Итан открыл парадную дверь и придержал ее перед Терезой – та вышла на крыльцо, неся картонную коробку с фотографиями их семьи. Это было единственное материальное имущество, которое они решили взять с собой. Стояло прекрасное утро, в самый раз для исхода.
Тут и там по всему кварталу из домов выходили люди. Кто-то нес маленькие коробки, наполненные самыми ценными для них вещами; у некоторых не было вообще ничего, кроме того, во что они были одеты. Семья Бёрков спустилась с крыльца, миновала передний двор и вышла на улицу. Все жители города собрались на Главной улице и единой группой двинулись к лесу на южной окраине города. Итан заметил впереди Кейт, несущую на плечах маленький рюкзачок. Она шла рядом с Адамом Хасслером. Шериф ощутил прилив какого-то чувства, которое не смог опознать, и подумал, что оно, должно быть, было слишком сложным. Но что бы он сейчас ни испытывал, это определенно было близко к ностальгии.
Выпустив руку Терезы, Итан произнес:
– Я сейчас вернусь.
Он нагнал бывшую напарницу, когда группа поравнялась с «Осиновым домом».
– Доброе утро.
Кейт обернулась и улыбнулась ему:
– Готов к тому, что будет?
– Это безумие, да?
– В некотором роде.
– Привет, Итан, – поздоровался Хасслер. Месяц цивилизованной жизни сотворил с ним чудеса. Исхудавший Кочевник набрал достаточно веса, чтобы выглядеть почти как в прежние времена.
– Привет, Адам, – кивнул ему Бёрк. – Как вы оба, держитесь?
– Полагаю, всё в порядке, – отозвался его бывший начальник.
– У меня такое ощущение, что я сажусь на рейс вслепую, – отозвалась Бэллинджер. – И понятия не имею, куда он меня завезет.
Они миновали больницу. Итан вспомнил, как впервые очнулся в этом здании и увидел улыбающееся лицо медсестры Пэм. Вспомнил те первые дни, когда он блуждал по городу в замешательстве, все время пытаясь позвонить домой и не имея возможности связаться с родными… А потом ему вспомнилось, как он увидел здесь Кейт – оказавшуюся на девять лет старше, чем она должна была быть. Невероятное путешествие…
Бёрк посмотрел на миссис Бэллинджер:
– Через некоторое время начнется суматоха. Я подумал: наверное, нам следует попрощаться сейчас.
Женщина остановилась посреди дороги. Она улыбалась, щуря глаза от утреннего солнца, светившего ей в лицо, и в этот миг выглядела совсем как Кейт Хьюсон прошлых времен. Времен их работы в Сиэтле. Времен самой худшей – и самой лучшей – ошибки, которую Бёрк сделал в жизни.
Последние жители Заплутавших Сосен проходили мимо них.
Они обнялись с яростной силой.
– Спасибо за то, что поехал искать меня все эти годы назад, – сказала Кейт. – И извини, что это закончилось вот так.
– Я не стал бы ничего менять, – признался шериф.
– Ты поступил правильно, – прошептала его бывшая коллега. – Не смей в этом сомневаться.
К ним подошла Тереза. Она улыбнулась Кейт, потом шагнула к Хасслеру и обняла его и, когда они разомкнули объятия, спросила:
– Не хотите ли немного пройтись вместе с нами?
– С радостью, – ответил Адам.
Стоя на дороге рядом с женой, сыном, бывшей любовницей и человеком, который его некогда предал, Итан гадал: «Может быть, так и выглядит семья в этом новом мире?» Потому что вне зависимости от того, что случилось в прошлом, теперь, в настоящем – в тяжелом и требовательном настоящем, – каждый из них нуждался во всех остальных.
Мимо них прошел последний человек из толпы, но они еще немного помедлили там, где главная дорога из Заплутавших Сосен ныряла под темную сень соснового леса. Позади них оставался покинутый город, улицы которого озаряло утреннее солнце. Стекла витрин на западной стороне Главной сверкали золотом, и все пятеро начали жадно вбирать в себя взглядом разноцветные викторианские домики за штакетными заборчиками, окружающие утесы и осины, с которых ветер срывал последние червонные листья. В тот момент все это выглядело таким… идиллическим.
Блестящее и безумное творение Пилчера.
Через несколько минут Итан и его спутники повернулись и вместе зашагали по дороге в лес, прочь от Заплутавших Сосен.
Итан сидел у главного пульта в центре наблюдения, между Аланом Спиром и Фрэнсисом Левеном.
– Какой конкретно смысл в таком послании? – спросил последний.
– На тот случай, если кто-нибудь наткнется на это место, – объяснил Бёрк.
– Я считаю это маловероятным, – покачал головой Фрэнсис.
– А ты знаешь, что именно хочешь сказать? – поинтересовался у Итана Алан.
– Я кое-что набросал вчера вечером.
Пальцы Спира пробежались по сенсорной панели:
– Скажи, когда будешь готов.
– Уже готов, давай начнем, – попросил шериф.
– Запись пошла, – объявил безопасник.
Итан достал из заднего кармана листок бумаги, развернул его и склонился к микрофону. Текст послания был недлинным.
Когда Бёрк умолк, Алан остановил запись:
– Хорошо сказано, шериф.
На стене над ними светились двадцать пять мониторов: они все еще передавали кадры, заснятые наблюдательными камерами в долине. Пустые коридоры больничного подвала, безлюдные рекреации школы, опустевший парк, брошенные дома, покинутые улицы… Итан оглянулся на Фрэнсиса Левена и спросил:
– Мы готовы?
