мах, шум, широкую гласность в отношении каждой проведенной операции. «Чтоб знали, - говорил он, - не дремлет Чека!…» Кое-кому из товарищей это нравилось. Но у Алексея начальник группы вызывал глухое чувство недоверия, и не потому, что он сомневался в его честности, а, скорее, из-за собственной врожденной сдержанности. Илларионов тоже недолюбливал Алексея: как и все люди подобного рода, он чутко улавливал отношение к нему окружающих.
Не без ехидства сообщив, что по указанию Величко Володя Храмзов должен помочь Алексею своей проверенной на серьезных делах опытностью, Илларионов потребовал отчета: чем Алексей занимался три дня?
- Кое-что сделал, - уклончиво ответил Алексей. Пока не прояснилась обстановка, он не хотел посвящать Илларионова в историю с Диной.
- Кое-что - мало! - заявил Илларионов и постучал чубуком трубки по столу. - Мне надо не «кое-что», а шпионский центр! Три дня сидим здесь, хватит баклуши бить! Вот какую я замыслил комбинацию. Возле церкви живет бывший учитель местной гимназии Дугин, эсер. Если меня не обманывает профессиональное чутье, а я не припомню случая, чтобы оно меня обмануло, этот тип с кем-то связан. Тебя здесь никто не знает. Определим к нему на квартиру. Будешь следить и держать меня в курсе происходящего в его доме.
- И все? - спросил Алексей.
- Пока все.
- А Володя? Его тоже на квартиру? Ведь он помогать мне должен.
- Для Храмзова временно найдется другое дело. В дальнейшем, вероятно, тебе удастся что-нибудь обнаружить у Дугина, тогда будете действовать совместно.
- Тебе Величко говорил, что у нас не такой план? - с плохо скрываемым раздражением спросил Алексей.
- Это насчет какой-то бабы, любовницы того сигнальщика? Говорил! - Илларионов вздохнул, показывая, что ему скучно объяснять всем известные вещи. - Михалев, не будь дитей! Отвыкни от ученического следования тому, что тебе велели старшие. Величко указал на одну из многих возможностей оперативного подхода к заданию, примерную и, если так можно выразиться, оптимальную, гм… возможность. Но он не знал местной ситуации. А я знаю. И я говорю: поиски той бабенки отнимут драгоценное время, а пользы не принесут. Придется тебе работать в одном направлении с нами.
- Придется… - Алексей, хмурясь, достал кисет, подержал его в руках и, не закурив, сунул обратно в карман. - А если я тебе скажу., что уже нашел ту «бабенку» и что час назад меня завербовали в шпионы?
- Тебя?!
- Вот именно, меня.
Маруся загремела чугунком, который ставила в печь, и вода, шипя, плеснулась на угли. Храмзов приоткрыл рот.
Настороженно глянув на Алексея: не врет ли? - и убедившись, что не врет, Илларионов отрывисто приказал:
- Рассказывай!
Алексей рассказал все, начиная со встречи с Вандой и ее мужем и кончая свиданием с Диной у нее на квартире.
Илларионов вскочил. Быстрыми шагами прошелся от стены до стены, волоча за собой кудрявые завитки дыма. На щеках его играли желваки.
- Так! - сказал он, останавливаясь посреди хаты. - За Федосовой немедленно установить слежку. Перехватим тех, кто к ней явится. Завтра, вместо тебя, я сам пойду к ней с людьми. Что касается родственников сигнальщика, то их ночью же возьмем!
Теперь вскочил Алексей.
- Ты соображаешь, что говоришь?! - чуть не закричал он. - Угробить все хочешь? Да я!… Слушай, Илларионов: операция только начинается! Если ты не будешь мне мешать, я через три-четыре дня дам тебе полный список всего подполья!
- Четыре дня! - Илларионов прыгнул к столу. - Завтра! Завтра же вечером я буду знать! Девка всех выдаст!
- Не выдаст! Не сразу, во всяком случае!
- Вы-ыдаст!
- А я говорю - нет! Да пока ты будешь ее допрашивать, они все разбегутся!
- Плохо ты меня знаешь! - Илларионов выдернул трубку изо рта, мундштуком ткнул себя в грудь: - За один вечер всех переловлю! Ни одна гадина не уйдет!… Словом, чего размазывать: сказано - и конец!
От сознания совершенной ошибки Алексей готов был откусить себе язык. Ведь не хотел же говорить, так нет - брякнул! Этот Илларионов одним махом все погубит!
Начальник опергруппы уже надевал кавалерийскую фуражку с оттянутой назад тульей и коротким круглым козырьком.
- Подожди, Илларионов, послушай, как я хочу…
- Незачем! Все ясно! Собирайся, покажешь дом этих… Соловьевых, что ли?
- Соловых? А их-то за что?
Об этом, по-видимому, Илларионов не думал. Он проговорил не так уверенно:
- Как, за что! - Но тут же, не давая себя обить с толку, закричал: - Не понимаешь? Контру на свободе оставлять?!
- Ладно, начальник, - сказал Алексей. - Поступай, как хочешь… Но только я с тобой не пойду, а сейчас сяду и напишу рапорт Брокману, и Маруся доставит его в Херсон еще до утра. Опишу, какое положение, и свой план, который ты даже слушать не желаешь, ребята подтвердят! А там шуруй на полную свою ответственность!
