– Мне нужна была рекомендация от мистера Джузеппе для поступления в колледж.
Мои брови взлетают вверх.
– Заместитель директора Джузеппе?
– Да, он довольно скуп на них. Я подумала, что если сдать ему «вандала», он, возможно, напишет мне рекомендацию.
Ее неубедительное оправдание вызывает у меня насмешку.
– Ты пожертвовала мной в средней школе ради своей популярности, и ты снова сделала это в старшей школе, но на этот раз ради бумажки. По крайней мере, я отстаивала правое дело. Ты думаешь только о себе – и так было всегда.
– Мне жаль, – произносит Райли умоляющим голосом.
– Ты знаешь, что у меня до сих пор сводит живот, когда я слышу слово «клуша»? И я испытываю иррациональный страх перед охранной сигнализацией каждый раз, когда выхожу из магазина. Ты ужасно вела себя со мной, Райли, абсолютно ужасно.
– Я знаю… знаю, – говорит она с искренним раскаянием в голосе. – Мне действительно жаль, Летти. Я была маленькой и глупой.
– Ты была не такой уж маленькой, когда объявила меня вандалом. – Я изображаю пантомиму, распыляя аэрозольную краску на воображаемой школьной двери.
Райли не знает, что на это ответить. Меня подмывает рассказать ей, насколько я была близка к тому, чтобы дать Джею зеленый свет для публикации ее фотографий с парнем-с-зонтиком, но мое здравомыслие берет верх.
– Я прошу тебя дать мне второй шанс! – умоляет Райли.
– Ты предала меня дважды. Почему я должна давать тебе шанс сделать это снова? – возражаю я, прищурившись. – В любом случае, что более важно, почему ты это сделала? Не донос – я это могу понять. Я спрашиваю, почему ты стала такой свирепой сукой по отношению ко мне в средней школе? Мы были друзьями! Лучшими друзьями!
Райли требуется мгновение, чтобы собраться с мыслями, как будто она готовится к какому-то важному признанию. И снова она опускает взгляд, избегая моего.
– Я завидовала.
Широко раскрытые глаза выдают мое изумление.
– Завидовала чему? Мне?! – Я указываю на себя и недоверчиво смеюсь. – У меня нет твоих денег, твоей внешности, твоих друзей. Чему тебе было завидовать?
– Твоей семье, – признается Райли. – Ты, твоя мама, твой папа – вы были такими… идеальными. А мои родители… они же все время ссорились. Здесь было тоскливо, и до сих пор так. Думаю, сейчас я к этому привыкла, но тогда я ненавидела каждую минуту, проведенную дома в такой атмосфере.
Я вспоминаю наши детские игры, в моем сознании возникают отголоски громких ссор, которые, очевидно, мучили Райли.
Слезы застилают ее глаза – криптонит для моей защиты.
– Я просто хотела того, что было у тебя, – счастливой, нормальной семьи, – говорит она дрожащим голосом.
Несмотря на то, что она умело затронула струны моего сердца, я все еще обижена и зла.
– В этом нет никакого смысла, – говорю я ей. – Ты хотела того, что было у меня, поэтому обращалась со мной, как с дерьмом? Как такое возможно? Это же разрушило нашу дружбу и сделало нас обеих несчастными.
– Я знаю, это было по-детски и глупо с моей стороны, – мямлит Райли.
Тяжелый вздох отпускает большую часть моих дурных ощущений. В любом случае, какой смысл зацикливаться на них?
– Мне действительно жаль, что тебе приходится через это проходить, – говорю я после недолгого молчания.
Райли отмахивается от своих проблем, пожимая плечами.
– Всё так, как оно есть, и никак иначе. – Это может быть либо мудрым и житейским решением, либо тактикой избегания.
– Ты уверена насчет…
Мне не нужно заканчивать мысль, так как Райли выразительно кивает:
– Я сделала тест ДНК. Тот, который ищет предков и все такое прочее.
Беспристрастная Летти сказала бы что-нибудь саркастическое вроде: «В отличие от того теста ДНК, который выявляет духовное животное?», чувствительная Летти держит рот на замке.
– С чего ты вообще решила это делать? – интересуюсь я.
– Тиган делала это со своей мамой ради забавы, что-то вроде проекта по созданию генеалогического древа. И я подумала, что мы с мамой тоже должны это сделать.
Тиган – одна из моих бывших мучительниц, на самом деле та, которая прозвала меня Клушей Летти. Этот визит с каждой секундой становится все менее приятным.
– Как ты думаешь, твоя мама знает? Я имею в виду… если она знает, зачем ей проходить тест?
– Она и не хотела, – хмурится Райли. – Или, по крайней мере, она сказала, что достанет для нас наборы, но так и не сделала этого. Я думаю, она тянула время, потому что знала, что Эван не мой отец. Она, вероятно, надеялась, что я забуду об этом.
То есть теперь он просто «Эван»?
– Всякий раз, когда я заговаривала об этом, мама вела себя так, словно это вылетело у нее из головы. Чем больше она откладывала, тем любопытнее мне становилось… поэтому я сама заказала тест.
Родители просто не понимают этого. Чем больше они хотят, чтобы мы чего-то не делали, тем больше вероятность того, что мы это сделаем. Такое мышление прочно укоренилось в наших подростковых мозгах.
– Когда я получила результаты, казалось, они не имели смысла.
