Соседи — страница 13 из 46

— Вот уж нет, — возразила Настя. — Уж никак про нее такого не скажешь, что девочка как девочка...

Нагнулась к Леле, поцеловала ее в щеку.

— Что, верно говорю? Как думаешь?

— Не знаю, — сказала Леля.

Но Настя уже глядела на Лелину маму.

— А ты, Маша, вроде бы с лица спала. — Голос Насти казался словно бы озабоченным, но Леле подумалось, что, наверно, она притворяется, а на самом деле вовсе ей не грустно. — Не болеешь, часом?

— Нет, — ответила мама, — не болею.

— А дочка вся как есть не в тебя, — продолжала Настя, губы ее тронула чуть заметная усмешка. — Должно, в мужа твоего, не иначе?

— Угадала, — согласилась мама. — В него.

«Должно быть, мама не очень любит эту самую Настю, — подумала Леля. — И Настя, наверно, тоже не очень хорошо относится к маме. А почему так, интересно? Надо бы после спросить у мамы».

Все молчали, бабушка сказала первая:

— Чего ты, Настя, Машу пытаешь! Садись-ка лучше, я тебе чаю налью...

— Чай не водка, сколько его выпьешь? — спросила Настя, села против Лели, подмигнула ей веселым карим, в густых ресницах глазом. — Чай пить — не дрова рубить, верно, дочка?

— Верно, — ответила Леля.

Хотя Леле казалось, что Настя не нравится маме, она ей все равно нравилась, потому что Леле нравилось все красивое, а Настя была красивая, к тому же веселая, веселее всех.

Она первая затянула песню (Леле еще не приходилось ни разу слышать такие слова):


Ой, родимая ты моя матушка.

Да родимый ты мой батюшка,

Вы почто со мной расстаетеся?

На чужую сторону провожаете?

В чужую семью да в немилую.

Вы дитя свое отдаете кровное...


Мотив был протяжный, грустный, слова тоже были печальные, не только Настя, но и бабушка тоже тянула слабым, тонким голосом:


На чужую сторонку провожаете?

В чужую семью да в немилую...


Вдруг Настя оборвала песню, вскочила из-за стола.

— Да что же это! — воскликнула. — Что же мы, бабоньки, про печаль-горе к чему поем? Лучше давайте повеселее что вспомним...

И пошла притопывать ногами, поводя плечами, выкрикивая задорно чуть хрипловатым голосом:


Возьму ножик, возьму вилку

Да зарежу свою милку.

Пусть тогда ее ревет.

Никто замуж не возьмет!


Все заулыбались, оживились. Мама до того сидела скучная, ни с кем не разговаривала. Леле еще не приходилось видеть маму такой скучной. Бабушка, любуясь, глядела на Настю:

— Ну, девка! Огонь...

А Настя все плясала, все сыпала частушками, одна другой хлеще и смешней. И мама смеялась вместе со всеми.

Леля не помнила, когда в тот день ее положили спать. Мамин голос произнес над самым ее ухом:

— Она у нас привыкла рано ложиться... И Леля словно бы мигом нырнула в теплую темную пустоту.

А рано утром бабушка разбудила ее:

— Давай, Леля, вставай, грех спать в такую погоду...

Леля приподнялась на постели. В раскрытое окно виднелось голубое, чистое небо, на яблоне, которая росла возле самого окна, сидела большая черная птица, смотрела на Лелю в упор немигающим черным глазом; Леля подбежала к окну, хлопнула в ладоши, птица сорвалась и улетела.

Вошла со двора мама, держа в руке глиняный горшочек с молоком.

— Иди, Леля, умойся, я тебе парного молочка налью...

Молоко было необыкновенно вкусное. Леле казалось, она никогда еще не пила такого густого, вкусного молока.

Солнце обливало все вокруг ласковым, сияющим светом, листья дерева, чуть колеблемые легким ветром, были ярко-зеленые, словно бы омытые дождем, в палисаднике стояла Альма, белая шерсть ее как бы светилась. Леля позвала ее:

— Альма, иди сюда...

Альма замахала пушистым хвостом и подбежала к окну.

— Она у нас умная, — сказала бабушка, кинула в окно Альме кусочек московской колбасы. — Она меня каждый день на ферму провожает...

— Возьми меня с собой на ферму, бабушка, — попросила Леля.

— Ну что ж, — сказала бабушка, — изволь...

Ферма находилась на краю села. Леля увидела два длинных, с узкими окнами дома, стоявших друг против друга. В одном доме находились взрослые коровы, в другом — телята.

Бабушка привела Лелю в хлев для взрослых коров, подвела к стойлу в самой середине, показала на толстую, с раздутыми боками черно-белую корову:

— Это наша рекордсменка, Отрада...

— Почему рекордсменка? — спросила Леля.

— Больше всех молока дает и самый высокий процент жирности, — ответила бабушка.

Похлопала корову по жирной, в складках шее.

— Как, Отрадушка, поедем с тобой на Выставку?

Пояснила Леле:

— Мы с Отрадой три года подряд в Москву на Выставку ездили, мне за нее Большую золотую медаль присудили.

Отрада посмотрела на бабушку, глаза у нее были овальные, темно-шоколадного цвета. Красивые, задумчивые глаза.

— Мне кажется, что она все понимает, — сказала Леля.

— Как есть все, — убежденно сказала бабушка.

Бабушка и вообще-то считала, что все животные понимают наши слова. Она не только с Отрадой, но и с Альмой, даже с бестолковыми курами разговаривала на равных.

