Прокравшись вперед, он прижался к ней ухом.
Звук был слабый, но достаточно отчетливый: далекий шум открывающихся и закрывающихся дверей.
Проверяют комнату за комнатой, и хлопки звучат достаточно далеко – наверное, они все еще в главном коридоре.
Итан уповал, что не заблуждается на сей счет.
Интересно, открыты ли до сих пор двери лифта. Если преследователи увидят кабину здесь, то наверняка заключат, что он бежал в цокольный этаж. Им с Беверли следовало отправить лифт обратно на четвертый этаж, но теперь уж этот недосмотр не поправишь.
Опустив руку, он нашарил дверную ручку и ухватился за нее.
Медленно поворачивая ручку, постарался успокоить дыхание, загнать свою ЧСС[14] обратно в диапазон, где не приходится балансировать на грани беспамятства.
Когда щеколда вышла из запорной планки, Итан предельно бережно потянул.
Дверь приоткрылась на два дюйма; петли милосердно не издали ни звука.
Длинный треугольник света упал на шахматный линолеум под его босыми ногами.
Хлопки дверей стали громче.
Держа в руке осколок зеркала, он просунул его между дверью и притолокой, понемногу выдвигая все дальше, миллиметр за миллиметром, пока оно не показало отражение коридора позади него.
Пусто.
Захлопнулась очередная дверь.
Между хлопками слышались лишь шаги ног в туфлях на резиновой подошве, и больше ничего. Одна из люминесцентных ламп поблизости была неисправна и время от времени начинала мигать, попеременно погружая коридор во тьму и озаряя вспышками света.
Тень опередила человека – легкое потемнение на полу поблизости от поста медсестры, – а затем показалась медсестра Пэм.
Остановившись на скрещении четырех коридоров, она замерла абсолютно неподвижно, держа в правой руке какой-то предмет, опознать который с такого расстояния Итан не мог, однако один конец предмета поблескивал отраженным светом.
По истечении тридцати секунд она повернулась и двинулась по коридору Итана, шагая осторожно, целеустремленно, короткими контролируемыми шажками, с улыбкой, казавшейся чересчур широкой, чтобы уместиться у нее на лице.
Через несколько шагов она остановилась, свела колени вместе и присела на корточки, чтобы рассмотреть что-то на линолеуме. Пальцем свободной руки провела по полу, подняла, и Итан с приступом тревоги вдруг сообразил, что это такое и как медсестра поняла, в какой коридор свернуть.
Вода с плаща Беверли.
И она приведет медсестру прямиком к двери через коридор напротив. К Беверли.
Медсестра Пэм встала.
И медленно зашагала вперед, по пути разглядывая плитки линолеума.
Итан увидел, что предмет у нее в руках – шприц с иглой.
– Мистер Бёрк?
Он не ожидал, что она заговорит, и от звука ее восторженного, зловещего голоса, эхом раскатившегося по пустым коридорам больницы, его прямо морозом продрало.
– Я знаю, что вы близко. Я знаю, что вы меня слышите.
Она подобралась уж чересчур близко, и Итан начал опасаться, что она может в любую секунду заметить зеркало в его руке.
Втянув осколок обратно в комнату, Итан закрыл дверь с еще большей тщательностью и точностью.
– Раз уж вы мой новый любимый пациент, – продолжала медсестра, – я намерена предложить вам специальную сделку.
Итан заметил что-то в основании черепа – вдоль позвоночника, через кости конечностей начало распространяться тепло, излучаясь жаркими точками в кончики пальцев рук и ног.
И то же тепло он ощутил позади глаз.
Наркотик начал действовать.
– Будьте умницей, выходите сейчас, и я сделаю вам подарочек.
Ее шагов он не слышал, но голос становился все громче по мере продвижения медсестры по коридору.
– Подарочек, мистер Бёрк, – это анестезия для вашей операции. Надеюсь, вы понимаете, если вас еще не накрыло, что наркотик, который я вам вколола десять минут назад, вот-вот повергнет вас в бессознательное состояние. А если мне придется потратить целый час, обыскивая каждую комнату, чтобы найти вас, я очень-очень рассержусь. А вам не захочется видеть меня очень-очень сердитой, потому что знаете, что будет? Когда мы наконец вас найдем, то отвезем прямиком в операционную. Позволим лекарству, циркулирующему сейчас у вас в организме, исчерпать свое действие. Вы очнетесь на операционном столе. Ни ремней, ни наручников, но вы не сможете и пальцем шелохнуть. Это потому что я впрыснула вам лошадиную дозу суксаметония, а это парализующее средство. Вы когда-нибудь задумывались, что чувствуешь при операции? Что ж, мистер Бёрк, мы устроим представление лично для вас.
По звучанию голоса Итан понял, что она уже стоит посередине коридора менее чем в четырех футах от него по ту сторону двери.
– Единственное движение, на какое вы будете способны, – это моргать. Вы даже пикнуть не сможете, чувствуя, как вас режут, пилят и сверлят. Чувствуя наши пальцы внутри себя. Операция растянется на многие часы, и вы будете живы, в сознании, в полной мере воспринимая каждую ее мучительную секунду. Прямо материал для ужастика.
