– Но боюсь, рану придётся зашивать, – подытожил врач. И вопросительно посмотрел на меня, как будто я могла отказаться.
До паланкина я добралась, опираясь на руки служанок, но своими ногами. Притихшие мальчишки шли следом, и меня опять охватила бессильная ярость – не хватало ещё, чтобы Ючжитар начал бояться не только за себя, но и за меня! Не многовато ли пришлось увидеть ребёнку за семь с половиной лет жизни? Когда меня посадили в паланкин, Ючжитар уселся рядом, мне под бок, и у меня рука не поднялась его выгонять. Во второй паланкин я отправила служанку, чтобы Шэйрену не пришлось остаться в одиночестве.
Как там говорит пословица о сильной ненависти – я съем их мясо, и мне его не хватит? Ей-богу, я и правда была готова грызть всех этих заговорщиков зубами!
– Ваше величество, – спросил Шэн Мий, когда я добралась до своих покоев, и болезненная процедура обработки раны была наконец закончена, – следует ли отменить сегодняшний пир?
Я посмотрела на сидевшего рядом с моей постелью младшего сына:
– Справишься там без меня?
– А… можно?
– Можно. Только не забудь поздравить всех гостей и сказать им, как ценишь их искусство и как это важно для империи.
Ючжитар кивнул. Желание побыть со мной явно боролось в нём с осознанием важности момента, да и возможность в первый раз побыть главным и взрослым без маминого пригляда выглядела уж очень привлекательной.
– Не надо ничего отменять, – сказала я. – Пусть люди отпразднуют. Помогите его величеству подготовиться.
– Можно мы тоже пойдём? – спросила Лиутар, когда императора увели из комнаты. – Матушка, мы вас обязательно завтра утром навестим!
– Конечно, можно. Даже нужно. Все должны видеть, что ничего страшного не случилось, мы готовы принять любые вызовы. Шэйрен, тебе ответственное задание: присмотри за Ючжитаром и, если он что-нибудь забудет, подскажи ему.
– Да, матушка.
Дети вышли, их сменил Кей Гюэ, который первым делом стукнулся лбом об пол:
– Прошу простить неумелого слугу, ваше величество.
– Не стоит. Мы оба знаем, что вы делаете, что можете.
Кей и в самом деле не сидел, сложа руки. Он пристально следил за состоянием дел в столице, наблюдал за гуном Вэнем, пытался внедрить своего человека к Эльмам или купить кого-то, кто уже находился при них. Действовать в Южной империи было куда трудней, чем в Северной, но Кей не терял надежды на успех. Засылая шпионов на юг, он сначала вынужденно, а потом целенаправленно обратил внимание на тех, кто имеет возможность перемещаться между областями и странами. Таковых было немало. Пусть большая часть населения была прикреплена к месту жительства и не могла пересечь границу даже своего уезда без подписанной государственным чиновником подорожной, получить разрешающий документ было куда проще, чем могло показаться. По дорогам странствовали толпы народа: бродячие монахи, торговцы, учёные и их ученики, артисты, перевозчики государственных и частных грузов, посланные с поручениями слуги, паломники, не говоря уж о гонцах и чиновниках всех мастей. И любой из них мог везти тайное письмо или воззвание к противникам существующей власти, то есть меня. Несколько таких посланий Эльма уже было перехвачено, причём посланец мог и не знать, что везёт что-то предосудительное, он просто прихватывал у знакомого, или даже незнакомого попутную почту. Люди охотно оказывали услуги подобного рода, зная, что и сами при случае всегда смогут послать письмо или посылку с оказией.
Я подумывала об организации регулярной почты, но дело было не первой важности, и руки до него всё не доходили. Да и не решит это проблему, тем более учитывая, что многие, особенно поначалу, всё равно будут предпочитать пересылать корреспонденцию по старинке: долго, не очень надёжно, зато бесплатно.
Адресаты Эльмовской корреспонденции вычислялись, с ними проводилась работа: за кем-то устанавливали наблюдение, кого-то допрашивали, кого-то снимали с должности, на которой он мог навредить, и отправляли куда подальше. Кое-кого удавалось и перевербовать. Но сколько писем прошло мимо наших людей, и кто ещё их получил, оставалось только догадываться.
– Меня больше всего удивляет, когда этого… человека успели подбить на покушение. Ведь никто не мог заранее предугадать, что он войдёт в первую четвёрку и благодаря этому окажется рядом со мной!
– Не скажите, ваше величество, – возразил Кей. – Отборочные-то поединки происходили несколько дней, так что к началу состязаний знающие люди уже вполне представляли, кто чего стоит. Конечно, всегда есть место случайности, но шанс, что показавший себя человек выиграет, был высок. Кстати, ещё один из возможных кандидатов в победители позавчера напился и утонул в Чезяне. Моё упущение, я не обратил на это должного внимания, тогда пили многие. А ещё один сегодня утром исчез, не явившись на состязания, и я пока ещё не выяснил, что с ним сталось.
