Мой бархат к его шелковой плоти… Что может быть совершеннее этого сочетания?
Он потрясающий. С ним — потрясающе! И забвение, вожделенное мной забвение — приходится очень кстати, вытесняя холодный воздух, принесенный «от шведских границ».
Мы катаемся по гребаной простыне, будто соревнуясь, кто из нас главней, впиваясь друг в дружку ногтями, губами, глазами — всем, на что хватает частей тела.
Краем уха я слышу вибрацию моего телефона, брошенного на подоконнике, но я не в том настроении, чтобы сейчас отвлекаться на телефоны. Я слишком близко подошла к критической точке!
Вот-вот! Сейчас!!!
Мы заканчиваем, когда я снова оказываюсь на лопатках, в ответ оплетая своими ногами шею Эрика. С этим парнем я, кажется, освоила уже половину камасутры…
51. Настя и Эрик. Родителям вход разрешен
Мы лежим, тесно переплетясь руками и ногами, время от времени все-таки расклеивая наши намертво слипшиеся губы, чтобы потом столкнуть их обратно. Господи, Змей, кто мог предсказать мне, что с тобой будет так хорошо? Что так хорошо думать только о тебе. Ну, почти что только о тебе…
Нет, с этим надо кончать. Пора выпалывать из моей души все васильково-синее и прохладно-голубое. Оставлю место только серебряной воде глаз моего Змея, он того заслуживает...
— Иногда мне кажется, что я тебя выдумал, — длинные пальцы Эрика, пропускают между собой мою яркую рыжую прядку, — и если это шизофрения, пожалуй, я не хочу, чтоб мое обострение заканчивалось. Ты совершенно волшебная, моя Змейка. Чувственная в постели, страстная в танце. Все что ты делаешь — ты делаешь так, чтобы никто не мог даже придраться. Я намертво в тебя влип, даже если постараюсь — оторвать не смогу.
— Ты всем своим партнершам так говорил? — неуклюже улыбаюсь я и сажусь на постели, потому что телефон на подоконнике снова начинает бешено вибрировать.
Где-то в моей душе тоже что-то вибрирует. Что-то, что просит найти нормальный ответ для Эрика, а не вот это вот все. Он ведь… Я сама каждое утро боялась, что открою глаза — а его нет рядом.
— Менял бы я их так часто, если бы все заходили мне так же, как ты, — фыркает Эрик, не торопясь вскакивать вслед за мной и будто бы даже приглашая меня обратно.
Я торопливо хватаю телефон и притягиваюсь к Эрику обратно. Кайфовать и наслаждаться его теплом, отвлекающим от нудного нытья дыры в моей груди.
Эрик столько для меня сделал! Чтобы я сама верила в себя, чтобы слушала свои желания — как, например, с той же покраской волос, — чтобы я двигалась дальше и не впадала в депрессию…
Мне нужно довольствоваться им, мне должно его хватать, и никаких дырок у меня в душе быть не должно!
На дисплей смартфона я смотрю удивленно и слегка виновато. Два пропущенных от папы. Сколько я ему не звонила? Дня три? Да, где-то около того! Нет, перезвоню-ка на всякий случай, может, что-то снова с мамой?
Слушать гудки в телефонной трубке безумно удобно, когда утыкаешься носом в твердое плечо Катанийского Змея. Совершеннее подушки мир придумать просто не мог.
— Пап, что-то случилось? — бодренько интересуюсь я, когда папа берет трубку.
— Мама просила завезти вам варенье, — задумчиво произносит мне отец, — я только что был у твоего мужа, Настя. Он в голос орет, что знать не желает, где ты шляешься. Так где тебя найти? Варенье по тебе скучает.
Упс…
Мне хочется втянуть голову в плечи, хоть папа этого и не увидит.
Я не стала им говорить, что ушла от Дэна. Почему-то мне было стыдно. Нет, папа наверняка бы ничего мне не сказал, Назаров ему никогда не нравился, но мама…
Мама когда-то дружила с покойной мамой Назарова. С её подачи я с Дэном-то и познакомилась. И долгое время «была хорошей женой» по маминому примеру. Мама была очень чувствительной, так что наверняка очень бы расстроилась, а после болезни доктора очень рекомендовали ей избегать больших стрессов.
Я планировала им сказать после самого развода, просто для того, чтоб мама не попыталась как-то меня с Дэном помирить. С неё бы сталось, скажем, пригласить его к нам на «семейный ужин». В общем…
— Пап, тут такое дело, — произношу я это виновато, — я уже две недели не живу с Дэном. И не планирую туда возвращаться. Так что… Может, с вареньем в другой раз?
— Ну нет, — папа весьма категоричен, — если я вернусь домой с этими банками, твоя мама заподозрит неладное и решит, что с тобой что-то случилось. Ты этого хочешь?
Нет, пожалуй. Моя встревоженная мать представляла собой крайне опасное стихийное бедствие.
— Я у Алины сейчас живу, — в уме прикидываю, что от Назаровского дома досюда ехать не меньше часа, так что я еще даже успею душ принять и сбежать от Змея, — она переехала к жениху и разрешила мне пожить в её квартире. Помнишь, где это?
— Скоро буду! — папа краток. Как и всегда.
Ох-х…
В последний раз прижимаюсь носом к золотой коже Змея, выдыхаю и все-таки сажусь на постели.