Итан положил ладонь на ручку двери. Поток наркотика хлынул вверх, охватывая мозг, наводняя кончики ушей. Остается лишь гадать, сколько еще времени он выстоит, прежде чем ноги подкосятся.
Медленно поверни, Итан. Поверни медленно-медленно.
Сжимая хватку на дверной ручке, он ждал, чтобы медсестра Пэм заговорила снова, и когда она наконец это сделала, начал поворачивать ручку.
– Я знаю, что вы слышите мой голос, мистер Бёрк. Я стою прямо перед комнатой, где вы прячетесь. Вы в душе? Под кроватью? Может, стоите за дверью в надежде, что я слепо пройду мимо?
Она рассмеялась.
Щеколда вышла из паза.
Он был целиком уверен, что она стоит спиной к нему, лицом к комнате Беверли, но что, если нет?
– У вас десять секунд, чтобы выйти, а затем мое великодушное предложение анестезии истекает. Десять…
Он чуть-чуть оттянул дверь.
– Девять…
Три дюйма.
– Восемь…
Шесть дюймов.
Теперь он снова видел коридор, и первое, что бросилось ему в глаза, – это рассыпавшиеся по спине медсестры Пэм темно-рыжие волосы.
Она стояла прямо перед ним.
– Семь…
Лицом к двери Беверли.
– Шесть…
Держа шприц в правой руке, как нож.
– Пять…
Он продолжал отводить дверь назад, позволяя ей беззвучно поворачиваться на петлях.
– Четыре…
Остановил ее, не дав стукнуться о стену, стоя уже на пороге.
– Три…
Итан окинул пол взглядом, чтобы убедиться, что не отбрасывает тени, но даже если бы отбрасывал, эта мигающая люминесцентная лампа замаскировала бы ее.
– Два и один, и теперь я сердита. Очень-очень сердита. – Вытащив что-то из кармана, медсестра сказала: – Я в подвале, западное крыло; практически уверена, что он здесь. Жду вашего прибытия, прием.
Рация изрыгнула треск помех, и мужской голос отозвался:
– Понял, идем.
Теперь наркотик врезал по Итану во всю мощь, колени обмякли, зрение начало рывками сходить с рельсов, теряя четкость и двоясь.
Вот-вот здесь будет больше народу.
Нужно сделать это сейчас же.
Он твердил себе пошел, пошел, пошел, хоть и сомневался, что ему хватит сил или хотя бы присутствия духа.
Попятился на несколько шагов в комнату, чтобы удлинить разбег, сделал длинный, глубокий вдох и опрометью ринулся вперед.
Покрыв семь шагов за две секунды.
Врезался медсестре в спину на полном ходу, толкнув поперек коридора лицом в бетонную стену.
Жесткий, сокрушительный удар застал ее совершенно врасплох, и потому скорость и точность ее реакции изумили Итана. Выбросив правую руку назад, она вонзила иглу ему в бок.
Глубокая, пронизывающая, ослепительная боль.
Он попятился, кренясь на сторону на заплетающихся ногах.
Медсестра развернулась с залитой кровью правой стороной лица, принявшей на себя удар о бетон, замахиваясь шприцем, и бросилась на Итана.
Он бы мог постоять за себя, будь способен видеть хоть что-нибудь, но не видел ни черта – взор поплыл, перед глазами вспыхивали картинки, будто сильнейший приход от экстази.
Она сделала выпад, Итан пытался парировать, но неправильно оценил дистанцию, и игла пронзила ему левое плечо.
Когда медсестра выдернула шприц, боль едва не повергла Итана на колени.
Медсестра подстерегла идеальную позицию для пинка прямо ему в солнечное сплетение, и одна лишь сила удара швырнула его назад, к стене, попутно вышибив весь воздух из легких. Итан ни разу в жизни не ударил женщину, но когда Пэм снова устремилась вперед, не мог отделаться от мысли, с каким удовольствием вмазал бы правым локтем этой суке в челюсть.
Взгляд его был прикован к иголке у нее в руках, в голове пронеслось: «Только не это снова, Господи, умоляю!»
Он вскинул руки, чтобы защитить лицо, но они казались валунами. Медлительными и громоздкими.
– Держу пари, вы сейчас жалеете, что не вышли, когда я просила по-доброму, а? – бросила медсестра.
Итан с половинной скоростью нанес по широкой дуге крюк, от которого Пэм легко уклонилась, с молниеносной скоростью парировав прямым, снова сломавшим ему нос.
– Хотите снова иголочку? – спросила она.
Итан ринулся бы вперед, попытался бы свалить ее на пол, придавить своим весом, но идея стычки, учитывая иглу и его расстроенное восприятие, выглядела скверно.
– Я же вижу, что вы отключаетесь, – рассмеялась Пэм. – Знаете, а это и в самом деле вроде как забавно.
Итан силился скользнуть прочь от нее по стене, шаркая ногами, чтобы оказаться вне пределов досягаемости, но она дублировала каждое его движение, оставаясь перед ним и нацеливаясь для очередной атаки.
– Давайте-ка поиграем, – предложила Пэм. – Я буду тыкать в вас иголкой, а вы попробуйте мне помешать.
Итан сделал выпад, но боли не последовало.
Просто обманное движение – она с ним играет.
– А вот следующий, мистер Бёрк, будет…
Что-то ударило ее по голове сбоку с твердым