— В городе неспокойно. Кто-то распускает слухи о прибытии кафиров. Нужно соблюдать крайнюю осторожность, в случае осложнений я попытаюсь вас защитить, — предупредил он меня.
Опасность! Полагаться на его охрану? Я скептически посмотрел на ружья сарбазов-кундузцев. Давно нечищеные, с разболтанными кремневыми замками, с прикладами в виде круглой палки или рогульки, как у «Шмайссера», только в примитивном исполнении из коряги — из них вообще можно стрелять?
Бек больше полагался на хитрость. Наверное, с целью ввести горожан в заблуждение, он повел кавалькаду в обход города по сжатым полям, и мы попали в Мазар-и-Шариф со стороны древнего Балха. Нас разместили в небольшом форте в черте города, если таковым можно назвать большой кишлак с круглыми мазанками туркменов и плоскими глинобитные строениями узбеков, составлявших большинство населения. Тем не менее, Мазар-и-Шариф считался очень важным городом в мусульманском мире. Здесь была обнаружена якобы могила четвертого праведного пророка Али, и множество паломников прибывали сюда, чтобы поклониться святому.
Сразу по прибытии я в сопровождении Мусы, Ступина и нескольких урус-сардаров пошел совершать намаз в самую крупную местную мечеть. Благо за последние месяцы насмотрелся на молитву мусульман и представлял себе всю процедуру. Это было частью нашей маскировки, частью легенды посольства, которая должна была быть безупречной. Мой арабский, конечно, не был идеален, но его было достаточно, чтобы создать видимость набожности и искренности, которая могла обмануть афганцев. Мой внутренний, рациональный ум полковника из будущего иронично улыбался над этим фарсом, но я знал, что в этих землях вера значила больше, чем любые слова и документы. Нас могли объявить урусами, но это не являлось проблемой. Куда больший грех в глазах местных — это оказаться неверным. Знаешь «Аллаху алим» и «Аллаху акбар»? Ты свой. Так что немного обмана нам не избежать.
Я рассчитывал, закупившись продовольствием и вьючными лошадьми, убраться отсюда на следующий день, но непредвиденное событие разрушило мои планы — в отряде началась лихорадка. Когда вернулся в отведенное нам укрепление, меня встретил обеспокоенный Рерберг.
— Уже больше десятка человек жалуются на сильный жар. Я плохо понимаю, как люди выдержат конную поездку, а еще боюсь, что это только начало. Миазмы амударьинских болот нас доконали.
Не вступая в дискуссию с этим носителем медицинских заблуждений галантного века, отправился проверить больных, незаметно скрещивая пальцы. Мне оставалось лишь молиться всем богам, что мы не столкнулись с малярией. Если людей покусали малярийные комары, то к нам придет в гости северный пушистый зверек — экспедиция будет сорвана, не успев толком начаться.
«Слишком мало прошло времени с момента нашего пребывания в болотах, — успокаивал я себя, мучительно вспоминая медицинские методички спецназа. — Так быстро симптомы проявиться не могли».
Осмотр «доктора» Черехова показал, что мы имеем дело предположительно с гриппом.
— Больных отделить от здоровых. Давать обильное питье. Пусть Муса раздобудет куриц, нужно сварить на медленном огне хороший бульон, и им поить заболевших, — раздавал я указания урядникам. — Девок к больным не пускать. Никого не пускать!
— Марьяна уже хлопочет, — испуганно объяснился Зачетов.
Я закатил глаза к потолку: кто бы сомневался!
— Караулы усиленные держите на стенах и у ворот. Неспокойно мне.
Пришло время ночной молитвы иша, и город заворочался, как старый медведь, поднятый во время зимней спячки. Он не бросился сразу на предполагаемого обидчика, но рев в виде то грозного гула, то пронзительных криков охватил наш форт с трех сторон, постепенно приближаясь. Что происходило, было совершенно непонятно. Ночную темень временами разрывали огни факелов или вспышки далеких пожаров. Бухарцы из нашего конвоя внезапно будто растворились, и мне стало понятно, что дело худо. Не сработала наша «маскировка»? Или быть может, в Мазар-и-Шариф вспыхнул мятеж? Его жители отличались, как мне поведал Хош-Диль-хан, отличались буйным и своенравный характером. Но я также не исключал, что где-то завелся режиссер, управляющий толпой, подбивая ее напасть на нас. Фанатичных улемов в священном городе хватало с избытком, порядком тут и не пахло, власть кундузского хана было номинальной, а межплеменные тёрки — вообще классическое явление в многонациональном Афганистане.
Я взошел на стены. Наш форт представлял собой традиционный квадрат, образуемый глинобитным валом. Его расчерчивали на меньшие квадраты прямоугольные мазанки. Перед единственным входом — примитивными воротами с калиткой — находилась небольшая площадка, забитая нашими лошадьми и десятком уцелевших верблюдов.
— Выставить вооруженную охрану на валах, — крикнул я поручения своим командирам, — всех животных с площади убрать и держать там под ружьем отдельный отряд.
Все бросились выполнять мои указания, не помышляя обо сне.
Крики и факелы приближались к нашему укреплению. Вскоре в калитку застучали нетерпеливые руки. Я оценил ситуацию с вала: несколько сотен возбужденных халатников в чалмах приближались к форту, первые уже ломились в ворота. Вся эта шушера нам на один зубок.
