Боже милостивый!
На поляне их уже полсотни.
И с каждой секундой с опушки выскакивали десятки новых.
И все неслись к вертолету в центре поляны.
Итан вскарабкался на ноги, кренясь влево после удара, вышибившего чувство равновесия напрочь.
Заковылял к вертолету.
Пэм уже была внутри.
Поуп стоял в нескольких футах от полоза, стараясь сдержать наступление аберов. Теперь он вскинул автомат к плечу и стрелял прицельно – должно быть, патронов в магазине осталось наперечет.
Ступив на полоз, Итан хлопнул его по плечу и проорал шерифу на ухо:
– Полетели!
Пилчер открыл дверь, и Итан взобрался в кабину.
Пристегнулся, глядя в окно.
Поляну уже наводнила целая орда аберов.
Сотни голов.
В десяти секундах от вертушки, смыкаясь вокруг машины, как своры дворняг.
Пока Итан надевал наушники, Пилчер захлопнул дверцу кабины, запер ее и сказал:
– Трогайтесь, Роджер.
– А как же шериф?
– Поуп остается.
Через свое окно Итан увидел, как Арнольд, отшвырнув свой АК, попытался открыть дверь, дергая за ручку, но та не поворачивалась.
Поуп посмотрел сквозь стекло на Пилчера, и в глазах блюстителя правопорядка всколыхнулось недоумение, быстро сменившееся осознанием.
А затем страхом.
Поуп заорал что-то без единого шанса быть услышанным.
– Почему? – спросил Итан.
Пилчер не отрывал взгляда от Поупа.
– Он хочет править.
Поуп молотил кулаками по окну, марая стекло кровью.
– Не то чтобы я торопил вас, Роджер, или что-то в этом духе, но если вы не заберете нас отсюда, мы все погибнем.
Итан почувствовал, как полозья поворачиваются и отрываются от земли.
– Не можете же вы просто бросить его, – сказал он.
Увидел, что, как только вертушка поднялась в воздух, шериф закинул левую руку вокруг полоза, пытаясь удержаться на нем.
– Дело уже сделано, – отозвался Пилчер, – и вы мой новый шериф. Приветствую вас на борту.
Орда аберов бурлила под Поупом, прыгая, размахивая когтями, но он ухватился за полоз достаточно крепко, и ноги его болтались вне досягаемости для них.
– Роджер, – проворковал Пилчер, – спустите нас на фут-другой, будьте любезны.
Вертушка неуклюже снизилась – Итан видел, что пилот вылетел впервые за много лет, – опустив Поупа вниз, обратно в безумную сумятицу на земле.
Когда первый абер ухватил Поупа за ногу, хвост вертолета дернулся под добавочным весом книзу.
Еще одна тварь впилась в другую ногу, и на одну ужасающую секунду Итану показалось, что они утянут машину на землю.
Роджер переборщил с коррекцией, стремительно взмыв на высоту двадцати футов над поляной.
Итан заглянул в обезумевшие глаза Поупа.
Теперь тот с трудом удерживался за полоз лишь одной рукой, костяшки пальцев от напряжения совсем побелели, удерживая дополнительный вес троих аберов, вцепившихся в его ноги.
Он встретился взглядом с Итаном.
Закричал что-то, но крик потонул в реве турбин.
Пальцы Поупа разжались, падение длилось с полсекунды, и он исчез под грудой осатаневших бестий.
Итан отвел взгляд.
Пилчер пристально смотрел на него.
Смотрел сквозь него.
Заложив крутой вираж, вертолет стремительно понесся через горы на север.
Полет проходил спокойно, и Итан переключал внимание между пейзажами за окном и своей спящей за занавесом семьей.
Когда он поглядел на них в третий раз, Пилчер заметил:
– С ними все будет хорошо, Итан. Они проснутся сегодня ночью, в тепле и уюте постели. Это ведь главное, верно? Там бы вы наверняка все погибли.
Уже начало смеркаться.
Итан смертельно устал, но стоило ему закрыть глаза, как мысли с ослепительной скоростью начали разбегаться в сотне различных направлений.
Так что он старался просто смотреть на мир, проплывающий мимо.
Из его окна открывался вид на запад.
Солнце скрылось, и после его захода горные хребты проступили на фоне вечернего неба, как изломанное ножовочное полотно.
Куда ни кинь глаз – ничего, кроме соснового леса в тысяче футов внизу.
Нигде ни искорки света, затеплившейся благодаря человеку.
Они летели сквозь зияющую темноту.
Свет в салоне был погашен, мерцание приборной доски в кокпите скрывала занавеска, и Итан с равным успехом мог носиться по волнам черного моря.
Или парить в космосе.
За спиной у него находилась семья, и этот факт приносил утешение, но, прислонившись к ледяному стеклу, он поневоле ощутил пронзительный укол страха.
И отчаяния.
Они одни-одинешеньки.
Жутко одиноки.
Это поразило его в самое сердце.
Последние пару дней он сражался за то, чтобы вернуть себе жизнь за пределами Заплутавших Сосен, но ее больше нет.
Нет почти две тысячи лет.
Ни друзей.
Ни дома.
