люди все помнили о предыдущих?
Юрико взяла буклет и вернула его пареньку. Идзуми счел, что вся эта ситуация с буклетом вышла по их с мамой вине какой-то некрасивой, поэтому наклонил перед соседями голову с намерением извиниться. Но тут же его перебили парень с подружкой, кидая фразы: «Глубоко сказано!», «Четко подмечено!», «Рили!» Парочка закивала, выражая согласие с мыслями Юрико, и в воздухе закачались свисавшие с ушей молодых людей многочисленные серьги. Между тем фейерверки продолжали взрываться в небе.
Мама уже не могла называть сына «Идзуми». Каким-то образом она чувствовала, что человек перед ней – ее ребенок, но имя – имя, которое Юрико произнесла за свою жизнь тысячи, десятки тысяч раз – стало очередным «лишением», с которым ей пришлось смириться.
По мере того как словарный запас Юрико истощался, она все чаще стала погружаться в странную сонливость. Днем она часто проводила время без движения, сидя на одном месте, вечером ложилась все раньше, а утром просыпалась все позже. Она спала сладко, как младенец.
Идзуми беспокоился о состоянии мамы. Пусть она забыла его имя, но в ее памяти, похоже, еще хранились какие-то совместные воспоминания. Но он понимал: не ровен час, факт самого существования Идзуми сотрется из сознания Юрико так же, как и имя. Сына мучил вопрос, что же тогда вообще останется в маминой памяти.
Когда закончилась последняя, двадцать пятая, подготовленная на соревнование программа, небо было уже наглухо затянуто тьмой. Закончив проставлять оценки, золотовласый парень подытожил: «В этот раз прям мощно было!» – и, заряженный такой энергетикой, залпом опустошил заготовленную банку пива. Юрико, зажав двумя руками чай в бутылочке, пристально вглядывалась в колыхавшуюся черную пелену озера. Она не проронила ни слова.
– И наконец мы готовы представить вашему вниманию визитную карточку нашего фестиваля – фейерверки у глади озера Сува! – провозгласил голос из динамиков, и над водой раскрылись полукруглые вспышки.
Через секунду по толпе понесся гул, словно исходивший из недр земли. Прямо у водной поверхности распускались половинки круглых цветов из ярких искр, а озеро, словно расстеленное внизу зеркало, отражало их. Искры реального и иллюзорного миров соединялись в один круг фейерверка.
– И кульминация сегодняшнего вечера: встречайте буйное цветение огненных бутонов! – снова раздался голос из динамиков, а вместе с ним – беспрерывные взрывы вспышек, распускавшихся в небе над «полукруглыми» фейерверками.
Наблюдая за тем, как взлетают искры, Идзуми погрузился в мысли, которые уносили его в их с мамой маленький дом, где в вазочке обязательно стоял цветок. Тюльпан, космея, гортензия, подсолнух, гербера, маргаритка, камелия, роза, рапс – цветы угасали, не привлекая к себе лишнего внимания, они лишались красок жизни и оставляли после себя только память о былой красоте.
Белоснежное лицо Юрико, освещаемое яркими вспышками, приобретало то желтые, то красные, то зеленые – самые разные оттенки. Но, какой бы ни был цвет, всегда одинаково поблескивали слезы на ее лице. Идзуми не мог избавиться от ощущения, что он где-то уже наблюдал похожую картину, но понятия не имел, когда это могло быть. Он был уверен, что в этом воспоминании, которое он пытался сейчас нащупать в непроницаемой тьме, было что-то очень важное. Там были слова, которые ни в коем случае нельзя было забывать. Но сколько бы Идзуми ни бродил по неосвещенным закоулкам своей памяти, он так и не мог ничего найти.
Они плыли в потоке смывающей все перед собой толпы. Идзуми крепко держал маму за руку.
– Тебе понравились фейерверки? – поинтересовался он.
Последовало молчание.
– Хочу яблоко в карамели! – заканючил из-за спины голос, который, казалось, принадлежал какой-то девочке.
Идзуми почувствовал, как его тянут за руку. Он обернулся и увидел Юрико, взгляд которой был прикован к палатке, зажатой между небольшим павильоном с детскими аттракционами и лавкой, где продавали сладкий строганый лед; к палатке, на синей вывеске которой красовалось изображение красного яблока. Там, на прилавках, в специальных подставках на равном расстоянии друг от друга аккуратно были расставлены рядами безупречные яблоки, надетые на палочки. Фрукты были покрыты гладким слоем карамели, который волшебно блестел в свете ламп. Будь это кулинарное изделие представлено на выставке художественного стекла, никто бы и не заподозрил ничего неладного.
– Я устала. И хочу яблоко в карамели!
Когда Идзуми собственными глазами увидел, как Юрико произносит эти слова, он понял, что и предыдущая фраза сказана ей же.
Это был совершенно другой человек, не тот, что несколько минут назад восторженно наблюдал за фейерверками. Теперь в теле Юрико был маленький ребенок.
– Сейчас здесь слишком много народу, так что давай как-нибудь в следующий раз, ладно? – возразил Идзуми и слегка потянул мать за руку. Он думал только о том, как бы поскорее выбраться из этого столпотворения и вернуться в номер отеля.
