на-ви-жу!
За то, что лично я тебе в глаза смотреть не могу, мой взгляд неумолимо сползает вниз на крупный член, такой красивый, такой роскошный…
Который так хорошо меня заполняет…
Который мне, о боже, снова хочется ощутить в себе.
Чтобы это не в ладонь он вбивался с такой дикой силой, а в меня — уже сейчас готовую к этому…
Эрик кончает, глядя мне в глаза. Все так же на минимуме звука, с вероломной улыбкой на губах. Встряхивает ладонь, сует её под лейку душа.
Я словно в замедленной съемке смотрю, как вода смывает с его пальцев тягучие белесые капли. Почему-то я испытываю смутное сожаление, что вся эта сцена заканчивается вот так...
— Ты опоздала, моя ciliegina, поэтому мне пришлось поработать за тебя, — хрипло выдыхает Эрик, улыбаясь настолько похабно, что такая улыбка даже в порно не пойдет.
Ну вот. Я же говорю, он обязательно скажет гадость! Эрик Лусито просто по-другому не умеет.
— Ничего, тебе не привыкать к ручному труду, я погляжу, — я швыряю полотенце на раковину и выскакиваю из ванны под глухие итальянские ругательства.
Нет, пожалуй, лучше сосредоточиться на готовке, а то…
А то еще захочется вернуться в ванную…
Дышать.
Надо дышать.
Вдох, выдох — и моргать пореже, будто у меня под веками отпечаталось обнаженное мужское тело, отбивающее грязный ритм порочного влечения.
Омлет мне не удается, честно скажем. Я слишком мало думаю о куриных яйцах на своей сковороде. О мужских — да. О куриных — не очень.
40. Эрик и Настя. Покажи мне себя
— Нет, дорогая, в этом ты не выйдешь из дома, — Змею очень хочется закатить глаза. Нет, воистину, сколько терпения нужно иметь, чтобы добиться чего-то от этой упертой… девицы?
Мешковатый темный свитер, синяя аляповатая юбка, тот самый анти-секс, что Эрик на ней видел при их первом столкновении в лифте.
И в этом она собралась не куда-нибудь, а на съемки, в студию своего бывшего. Хотя, если по факту — то все еще текущего мужа, с которым она подала на развод.
Сорвать. Сорвать, изрезать и к чертовой матери сжечь. А Настю завернуть в простыню, всяко симпатичнее будет.
Вот стоит только представить — и сразу хочется претворить эту фантазию в жизнь, аж яйца ноют от возбуждения. Жаль — время поджимает.
Настя набирает в грудь воздуха, явно для очередной тирады.
Бесит.
В руках Эмиля Настя была послушной. Его бы она не посмела проигнорировать, и пришла бы в душ как миленькая, и сделала бы все, что этот свин ей скажет.
Эрика она по-прежнему воспринимала только как противника, вот и сейчас на него она смотрит исподлобья, и чуть ли не ядом готова плюнуть. Из-за чего?
Из-за того немыслимого уродства, которое она снова на себя надела?
Нет, нужно быть дипломатичнее, иначе ничего не выйдет.
— Давай я объясню тебе по-другому, — Эрик перебивает девушку на полуслове, — ты сейчас собираешься к мужу, который тебя предал. Который тебя гнобил и заставил отказаться от танцев. Который тебе изменил с какой-то дешевой maiala[9]. Ты серьезно хочешь, чтобы ваша последняя встреча прошла на его условиях? Когда ты ему проигрываешь, и он этим упивается.
Нет, все-таки было в ней это — желание воевать, сражаться и побеждать — непременно. Поэтому она так легко велась на пари, подначки. Поэтому сейчас у неё загораются глаза. Что ж, хорошо. А то Эрику казалось в некоторые минуты, что все совсем безнадежно.
— Иди сюда, — Эрик прихватывает Настю за локоть, тянет к зеркальной дверце шкафа, ставит напротив него, — что ты видишь?
Девушка мрачнеет, закусывая губу.
— И все-таки, что?
— Себя, — Настя снова сверкает глазами, это не женщина, а фейерверк какой-то, — а кого еще ты предлагаешь мне здесь увидеть?
— Где здесь ты? — нахально интересуется Эрик. — И кстати, кто ты, вишенка, не напомнишь?
— Анастасия Варлей, — шепотом отрезает Настя, и даже её шепот звучит ершисто.
— Извини, я не расслышал, — Змей даже позволяет себе зевнуть, — там за окном ветер дул, я ничего не разобрал. Так кто ты?
— Анастасия Варлей, — Настя разворачивает плечи, впиваясь в Эрика кровожадным взглядом.
— Уже лучше, змейка, — Эрик сохраняет на лице все то же скучающее выражение, — только я все равно ничего не разобрал. Кто ты, кто ты?
Она разворачивается к нему так резко, что даже умудряется хлестнуть его волосами по лицу.
— Я — Анастасия Варлей, — а вот это уже хорошо, в этом яростном рыке чувствуется её сила, — вынь свои бананы из ушей, Змей! Так тебе хорошо слышно?
