– Иди к нему, – велела она. – Где он?
– На поляне. Странная поляна, не помню ее здесь.
– Чем она странная?
– На ней разбросаны камни. Откуда они здесь? Они кажутся старыми, но мхом не поросли, их не должно быть здесь. Я чувствую, что они… чужие.
– А что делает Джек?
– Лает. Заливается, как будто перед ним добыча. Но ему… страшно? – слова прозвучали так, как будто Андрей удивился. – Холка вздыблена, он упирается лапами в землю и громко лает.
– Ты видишь еще кого-нибудь?
Андрей кивнул, и Саша даже выпрямилась на стуле.
– Кого?
– Это женщина. Она стоит возле камней и смотрит на меня.
– Ты можешь описать ее?
Однако Андрей никого описывать не собирался. Его голос звучал все эмоциональнее, громче:
– Она подходит ко мне. Тянет руки, старые, сухие, морщинистые. Она хочет крови. – Он содрогнулся и скривился. – От нее воняет сырой землей и смертью. Она трогает меня, я не могу сдвинуться с места. Нюхает, касается меня! Господи!
– Тихо! – тут же велела Саша. – Спокойно. Она не причинит тебе вреда. Чего она хочет?
Андрей снова скривился, шумно втянул носом воздух и странно повел головой, как будто сам принюхивался к чему-то. Руки, лежащие на коленях, вздрогнули и чуть приподнялись. Он явно ощупывал ими что-то.
– Крови. Она хочет крови, – наконец произнес он, уже без волнения и отвращения, с жадностью, возбуждением, словно крови жаждал он сам. – Ей нужна кровь. Она касается губами моей шеи, целует… – Андрей наклонился чуть вперед, злобно оскалился. Саше казалось, что если бы его глаза были открыты, он прожег бы в ней дыру. Мурашки побежали по коже и захотелось отодвинуться, но она не шелохнулась. – Убей!
Лишь когда Андрей выкрикнул последнее слово, Саша вздрогнула и едва не выронила кулон. Андрей снова откинулся на спинку кресла и заметно расслабился.
– Она хочет убить тебя? – дрожащим от волнения и испуга голосом спросила Саша.
– Нет. Она хочет, чтобы я убил. Ей нужна кровь.
– И что ты делаешь?
– Становлюсь на колени. Нож всегда со мной. Деревянная рукоятка теплая, хорошо ложится в ладонь. Зову Джека. Он подходит. Трясется, но не смеет ослушаться. Он всегда меня слушается. Подходит ко мне…
Саша внезапно поняла, что будет дальше, но горло как будто сдавили стальные тиски, и она не смогла остановить его. Сердце гулко билось в груди, причиняя боль, в такт каждому слову Андрея.
– Я хватаю его. Он пытается вцепиться мне в руку. Бью ножом в горло. Кровь фонтаном брызжет на меня. Я слышу смех рядом. Руками разрываю ему горло шире, чтобы было больше крови. Я весь в крови, все вокруг залито алым. Она смеется, падает рядом. Она… такая красивая!
– Красивая? – с трудом выдавила из себя Саша, чувствуя подкатывающую тошноту.
– Волосы, волосы такие пышные, щеки как наливное яблоко, глаза горят.
– Ты же говорил, она старая.
– Нет, нет. Она молодая, красивая.
– Можешь описать ее?
Андрей наконец замолчал, не то подбирая слова, не то не в силах описать того, кого видел, но Саша внезапно поняла, что не хочет, чтобы он продолжал говорить. Желание было таким сильным, что она едва подавила в себе намерение привести Андрея в чувство.
– Слышишь? Как она выглядит?
– Красивая, очень красивая.
Лучшего описания Саша добиться так и не смогла. Он не видел ни цвета волос, ни глаз, ни каких-то запоминающихся черт лица, просто повторял, что она красивая. Саша разбудила его, предварительно решившись сделать то, чего не делала никогда раньше: заставила забыть все, что он рассказал под гипнозом. Она представляла, каково Андрею будет знать, что он собственноручно убил любимую собаку. Теперь стало ясно, от каких именно воспоминаний так яростно защищался его мозг. Так пусть и дальше ничего не знает, не в Сашином праве говорить ему это. Иногда памяти виднее, с чем справится и с чем не справится ее обладатель.
– Ну что? Я говорил что-нибудь? – спросил Андрей, внимательно вглядываясь в ее лицо.
– Нет, – Саша покачала головой. – Нет, вы действительно ничего не помните.
– Но как же?.. Вы же говорили, что все наши воспоминания записаны в мозгу…
– Но я не всегда могу их вытащить. – Она поднялась, чувствуя, что ей срочно нужно на воздух. – Извините.
На лице Андрея недоверие смешалось с разочарованием и презрением, словно он уличил ее в попытке выглядеть лучше, чем она была на самом деле. Саша торопливо покинула дом, почти бегом выбежала на дорогу и остановилась. Она не стала надевать капюшон, наоборот, запрокинула голову, подставляя разгоряченное лицо дождю. Капли воды падали на кожу, скатывались вниз, застревали в волосах и смачивали ресницы. Саша несколько раз вдохнула, пока не получилось достаточно глубоко, опустила голову и вытащила из кармана сигареты. Как тут бросишь курить?
Дом Андрея находился в другом конце деревни, поэтому, пока она дошла до дома старосты, выкурила полторы сигареты – вторую до конца не смогла, поскольку во рту и так поселилась горечь, которая не перебивалась никотином – и смогла унять дрожь в руках.
Дома были только Ваня, продолжающий бороться с видеозаписями, да Илья Пантелеевич, возившийся с чем-то в маленькой комнатке за кухней.
– Айболит, ты, что ли? – позвал ее Ваня, едва она закрыла за собой дверь. – Иди сюда, буду интересности показывать!
Ваня сидел за тем же столом, где ночью находилась сама Саша, а на столе перед ним предсказуемо стояла тарелка, полная яблочных огрызков: Сидоров любил пожевать, работая. Все осколки с пола убрали еще ночью, Илья Пантелеевич успел даже заново застеклить окно. Теперь ничто, кроме порезов на Сашином лице, не напоминало о ночном происшествии.
– Что тут у тебя? – поинтересовалась она, хватая со второй тарелки яблоко и впиваясь в него зубами. – Фу, чего твердое такое? – Она скривилась.
– Так это зимние. Их рано еще есть.
– А ты зачем ешь?
– У меня зубы крепкие.
– Я на свои тоже не жалуюсь, у меня папа стоматолог. Просто это гадость.
– На мой взгляд, с Дворжаком целоваться тоже гадость, но тебя же не останавливает.
Саша положила яблоко на место и прищурилась.
– С чего это ты представлял, каково целоваться с Дворжаком?
Ваня бросил на нее ядовитый взгляд и стиснул челюсти, но ничего не сказал, понимая, что облажался сам.
– Садись, кино показывать буду, – велел он.
Саша послушно опустилась на соседний стул и уставилась на экран.
– В общем, датчики движения под утро срабатывали несколько раз, – комментировал Ваня, сменяя картинки одну за другой. – Мы тогда уже шухер в деревне навели, и за ними никто не следил. А зря. Каждый раз камера записывала только вот это.
На экране в черно-сером цвете застыла неподвижная пустота. Лишь изредка мелькали несущиеся по земле сухие листья, но Ваня уверял, что настроил датчики таким образом, чтобы они не реагировали на мух, комаров и прочую мелочь.
Саша задумчиво закусила губу, вглядываясь в экран, но не видя ничего, что могло стать тем самым движением. При такой съемке даже туман разглядеть было бы сложно.
– Я послал Дементьева посмотреть, нет ли каких следов, – Ваня загадочно замолчал, и Саша поняла, что ему есть что сказать.
– Не томи, – попросила она.
– Конечно, дождь уничтожил почти все, но в парочке мест следы босых ног все же нашлись.
Он показал Саше телефон, куда Дементьев прислал несколько снимков. Следы были невнятные, не то уже смытые, не то просто нечеткие и слабые изначально, как будто та, что их оставляла, тоже весила мало. И они очень походили на те, которые Ваня нашел возле своего сарайчика. Значит, неизвестная женщина ходила сегодня по деревне.
– То есть следы есть и датчики сработали? – уточнила Саша.
– Ага.
– А на камере пусто?
– Ага, – снова радостно кивнул Ваня.
– Значит, она реально невидимая?
– Ну, видимая или невидимая, это мы еще посмотрим. Я потом фотки обработаю, но не думаю, что это что-то даст.
– Так, может, это действительно вампир? Они же в зеркалах не отражаются и на фотографиях не проявляются.
Ваня задумчиво почесал подбородок, посмотрел на Сашу, на экран телефона, снова на Сашу.
– Есть у меня одна идея, – наконец произнес он. – Я позвонил Долгову, он уже в Перми, но обещал попробовать достать мне пару специальных камер. Они будут снимать в инфракрасном и ультрафиолетовом излучении. Так иногда призраков снимают. Если дружок твой прав…
– И дружок твоей сестры тоже, – со смешком перебила его Саша.
– …Вполне возможно, что-нибудь разглядим, – сделав вид, что ничего не услышал, закончил Ваня. – Но, сдается мне, что версию и с чупакаброй, и с оборотнем можно исключить. Остается только нечто потустороннее. Возможно, и вампир, возможно, два существа. Но оба нематериальные. Или хотя бы не совсем материальные.
– Если два существа, они должны быть определенно как-то связаны.
– Тут уж к гадалке не ходи.
Саша снова посмотрела на следы босых ног, но спросить ничего не успела: хлопнула входная дверь, и послышался мальчишеский голосок:
– Дед Илья, а эта врачиха из Питера тут?
И затем строгий голос самого Ильи Пантелеевича:
– Не врачиха, Павел, а врач или доктор. И ее зовут тетя Саша.
Саша едва не вздрогнула от такого имени. Она даже не знала, что хуже: врачиха или тетя Саша. Даже племянники звали ее без этой почетной приставки, просто по имени. Почему-то обращение «тетя» коробило Сашу, и в ее глазах прибавляло ей лет двадцать.
– Ну, тетя Саша, – поправился мальчик без тени раскаяния в голосе.
– Тут.
Секунду спустя белобрысый паренек, в котором Саша и Ваня узнали сына охотника Андрея, появился на пороге комнаты.
– Тетя Саша, вас Матвей Гаврилыч к себе зовет.
Саша поймала на себе удивленный взгляд Вани.
– Иди, – кивнул он. – Если что-то интересное, зови.
Дождь усилился, разогнав всех по домам и вынудив Сашу бежать к дому доктора. Она провела на улице не больше пяти минут, и все же, влетев в сени, чувствовала себя мокрой курицей. Крупные капли промочили теплую куртку почти насквозь, джинсы можно было отжимать. Они неприятно липли к ногам, а в ботинках хлюпала вода: Саша несколько раз проваливалась в довольно глубокие ямки, заполненные еще не успевшей впитаться в землю водой.