– Отпусти меня! – Юрико выдернула руку и, не разувшись, метнулась на лестницу. – Идзуми! Идзуми! Идзуми, сейчас мама тебя спасет!
«Ой, Никайдо-сан – тоже мне нянька – и эта тут как тут! Постоянно она ко мне домой вламывается! А мне от нее сберкнижку да кошелек прячь! Еще и живот от голода сводит. Дайте я хотя бы есть буду тогда, как захочется! Да и помыться – я уж, что, совсем, что ли? – и сама могу! Я же вам не дите малое какое-то!»
Юрико поднялась по лестнице и распахнула первую попавшуюся дверь. Там, за письменным столом, сидел один только Миура-кун и жевал какую-то булочку.
– Миура-кун, ты не знаешь, где сейчас Идзуми?
Мальчик выпучил наполненные ужасом глаза. «И этот тоже что-то скрывает!»
– Куда вы дели Идзуми? Отвечай!
От крика пришли в движение валявшиеся на столе хлебные крошки. Они, словно муравьи, разбежались в разные стороны.
– Уходите немедленно! – Мать мальчика нагнала Юрико и снова схватила ее за руку.
– Зачем вы его от меня прячете? Что мы вам сделали? За что вы так с нами?
Внезапно с улицы покатился ужасающий вой: будто неистовствовало страшное чудовище. Дом заскрежетал и начал сильно качаться из стороны в сторону. За окном пронеслась громадная тень. Я без раздумий бросилась к окну – посмотреть, что творится снаружи. Электропровода ходили волнами между столбами, бились хлыстом. Хоть бы Асаба-сан не пострадал! Быстрее, быстрее! Прочь из этой комнаты, из этого дома. За дверью сразу обдал ливень. Дома цепочкой скользили вниз по склону. Я пыталась спуститься по улице, но, сколько ни шла, оставалась на прежнем месте. Мама… Похоже, она пока не решилась на новое замужество. Надеюсь, она хорошо кормит Идзуми. Без папы ей, наверное, нелегко сейчас приходится. Окна проплывающих мимо зданий были заставлены разнообразными куклами. Они приветствовали меня: «О, Юрико-сан, с возвращением! Мы рады видеть вас вновь!» А сновавшие туда-сюда тени нашептывали: «Да уж, Идзуми по вам уже, наверное, истосковался! И ведь носит земля таких никудышных матерей!» Вы ничего не понимаете! Я… да Идзуми… Идзуми уж точно!
Я шаталась по пустой проезжей части. Сколько я ни брела, на всем пути мне не повстречалась ни одна машина, не подвернулся ни один человек. Привычного пения птиц – и того не было.
Асаба-сан, где же ты? Я оторвала взгляд от стелющейся теперь без уклона дороги и обнаружила, что она упирается в море. На воде колыхался белый корабль. Когда я добралась до него, дождь мгновенно прекратился. Ах, нет, он не прекратился: похоже, кто-то раскрыл надо мной зонтик. Да это же Асаба-сан!
– Прости, Юрико. Заждалась? – нежно улыбнулся он мне.
В одной руке он и правда держал черный зонтик.
– Нет-нет, все в порядке. Ты же знаешь: я могу бесконечно смотреть на этот корабль.
Асаба-сан кивнул с пониманием и прижал меня к себе.
– Я тебе сейчас кое-что скажу. Только Идзуми не должен этого знать. Так вот, я никогда прежде еще не чувствовала себя такой счастливой.
На глаза навернулись слезы. Разве можно быть еще счастливее?
Снова прокатился дикий чудовищный вопль. На нас неслась огромная волна. Она обдала корабль, отчего тот завалился на бок.
Идзуми! Где же ты? Ты уже сам вернулся? Ты же не мог пропасть с концами?
Пепельно-серое небо озарилось половинчатой вспышкой фейерверка. Вот поднялась еще одна, и еще, и еще… Нижнего полукруга искр было не видать, их словно ровно подтерли ластиком. Нужно скорее найти Идзуми.
– Асаба-сан, прости. Я должна пойти к сыну.
– Постой, Юрико!
Я не дала себя остановить молящему голосу, который так и тянул назад. Я запрыгнула на корабль и начала шагать со ступеньки на ступеньку по лестнице, ведущей вниз, к каютам. Идзуми наверняка проголодался. Нужно будет приготовить ему сладкий тамагояки. И его любимый хаяси райсу. Как же хочется есть… Куда бы в этот раз спрятать сберкнижку? Мику-тян, дорогая, бери фа и ре как следует. Сколько раз можно повторять! Не нужно сопровождать меня в ванную! Помыться я и сама могу! Вот только понять бы, где это я… Я уперлась в какую-то дверь, что ж, открою ее. Маленькие стульчики, задвинутые за миниатюрные столики. Большая-пребольшая школьная доска. Идзуми дисциплинированно тянет вверх прямую – вплоть до кончиков пальцев безукоризненно ровную – руку. Урок чтения? Мелос не мог мириться с этим: он воспылал яростью. Его наполнила решимость стереть с лица земли деспотичного короля, погубившего сотни жизней оттого, что в каждом встречном он видел предателя. При всем при том сам Мелос был обыкновенный деревенский пастух. Всю жизнь он только играл на дудочке и возился с овцами.
Зонт выворачивался наизнанку под порывами бушующего ветра, превращаясь в нечто бесформенное и неуправляемое.
