Когда свет начал резать глаза, она просто выключила лампу.
Уже скоро.
Столетия тьмы и одиночества подточили его силы и растворили саму его суть — сначала он погрузился в собственные мысли, потом — в изломанное тело и, наконец, в стены самого замка. И камень принял его, приютил, как холодный и жестокий товарищ. Он чувствовал шершавую поверхность, острые грани больно ранили. Но он приветствовал ощущения, которые дарили стены, он ласкал камень, словно бессмертного возлюбленного, ища и не находя ни единого просвета, через который можно было сбежать. Даже крысы, грязные и вездесущие поставщики его даров, не могли добраться сюда.
И вот часть стены, отделявшая его камеру от других помещений замка, подалась. Вывалившийся камень манил начать изыскания, разрушая преграду, которая более тысячи лет оставалась нетронутой. И никто уже не помнил, почему ее нельзя трогать.
А потом появилась женщина. Юная, прекрасная, восторженная и любознательная. Она могла видеть сквозь покровы, она разглядела то, каким он был когда-то, и нарисовала. Нарисовала его.
И неотвратимо выпустила наружу адское пламя, зову которого сопротивляться не смогла бы.
Нужно было коснуться его, и не только кончиками пальцев.
И к его каменному лицу прижалась человеческая плоть — так, как он и ожидал. И он отблагодарил ее — так, как только мог.
Последней группой туристов оказалась стайка детей из частной и привилегированной лондонской школы, которых вывезли на экскурсию. Школьники вели себя хуже некуда — видимо, воспитатели боялись лишний раз приструнить детишек, боясь, что те нажалуются мамочкам и папочкам. Судя по дорогой форме, iPod-ам, бриллиантовым серьгам, сверкающим кольцам и ценным часам, эти мамочки и папочки работали юристами, врачами и биржевыми брокерами, со связями по всему миру, как и те люди, с которыми у Робби сегодня назначена важная встреча.
Последний день, уговаривала она себя. Всего несколько часов. Она отбарабанила вступительную речь, щедро пересыпая ее дьявольским смехом, и выдала побольше подколок, но сегодня она явно не была в ударе. Голова раскалывалась, проклятая шишка казалась живой тварью, на которую никак не действовали таблетки аспирина. Ну, она хотя бы смотрелась как дополнение к гриму.
Время от времени ранка в середине шишки сочилась каплями сукровицы. Мерзкое зрелище, зато прекрасно дополняющее ее роль — женщины, умирающей от бубонной чумы. А в субботу, на свадьбу, придется залепить пластырем и спрятать под венок с фатой. Ну, к тому времени ей станет лучше, и пройдет эта кошмарная головная боль.
— Сюда, мои сладенькие, — заманивала ребятишек Жанель. Собственный визгливый голос иглой вонзался в уши. — Пригнитесь вот здесь. Вы должны добраться в целости и сохранности до места пыток!
Некоторые из детей нервно улыбнулись, когда она захихикала, но остальные не обратили особого внимания. В ее груди нарастала странная тяжесть, ее охватывало раздражение: стараешься-стараешься, и ради чего? Ради того, чтобы тащиться по старинным переходам, где озноб пробирает до костей, и пытаться развлечь толпу равнодушных подростков.
Жанель скорчила жуткую гримасу, затем обратила ее в кривую улыбку. А потом, совершенно внезапно для себя, кашлянула. И тут же повторила кашель, чтобы не выбиваться из роли. Проклятье, в горле начало першить, заставляя кашлять каждую минуту. Видимо, в воздухе летала взвесь из пыли, которая постоянно осыпается с замковых стен. Еще пятнадцать минут — и она закончит с этой группой. Можно будет стянуть грубый костюм, от которого хотелось чесаться, и пестрый шутовской колпак, и забыть обо всем на целых две недели.
Послезавтра — свадьба, завтра во второй половине дня прилетят ее родители. Ее жизнь — и целый мир вокруг! — стояла на пороге изменений.
Она не могла больше ждать.
В маленькой камере, в предрассветные часы, он восстановился почти полностью. Ему хватало сил, чтобы освободиться из каменного плена, который удерживал его долго, очень долго.
Темная сила, благодаря которой он мог обрести форму, никуда не исчезала, но каменная клетка, сложенная руками человека, оборвала связь между ним и этой силой, не давая ему любить ее и наслаждаться ею. Так человеческое дитя, оторванное от матери и брошенное на произвол судьбы, вскоре погибает.
Но эта сила никогда не умирала навсегда. Она черпала в нем свою мощь, а он — в ней.
И, воссоединившись, они воцарятся в мире.
— Что с тобой, дорогая?
Жанель вцепилась в край умывальника и не сразу смогла ответить.
— Ничего, мама, все хорошо. Это просто нервы.
— Хочешь чашку чая? Он поможет успокоиться.
— Конечно, — машинально ответила Жанель. — Было бы здорово.
И, едва мать закрыла за собой дверь ванной, она снова кашлянула На ладони, которой она прикрыла рот, появились крохотные капельки крови.
— Что за черт, — пробормотала девушка. — Это что, синусит?
Больше похоже на пневмонию. Казалось, что в легких поселился кто-то огромный и болезненно тяжелый. В дверь снова постучали, и Жанель поморщилась.
— Я поставила чай, через минуту будет готов. И у нас всего час перед выходом в церковь. Ты уверена, что все в порядке?
— Да, уверена. Я уже могу надеть платье.
Платье… ее свадебное платье! Господи, ну почему именно в день своего венчания она чувствует себя так паршиво?
Жанель сполоснула над раковиной рот и руки, затем аккуратно вытерла капли воды ватным диском. Она попыталась улыбнуться своему отражению, но вышло хуже некуда. Она выглядела ужасно: несмотря на большой опыт в макияже, ей так и не удалось подрумянить бледную как мел кожу и замазать синие тени под глазами. В груди саднило, к тому же под мышкой выскочила какая-то припухлость. И гадкая шишка на лбу никуда не делась. Ну, хотя бы удалось прикрыть ранку пластырем и замазать кожу вокруг тональным кремом. Свадебный венок с фатой скроют это недоразумение.
Жанель открыла аптечку и достала пузырек с аспирином Это поможет — должно помочь! — выстоять длинную церемонию в церкви и пару часов торжественного приема. А затем они с Робби улизнут в своем лимузине, она признается, что ей нужно показаться врачу, они поедут в больницу, ей пропишут лекарства — и все это они успеют до отлета на Гавайи завтра утром.
Жанель глубоко вдохнула и разразилась новым приступом кашля. На венчании будет больше сотни гостей, и половина из них придет на прием. Она сможет все вытерпеть. Она должна!
Пора надевать свадебное платье.
Он снова был собой.
После столетий недвижимости ему было трудно встать. Когда удалось распрямиться, он ощутил, как мускулы налились силой, а в легкие хлынул затхлый воздух подземелья. Он оглядел крохотную нишу, которая была его тюрьмой так долго, и усмехнулся: бесполезная клетка, разве она могла сдержать такую великую силу, как он?
Чуткое ухо уловило далекие голоса, доносящиеся из коридора, и он догадался, что это значит. Труппа туристов, похожая на ту, что в прошлый раз приводила молодая женщина. Первая группа в этот день. Превосходно.
Прежде, странствуя с места на место, он привык менять личины. Эта станет первой в долгой череде перевоплощений.
— Хотел бы я сказать, что сегодня ты хороша как никогда, любимая, — прошептал Робби, ведя Жанель через рукоплещущую толпу гостей к свадебному торту, который им предстояло разрезать, — но ты выглядишь ужасно — так, как я себя чувствую.
— Я заметила, что ты заболел, — прошептала она в ответ. — Что с нами?
Он стиснул ее руку:
— Да обычная простуда, вот и все. Может быть, бронхит. Очень не вовремя, но что тут поделаешь?
Жанель попыталась улыбнуться, затем кашлянула в кулак, стараясь не раскашляться вовсю. В груди до сих пор пекло.
— Отлежимся на пляже. Будем принимать солнечные ванны и «Маргариту», бокалами.
— Прекрасная идея, — согласился Робби.
Он встал рядом и, когда она взяла серебряную лопаточку для торта, положил свою руку поверх ее руки. Напряженно улыбаясь, новобрачные отрезали первый кусочек торта и покормили им друг друга, позируя перед камерами. Закончив с этим, они вернулись к главному столу, откуда устало следили за разворачивающимся торжеством. Одна из официанток, одетая в черную форму, принялась разрезать чудесный трехэтажный торт на небольшие, аккуратные кусочки. Придерживая их большим пальцем, она укладывала кусочки на тарелки, которые затем разнесли среди многочисленных гостей.
Он присоединился к туристической группе, проскользнув под веревкой, которая отделяла коридор от прохода в камеру. Через пару шагов женщина, идущая впереди него, оглянулась, осознав, что кто-то следует за ней. Она пошатнулась от неожиданности, и он придержал ее за руку, посылая часть себя в ее беззащитную ладонь.
Она начала что-то говорить, видимо, хотела поблагодарить, но потом запнулась, выдернула руку и поспешила вперед, заходясь от страха, сама не понимая, почему. Он только понадеялся, что она прибыла издалека и сможет увезти домой его великий дар.
Человечество за время его отсутствия поднялось в небеса, где прежде витали только он и его темное и могущественное дыхание. Настало время посеять семена их гибели.
На выходе его встретил солнечный свет, впервые за долгое время, а также молодой человек, почти подросток, в сценическом костюме. Юноша посмотрел на него и поспешно встал на пути.
— Эй! — начал малец. — Я не помню, чтобы ты заходил. Ты не платил.
Он откашлялся, позволяя своей сущности впитать все вокруг и приспособиться к новым временам, а потом уже заговорил:
— У меня нет денег.
Юноша презрительно скривился:
— Не знаю, как тебе удалось проскочить мимо меня. Но обратно ты уже не вернешься.
Юноша не успел отшатнуться, когда ему провели рукой по щеке.
— Не волнуйся, — мягко сказал собеседник и улыбнулся, обнажая черные десна и окровавленные зубы. — Я не вернусь туда.