Ни работы.
Почти всего, что определяло его суть.
Как же может человек свыкнуться с подобной мыслью?
Как продолжать жить в свете подобного знания?
Что заставит тебя подняться с постели и пробудит желание принять на себя труд вдохов и выдохов?
Твоя семья. Эти два человека, спящие позади тебя.
Итан открыл глаза.
И сначала не поверил уведенному.
Далеко впереди посреди всей этой тьмы мерцал животворный родник света.
Сосны.
Свет окон и лампочек на верандах.
Уличных фонарей и автомобильных фар.
Все эти огни сливались в мягкое ночное сияние города.
Цивилизации.
Машина уже пошла на снижение, и Итан вдруг подумал, что внизу, в этой долине, стоит викторианский дом, где жили его жена и сын.
Где он тоже мог бы жить.
Где есть теплая постель, в которую можно заползти.
И кухня, где будут витать ароматы стряпни.
Веранда, где можно посидеть долгими летними вечерами.
Двор, где можно будет поиграть с сыном в мяч.
Может, у дома даже жестяная кровля, а он ничего не любит больше, чем звук дождя, барабанящего по жести. Особенно поздно ночью, лежа в постели, в объятиях с женой, пока сын спит в своей комнате чуть дальше по коридору.
Огни Заплутавших Сосен озаряли скалы, обступившие городок, и впервые вид этих отвесных горных стен показался Итану желанным.
Крепость, ограждающая от ужасов, подстерегающих вовне.
Убежище для последнего города на земле.
Удастся ли здесь хоть когда-нибудь почувствовать себя дома?
И будет ли это правильно, если да?
Вы считаете, что человек способен уничтожить планету? Какое упоительное тщеславие! Земля в свое время пережила что угодно. Наверняка переживет и нас. Для Земли… миллион лет – ничто. Эта планета живет и дышит в куда более грандиозных масштабах. Нам не хватит ума постичь ее медленные и могучие ритмы, да и скромности, чтобы хотя бы попытаться. Мы были здешними жителями мгновение ока. Если мы завтра сгинем, Земля по нам скучать не станет.
Эпилог
Он тихо сидит в своем кабинете, закинув ноги на стол, разглядывая бронзовую звезду у себя на ладони и поглаживая кончиками пальцев инкрустацию ЗС в центре из какого-то черного камня – наверное, обсидиана. На нем темно-коричневые парусиновые брюки и темно-зеленая рубашка с длинными рукавами, точь-в-точь как у предшественника. На ощупь ткань совсем новая и слишком туго накрахмаленная.
На завтра запланировано продолжительное совещание с Пилчером и его командой, но сегодня день на события не богатый.
И странный.
Потому что он просидел в тишине своего кабинета восемь часов, погрузившись в раздумья, и телефон прервал их лишь однажды – секретарь приемной Белинда в полдень поинтересовалась, не хочет ли он, чтобы она захватила ему что-нибудь на ленч.
Он смотрит, как секундная и минутная стрелки сходятся на двенадцати.
Пять часов.
Спустив ноги со стола, он встает, надевает свой стетсон, сует бронзовую звезду в карман. Может, завтра он наконец сумеет заставить себя прицепить ее на грудь.
А может, и нет.
Как всякий первый день на новой работе, день выдался долгим, и Итан рад, что он подошел к концу.
Бросает на три антикварных оружейных шкафа сладострастный, но мимолетный взгляд и выходит из кабинета, направляясь по коридору к приемной.
Стол Белинды устелен игральными картами.
– Я полетел, – сообщает Итан.
Седовласая женщина выкладывает туза пик и смотрит на него с теплой улыбкой, ни на йоту не выдающей хоть капельку сведений о том, кто же она такая на самом деле.
– Как прошел первый день?
– Чудесно.
– Доброй вам ночи, шериф. Увидимся утром.
Вечер прохладный и ясный.
Солнце уже опустилось за горные стены, посвежевший воздух пробирает холодом – возможно, предвещающим первые морозы.
Итан шагает по тротуару тихой округи.
Старик, сидящий на веранде, окликает его:
– Вечер добрый, шериф!
Итан касается полей шляпы.
Старик берет дымящуюся кружку.
Приподнимает, будто в тосте.
Где-то неподалеку женский голос зовет:
– Мэтью! Обедать пора!
– Да ладно, мам! Еще всего пять минуточек!
– Нет, сейчас же!
Эхо их голосов раскатывается по долине и угасает.
На следующей улице Итан проходит вдоль целого квартала, отведенного под общинный сад, где несколько десятков человек трудятся в поте лица, наполняя большие корзины фруктами и овощами.
Ветерок доносит аромат перезревших яблок.
Куда бы Итан ни поглядел, везде в домах загораются огни, воздух наполняется благоуханием готовящихся ужинов.
Из чуть приоткрытых окон доносятся звон посуды, смутные отголоски разговоров, хлопки дверец духовок.
Все встречные улыбаются ему и здороваются.
Словно на ожившей картине Нормана Роквелла.
Он пересекает Главную и следует несколько кварталов по Шестой улице, пока не прибывает по адресу, который дал ему Пилчер.