Кто-то с шумом хлопнулся в воду.
Я вскочил и бросился в направлении падения тела, накручивая в себе злость. Подбежал и…
В пруду стоял мокрый и пьяный в дымину Платов. С него, не снявшего генеральский мундир, ручьям стекала вода. Если бы не удерживавший его, чуть более трезвый фельдкурьер, атаман завалился бы на бок.
Они что, три дня бухали как не в себя⁈ Запашком так и несет…
— Петруууша, — протянул Матвей Иванович. — Гляди, Володенька, на геройского парня маво…
— Господин генерал, вам помочь? — осторожно осведомился я.
Атаман сконцентрировал на мне разбегающиеся глаза.
— По-о-очему не по форме одет, сотник? Уж я тебе батогов…
— Купался, ваше превосходительство, — оправдался я.
— А коня тыыыы искупал? — подбавил грозы в голос Платов, покачиваясь, нелепо всплёскивая водой болтающимися, как плети, руками.
— Матвей, ты чего к парню пристал? Освежились? Пойдем еще по чарке двинем, — вмешался фельдкурьер Володя.
— По чарке — это я завсегда!
Я спрыгнул в воду и помог выбраться на берег подгулявшей парочке. Пока царский гонец пытался выжать из своей одежды лишнюю воду, отряхнул, как мог, атамана и, наклонившись к нему поближе, тихо спросил:
— Матвей Иванович, ну как…
— Позже, Петро, позже… На этом же месте, через два часа, — шепнул мне в ответ генерал неожиданно трезвым голосом.
Потревоженные лягушки эмирского пруда гневно заквакали — кто-то приближался.
Платов! Он все-таки пришел, собранный, сбросивший с себя, как змеиную кожу, пьяный вид, а вместо него появилась озабоченность, тревога во взгляде и какая-то тоска — не то похмельная, не то более глубокая, как от душевного раздрая.
Я подготовился. Муса притащил на берег пруда стулья, низкий столик, расставил на нем водку и холодный айран в кувшине — отличное средство от похмелья. Атаман оценил. Даже не глянув на водку, вцепился в кувшин и выпил залпом чуть не половину.
— Хорошо!
Он стряхнул с редких усов белые капли, вернул сосуд на место и уселся на стул, уставившись на отблески луны на озерной глади.
Я присел рядом. Атаман тут же заговорил, подняв глаза к небу, но совсем не о том, чего я ожидал.
— В бытность мою в ссылке в Костроме, познакомился я с молодым ссыльным офицером, Алешкой Ермоловым. По сердцу мне он пришелся, мы с ним все время проводили вместе. Однажды ночью мы смотрели на звезды — вот как сейчас с тобой. И я сказал: "Вот эта звезда находится над поворотом Волги к югу, эта — над Кавказом, куда мы бы с тобой бежали, если бы у меня не было столько детей!' (1)
— У вас их много, Матвей Иванович?
— Хватает. От первого брака сын Иван, он уже полковник, несмотря на молодые годы. От второго — три сына и три дочери, а еще двое приемных. И все нынче в заложниках!
Атаман тяжело вздохнул и снова принялся смотреть на отражение луны на водной глади.
— Ждут меня в Петербурге. Не с гостинцами, не с наградами — с железом. Всё я у Володьки вызнал в подробностях. Мы с ним давно знакомы. Он меня из ссылки в столицу вез и раньше ко мне приезжал, в персидскую армию. Жадный он, аж жуть…
Я тоже выпил айрана, посмотрел на звезды.
— Но как же так⁈ Ведь победителей не судят! Неужели Его Величество не оценит богатств, кои мы захватили и в казну сдадим? А Хива с Бухарой? Ведь это же царский подарок империи! Не будут больше нехристи русских людей воровать, жузы киргизские присмиреют, торговля начнет процветать! Наладим судоходство по Аму-Дарье, Кокандскому ханству кузькину мать покажем…
Я мог многое еще добавить. Например, про то, что территория страны, население вырастут в полтора раза! Экономическая мощь тоже. Бухара — это хлопок. Стратегический материал. Стоит изобрести бездымный порох, в хлопке во всем мире возникнет огромная нужда. Но такие рассуждения простому сотнику не по чину.
— Император может и оценит, — прервал меня Платов со вздохом, — да только хватает недругов у меня, наветчиков да завистников. Английский посол требует моей головы, военный министр — живота. А как прознают про золото, что мы захватили, тут все как с цепи сорвутся — вцепятся как волкодавы и начнут меня рвать. Ты думаешь, кто на меня первым донос написал, когда я из Персии вернулся? Орлов!
Я вытаращил на Платова глаза:
— Василь Петрович⁈ Покойный?
— Он самый. Зато потом, когда меня по навету уже других в крепость посадили, он меня вытащил.
— А кто были эти другие?
— Кто-кто! Старшина наша донская — вот кто! Позавидовали моему персидскому дувану. Детки ихние нынче полковниками у меня служат…
Вот так-так! Не все ладно в казачьем датском королевстве! Это только с виду кажется, что казаки все заодно. А тут вона какой кунштючок вылез!
— Что же делать, Матвей Иванович?
