Я перехожу улицу и направляюсь к дому тети Эмили. Стучать не нужно, я член семьи, поэтому я захожу внутрь, не сообщая предварительно о своем прибытии.
Тетя Эмили выходит из кухни. Ее улыбка потускнела, но она по-прежнему приветствует меня крепким объятием, как сделала бы в любой другой день. Она спрашивает, не голодна ли я, и я отвечаю, что нет, что пришла повидаться с Диланом. Мой двоюродный брат Логан приезжал сюда на несколько дней в начале кризиса. Он уехал, и все же я чувствую его присутствие. Каждая комната – это что-то вроде святилища, воздвигнутого дядей Кеном в честь того, кто, как я подозреваю, является его любимым сыном. Витрина с трофеями в коридоре заполнена скобяными изделиями, большая часть которых принадлежит Логану. В кабинете дяди Кена на первом этаже висят мемориальные доски и фотографии, посвященные многочисленным спортивным достижениям Логана.
Я хочу верить, что Дилан устроил передозировку из-за других проблем. Таких, как тот ужасный тост, который мой дядя произнес в канун Рождества и который символизировал то, как он относился к Дилану всю свою жизнь. Слабый. Недостойный. Не дотягивает. Никогда не бывает достаточно хорош. Вот почему он принял таблетки, по крайней мере так я себе говорю. Но я знаю правду. Я вижу истинную причину каждый раз, когда смотрю в зеркало. Он сделал это из-за меня. Я испортила ему жизнь.
– Я надеюсь, ты сможешь заставить его открыться, – произносит тетя Эмили. – Он почти ни с кем не общается, не сказал ни слова отцу с момента… инцидента.
Я отмечаю, что она не может заставить себя произнести вслух определение того, что он натворил.
– Я сделаю все, что в моих силах, – и я направляюсь наверх.
Стучу в дверь спальни Дилана.
– Входи, – откликается он.
Я вхожу и обнаруживаю брата лежащим на кровати, не сводящим глаз с телефона.
– Готов к приему посетителя? – спрашиваю я, неловко стоя прямо в проеме, затем закрываю за собой дверь, создавая уединенную атмосферу.
– Конечно, – безразлично отвечает Дилан.
Его комната довольно опрятная, значительно опрятнее моей. Его коллекция спортивных сувениров бостонских команд – мячи с автографами, плакаты и открытки – выставлена в стеклянных витринах, развешана по стенам или идеально разложена на книжных полках. На полу нет одежды, что немного выбивает из колеи. В моей комнате одежда – это и ковровое покрытие, и то, что можно надеть.
– Как ты себя чувствуешь?
Бездонная яма в моем животе никуда не делась.
– Я в порядке, – отвечает он. Он уже поблагодарил меня за спасение его жизни, сказал, чтобы я поблагодарила Джея, но в его голосе не было особой признательности. Я улыбаюсь ему, но на самом деле мне хочется плакать. Он выглядит очень печальным, совершенно разбитым. Может, он и дышит, слава богу, но в его глазах нет жизни. Как будто кто-то вытащил сливную пробку, выпустив наружу все то, из чего состоял Дилан. Он уже не тот, что раньше. В нем больше нет легкости.
– Почему, Ди? – Мой голос срывается. – Зачем ты это сделал?
Дилан прерывисто вздыхает.
– Не надо было говорить, что я сделал это намеренно, – раздраженно произносит он. – Я не оставлял записки. Можно было принять за несчастный случай. Теперь все знают. – Похоже, он больше расстроен этим, нежели тем, что чуть не умер.
– Ди, тебя все любят, – уверяю его я. – Мы просто хотим, чтобы с тобой все было в порядке.
– Ну, жаль вас разочаровывать, – с горечью бросает он.
Я сажусь на край его кровати, чтобы быть ближе.
– Это из-за Райли? Из-за разрыва? Или из-за твоего отца? Я имею в виду, когда на Рождество…
Дилан хрипло смеется.
– Летти, просто забудь, ладно? Это не твоя проблема.
Это правда, но я так не могу. Вместо этого я придвигаюсь к нему еще ближе. Я хочу взять его за руку, но не осмеливаюсь прикоснуться к нему. Он такой хрупкий, боюсь, что он сломается.
– Не могу. – К моему горлу подкатывает комок, в уголках глаз скапливаются слезы.
– Я в порядке, – уверяет он. – Просто есть о чем подумать.
– Позволь мне помочь. Ты должен с кем-нибудь поговорить. Это останется между нами. Я никому не скажу. Если ты будешь держать все в себе, боюсь, ты просто лопнешь от такого давления. Тебе нужно выпустить пар.
Дилан не клюет на мою наживку, но меня это не пугает. Я чувствую, что была полезна Райли, по крайней мере с Вуки, так что, возможно, смогу помочь и Дилану.
– Просто, чтобы ты знал, я думаю, что, изменяя тебе, Райли поступила подло, – продолжаю я. Дилан прижимает подбородок к груди, избегая зрительного контакта. – Ты не заслужил такого отношения.
– Да что уж, что сделано, то сделано.
– Ты можешь не поверить, но Райли действительно беспокоится о тебе. Правда.
– Откуда тебе знать? Вы почти не общаетесь. – Дилан замолкает, выглядит так, словно складывает два и два, но четыре в его голове не выходит. – В тот день, когда я ругался с Райли в школе, что вы с ней делали? Вы были вместе в туалете для персонала. Почему? – Теперь он не избегает моего взгляда, теперь его глаза впиваются в меня.