– Понятно… – спрашивать, что могли посулить человеку или чем припугнуть, чтобы заставить пойти на верную смерть, смысла не имело. Даже после стольких лет проживания в этом мире логика местных порой ставила меня в тупик. Вспомнилось, с каким восторгом Шэйрен пересказывал мне историческую байку (и вроде бы вполне правдивую, несколько хроник об этом упоминали), о простолюдине, который пошёл убивать ничего плохого ему не сделавшего сановника, потому что его об этом попросил другой сановник. Без какой-либо выгоды для себя, за одну честь, что ТАКОЙ ЧЕЛОВЕК обратился с просьбой к рождённому в травах. Всё же мне, прожившей полжизни при какой ни есть, а демократии – коммунизм, впрочем, в этом отношении с демократией вполне солидарен – не понять того восторга и благоговения, который продукты сословного общества испытывают перед вышестоящими. А Шэйрен, дитя местных нравов, увидел в этой истории пример вызывающих восхищение мужества и благородства. Пришлось осторожно указать ему, что всё же не стоит слепо следовать чужим просьбам, сколь бы славен и высокопоставлен не был проситель. Ибо, может статься, что именно он был виноват в конфликте, а убитый как раз правее правого.
Шэйрен согласился со мной, что да, следовало сперва разобраться, но его восхищение самим поступком от этого не уменьшилось.
Ночь прошла достаточно спокойно, если не считать того, что я иногда просыпалась от боли, когда пыталась ворочаться во сне. С утра меня действительно навестили все дети, привели даже Читар. Её я погладила по головке, велела угостить чем-нибудь вкусненьким, после чего она тихо ушла куда-то в уголок, и я почти забыла о ней.
Мне было немного стыдно, но я так и не смогла полюбить Читар. Я старалась быть с ней ласковой и справедливой, следила за тем, чтобы маленькую принцессу не затирали из-за того, что она не дочь императрицы, однако дичившаяся при мне девочка так и осталась для меня чужой. Меня тревожило, будет ли счастливым детство малышки, лишённой материнской любви, однако я не могла дать многого даже родной мне Хиотар, и приходилось довольствоваться уверениями присматривавших за ними обеими женщин, что с принцессами всё в порядке. Девочки дружили и между собой, и с Лиутар, и мне оставалось утешать себя тем, что уж во всяком случае падчерице живётся не хуже, чем тысячам других детей, лишившихся родителей.
Пир без меня прошёл вполне благополучно, хотя нежданчик всё-таки случился. Об этом мне рассказали сами мальчишки, вернее, рассказывал главным образом младший, а старший время от времени уточнял, когда рассказ начинал слишком уж напоминать бессмертное «они ползут, а он им раз». Когда Ючжитар произнёс все положенные слова и поздравил победителей, ответное слово взял победитель второго дня из числа аристократов. И выразил сожаление, что не смог встретиться в поединке с победителем третьего дня Хао Юнси. Хао Юнси немедленно отозвался, что почтёт за честь в любое время. И Ючжитар тут же с восторгом предложил им помериться силами прямо здесь и сейчас. Вообще-то ношение оружия, а тем более драки во дворце под запретом, но слово императора – закон. Даже если императору всего семь лет. Единственной, кто мог бы ему запретить, была я, но меня не было, а почтительные просьбы отложить поединок хотя бы до завтра Ючжитар отмёл. Его любимец Хао Юнси встретится с достойным его противником! Какой мальчишка согласился бы ждать?
В общем, поединок состоялся прямо в пиршественном зале, благо между стоявших вдоль стен столиков оставалось достаточно места. И Хао Юнси победил! Восторгу Ючжитара не было предела, побеждённый принял поражение с истинным благородством, поздравил победителя и выпил в его честь. Хао Юнси в свою очередь проявил вежество, поднял ответную чарку за противника и предложил как-нибудь встретиться ещё раз, дабы тот имел возможность взять реванш. После того, как они кончили взаимно расшаркиваться, императора, принца и принцесс наконец увели.
– Матушка, когда я вырасту, я тоже буду состязаться! – выпалил Ючжитар, едва повествование закончилось.
– Ты же император, – возразил Шэйрен. – Кто посмеет тебя победить?
– А я прикажу, чтобы все дрались в полную силу!
– И как ты будешь проверять, выполняют они приказ, или нет?
Ючжитар задумался.
– Я поставлю судить знатоков, – решил он наконец. – Господин Сао говорит, что настоящие мастера только посмотрят на человека, и сразу видят, чего тот стоит в бою. Вот пусть и смотрят, чтобы воины на состязаниях не… не занижались.
– Если мастера сразу видят, тогда и состязаться не нужно. Они и так скажут, кто лучше.
– Вот вечно ты всё испортишь!
– Ох, Хиотар, не лезь маме на живот! – прикрикнула я. – Маме больно!
Лиутар подхватила сестрёнку и стащила её с постели. Младшенькая захлопала глазами, но, видимо, всерьёз мои слова не приняла и через некоторое время снова попыталась забраться ко мне на кровать. Пришлось и её отвлекать конфетами.
Зря я пошла на поводу у гуна Вэня и решила разделить поединщиков на знатных и незнатных, подумалось мне. Да, местная традиция предписывает проводить между ними чёткую границу, но ведь именно это я и планировала – сделать её более проницаемой. В следующий раз, а я уже не сомневалась, что следующий раз будет, вон как Ючжитар горит, пусть состязаются честно, невзирая на лица и происхождение. Люди не режут себе ноги, чтобы влезть в тесную обувь, гласит пословица, из правил можно и нужно делать исключения. А если кому-то из благородных претит мысль проиграть простолюдину, путь не выходит на арену, дело сугубо добровольное.