— Мне готовить ужин на тебя?
Эрик ощущает, что в этот раз возвращение к нему невозможно, потому и сам поднимается с постели, деловито подтягивая джинсы, пока я набрасываю на плечи его длинную футболку — сгодится дойти до душа и смыть с тела соус.
— Ты ведь не собираешься прятать меня от твоего padre? — проницательно уточняет Змей. — Ты ведь меня не стесняешься, моя вишенка?
Умеет же он поставить меня в тупик. Я не стеснялась, разумеется. Но…
— Ты мне еще не доверяешь, не так ли? — Эрик подходит ближе, ловит своими длинными пальцами мой подбородок. — Не хочешь, чтобы твои родители видели «временный вариант»?
— Ну что ты говоришь! — я протестую всем своим нутром. — Ты не временный!
Это практически ложь. Практически…
Я бы не хотела, чтоб он был временным. Я бы хотела его себе навсегда, жадным эгоистичным порывом, присвоить себе самого горячего парня планеты. Вот только… Его виза закончится. Проект закончится. Отпуск в России — тем более. И наш с ним роман станет воспоминанием об отдыхе, этакой своеобразной «курортной историей»...
В итоге я все равно останусь одна...
Теплые губы жалят мои, заставляя вновь задохнуться телом.
— Познакомь меня с отцом, моя змейка, если тебе не сложно. Или я могу зайти к вам, чтобы одолжить у тебя чая, и забыть уйти, — нахально шепчет Эрик прямо мне в губы.
— Ты невыносим…
Мне хочется смеяться. Холодный комок, что скручивался в животе, медленно тает, как кусочек льда в чашке с горячим чаем. Он ловко дурит мне голову. Как и всегда.
Но мне ведь и правда не сложно...
Надеюсь, папа не совсем офигеет!
52. Настя и Эрик. Мужей не вызывали
К приходу папы я успеваю только принять душ и щелкнуть тумблером электрочайника. На большее не хватает времени — хотя я на самом деле пытаюсь что-то успеть, но в спешке все на свете валится из рук.
Эрик просто ловит меня в охапку, когда я пытаюсь что-то нашинковать, усаживает прямо на столешницу кухонного стола и втягивает в такой глубокий поцелуй, что в какой-то момент у меня начинается кружиться голова от нехватки кислорода.
— Все хорошо, слышишь? — шепчет он мне, переходя на итальянский. — Можно подумать, это я тебя со своей родней знакомлю.
Ему хорошо — мне кажется, он даже на встрече со всеми президентами мирами не шевельнет и нервом. А мой папа очень придирчивый. Так, например, то, что он все-таки добрался до квартиры Дэна, означает, что мама и вправду не на шутку разволновалась из-за моей пропажи. До того они с Дэном пересекались раза четыре в общей совокупности. Включая свадьбу.
Нужно ли объяснять, что Назаров моему отцу не нравился?
Маме — да. Мама Дэнчика когда-то была маминой близкой подругой, и сын лучшей подруги был для моей мамы практически святым. Мама вообще обожала всю эту романтику про «первую любовь», «первый опыт», «первого мужчину». Как-то раз я попробовала с ней поговорить про свои семейные проблемы, мама только закатила глаза и прочитала мне часовую лекцию о том, что счастье в браке обеспечивается терпением и любовью.
Нет, я не укоряла маму в своих проблемах, я сама держалась за Дэна до последнего, отказываясь смотреть глазами, до тех самых пор, пока он не пересек уже последнюю допустимую черту. Когда у меня закончился весь лимит и терпения, и любви. Но, наверное, именно поэтому я и не решилась сказать своей семье, что ушла от Дэна с одной спортивной сумкой.
И потом…
У меня примерно в это же время закрутился этот «соседский междусобойчик», и я так отчаянно боялась спалиться перед родителями в столь неподобающем поведении.
Звонок застает меня врасплох. А как хорошо было сидеть на столешнице, обвивая бедра Эрика ногами и уронив голову ему на плечо. Безопасно. Тихо.
Мой отец — прапорщик, который всеми силами сопротивлялся идее уйти на пенсию — этакий человек-оркестр, который, уже вваливаясь в прихожую, умудряется рассказать десяток новостей про его сослуживцев, про маминых подруг и про саму «мать твою». Останавливается, только когда разувшись и выпрямившись наблюдает за моим плечом Эрика. Вот тут у него врубается режим «отец-терминатор», который взглядом сканирует кавалера дочери критическим взглядом, определяет количество характера, вредных привычек и объем бицепса.
Удовлетворенное хмыканье свидетельствует о том, что «объект признан приемлемым по совокупным внешним признакам».
— Это Эрик, — неуклюже улыбаюсь я, — мой Эрик.
— Это из-за него ты от мужа ушла? — абсолютно без укоризны интересуется папа. — Тогда у меня вопрос — где он шлялся столько времени и почему приперся только сейчас?
— Я ужасно раскаиваюсь, что так задержался, — с таким искренним сожалением сообщает Эрик и без зазрения совести обнимает меня покрепче. Взгляд у папы на минуту становится острым и практически убийственным. Хватка Эрика, оказавшегося под прицелом глаз моего отца, не ослабевает.
— Ну, этот хоть с яйцами, — насмешливо комментирует мой отец и протягивает Эрику руку для рукопожатия, — Валерий Петрович.