Это мой шанс.
– Я помогала Рай кое с чем, – отвечаю я. – Кое-что личное, не связанное с тобой.
– Что? – Это больше похоже на требование.
В моей голове звенит предупреждающий звоночек. Я долго колеблюсь. Я не должна предавать доверие Райли, но я люблю своего кузена и надеюсь, что это успокоит его.
– Она сделала тест ДНК и выяснила, что Эван не является ее биологическим отцом.
– Ого! – Дилан резко садится в постели, широко раскрыв глаза.
– Это правда. Ее биологический отец – музыкант по имени Стив Вачовски, но все называли его Вуки. В любом случае… он мертв. Авария на мотоцикле.
– Черт. – Выражение лица Дилана становится мрачным. Он что-то обдумывает. Я не могу сказать наверняка, потому что он молчит.
В конце концов Дилан заговаривает:
– Она знала все это до того, как начала встречаться с тем парнем?
– Не всё, но она определенно знала, что Эван – не биологический отец. – Может быть, я преувеличиваю, но это могло бы помочь Дилану думать, что Райли находилась в кризисе, когда изменила ему. – Я говорю это только потому, что не хочу, чтобы ты думал, что разрыв произошел только из-за тебя. Райли сейчас через многое проходит, и она не очень хорошо справляется.
Состояние Дилана меняется, по-видимому, к лучшему. Он оттаивает, ненамного, но на градус, может быть, на два. Я воодушевлена.
– Она борется, но могу сказать наверняка – и я знаю это, потому что сама в этом участвовала, – сейчас ей намного, намного лучше, потому что она больше не держит все это в себе. Поэтому думаю, что ты должен сделать то же самое и рассказать мне, что происходит на самом деле.
Дилан встает с кровати и подходит к своему шкафу. Поворачивается, держа в руках великолепное ожерелье с большим зеленым кулоном, свисающим с серебряной цепочки. Я решаю, что он купил его для Райли, но так и не подарил ей.
– Я взял его у своей мамы, – он протягивает мне ожерелье.
Я в замешательстве.
– Что? Зачем ты это сделал?
– Потому что мне нужно заложить его. Мне нужны деньги, и быстро.
– Зачем?
Дилан испускает тяжелый вздох.
– Меня шантажируют.
Шантажируют? Мои глаза расширяются.
– Из-за чего?
– Я кое-что сделал, – признается Дилан. – И не хотел бы, чтобы кто-нибудь это увидел.
– Что?
– Не имеет значения, – огрызается он. – Не хочу об этом говорить. Это что-то плохое, по-настоящему плохое, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, и именно поэтому мне срочно нужны деньги.
– Так вот почему ты принимал таблетки? Из-за этого шантажиста?
– Это было глупо и импульсивно, – признается он. – Я вытащил их из сумочки Райли на вечеринке у Тиган. Я был пьян и чувствовал жалость к самому себе. Я просто… Я не знаю, просто это казалось единственным решением.
У меня такое чувство, что это еще не все, что в этой истории есть нечто важное и Дилан это скрывает. Но я не собираюсь испытывать судьбу.
– Самоубийство – это никогда не выход. – Я набираюсь смелости взять его за руку. – Это радикальное решение временной проблемы. Ты должен мне поверить. Мы любим тебя, и мы все были бы невероятно опустошены, потеряв тебя. – Ему не обязательно видеть мои слезы, чтобы поверить мне, но они все равно льются.
– Я не собираюсь пробовать снова, если тебя это беспокоит. Я покончил с этим – обещаю.
– Дилан, когда ты взял таблетки, ты забрал телефон Райли? Она не может его найти. Теперь у нее новый телефон, но она хотела бы получить обратно свой старый.
Он кивает. Я снова ощущаю тот намек на что-то большее.
– Да, я взял его, но не знаю, куда дел, – бурчит Дилан. – Я был под кайфом, так что кто знает, может быть, я выбросил его в лес. Не могу сказать. Но у меня его больше нет. Ты можешь сказать ей это с уверенностью.
– Ладно, ладно. – Я одариваю его, как мне кажется, нежной улыбкой. – Что ты собираешься делать с ожерельем?
– Мне нужно его продать. Я чувствую себя ужасно из-за этого, но что еще мне остается? Я должен заплатить, иначе…
Я замолкаю. И тут мне в голову приходит идея. Научусь ли я когда-нибудь сдерживаться? Но я все равно выпаливаю:
– Попридержи ожерелье. Не продавай пока. Мы позже можем придумать историю о том, как нашли его, после того как решим твою проблему.
– С шантажистом? – спрашивает Дилан. – Как ты можешь ее решить?
Я улыбаюсь ему, сжимая его руку.
– Я знаю кое-кого, кто может выяснить, кто за этим стоит, – говорю я, думая о Джее и его татуировке со скорпионом. – Он отлично разбирается в компьютерах и достаточно крут, чтобы заставить кого бы то ни было остановиться, и остановиться навсегда.
Глава 36
В тот вечер Летти вызвалась помыть посуду после ужина, но Алекс избавила ее от этой обязанности в качестве награды за еще одну одобренную заявку на поступление в колледж, на этот раз с отличием по программе UMass. Весь вечер дочь казалась тихой, как будто что-то обдумывала. Алекс спросила, в чем дело, но ответа не получила.