– Все системы, кроме необходимых, отключены, – подтвердил тот.
– Все люди подготовлены?
– Процесс уже идет.
Итан шел по коридору Уровня 1, и потолочные лампы над его головой угасали, одна за другой. Когда он достиг раздвижных стеклянных дверей, ведущих в ковчег, то оглянулся и увидел, как тонет во тьме дальний конец коридора – последнее освещение там отключилось. Было уже заметно холоднее: системы обогрева и вентиляции были введены в режим ожидания. Каменный пол огромной пещеры под босыми ногами Бёрка стал ледяным.
В анабиозном центре тоже царил холод – температура была лишь на несколько градусов выше нуля. Вокруг происходило какое-то движение, смутно различимое в голубоватом тумане. Машины гудели и выбрасывали струйки белого газа.
Итан прошел сквозь туман, свернул за угол и зашагал между двумя рядами камер. Мужчины в белых лабораторных халатах помогали жителям Заплутавших Сосен забраться в анабиозные капсулы.
Бёрк остановился у камеры в конце ряда. На ее жидкокристаллическом дисплее мерцали строчки данных:
КЕЙТ ХЬЮСОН
ДАТА ВВЕДЕНИЯ В АНАБИОЗ: 19.09.12
БОЙСЕ, АЙДАХО
ВРЕМЯ ПРОЖИВАНИЯ: 8 ЛЕТ, 9 МЕСЯЦЕВ, 22 ДНЯ
Сама она уже находилась внутри. Итан посмотрел сквозь двухдюймовой толщины стеклянную переборку, закрывающую переднюю часть капсулы. Кейт, запертая в анабиозной камере и дрожащая, ответила ему долгим взглядом. Шериф приложил ладонь к стеклу и заговорил – почти беззвучно, но отчетливо, чтобы она смогла прочитать по губам:
– Все будет хорошо.
Женщина кивнула.
Бёрк прошел еще три ряда камер, проталкиваясь между людьми, одетыми в белые костюмы для погружения в анабиоз. Тереза стояла на коленях, обнимая Бена и что-то шепча ему на ухо. Итан сгреб в объятия их обоих разом, крепко прижимая к себе, и по лицу его покатились слезы.
– Я не хочу этого делать, папа! – всхлипнул мальчик. – Я боюсь…
– Я тоже боюсь, – отозвался его отец. – Мы все боимся, и это нормально.
– А что, если это конец всему? – спросила Тереза.
Итан внимательно посмотрел в зеленые глаза жены.
– Тогда знайте, что я люблю вас, – произнес он и после короткой паузы добавил: – Пора.
Он помог сыну выпрямиться и поддержал его под руку, когда мальчик вошел в камеру. Бен дрожал – от холода и страха. Итан усадил его на металлическое сиденье, после чего из стены выползли захваты, зафиксировавшие лодыжки и запястья ребенка.
– Мне ужасно холодно, пап, – пожаловался он.
– Я люблю тебя, Бен. И очень тобой горжусь. А теперь мне нужно закрыть дверь, – мягко сказал Бёрк-старший.
– Подожди немного. Пожалуйста!
Итан наклонился и поцеловал мальчика в лоб. «Возможно, сейчас я в последний раз прикасаюсь к сыну», – не давали ему покоя тяжелые мысли. Он посмотрел Бену в глаза:
– Взгляни на меня, сын. Будь храбрым.
Мальчик кивнул.
Отец вытер слезы с его щек и вышел из анабиозной камеры.
– Я люблю тебя, Бен, – сказала Тереза.
– Я тоже люблю тебя, мама, – отозвался ребенок.
Бёрк-старший нажал кнопку закрытия дверцы. Та задвинулась, и внутренний запирающий механизм загерметизировал ее.
Итан и Тереза смотрели через стекло, как капсула Бена начала наполняться газом, и когда глаза мальчика закрылись, его родители улыбнулись сквозь слезы. Миссис Бёрк повернулась к мужу:
– Проводишь меня?
Он взял жену за руку и подвел к ее камере. Дверца уже была открыта, и Тереза уставилась на черное композитное сиденье, черные подлокотники и черные трубки, свисающие с внутренней стены. Каждая из трубок заканчивалась полой иглой – эти иглы должны будут вытянуть из ее вен всю кровь, до капли.
– О господи! – испуганно выдохнула женщина.
Она вошла внутрь, села, и захваты зафиксировали ее руки и ноги.
– Увидимся по ту сторону, – сказал Итан.
– Ты думаешь, мы действительно туда попадем? – недоверчиво вздохнула его супруга.
– Я абсолютно в этом уверен.
А потом он поцеловал жену так, как будто прикасался к ней в последний раз.
Забравшись в свою анабиозную камеру, Итан подумал о том послании, которое набросал вчера вечером в своем кабинете, и еще раз мысленно прочитал слова, надиктованные им в наблюдательном центре. Возможно, это последний записанный документ в истории человечества.
Этот мир безжалостен. Этот мир суров, и мы в этой долине жили во власти страха перед аберами. Мы жили, подобно узникам, и это противоречило самой сущности нашей природы. Человечество должно исследовать; люди существуют, чтобы открывать и покорять новое. Это записано в нашей ДНК, и именно это мы собираемся сделать сейчас.