Угроза привлечь в качестве судьи председателя ЧК подействовала на Илларионова. К тому же молчавший в течение всего разговора Володя миролюбиво пробасил:
- Чего ты горячку порешь! Дай человеку сказать.
Илларионов сорвал фуражку, в сердцах шмякнул ею об стол, опустился на лавку. С минуту смотрел в угол, подрыгивая худым коленом, а потом заговорил неожиданно спокойным голосом:
- Поработаешь тут! Тоже мне оперативники, за смертью с вами ходить! Послушаем, что ты надумал!
- Никаких арестов и никаких слежек пока не устраивать, - сказал Алексей.
Илларионов сильнее дрыгнул коленом, но сдержался.
- Я войду в организацию, - продолжал Алексей, - заслужу доверие. Много времени это не займет: они и сами, наверно, торопятся. Будут меня испытывать, как - не знаю, но тут уж вместе что-нибудь придумаем. Если получится, возьмем всю шайку разом и еще установим, какие у них связи, нет - арестовать Федосову всегда успеем. В любом случае я и без допросов узнаю, кто на них работает.
- Мазня! - загорячился Илларионов. - С такими вариантами еще неделю проваландаемся! А если шлепнут тебя?
- Ты обо мне заботишься?
- Что, если тебя уберут до того, как мы что-нибудь получим?
- Тогда делай по-своему. А сейчас надо воспользоваться случаем - другого такого не будет. Я считаю так: пусть Храмзов следит за мной. Не за Федосовой, а за мной, понимаешь? Он сумеет незаметно.
- Для охраны, что ли? - презрительно подымая бровь, спросил Илларионов.
- Чтобы быть в курсе и помочь, если понадобится, - оказал Алексей.
Илларионов бросил руки на колени, хотел возразить, но его перебил Храмзов.
- Михалев толково предлагает, - сказал он негромко. - Лучше все равно не придумаешь.
Поняв, что соотношение сил не в его пользу, Илларионов круто изменил тактику.
- Чудаки вы, люди! - сказал он. - Как будто я хуже хочу… Пожалуйста: план Михалева по разведывательной терминологии гм… называется «двойная игра». У меня своя точка зрения на методы разведки, но я не настаиваю, пожалуйста. Все это можно было бы проверить быстрей, но…- он приподнял плечи и сделал рукой жест, который означал: «было б с кем».
- Значит, никакой слежки устанавливать не будешь? - еще раз спросил Алексей.
- Пожалуйста, не буду.
- Ой, как хорошо! - воскликнула Маруся. Она с волнением следила за их спором. - Вот и договорились.
- Но рапорт я все-таки пошлю, - предупредил Алексей. - И напишу, что ты согласился с моим планом.
- Пиши, сделай милость…
- Сможешь доставить сегодня же? - спросил Алексей у Маруси.
- Я дядю Селемчука пошлю, до утра успеет! - ответила девушка, глядя на Алексея так, будто впервые видела.
- Да, Илларионов, сегодня убили вестового с пакетом?
- Убили.
- А что в пакете?
- Ничего особенного: уведомление в штаб фронта, что получена оперативная карта… Учти, Михалев, я должен знать о всех твоих действиях!
- Само собой разумеется! - сказал Алексей.
Потом они, уже вполне мирно, договорились обо всех подробностях. Илларионов стал прежним - говорил солидно и энергично сосал трубку. Затем он ушел, а Володя с Алексеем остались: один - ночевать на Марусином сеновале, другой - писать рапорт.
ВСТРЕЧА НА ОСТРОВЕ
На почте был народ. Алексей уселся на скамью у двери и подождал. Дина встретила его беспокойным взглядом и чуть заметно кивнула.
Расхлябанная дверь поминутно хлопала, впуская и выпуская посетителей. Выбрав момент, когда на почте остались только вихрастый подросток в гимназической рубахе и женщина, под диктовку которой он что-то писал, Дина покашляла, привлекая внимание Алексея, и карандашом указала через свое плечо на вход в соседнюю комнату.
Он прошел туда через откидную дверцу почтовой стойки.
В комнате с зарешеченными окнами, шкафами с множеством квадратных отделений для писем и чугунным штампом на столе был один человек - седой, с вытянутым лицом, составленным из небритых вертикальных складок. Он угрюмо покосился на Алексея поверх очков в металлической оправе.
- Папа, - сказала Дина, входя за Алексеем, - посиди за меня в зале.
Ни слова не говоря, старик удалился, далеко, точно боясь обжечься, обойдя Алексея.
Дина прикрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
- Ну, что скажете?
- Вот… пришел.
- Вы думали над нашим вчерашним разговором?
- Думал.
- И как?
- Я уже решил, Дина.
- Вы уверены?
- У меня другого пути нет, - тихо проговорил Алексей: эти слова он приготовил заранее.
Оттолкнувшись от двери, Дина сделала несколько шагов к нему.
- Вы понимаете, как это серьезно?
- Я все обдумал…
- Я очень рада, если так, - сказал она, глядя на него с недоверием, которого вчера не было. - Я рассказала о вас… моим друзьям. И должна признаться, они обвинили меня в легкомыслии.
Алексей нахмурился. Неприятный холодок - предчувствие неудачи - подступил к горлу.
- Но мне все-таки удалось их уговорить, - продолжала Дина. - Они согласились встретиться с вами.
- Конечно, - проговорил Алексей, - я ничем не могу доказать, что я… что мне можно доверять, но они сами увидят.