– Хочу сейчас! – встала в позу Юрико. Ее теперь было не сдвинуть с места. – Яблоко в карамели! Хочу яблоко! Хочу! Хочу! Прямо сейчас хочу!
Прохожие стали коситься на женщину, которая выпрашивала сладость, как малое дитя. Идзуми сгорал от стыда. Дабы все это быстрее прекратилось, он поддался маминой прихоти. Он нагнулся и сказал ей на ухо:
– Хорошо-хорошо. Сейчас куплю. – И тут же спохватился: палатка была на противоположном берегу, предстояло пробираться через русло буйной толпы и с мамой осуществить такой переход было бы тяжело. – Я сейчас пойду куплю яблоко и тут же вернусь, а ты посиди вот здесь и подожди немного. Только ни в коем случае никуда не уходи! Я мигом!
Идзуми некоторое время колебался, но в итоге все-таки усадил маму и нырнул в толпу, взяв направление к палатке с яблоками. Люди пихались локтями, толкались плечами, некоторые издавали недовольное цоканье. Как окружающие не понимали: ему нужно как можно быстрее купить это яблоко в карамели и вернуться к матери. Но Идзуми осознавал, что если искать в этой толпе возмутителя спокойствия, то в первую очередь это будет он сам. Так что Идзуми умерял свою раздражительность и продвигался дальше, постоянно оглядываясь и проверяя, на месте ли мама.
– Вам одну штучку? Триста иен, – дружелюбно произнес продавец, немного настороженно глядя на всполошенную фигуру у прилавка: Идзуми добрался до палатки весь мокрый, хоть отжимай.
Идзуми сначала подтвердил, что ему нужно только одно яблоко в карамели, но потом подумал, что было бы здорово составить маме компанию, и попросил дать еще одну штучку. Он протянул купюру номиналом в тысячу иен и получил взамен два яблока, надетых на бамбуковые шпажки, и несколько монет сдачи. С добытым сокровищем в руках Идзуми развернулся и не увидел мамы. Он вытянулся, чтобы получше разглядеть то место, где оставлял Юрико, но ее там уже и в помине не было.
Из уст растерянного Идзуми вырвался набор звуков. Теперь он корил себя: что же он наделал, нельзя было оставлять маму одну; хоть как, но ее нужно было привести сюда за собой; нет: нужно было вообще не потакать ее прихотям и сразу возвращаться в отель. Придя в себя, Идзуми твердо решил, что сейчас не время рассуждать, как следовало поступить: надо искать Юрико. Он настроился и снова погрузился в людской поток.
– Мама! – кричал Идзуми, приподнимаясь над толпой. Его голос безуспешно тонул в море звуков. В этой черной гуще волнами плыли головы людей. С ростом Юрико ее легко мог захлестнуть очередной гребень. – Мама! Подними руку, если ты меня слышишь! – продолжал надрывать голос Идзуми, хотя и понимал, что ему не стоит сильно рассчитывать на ответ.
Периодически он замечал на себе взгляды темных глаз.
Они с порицанием смотрели на внезапно расшумевшегося человека. Да и несложно представить, какое клоунское зрелище он собой представлял: кричащий мужчина с высоко поднятыми в руках яблоками на шпажках. Идзуми и сам желал бы сейчас же избавиться от этих сладостей, но не в состоянии был этого сделать, петляя в толпе и пытаясь от нее отделиться.
Идзуми судорожно несся вдоль улицы, забегая в двери всех расположенных по пути заведений: он искал маму и в супермаркетах, и в караоке-барах, кафешках, сувенирных лавках. Ее нигде не было.
Во всех магазинах он вылавливал сотрудников, повторяя как заведенный: «К вам не заходила женщина лет семидесяти низкого роста в белом юката?» Все только пожимали плечами. Идзуми внезапно подумал, что мама могла сама вернуться в отель. Он тут же бросился туда. Ворвавшись в главный холл, он задавал всем попадавшимся на глаза работникам один и тот же вопрос. Но не было никого, кто бы видел Юрико.
С улицы послышался нарастающий пронзительный вой сирены, Идзуми повернулся к окнам и сразу заметил проезжавшую мимо белую карету скорой помощи. Он почуял неладное и рванул к выходу. Ему было некогда ждать открытия створок автоматических дверей, и он боком проскользнул в чуть раскрытую щелку. Оказавшись на улице, он пустился вслед за красным огнем мигалки, бегающим по кругу. Машина рассекала толпу: поток людей расступался, как воды перед Моисеем, освобождая путь.
Сирена замолчала, когда карета остановилась у палатки пункта экстренной медицинской помощи. Задние двери машины раскрылись, и оттуда выпрыгнула бригада, которая, подготовив носилки, устремилась в палатку.
Сквозь щелку не до конца задернутой двери-занавески Идзуми увидел лежавшие на кушетке тонкие ноги.
– Мама! – Он заскочил в палатку, но тут же его сердце снова обдало холодом: на кушетке лежала девушка в школьной форме.
Несколько врачей повернули к нему головы, на лицах их застыло замешательство. Идзуми, желая вырваться из пространства, заполненного чувством неловкости, в ту же секунду выбежал на улицу и рванул по проезжей части, по которой теперь шли редкие прохожие. Идзуми бежал, не разбирая дороги.