Райли протягивает мне свой телефон. На экране – отчет от компании под названием MyRoots. Я смотрю на круговую диаграмму, половина которой окрашена в красный цвет. Красная часть помечена как «Польша».
Думаю, я уловила мысль Райли. Томпсон – чаще всего английская фамилия, и Райли всегда говорила, что ее семья родом из Великобритании. Эта диаграмма утверждает иное.
– Я полагаю, у Эвана нет польских предков?
Райли качает головой:
– Мой отец по происхождению наполовину англичанин, наполовину ирландец. Семья моей мамы родом из Шотландии. Насколько я знаю.
В результатах есть упоминание о шотландских корнях, а также куча сообщений, указывающих на то, что у Райли низкая вероятность серьезных генетических заболеваний.
Хорошо.
– Прокрути вниз, – советует Райли. – Это еще не все.
«Еще не все» подразумевало таблицу общих родственников. Многие из перечисленных считались четвероюродными и пятиюродными, то есть теми, у кого общая ДНК составляет не менее 5 сМ (сантиморганов) идентичной ДНК. Я не могу сказать, знакома ли Райли с геномикой, из которой состоит этот отчет, но ей не требуются особые знания для понимания, что означает слово «двоюродный брат». Отчет длинный и немного ошеломляющий, но я не вижу ничего, что четко указывало бы на близкого родственника или биологического отца Райли.
– Здесь есть родственники, о которых я никогда не слышала. Я, конечно, не узнаю ни одного из этих польских имен. Я думаю, мне следует попытаться связаться с кем-нибудь из них… Я хочу найти своего настоящего отца.
Я снова съеживаюсь, потому что мне жаль Эвана. Плевок в трубочку каким-то образом свел на нет его родительский статус. Я думаю о своем собственном отце. Я никогда не смогла бы сбросить со счетов его роль и влияние, основываясь на каком-то отчете.
– Но так-то Эван все еще твой отец, – говорю я ей. – Несмотря ни на что.
– Ты знаешь, что я имею в виду. – Голос Райли звучит довольно решительно. – Я хочу найти человека, ответственного за мое рождение.
– Как насчет того, чтобы спросить у мамы?
Райли отмахивается от этого.
– Моя мама сейчас безумно ранима. Я не хочу усугублять ситуацию.
Это понятно. Но еще не совсем понятно, что здесь делаю я.
– Рай, что ты хотела мне рассказать?
Мне нужно, чтобы она перешла к делу. Точнее, мне нужно скорее приступить к домашнему заданию по математике.
– Ты самый умный человек, которого я знаю, – говорит она мне.
Я польщена – немного.
– Спасибо, но в школе много детей, которые умнее меня, – возражаю я.
Это не ложь, если предположить, что «много» – это около шести. Может быть, семь.
– Да, но ты самый умный человек, которого я хорошо знаю, – настаивает она.
«С этим не поспоришь», – думаю я про себя.
– Чего ты хочешь от меня, Рай? Почему я вообще здесь? – Часть меня хочет выйти за дверь прежде, чем у нее появится шанс ответить. Однако я сочувствую Райли. Она совершала ошибки, но я тоже. Может быть, мы все заслуживаем второго, а иногда и третьего шанса. – Дай угадаю, – говорю я. – Ты хочешь, чтобы я помогла тебе найти твоего биологического отца?
Лицо Райли озаряется.
Я слабо улыбаюсь в ответ, но в глубине души думаю: «Во что я себя втягиваю?..»
Глава 23
Пока Алекс наслаждалась Хэллоуином, Зои демонстрировала, что вполне может обходиться без праздника. Как Алекс ни старалась, она не могла заставить свою собаку понять тщетность лая на каждого прохожего у двери. С собачьей точки зрения праздник был ничем иным, как беспрестанной угрозой со стороны упырей.
Солнце начинало клониться к закату. Скоро на улице начнется хаос, поскольку Олтон-роуд была самым подходящим для Хэллоуна местом в Мидоубруке. Алекс не желала, чтобы ее дом показался самым убогим в квартале, поэтому купила двенадцать коробок полноразмерных батончиков «Сникерс», а также множество других продуктов, не вызывающих аллергии.
Она разложила конфеты на серебряных подносах, расставила их у входной двери, и крошечная боль кольнула ее сердце. Она не могла вспомнить последний костюм Летти – это было так давно, – но она никогда не забудет жизнерадостную улыбку дочери, когда-то с нетерпением ожидавшей начало празднования.
Алекс смягчила боль воспоминания еще одним большим глотком из своего бокала. В ванной она использовала остатки жидкости для полоскания рта. Ник должен был вернуться домой с минуты на минуту, поэтому она отнесла пустую бутылку из-под жидкости для полоскания рта в гараж, где сунула ее вместе с пустой винной на дно мусорного бака. Ей не нужно было, чтобы он снова читал ей нотации. Стоя в дверях, Алекс наблюдала, как полицейская машина проехала по Олтон-роуд и медленно обогнула тупик. Хорошо. Они патрулировали улицы, как и просила Алекс. Она сообщила в участок о преследователе и настаивала на тщательном расследовании, а также усилении мер безопасности на Хэллоуин. Переведя взгляд на дом Брук, Алекс почти ожидала уловить движение в лесу. Она все еще была потрясена своей близкой встречей с преследователем. Брук, возможно, и не была обеспокоена, но Алекс, несомненно, волновалась.