— Ты, Альма, никуда не годная девчонка, — укоряла бабушка собаку, если видела, что Альма не выпила налитого в мисочку молока. —Такое молоко хорошее, а ты нос воротишь. Заелась?

Альма ложилась на брюхо, подползала к бабушке, норовя лизнуть ее руку.

Леля слышала, как бабушка уговаривала кур:

— Что же это вы, милые, ленитесь? Давайте неситесь как водится, хоть по яичку в день, слышите?

И Леле казалось, что куры понимающе переглядываются друг с дружкой.

В ту пору у Лели появилось много новых друзей, все они жили по соседству — и Вера, и Катя, и братья-близнецы Сережка с Костей, и Аля, дочка красивой Насти.

Ближе всех Леля сошлась с Алей. Аля была всего на год старше Лели, но выглядела чуть ли не на все двенадцать лет, сильно вытянувшаяся в длину, с большими руками и ногами. Бледное, трудно загоравшее лицо ее было миловидно, она походила на мать красивыми, крупно вырезанными глазами, розовым пышно-губым ртом. И волосы у нее были такие же, как у Насти, светлые, слегка кудрявившиеся на висках и на затылке.

Аля научила Лелю многим интересным вещам: отличать съедобные грибы от ядовитых, искать лечебные травы, угадывать с вечера, какая будет погода на следующий день.

Братья-близнецы Сережка с Костей научили ее плавать, правда, на речку ее мама одну не пускала, шла вместе с ней, садилась на берегу, смотрела, как Леля бьет по воде руками и ногами, а Сережка и Костя плавали возле Лели, готовые каждую минуту прийти на помощь.

Вера Бахрушина, ее дом находился напротив бабушкиного, научила Лелю вышивать гладью, и Леля грозилась, что, приехав домой, вышьет все полотенца и салфетки, сделает на них кайму — васильки, анютины глазки, розочки и ромашки.

Все они говорили немного иначе, чем Леля: «вёдро» — значит «хорошая погода», вместо слова «вечер» говорили «ужотко», теленка называли «сосун», мочалку — «вихотка».

Леля сперва смеялась, разве можно так говорить, а потом и сама незаметно научилась разговаривать по-деревенски.

Она выросла, стала смуглой, волосы ее выгорели от солнца. Мама говорила:

— Приедем в Москву, папа тебя не узнает...

— А я еще не хочу в Москву, — отвечала Леля. — Подожди, мама, мы еще успеем домой...

Мама соглашалась:

— Разумеется, успеем...

Однажды Леля отправилась с Алей по землянику.

— Хочешь, пойдем в самый дальний лес? — спросила Аля. — Там, говорят, земляники — сила, все кругом как обсыпано...

— Мама не велела далеко уходить.

— Это еще почему? — насмешливо спросила Аля. — Чего она боится?

— Она боится, что я заблужусь, — ответила Леля.

— Со мной не заблудишься, — сказала Аля. — Я тут все как есть леса кругом обошла, каждую тропинку наизусть знаю...

— Нет, — сказала Леля. — Я обещала маме, что пойду только в этот лес, а далеко никуда не пойду, она волноваться будет.

Аля засмеялась.  

— Обещала, — протянула она. — Кому обещала-то?

— Маме, ты же знаешь, — ответила Леля.

— Маме? — повторила Аля. — Да какая она тебе мама? Она же неродная, понимаешь?

— Да ты что? — возразила Леля. — Как это, неродная?

— Точно тебе говорю, — уже серьезно произнесла Аля. — Это все у нас в деревне знают, кого ни спроси, твоя мать, родная, умерла, тогда твой отец женился на Марии, моя мама ее сызмальства знает, у нее испокон веку детей не было, она за вдовца на ребенка пошла...

Аля вытянула вперед розовые губы, и Леля мгновенно представила себе красивую Настю, которая, должно быть, именно так и сказала: «За вдовца на ребенка пошла...»

Аля между тем продолжала:

— Да ты погляди на нее и на себя, ничего в вас схожего нет, ни единой-разъединой черточки. Ты красивая, лицо у тебя круглое, белое, глаза — во какие, — Аля пальцами показала, какие у Лели большие глаза. — Волосы густые-прегустые, а у Марии глазки, как жуки лесные, махонькие, и волос на голове считай что не осталось...

Леля вдруг закричала на нее:

— Не смей! Перестань, слышишь, перестань немедленно!

Аля замолчала, удивленно расширила глаза:

— Да ты что? Что это с тобой?

А Леля внезапно повернулась, не говоря ни слова, побежала от нее прочь. Аля закричала ей что-то вслед, она не слушала, бежала изо всех сил, не замечая, что потеряла косынку с плеч, что куры, мирно сидевшие на обочине дороги, разбежались в разные стороны.

Бабушки не было дома, мама сидела у окна, чинила Лелино платье. Увидев Лелю, мама удивилась:

— Ты откуда, дочка? Неужели уже из леса вернулась?

Леля не ответила ей, молча глядела на нее, мама перекусила нитку, наперстком разгладила аккуратно положенную заплатку.

— Кушать будешь? Бабушка тебе творожка свеженького принесла...

Леля молчала, не спуская глаз с мамы.

— Аля тоже с тобой вернулась? — спросила мама. — Так зови ее, я ее тоже угощу творожком....

— Я больше с Алей не вожусь, — сказала Леля.