День близился к закату, и струи дождя становились все сильнее, а ветер – все агрессивнее. Два часа прочесывания округи, а Юрико так нигде и не видать. Дождевая вода рекой текла вниз по склону, заливаясь в кроссовки.
– Мама! – бесконечно выкрикивал Идзуми, но его голосу было даже не пробиться через заглушающий все стук дождя.
По телевизору ведущий прогноза погоды сообщал, что, по данным гидрометцентра, сегодня ночью на территорию Токио и соседних префектур придет тайфун.
– Может, сегодня уйти с работы пораньше… – призадумался Идзуми.
– Давай тогда дома что-нибудь на ужин приготовим. Что бы ты хотел? – Каори опустила раскрытый журнал, который держала в руках.
– Гедза!
– Да, сто лет уже домашние не ели. Лепить будем вместе, как в старые добрые?
– Конечно!
Вечером по пути с работы Идзуми зашел в супермаркет, и, когда в его корзинке уже лежали фарш и тесто для гедза, тревожно завибрировал телефон. На экране светилось: «Никайдо-сан (сиделка)». Идзуми мгновение помедлил и бросил взгляд на улицу, где уже вовсю колыхались деревья. «Юрико-сан отказывается принимать ванну…» «Юрико-сан в последнее время, кажется, переедает…» «Юрико-сан говорит, что у нее пропадают деньги…» Если Никайдо выходила на связь, это могло значить только одно: с мамой что-то произошло.
Каждый звонок в результате заставлял Идзуми впадать в панику, но сама сиделка только любезно повторяла: «Вы не переживайте! Ничего страшного!»
– Касай-сан, Юрико-сан нигде нет! – раздался, как только Идзуми поднял трубку, непривычно беспокойный, срывающийся голос Никайдо. – Когда я пришла, ее уже не было. Я сначала прошлась по окрестностям, поискала, но так нигде и не нашла. Я уже вызвала полицию.
– Опять мама… – Идзуми невольно вздохнул.
– Простите, что не углядела, – тяжело дыша, извинилась женщина.
По всей видимости, она все еще отчаянно продолжала поиски. Идзуми прекрасно понимал, что в произошедшем нет вины Никайдо. Она ходит к Юрико три раза в неделю, делает для мамы все, что только успевает. Само собой разумеется, что она не может присматривать за Юрико круглыми сутками.
Идзуми пробежался между прилавками, вернул на прежнее место продукты и у выхода закинул свою опустевшую корзинку на другие, составленные башенкой. Но корзинка упала неровно. Идзуми, не сбавляя темпа, направился к выходу с мыслью оставить все как есть, однако не смог себя пересилить. Он вернулся и поставил корзинку как следует.
«В связи с неблагоприятными природными условиями поезда задерживаются», – предупредила система оповещения пассажиров метро. Оставалось немного времени до начала вечернего часа пик, а в поезде было непривычно безлюдно. Капли дождя стекали по диагонали вагонных стекол, словно шторки, сдуваемые вбок порывами ветра.
Последние два месяца все шло из рук вон. Каори чувствовала себя не очень хорошо, и Идзуми взял на себя дела по дому. Уже приближались роды. Он освободил в комнате место для детских вещей, купил кроватку, одеяльце и все прочее, что к ней должно прилагаться. На работе тоже не клеилось: продюсер телекомпании, с которой планировалось заключить договор о сотрудничестве, наотрез отказывался выделить эфирное время в более поздние сроки, и Идзуми приходилось изощряться, чтобы перекроить график работ над релизом. Начальник Осава, как и следовало ожидать, не стал обременять себя решением проблем, так что Идзуми был вынужден разбираться в одиночку. Не обошлось без сложностей и при создании того клипа, который и до этого не давал покоя из-за грандиозных планов Нагаи: расходы серьезно превысили бюджет, обнаружилась ошибка в условиях одного договора, исполнители то и дело добавляли забот. В итоге Идзуми буквально жил на работе и нередко торчал там даже в выходные. Он физически не мог выделять Юрико более двенадцати часов в неделю.
– Ты послушай, что Никайдо-сан себе позволяет: она без какого-либо предупреждения приходит, дверь сама открывает, заходит и ведь даже не здоровается! – выговаривала Юрико, стоило сыну прийти к матери: она словно только и ждала, когда он придет, чтобы выговориться. —
И что-то я в последнее время сбережений не досчитываюсь. Небось, она подворовывает.
– Не неси чепуху!
– И с приемом ванной – это уже ни в какие ворота. Я ей говорю, сама помоюсь. А ей все как об стенку горох. Я же ей не дите малое, чтоб со мной так обращаться!
В те времена, когда Идзуми с мамой жили вместе, Юрико – будь она даже чем-то действительно недовольна – никогда не жаловалась. Лучше оставить все возмущения при себе и просто перетерпеть – вот было ее жизненное кредо. Но теперь, казалось, настал предел терпению, и все негодование неизбежно выливалось наружу.
– Да и пока она поесть приготовит – полвека пройдет. А мне – сиди жди голодная. Конечно! Зачем она тогда вообще нужна, если я все равно в итоге ем то, что сама покупаю в магазине? – выговаривала Юрико, уплетая любимые паффы с кремовой начинкой.
Идзуми принес с собой около четырех пирожных, но они тут же были сметены. И это сделал тот человек, который всю жизнь ел как птичка. Кажется, у нее даже щеки немного пополнели. Может, просто наконец заявили о себе природные потребности организма. Только что пообедали, а Юрико тут же: