Время как раз клонилось к обеду, поэтому я зашла в столовую, которая находилась там на нижнем этаже.
На колобке риса раскинулся омлет насыщенно-желтого цвета, от него, выбираясь из-под одеяла нежного соуса, поднимался теплый пар. Дедушка, работавший на здешней кухне, поведал, что это их фирменное блюдо, а само заведение функционирует уже более шестидесяти лет.
Мягкий омлет, окрашенный сладкими нотками соуса и кислинкой кетчупа, приятно таял во рту – какое наслаждение! На тарелке вскоре ничего не осталось. Было очень вкусно, в следующий раз надо будет сходить сюда с Асабой-сан.
Хочу сводить его сюда. Хочу сходить вместе! Хочу с ним вдвоем! Эти мысли быстро заполонили мое сознание, и очухалась я уже в поезде, движущемся по направлению к университету. Ехать было пять станций, но они все находились на небольшом расстоянии друг от друга, так что минут через десять с копейками я уже спускалась на платформу.
От станции немного пешком в сторону моря, перейти дорогу под надземной магистралью – и тут же будет вход на территорию кампуса. Из ворот лился поток студентов, в основном парней: все-таки здесь обосновался факультет морского дела, а это, наверное, по большей степени занятие мужское.
Да уж, дурная голова ногам покоя не дает, зачем я сюда приехала? Из одного только желания увидеть его… Что же он обо мне подумает – стыд-то какой! Терзаемая этими мыслями, я виновато прошла через ворота.
Никто из охранников и в ус не дул: проникновение на территорию кампуса прошло успешно.
На крышах зданий переглядывались, поблескивая, серебряные купола обсерваторий. У каждого корпуса стояли деревянные скамейки, они почему-то оставались невостребованными студентами.
Я последовала вглубь кампуса и вышла к стадиону. В тот момент там тренировались команды различных спортивных клубов: по футболу, регби, спортивной гимнастике – кого только не было. Но даже такому количеству людей было не под силу занять все пространство широченного поля.
За стадионом была обустроена небольшая гавань, где стоял безупречно белый корабль. Вспомнилось, как воодушевленно Асаба-сан рассказывал о том, что здесь у них имеется учебное судно. Вероятно, это оно и есть.
Вчера не дописала, так что возвращаюсь к прежнему повествованию.
На стадионе я, засматриваясь на корабль, присела на скамейку. Может, Асабе-сан когда-нибудь выпадет случай выйти на нем в море. Но куда ему придется плыть? Куда-нибудь в Азию или в Европу? А если в Африку? Стоило только представить, что его не станет рядом со мной, и сердце тут же стало истекать кровью. Эти переживания все никак не отпускают меня.
Погрузившись в себя, я и не заметила, как солнце стало уплывать за горизонт.
– Юрико, это ты ко мне приехала? – донесся из-за спины бархатистый голос, я повернулась и поймала добрый взгляд Асабы-сан. – Я отчитал все лекции, выхожу на улицу, дай, думаю, пройдусь немного. Подхожу к стадиону, смотрю – фигура знакомая. Вот ты меня, конечно, удивила!
Асаба-сан мило улыбнулся и присел рядом. Надо же: мы, не сообщаясь между собой, оказались в одном месте. Похоже, между нами существует какая-то особая связь.
– А почему ты стал заниматься кораблями? – задала я вопрос, который давно уже вертелся у меня в голове. Теперь, когда мы вместе любовались белым кораблем, было самое время наконец поинтересоваться.
– Ой, вообще я хотел стать архитектором, – признался Асаба-сан и, выдержав паузу, продолжил: – Но на экзаменах я провалился и в итоге подался учиться на инженера. А там уже пришел к кораблям. Я в целом всегда неровно дышал к транспорту, а к кораблям – так тем более. Вот машины – что с них взять? – их же штампуют сотнями, тысячами! А корабли – это другой разговор: их не производят, их строят – как дома. И каждый из них уникален.
Всегда, когда речь заходила о работе, Асаба-сан начинал говорить скороговоркой. Видимо, он так воодушевлялся, что ему хотелось быстрее всем поделиться. Интересно, замечал ли он за собой эту особенность?..
– Первый функционирующий самолет появился в 1903 году, первая машина – в 1769. А корабли существовали еще пять тысячелетий назад. В Древнем Египте с их помощью перевозили камни по Нилу. А крепостные стены в замках Эдо и Осака? И в этом случае огромные камни доставляли именно на судах.
– Мне тоже нравятся корабли. Их вид так завораживает… – только и успела вставить я.
Асаба-сан только набирал обороты:
– Я же занимаюсь гидродинамикой, для нас особый интерес представляет гребной винт судна. Стоит лишь немного поменять его форму – и этим, например, можно снизить уровень потребления топлива. Какое тут непаханое поле для исследований! Представь только: даже для уравнений Навье – Стокса – а на них в значительной степени опирается сама гидродинамика – до сих пор не найдено общего аналитического решения, – выпалил он и притих.
