ть ляпнул несуразицу. Ну, тут Петр Петрович не выдержал такого нарушения субординации, поставил наглеца по стойке смирно и начал его отчитывать. Тому бы принять покаянный вид, да помалкивать, оно бы и пронесло. Петр Петрович мужик правильный, сам в Васиной шкуре не раз бывал, пожурил бы, для порядка, и все! Но Василий ответил на вполне справедливый выговор дерзостью, и обозленный Петр Петрович — да и кто бы не обозлился: капитан генералу дерзить вздумал — дал делу должный ход… Получил Василий «по-полной»! Представления на орден и звание отозвали, в очереди на квартиру, передвинули. А Василий так на нее рассчитывал: думал получить и жениться. От серьезных заданий отстранили. В общем, пошла у парня карьера «псу под хвост»! Ему бы взять себя в руки, да стиснув зубы «выслуживать» прощение, а он, дурак, обозлился на весь белый свет: начал попивать, с невестой поссорился, служебными обязанностями манкировать начал. А у нас ведь не детский сад. Нянчиться никто ни с кем не будет! И на старых заслугах долго не продержишься. В общем, все шло к тому, что отправили бы Василия дослуживать в какой-нибудь «Мухосранск», а то и вовсе бы из органов турнули с «волчьим билетом». А тут ты нарисовался. Я-то быстро смекнул, что парень ты с головой и можешь далеко пойти! Взяли мы с Машей — невестой Василия — парня в оборот: она со своей стороны я со своей. Сказал я ему, что ты его последний шанс, но чтобы и этот шанс не упустить, надо всерьез за себя взяться. И ты знаешь, парень преобразился. Пить бросил вообще. Работу выполняет исправно. В свободное время спортзал, тир, полигон! На Машу времени почти не остается, но та терпит, надеется, что все вот-вот наладится. Когда я на днях поднял вопрос о том, чтобы его к тебе прикрепить, возражений было много. Особенно старался Петр Петрович, но я сдюжил. Уговорил дать парню последний шанс, под мою ответственность, и твое согласие. Так что решай, Максим. Я за парня ручаюсь! Охранник он будет надежный, а если сработаетесь, то и другом верным стать может! Ну, что скажешь, Максим?
— Считайте, что на первое время согласия я дал, а там — видно будет!
— Спасибо, Максим! Поверь мне — ты не пожалеешь!.. Ну что, выпьем по этому поводу?
— Не возражаю, но это — последняя!
— Как скажешь, дорогой, как скажешь! — Михаил Иванович опять перешел на шутливый тон. — Не возражаешь, если я тебя с Васильевым сейчас познакомлю, до официального представления? Он у меня тут, возле ресторана.
— Зовите!
… Вскоре в дверь постучали и, получив разрешение, в комнату вошел светловолосый крепыш, ростом чуть выше среднего.
— Познакомьтесь Максим Всеволодович, это и есть капитан Васильев Василий Тимофеевич!
Максим шагнул навстречу, и протянул капитану руку:
— Рад знакомству! Официальное представление вас в качестве руководителя моей охраны, как я понимаю, будет завтра…
Пока Максим произносил эту фразу, он неотрывно смотрел прямо в глаза капитана. Тот взгляд не отводил. Смотрел спокойно и открыто, но за этим спокойствием Максим заметил еле заметную неуверенность и тоску.
… - А что вы скажете, — продолжал Максим, — если я вам предложу приступить к работе прямо сейчас?
Во взгляде Василия тоска и неуверенность сменилась удивлением и радостью.
— Я готов! — несколько поспешно ответил капитан.
— Вот и замечательно! — рассмеялся Максим и повернулся к Михаилу Ивановичу — Ну, что, по домам?..
Дорога, дорога…
… Вагон тряхнуло сильнее обычного, и Максим отвлекся от воспоминаний. За окнами стремительно проплывали станционные постройки. Еще немного и, громыхнув на выходной стрелке, поезд вновь вырвался на простор. Справа и слева, насколько хватало глаз, простиралась привольная Барабинская степь, местами поблескивая голубыми стекляшками озер…
… На следующее утро Максим сидел на своей полке, прихлебывал чай, и с интересом наблюдал за процессом пробуждения попутчика… Сначала приоткрылся один глаз, окинул Максима мутным взглядом, и снова закрылся. Через некоторое время ту же манипуляцию повторил и второй глаз. Потом открылись оба глаза и бессмысленно уставились в потолок.
Максим решил прийти соседу на помощь:
— Доброе утро!
Глаза переместились на него, постепенно обретая осмысленное выражение. Потом их обладатель сделал попытку сесть, завалился на бок, оперся рукой о подушку и, наконец, принял устойчивое положение. Некоторое время он сидел, опустив голову и поматывая ей из стороны в сторону. Потом поднял голову, уставился на Максима. На его лице появилась глупая улыбка, и он произнес, делая паузы между словами:
— С добрым утром!
Потом он перевел взгляд с Максима на окно, некоторое время пытался что-то за ним рассмотреть, затем, видимо оценив тщетность своих усилий, вздохнул и снова перевел взгляд на Максима:
— Где едем?
— Недавно проехали Называевскую.
Видимо, это название ни о чем соседу не говорило, потому что он, слабо махнув рукой, кое-как напялил на себя спортивные брюки, всунул ноги в сланцы, повесил на шею полотенце и, прихватив пакет с гигиеническими принадлежностями, нетвердой походкой покинул купе; повертел головой вправо и влево, и направился в сторону свободного туалета. Вернулся он оттуда не скоро, но выглядел заметно посвежевшим: был чисто выбрит, и от него приятно пахло зубной пастой и лосьоном после бритья. Взглянув на Максима, он вполне твердым голосом спросил:
— Вагон-ресторан в какой стороне?
— Через вагон назад по ходу поезда, но кормить нас будут чуть позднее!
— Да я не за едой… Как вы думаете, буфет уже открыт?
— Мне кажется, у меня есть то, что вам сейчас необходимо! — сказал Максим, доставая из сумки небольшую бутылку коньяка, две рюмки, коробочку из-под сыра, в которой лежали нарезанные дольки лимона и плитку горького шоколада.
Сосед все это время сидел, с нетерпением поглядывая на Мороза. Максим посмотрел на него и, покачав головой, заменил рюмку соседа на чистый стакан. Потом налил в стакан не меньше ста граммов благородного напитка и наполнил свою рюмку. Сосед схватил стакан, чокнулся с Максимом и, пробормотав «Ваше здоровье!» торопливо осушил его содержимое. После этого, засунул в рот сразу два ломтика лимона. Скривившись, прожевал, проглотил, крякнул, закрыл глаза и откинулся назад. Через некоторое время глаза вновь открылись. Теперь на Максима был устремлен вполне осмысленный и повеселевший взгляд.
— Как зовут тебя, спаситель? — хорошо поставленным голосом спросил сосед.
— Максим, — представился Мороз, пододвигая к себе стакан, из которого только что пил попутчик, чтобы налить снова.
Тот отобрал стакан, отставил в сторону и пододвинул рюмку. Взяв наполненную рюмку, он чокнулся своей рюмкой о рюмку Максима и, произнеся «Твое здоровье, о, Максим!», выпил. Снова не притронулся к шоколаду, снова взял лимон, но на этот раз один ломтик и, не засовывая целиком в рот, начал осторожно посасывать.
Максим разлил по рюмкам остатки коньяка, пододвинул рюмку ближе к попутчику и, с долей ехидства, произнес:
— Не сочтет ли высокочтимый незнакомец возможным, в знак ответной любезности, озвучить свое несравненное имя?
Тот, от неожиданности, перестал посасывать лимон, а потом принялся хохотать. Просмеявшись, он обратился к Максиму извиняющимся тоном:
— Простите, бога ради. Спросить чужое имя и не назвать свое! Экое, право, хамство! Позвольте, однако, исправить ошибку. Станкевич Гарри Яковлевич, журналист.
Потом, покачивая головой, добавил:
— Как вы меня, однако! И поделом, поделом!
Они допили коньяк, после чего Гарри спросил:
— А вы, уважаемый Максим, не знаю вашего отчества…
— Всеволодович.
Гарри поперхнулся, а потом предложил:
— Может для удобства общения, перейдем на «ты»?
— Не возражаю.
— Ну и ладушки! Я хотел спросить, Максим, чем ты на жизнь зарабатываешь?
— Служу чиновником в одном страшно скучном государственном учреждении.
Гарри с сомнением покачал головой:
— Твое, конечно право, не хочешь, не говори!
— Не в желании дело, просто говорить и, правда, особо не о чем. Кстати, нам пора идти в ресторан. Время приема пищи!
— Ну, в ресторан, так в ресторан!…
… - И вот, эта стервочка, с этакой ехидцей в голосе, мне и говорит: «И за что это вы, господин Станкевич, женщин так не любите?». Ну, думаю, кошка драная, сейчас ты у меня получишь!..
Разговор происходил в купе, где мужчины уже больше часа вели беседы на разные темы. В этот момент, Гарри рассказывал случай, который имел место быть на популярном ток-шоу во время прямого эфира.
— … И говорю, на самом что ни на есть «голубом глазу»: «Ну что вы, любезная Вероника, как вы могли такое подумать! К женщинам я испытываю самые нежные и трепетные чувства. А вот ледей, тех, и, правда, недолюбливаю, уж не обессудьте!». Это я сейчас «ледей» произнес отчетливо, а тогда менее внятно, так что многие в студии, включая и эту сучку Веронику, подумали, что я произнес табуированное слово. Ну, вы поняли какое?..
Максим кивнул головой.
— … Что тогда началось! Зрители: кто смеется, кто возмущается. Участники шоу в растерянности, не могут понять: как реагировать. Вероника в ступоре, ведущий на седьмом небе от счастья: скандал в прямом эфире! Минуты две наблюдал я это великолепие, а потом началось! Вероника в крик и слезы: «Негодяй, мерзавец!» Участники шоу: кто ее утешает, кто меня увещевает, мол, что вы себе такое позволяете! Ведущий пытается навести порядок в студии и мне бросает по ходу: «Это вы, Гарри Яковлевич палочку-то перегнули»! А я изображаю полное недоумение и смятение, и вопию к аудитории: «Граждане-товарищи, объясните ради Христа, что я такого непотребного сотворил?». «А ты будто не знаешь? Слово нехорошее произнес, да еще в прямой эфир! А вдруг там, у экранов, дети?». «Стоп!» — говорю — «Понял я, о чем вы, но давайте разбираться! Я произнес слово л е д е й, а вы что подумали?». В студии полный разброд и шатание. Кто кричит: «врет он все, я отчетливо непотребное слово слышал», кто ему противоречит: «Уши надо, любезный, мыть, когда в Останкино идете! Он действительно «ледей» сказал!». Ведущий всех перекричать пытается, мол, спокойно, граждане, м