— Замечательно, — Эрик невозмутимо кивает, — вот только погоди-ка, детка? Та самая Варлей, которую на танцевальных чемпионатах Европы хотели по пять тысяч зрителей, невзирая на пол и возраст? Эта Варлей? А где ты её видишь, моя вишенка? Я перед собой вижу будущую монашку.
Которая совсем недавно трахалась аж с двоими, и ей это чертовски нравилось. Но об этом мы сейчас помолчим, мы о другом ведем речь в данную минуту.
Настя снова отворачивается, плечики снова опускаются. Глаза, так ярко горевие еще минуту назад, тускнеют.
Да, там, в зеркале, отражается отнюдь не та, кто будоражил умы танцевальных фанатов. В этой девушке сложно заметить ту звезду. Если бы Эрик уже не пробовал её в деле, лично не выводил её на паркет, он вообще бы не подумал, что она — и танцует. Она даже осанку теряет, когда надевает эти тряпки.
— Может, её и нет уже совсем, — тихонько произносит Настя, чуть ли не ежась.
— Это неправильный ответ, змейка, — фыркает Эрик и прихватывает пальцами подол её свитера и тянет его вверх. Там, под ним только простенький черный бюстгальтер.
— Во-о-от, кажется, что-то начинает виднеться, — задумчиво тянет он, а потом находит кончики завязок у юбки, распуская их и заставляя этот непутевый кусок ткани упасть на пол.
Вот так.
Вот так видно длинные проворные ножки. Идеально пропорциональное тело, с мягкой, такой манящей грудью. Детка, которую Змею хочется жарить круглосуточно.
— Ты красивая, видишь? — Эрик тянет с волос девушки резинку, распуская их по плечам. — Ты такая красивая, что я уже сейчас хочу залезть к тебе в трусики. И любой захочет. Так зачем ты себя убиваешь этим уродством?
Больше ласки, меньше грубости. Девочка реагирует даже на малейшую пошлость. И реагирует негативно.
А про таланты Змея к «ручному труду» они еще позже обстоятельно побеседуют.
— Скажи мне честно, ты просто хотел меня снова раздеть? — подозрительно бурчит Настя, но выглядит она уже чуточку бодрее. — Есть ли вообще в ходе дня хоть одна секунда, когда ты не думаешь про секс?
— Когда я трахаюсь, я о нем не думаю, — Змей ухмыляется, проводя пальцами по гибкой спинке, — ты, конечно, права. Я хотел тебя раздеть. Потому что то, что ты надела — это нужно сжечь, чтоб ты точно никогда больше на себя это не напялила.
— Я не могу так выйти из дома, — Настя разворачивается к Эрику, скрещивая руки на груди, — к сожалению, законы в этой стране сочтут это за неподобающее поведение.
— Ужасные законы, я согласен, — Эрик согласно кивает, — и как вы с ними живете?
— И все-таки, что ты мне посоветуешь? — Настя продолжает язвить. — Юбку, чтоб трусы видно было?
— Красоту необязательно продавать задешево, — назидательно роняет Змей, опуская ладонь на подтянутый животик, — ну что, неужели у тебя совершенно нет ничего, что могло бы не убивать тебя на месте? Мне снова сводить тебя в магазин? Знаешь, я не против, но мы опоздаем к съемкам.
Настя тихонько вздыхает и снова шагает к шкафу.
Недовольно дергает вешалки по штанге, а потом выхватывает из глубины шкафа вешалку с платьем, спрятанным в самый тыл.
Голубое, в мелкий горошек, изящное, сидящее точь в точь по фигурке, подчеркивающее прозрачную фарфоровую кожу и мягкие манящие губы. И этот весьма-весьма многообещающий бант на груди.
Надо же!
Не все так грустно!
— Вот эта девочка заводит воображение, да, — Эрик склоняется к шее девушки, захлебываясь её запахом, — хотя и это еще не Анастасия Варлей. Но она еще может ей стать. А та, что была до этого — только в монастырь. Грехи замаливать!
От последнего предложения у Насти полыхают щеки. Да-а-а, детка, припомни ночь на троих, прикинь, сколько всего тебе предстоит замолить, и осознай всю тщетность своих чаяний. Твою страсть нельзя прятать в мешок. Она должна сиять на весь мир. Пусть даже и трахать тебя будет только Змей.
И все же, почему она так старательно прячет глаза?
— Эмиль уже видел тебя в нем? — мягко уточняет Эрик, глядя в глаза Насте, сквозь зеркало.
О да, губа отправляется на расправу. Ах ты, поганка. Все-то у тебя для Эмиля, даже глазенки тоскливые. Не хватило никакого дня бурной страсти, чтобы выпихнуть этого медведя из твоей головы. Впрочем, ладно. Это мы тебе предъявлять не будем, в конце концов, и инициатива тройничка исходила от Эрика, не ему делать вид, что он очень ревнует к Эмилю. Ревнует. Но просто потому, что Настя в принципе относится к ним не одинаково. А что для этого сделал Эмиль?
— А твой муж видел?
Девочка резко дергает подбородком из стороны в сторону. Ну что ж, дивно!
— Волшебно, — Эрик насмешливо улыбается, — будет ему сюрприз, не так ли?