– И какова же она? – спросил Арнольд.
– Что именно?
– Наша цель.
– Увековечить наш вид, конечно же. Править этой планетой. И мы будем править ею снова. Не при твоей и не при моей жизни, но будем. У людей, которых я вывел из анабиоза, чтобы населить свой город, не будет айфонов, айпадов, «Фейсбука», «Твиттера» и интернет-магазинов. Они будут общаться так, как когда-то общались наши предки. Лицом к лицу друг с другом. И будут жить, зная, что они – последние из человечества, что за оградой обитают миллиарды чудовищ, жаждущих пожрать их. С этим знанием они будут жить в полном понимании того, что при таких невероятных ставках их жизни имеют непревзойденную ценность. И разве не этого мы хотели в итоге? Чувствовать себя полезными? Или ценными?
Пилчер улыбнулся, глядя, как его город – его мечта – оживает буквально на глазах. Чуть помолчав, он добавил:
– Это место станет нашим Эдемом.
Тёрнеры
Джим Тёрнер поцеловал восьмилетнюю дочь в лоб и утер слезы, струящиеся из ее глаз.
Она спорила с ним:
– Я хочу, чтобы ты остался с нами!
– Я должен охранять наш дом.
– Я боюсь!
– С тобой останется мама.
– Почему снаружи кричат люди?
– Я не знаю, – солгал мужчина.
– Это из-за тех чудовищ? Нам рассказывали о них в школе. Мистер Пилчер защищает нас от них.
– Я не знаю, кто они такие, Джессика, но я должен сделать все, чтобы с тобой и с мамой ничего не случилось, понимаешь?
Девочка кивнула.
– Я люблю тебя, милая, – сказал ее отец.
– Я тоже люблю тебя, папочка.
Джим встал и обхватил ладонями лицо жены. В темноте он не видел ее, но чувствовал, как дрожат у нее губы, как мокры от слез ее щеки.
– У вас есть вода, еда, фонарик, – сказал он. Попытался пошутить: – Даже горшок, чтобы писать в него.
Супруга обняла его за шею и прошептала ему на ухо:
– Не делай этого.
– Другого способа нет.
– Подвал…
– Не выйдет. Доски слишком длинные, они не лягут поперек двери. – Тёрнер слышал, как их соседи, Миллеры, умирают в своем доме через дорогу. – Когда настанет время выходить…
– Ты выпустишь нас.
– Только этого я и хочу. Но если я не приду, чтобы сделать это, используй гвоздодер. Тебе нужно будет отжать им косяк.
– Нам нужно было остаться вместе со всеми.
– Знаю, но мы не остались и теперь делаем все, что можем, чтобы выжить. Что бы вы ни услышали, что бы ни происходило в спальне, оставайтесь в шкафу и не издавайте ни звука. Закрой ей уши, если…
– Не говори так! – простонала Грейс.
– Если что, папочка? – с любопытством спросила их дочь.
– О, Боже, не говори так! – воскликнула миссис Тёрнер.
– Я люблю вас, девочки мои, – проговорил ее муж. – А теперь мне нужно закрыть эту дверь.
– Нет, папочка!
– Тихо, Джесс, – прошептал Джим.
Он поцеловал жену, а потом дочь. Затем закрыл их в шкафу – в спальне на втором этаже их дома, выстроенного в викторианском стиле и окрашенного в цвет лаванды. Его ящик с инструментами уже стоял, открытый, на полу. Тёрнер включил фонарик и выбрал две подходящих доски в два дюйма толщиной и в четыре шириной из груды обрезков, принесенных из сарая – они остались от постройки собачьей конуры прошлым летом. Те теплые дни, когда он работал на заднем дворе…
Крик миссис Миллер разбил эти воспоминания на осколки.
– Нет, нет, нет, нет, нет! О, Бо-о-о-о-о-оже!!!
Джессика плакала в шкафу. Грейс пыталась успокоить ее. Джим схватил молоток и пришпилил гвозди с обоих концов каждой доски. Шурупы были бы надежнее, но на это не было времени. Он приложил сосновую доску поперек дверцы шкафа и утопил гвозди в косяки. Мысли его мчались неостановимым потоком. Мужчина снова и снова проигрывал в памяти то, что сказал шериф, но не мог это осмыслить. Как это может быть: мы – все, что осталось от человечества?
К тому времени как Тёрнер приколотил все четыре доски поперек двери, Миллеры по другую сторону улицы умолкли. Джим уронил молоток и утер лоб. Со лба у него капал пот. Опустившись на колени, он прижался губами к дверце шкафа.
– Джессика? Грейс?
– Я слышу тебя, – ответила его жена.
– Дверь заколочена, – сообщил Джим. – Теперь мне нужно найти, куда спрятаться.
– Пожалуйста, побереги себя.
Он положил руку на дверь:
– Я очень люблю вас обеих.
Грейс сказала что-то в ответ, но он не смог расслышать ее слова: слишком глухо они прозвучали. Слишком тихо. Слишком много слез было в ее голосе. Поднявшись на ноги, мужчина взял фонарик и молоток – самое близкое к оружию из всего инструментального набора. У двери в спальню он повернулся и осторожно прикрыл ее за собой. В коридоре было темно.
Последние полчаса были так плотно заполнены криками и визгами, что тишина показалась ему теперь неправильной, обманчивой.
«Где ты спрячешься? Как ты выживешь?»
Тёрнер остановился на верхней площадке лестницы. Его тянуло включить фонарик, но он боялся, что свет привлечет внимание тварей. Ведя рукой по перилам, чтобы не упасть, Джим медленно спускался по скрипящим ступеням. Гостиная была залита непроницаемо-черной тенью. Он направился к входной двери и запер ее на засов, но у него было ощущение, что это не поможет. Судя по тому, что он видел, эти твари врывались в окна.
Остаться в доме? Или уйти?
Тёрнер услышал, как по другую сторону двери что-то скребется. Наклонившись вперед, он выглянул в глазок. Ни один уличный фонарь не горел, но Джим видел, что происходит снаружи: асфальт, столбики штакетника и припаркованные у тротуара машины были слабо озарены светом звезд. Три мерзкие твари ползли по плитам дорожки, ведущей от изгороди к двери. Еще из окна спальни на втором этаже хозяин дома видел, как они рыщут по улице, но впервые узрел их так близко. Ни одно из этих существ не было крупнее его самого, но под их шкурой играли невероятно мощные мышцы. Они выглядели… Словно люди, облаченные в костюмы чудовищ. Вместо пальцев у них были когти, зубы были приспособлены, чтобы грызть и рвать, а выставленные вперед руки казались непропорционально длинными по отношению к остальному телу. Даже длиннее, чем их ноги.
– Из какого ада вы вырвались? – беззвучно, словно молясь, прошептал мужчина.
Они добрались до крыльца.
Страх неожиданно окутал Тёрнера, словно мокрая пелена. Он отпрянул от двери и двинулся обратно сквозь мрак, между диваном и кофейным столиком, а затем в кухню, где звездный свет проникал через окно над раковиной и был достаточно ярким, чтобы подсветить линолеум и указать путь. Джим положил молоток на разделочный столик и снял ключ от черного хода с гвоздя у двери. Когда он вставил ключ в скважину, что-то с силой ударило в парадную дверь. Удар, от которого расщепилось дерево и вылетел замок.
Тёрнер повернул ключ и откинул щеколду. Он открыл дверь черного хода в тот же момент, как вылетела парадная дверь. Лестница, ведущая на второй этаж, к спальне, к шкафу, где прятались его девочки, – вот что первым делом увидят эти чудовища. Джим сделал несколько шагов назад, в темноту кухни и позвал:
– Эй, вы! Сюда!
Визг, разрывающий барабанные перепонки, заполнил дом. Тёрнер ничего не видел, но слышал, как эти твари натыкаются на столы и стулья, несясь к нему. Он бросился вон из дома через черный ход, захлопнул за собой дверь и спрыгнул с единственной ступеньки на идеально подстриженную квадратную лужайку.
Джим помчался мимо собачьей будки к изгороди. Позади него разбилось стекло. А когда он достиг ворот, ведущих в переулок, то оглянулся назад и увидел, как одно из этих существ выбирается наружу через кухонное окно, тогда как два других выскочили из двери черного хода.
Он отдернул засов и ударом плеча распахнул ворота.
Итан
Вопли аберов раздавались менее чем в квартале от парка, когда Итан спустился в люк, схватился за ручку с внутренней стороны крышки и опустил ее над своей головой. По тоннелю перекатывалось эхо сотен голосов, звучащих внизу, достаточно громкое, чтобы заглушить визг чудовищ. Бёрк пошарил по крышке, но с этой стороны не было никакого замка или задвижки, никакого способа запереться от внешнего мира. Он начал спускаться по лесенке – двадцать пять железных скоб, ведущих на дно тоннеля, озаренное светом десятка факелов.
Это была дренажная труба размером шесть на шесть футов. Бетон крошился, корни и побеги тут и там проломили его. Трубе было около двух тысяч лет. Она проходила под всем городом и, помимо кладбища, была единственным изначальным сооружением, оставшимся от Заплутавших Сосен двадцать первого века. От нее веяло холодом, сыростью и древностью.
Люди стояли сплошной шеренгой, прижавшись спинами к стене, словно школьники, собранные на какие-то зловещие учения. Напряженные. Ожидающие. Дрожащие. Глаза некоторых были широко распахнуты, а у других на лицах и вовсе отсутствовало всякое выражение, как будто эти люди никак не могли принять то, что с ними происходит.
Итан быстрым шагом направился по тоннелю к Кейт.
– Все спустились? – спросила она.
– Да. Веди колонну. Мы с Гектором будем замыкающими.
Когда Бёрк двинулся назад вдоль шеренги, он приложил палец к губам, призывая всех к молчанию. Проходя мимо жены и сына, поймал взгляд Терезы, подмигнул ей и на миг сжал ее руку, после чего тут же поспешил дальше. К тому времени когда он достиг хвоста колонны, все уже двинулись в путь.
Шериф отозвал из колонны последнего человека, несущего факел. Это была женщина, которая по выходным дежурила за барной стойкой в «Биргартене». Кажется, ее звали Мэгги.
– Что вам от меня нужно? – спросила барменша. Она была молода и напугана.
– Просто держи свой факел и свети нам, – велел ей Бёрк. – Ты Мэгги, верно?
– Да.
– А я Итан.
– Я знаю.
– Идем.
Вся группа двигалась достаточно медленно, так что Итан, Гектор и Мэгги приотстали, не боясь потеряться. Свет факела подсвечивал стены и играл на крошащемся бетоне, озаряя отрезок тоннеля на сорок футов в обе стороны. Пустой промежуток между стенами позади беглецов был тревожно-черным. Слышался лишь звук шагов, шлепанье ног по воде, несколько приглушенных голосов и больше – почти ничего.