— Гавриил, — окликнул я Зачетова. — Предупреди всех, чтобы не стреляли. Начнем пальбу, сбежится весь город. Будет жарко — возьмем нападавших холодным оружием.
— Слушаюсь, вашбродь!
Я подошел к воротам, кликнул Есентимира, продолжавшего служить в нашем отряде проводником и переводчиком. Узбекским он владел, дари — серединка на половинку, объясниться при случае может.
— Узнай у них, чего они хотят, — приказал киргизу.
— Они утверждают, что мы отряд кафиров, — сообщил мне капитан Очевидность с узкими глазами после недолгого общения через грубую воротину. Именно это я и предполагал.
— Зачетов! Быстро на площадку людей Ступина с молитвенными ковриками!
Урядник удивился, пожал плечами и побежал выполнять указание. Бывшие урус-сардары прибежали, построились, зажимая подмышкой саджаады. При взгляде на их непонимающие лица мне припомнился разговор с войсковым протоиереем незадолго до нашего отправления. Он упрекал меня, что я потворствую предавшим истинную веру.
— Батюшка, — сказал я. — Если бы мне сказал об этом обычный приходский поп, я бы понял. Но вы же полковой священник! И должны сообразить, что у Особой сотни постоянно возникают Особые задания. Нам притворяться иной раз приходится басурманами. В ближайшее время вообще полезем в самое пекло.
Отец Варсонофий недолгое время меня разглядывал. Потом улыбнулся и тихо сказал:
— Смотрю я на тебя, Петр, и глазам своим не верю. Вижу парня молодого, но в речах твоих, в лице читаю старца, умудренного опытом. Целуй крест! Благословляю вас на подвиг ратный. А грехи ваши я лично отмолю…
В ворота колотили все сильнее. Я подошел к ним и громко крикнул по-арабски:
— Кто тут мешает нам молиться Аллаху?
В ответ заголосили еще сильнее. Среди бессмысленных выкриков раздался более-менее вменяемый ответ:
— Пророк сказал: совершай ночную молитву в первой трети ночи или до середины ночи.
— Неправда! — ответил я по подсказке приблизившегося Ступина. — Хадис Джабир передал, что пророк мог отложить молитву и на более позднее время. Вы называете нас кафирами. Я же скажу так: неверные те, кто толкает «верные» головы на неверный путь.
— Мудрый ответ, неизвестный мне воин. Но как мы можем убедиться, что вы не врете?
— Выберете из ваших рядов самых достойных людей, не подверженных приступам безумия. Мы пропустим их в крепость и вместе с ними помолимся.
Через пять-шесть минут в ворота снова постучали.
— Мы готовы!
— Заходите, только медленно!
В крепость пропустили группу из двенадцати человек. Казаки из караула держали их на мушке. Я же и урус-сардары спокойно расстели молитвенные коврики, примерно предположив, где находится Мекка, и приступили к молитве. Вроде нигде не налажали, но сработает ли?
Закончив, я обратился к мулле, входившего в группу наблюдателей.
— Вы свидетельствуете?
«Проверяющие» переглянулись. Прямо видел, как у них в головах ворочаются шестеренки. Вперед вышел самый почтенный — весь в сединах, с длинной бородой.
— Я видел тебя, незнакомец, на молитве в мечети днем. Ты не кафир. Но что с остальными? Вас намного больше совершивших намаз.
— Люди болеют. Пройди в ближайшим домик и сам убедись.
Мятежники заколебались, болезней всегда опасались в городах Востока, слишком много жизней уносили постоянные эпидемии. Лишь седой мулла решился. Его проводили. Он вышел обратно очень быстро.
— Лихорадка!
Пришедшие с ним в крепость трусливо отпрянули и потянулись на выход. Кризис был преодолен — кровь не пролилась. Так нам казалось. Но утром все снова изменилось.
На рассвете бесноватая толпа, почти разбежавшаяся после «инспекции», снова стала собираться перед фортом. Да не одна — они притащили с собой ишака, на котором сидел избитый в кровь и лишенный бороды Хош-Диль-хан. Сбрить мусульманину бороду — высшая степень бесчестия. Но это было еще не все. Ему была уготована адская участь.
— Кричат, что бросят бека живьем в котел с расплавленным салом, — испуганно сообщил мне Есентимир.
Жуть… Не видать местному царьку исламского рая с гуриями.
— Ну всё! Сами напросились! — разозлился я не на шутку. — Подняли руку на властителя, пусть пеняют на себя. Теперь я в законном праве. Сотня! Слушай мою команду! Собраться у ворот, сабли наголо и атаковать! Пощады не давать. Разогнать мятежников и освободить бека.
С диким гиканьем мы вырвались из ворот крепости и научили мазаршарифцев закону и порядку. Бросившиеся в шашки казаки — страшная сила, никто не мог им противостоять — ни горцы Кавказа, ни янычары султана, ни, тем более, городское отребье, вообразившее себя хозяевами города. Открытая пустошь перед фортом быстро заполнилась телами. Мятежники бросились врассыпную. Неожиданно им отрезал путь отряд всадников — наконец-то, заявились бухарцы. Очнулись. Резня вышла дикой и беспощадной, бек Абдул был спасен.