Я молча смотрела на него. На мгновение показалось, что его позабавил мой ступор, но он тут же сконфуженно улыбнулся и спокойно сказал:
– Прости, тебе, наверное, не очень интересно это все слушать…
Он растрогал меня, я смущенно взяла его за руку:
– Ты что! Открывать для себя что-то новое – это всегда интересно!
Как-то раз, после одного из наших занятий по фортепиано, мы с Асабой-сан разговорились. Речь зашла о родителях. Я призналась, что после того, как добровольно стала матерью-одиночкой, родители перестали поддерживать со мной общение.
Асаба-сан рассказал, что, когда ему было пять лет, его отец, который тоже занимался наукой, променял семью на работу за границей.
– Мы провожали отца в порту, когда его кораблю пришло время отчаливать в Европу. Помню, как мама стояла рядом со мной, плакала и махала рукой папе вслед. Тогда я почувствовал, что нас с мамой выбросили за борт, – рассказывал Асаба-сан, сидя за музыкальным инструментом. – Раздался гудок, и судно начало отходить. В это мгновение с палубы стали скидывать провожающим бумажные ленты. Корабль, медленно тянувший за собой в синеву моря развевающиеся полосы, выглядел через эту цветастую паутину таким завораживающим. Во мне смешивалась горечь оттого, что нас с мамой бросили, и радость от красоты увиденного. И это запутанное чувство каким-то удивительным образом вылилось в любовь к кораблям. Кто бы мог представить такой результат…
Я, сидя рядом на кухонном стуле, с пониманием тихо кивала в ответ.
Я прекрасно представляла, что он пережил. Мне было хорошо знакомо, как горечь в сердце от прикосновения к прекрасному перерождается в любовь. Вообще, в диалогах у нас постоянно обнаруживалось, что мы делим на двоих один путь в системе жизненных координат. Иногда представлялось, что наша встреча – это словно соединились всю жизнь искавшие друг друга полушария Земли и вместе они теперь понимали суть всего, что с ними происходило и происходит.
Сегодня я заходила в книжный магазинчик, тот, что в туннеле под мостом, – взяла несколько путеводителей.
Старушка-владелица наверняка сочла меня странной: какой нормальный человек будет покупать туристические справочники одновременно по разным городам и странам. А я приобрела издания про Лондон, Нью-Йорк, Индию и Турцию. Мое воображение рисовало, как мы с Асабой-сан путешествуем по всему миру…
Вдруг нас как-нибудь занесет в Стамбул, а я уже знаю, где и чем можно заняться.
Обязательно сходим посмотреть на Голубую мечеть, купим что-нибудь памятное на Гранд-базаре. Попробуем турецкие сэндвичи со скумбрией, а потом зайдем куда-нибудь покурить кальян. Мы купимся на красноречие дружелюбного гида и по его любезнейшей рекомендации обзаведемся ковром местного производства, нас оберут карманники, мы останемся без гроша в кармане, но даже в такой, казалось бы, плачевной ситуации я непременно буду счастлива – лишь бы рядом был Асаба-сан.
А ведь я и не думала, что когда-нибудь найду своего особенного человека.
У Асабы-сан всегда немного торчит в сторону прядь волос сзади слева. Вот же непослушный локон! Все лежит аккуратно даже утром после сна, и только он слегка выбивается. Асаба-сан, скорее всего, не знает об этой своей особенности, но сообщать я ему о ней не планирую: я не хочу лишаться собственного открытия, эта прядка принадлежит только мне.
В пять часов вечера по кварталам плывет мелодия «Возвращения домой», отрывка из «Симфонии № 9» Дворжака.
В детстве я слушала доносящуюся с улицы музыку, сидя в своей комнате на втором этаже нашего большого дома. Слова «пока», «до встречи», «увидимся», «мам, я вернулся!» были будто заложены в сам мотив произведения.
После того как стихали последние ноты, с кухни непременно, как по сигналу, доносился аромат приготовленного мамой мисо-супа.
Что-то я засиделась! Уж время клонится к ужину, скоро и Асаба-сан вернется с работы – надо бы приступать к готовке. Сегодня в планах – свинина, зажаренная в имбирном соусе, и мисо-суп с дайконом.
Асаба-сан очень привередлив в еде. Я поняла это в первый же раз, когда мы вместе обедали.
Шпинат, салат и прочую зелень он не выносил; кальмары, осьминоги и всякие устрицы ему тоже не нравились. Печень и другие субпродукты шли в тот же черный список.
Он говорил, что после того как отец уехал, мама была вечно занята на работе и не успевала готовить. «Я не привык есть то, что есть: мама просто давала мне деньги и я покупал только то, что мне нравилось», – объяснил он, когда заметил, что я смотрю с недоумением на отложенную им на край тарелки зелень.
Кстати, Асаба-сан – левша, как и мой тот мальчик.
С наступлением ночи поезда всей кучей спешат в депо. За окном горят огни восьми стройных верениц. Уставшие вагоны тоже отходят ко сну.