Платов перестал вздыхать и, внимательно посмотрев мне в глаза, тихо произнес:
— На Индию надо идти! Коли сладится у нас на реке Индус, стану я Фигурой! Не просто казачьим атаманом, которого можно под лавку загнать, но равным властителям Игроком! С которым надо считаться! Просить, задабривать, пылинки сдувать — и семью хранить как зеницу ока! Только так я и себя, и своих спасу! Иначе мне и Хиву, и Бухару в укор поставят со всеми втыкающими. Нашепчет английский посол, и всё — поезжай хоть куда, везде доля худа… Да и ты тоже, кстати, не отвертишься. Возьмут в оборот как ближника моего.
Меня как током шибануло: ведь Платов буквально мои мысли повторил и слово, которое мне на ум пришло, когда я решал, что мне делать в новом мире. Игрок! Я тоже думал о себе как об Игроке. Но если я пешка, которой еще идти и идти до превращения в ферзя, то Матвей Иванович уже туз! А с покорением Индии и вовсе станет тузом козырным!
— Фигура — это верная мысль! Как первый консул Франции, — поддержал я атамана.
— Ты про Бонапарта? Думал о нем, действительно схоже. Он после Египта бодро голову поднял, хотя толку от его похода особого я не заметил.
— Репутацию себе заработал. А что с фельдкурьером? Не мог же он привезти приказ о продолжении похода…
— Какого курьера, Петруша? Поблазнилось тебе… — атаман пронзительно, со значением на меня уставился, разве что руку на пистолет не положил.
Вот оно как! Договорился! Платов с курьером договорился!!! Чем он его купил? Какими богатствами?
— Матвей Иванович! Я с вами! — быстро зашептал с максимально возможной искренностью. — Вы можете полностью мной располагать! Во всех ваших начинаниях, связанных с походом, буду на острие, наипервейшим вам помощником, только прикажите! Если что, я могила! Могу и Володьку этого, которого не было, в пустыню — и нож под ребро…
Атаман заметно расслабился. Даже повеселел. От моей идеи насчет ножичка отмахнулся. Уже не нужно. С нами он теперь, Володька этот. Был фельдегерь Пономарев, а нынче вышел атаманский дальний сродственник. С войском дальше в Индию пойдет, бренча за пазухой мешочком с рубинами из хивинской добычи. Ну а потом… Вроде, во Францию навострился.
— Не ошибся я в тебе, Петро! Правильный ты казак, надежный. Были бы на Дону, дочку свою, Марфу, за тебя бы выдал. Ей пятнадцать годков, замуж пора. Что, Петро, хочешь с атаманской семьей породниться? Или у тебя тут уже свой гарем, походный? Ну так возьми персиянку свою во временные жены, их религия позволяет. Брак у них есть такой… Забыл слово.
— Никах-мута, — подсказал я. — Персы его уважают.
— Все-то ты знаешь! — порадовался атаман. — И по-арабски говорить можешь, мне сказали. Откуда дровишки?
— Пока ехали сюда, учил, — не соврал я, ибо действительно усиленно подтягивал свой арабский, а еще с помощью Зары хотел персидский освоить.– Есть у меня в отряде навтыкавшиеся. Из новичков.
— Так может, и намаз тебе по плечу?
Я серьезно кивнул.
— Если будет нужно, могу и помолиться по-восточному. И про афганские нравы мне известно. Я готовился, Матвей Иванович. До Индии, правда, руки пока не дотянулись.
Платов крякнул и приложился снова к кувшину с айраном.
— Душа еще водки просит, но нужно остановиться. Дел невпроворот. Про Индию ты правильно напомнил, надо поход туда собирать, и вот тебе мое новое задание. Раз готовился… Снова со своей сотней вперед пойдешь. Но не просто в разведку. Все сложности, конечно, узнаешь, удобные тропы для прохода артиллерии найдешь, источники воды, места для дневок, но не это главное…
Платов замолчал, собираясь с мыслями. Что-то его явно глодало.
— С собой возьму не меньше десяти тысяч. Остальные пойдут обратно в Россию дуван вывозить-охранять и рабов освобожденных. По осени. С ними отправлю Денисова и ненадежных полковников, чтобы воду не мутили. Бузин здесь останется за эмиром приглядывать. Может, на Коканд и Самарканд сходит, если подкрепление пришлют — показать нашу власть здесь. Пусть басурмане поймут, что мы тут навсегда. В общем, войско у меня ополовинится, каждый человек будет на счету. Ни к чему мне с горцами на Гиндукуше силами меряться, ни с афганским шахом — не они наша цель, а англичане в Индии. Так что миссия твоя — дипломатическая. Договорись, чтобы пропустили нас, а потом чтобы в загривок не вцепились. Продумай все: как пойдешь, кем прикинешься, кого с собой возьмешь. Все! Чтобы комар носа не подточил. Хоть мусульманином нарядись и обрезание сделай, главное — до Кабула добраться и в доверие к шаху войти. Два дня тебе на раздумья — придешь и доложишь.
Я, нисколько не удивленный заданием, бодро ответил:
— Слушаюсь! Есть подготовить предложения!
— Справишься? — с надеждой спросил Платов.
— Придумаю, Матвей Иванович. Можно совет?
— Валяй!
Атаман явно пришел в более благодушное настроение.
— Форма! Нужно что-то делать с формой. Мало того, что мы изначально выглядели как банда разношерстная, так за время похода поизносились, от местных дервишей не отличить. Легкая одежда для Индии нужна, рубахи белые, шляпы с козырьком, чтобы шею закрывали и лоб, накидки от дождя. Бухара славится своими тканями и мастерами-портными, быстро заказ могут выполнить.