Социализм для джентльменов — страница 8 из 38

Таким образом, здесь вы опять-таки сталкиваетесь с движением, безусловно благотворным и прогрессивным; но которое, несмотря на это, представляет собой отвратительное зрелище моральной испорченности и морального упадка не только для отсталых религиозных людей, но и для сравнительно передовых научных рационалистов. И так как прессе и критике пришлось убедится в том, что эта кажущаяся испорченность и этот, кажущийся упадок в некоторых имеющих влияние кружках признается за истину, что обо всем этом говорят с почтением, одобряют, опубликовывают, продают и читают, то вследствие этого и здесь нашлись ничтожные подражатели, которые пользовались терпением критики для того, чтобы воспроизводить действительно пошлую чепуху, разоблачать которую критики остерегались из боязни, что, в конце концов, и она может оказаться истиной.

Иллюзии социализма

Не следует думать, что я хочу говорит об иллюзиях социализма с тем намерением, чтобы кого-нибудь предостеречь от них. Отнимите у побуждений человечества ту часть, которая состоит в погоне за иллюзией, и вы отнимите у мира его главную действующую пружину. И не следует думать, что погоня за иллюзией есть тщетная погоня за чем-то несуществующим. Напротив, так же, как не бывает тени без предмета, ее отбрасывающего, так не существует иллюзии без действительности. Только люди по большей части устроены так, что действительность их отталкивает, а иллюзии привлекает.

Приведем простой пример, на который часто ссылается Шопенгауэр: молодые люди и молодые девушки привлекают друг друга не тем, что они собой представляют в действительности. Молодой человек женится на молодой девушке только в том случае, если он убежден, что она ангел, жить с которым настоящее блаженство; а молодая девушка не выберет его себе в мужья, если не будет считать его героем. Очарованные этой иллюзией они спешат со свадьбой. Но из этого вовсе не следует, что, успокоившись, они начинают раскаиваться в своем поступке. Если бы дело обстояло так, то их женатые друзья, вместо того, чтобы поощрять их к женитьбе, стали бы их предостерегать от подобного шага; а вдовцы и вдовы не вступали бы вторично в брак, как они это обычно делают, если имеют для этого возможность.

Конечно, муж и жена в конце концов узнают друг друга; но, если союз вообще счастливый, то отрезвление наступает, после утешительного открытия, что настоящая женщина со всеми ее ошибками стоит дюжины ангелов, а настоящий мужчина со всеми его безумствами стоит всех героев, о которых только можно было мечтать. Следствием этого является то, что оба одураченные такой смешной иллюзией вместо того, чтобы чувствовать себя обманутыми и разочарованными, получают больше того, на что они рассчитывали, дарят свету новые поколения и, когда доходит черед до их, сыновей и, дочерей, они позволяют им гоняться за той же самой иллюзией.

Поэтому если я заявляю, что социализм, каким он кажется девяноста девяти из ста ревностных молодых социалистов, которые будут читать этот очерк, есть иллюзия, то я не хочу этим сказать, что за иллюзией не скрывается действительность, или что иллюзия не будет гораздо лучше действительности. Я настоятельно утверждаю лишь, что если бы осуществленное социалистическое будущее было бы показано тем, которые посвящают этому «делу» все силы, остающиеся у них после дневного труда и все воодушевление, к которому они способны, – то тогда многие не пошевелили бы пальцем для этого дела и смотрели бы на него, как на жалкое прозаическое буржуазное развитие и, сводя его лишь к улучшению современной порядочности среднего класса, презирали бы его.

Если бы какая-нибудь часть программы социализма действительно была бы выражена в каком-нибудь предложении, принятом действительным правительством и если бы эта часть программы могла бы быть выполнена настоящей, существующей государственной властью, то лица, объявляющие себя социалистами были бы последними в стране, на поддержку которых можно было бы при этом рассчитывать. В лучшем случае они снисходительно признали бы подобное предложение «средством украшения» и стали бы уверять публику, что оно не может принести никакой пользы, если только вместе с ним не будет также отменена капиталистическая система. В худшем же случае они стали бы жестоко нападать на это предложение и называть его защитников обманщиками, изменниками и т. д. Этот естественный антагонизм между энтузиастами, придумывающими социализм, и государственными людьми, которые должны претворять его в законодательные и административные мероприятия, неизбежен и с ним необходимо мириться. Но не следует мириться с ним молча. Всякий человек, будь то энтузиаст или реалист, обладает большей или меньшей способностью критиковать самого себя; и чем более вы будете приводить ему разумных оснований, тем разумнее будет по всей вероятности его поведение.

Здесь умный и внимательный читатель воскликнет; «Ага! вы все-таки хотите, в конце концов; попытаться разрушить мою иллюзию?» Конечно, я без сомнения хочу этого; но если мне и удастся это, все же еще останется достаточно иллюзий, которые мы можем пропагандировать дальше. Итак, вам нечего бояться!

Прежде всего мне хотелось бы указать на то обстоятельство, что выдвинутое мною ободряющее воззрение, что иллюзии являются полезным побудительным средством для людей в их стремлениях к улучшению действительности не относится ко всякой иллюзии. Если какой-нибудь человек стремится всей душой к тому, чтобы стать миллионером или если какая-нибудь женщина стремится к тому, чтобы стать Христовой невестой и обрести вечное блаженство тем, что она будет жить, как монашенка и умрет, как святая, то нет никакого сомнения в том, чтобы результаты, подобной жизни стоили того, чтобы менять на нее, жизнь какого-нибудь скромного носильщика или фабричной девушки. И точно также, человек, который кричит о веке всеобщего мира только потому, что он желает этого незаслуженного счастья для себя и для мира, не только не достигнет этого счастья, но будет и тем, чего он достигнет так же недоволен, как и своим настоящим положением. Иллюзии существуют вздорные и мудрые. И человек легко может быть противником нашего существующего социального строя, потому что он сам не достаточно хорош для него, а не потому, что этот строй плох для него.

Существуют два рода иллюзий, – иллюзия льстящая и иллюзия необходимые. (В действительности существует два миллиона родов; но мне приходится иметь дело только с этими двумя). Льстящие иллюзии дают нам силу стремиться к таким вещам, которые мы не умеем ценить в их неприкрашенном, виде, и примиряют нас с безутешностью нашей судьбы и с неизбежными поступками против нашей совести. Воодушевление среднего консерватора или либерала по отношению к своей партии и ее вожаку вызывается не фактами, а той иллюзией, что этот вожак чрезвычайно великий государственный деятель, а что его партия является поборницей всех великих реформ и противницей всех губительных изменений и реакций, происшедших в течение столетия. Когда мы, как нация цивилизованная, грабим и уничтожаем нецивилизованную нацию, то мы окружаем этот поступок иллюзией военной славы, власти, любви к родине, распространения просвещения и так далее; между тем как, если бы подобный поступок произошел между двумя цивилизованными гражданами, то на него смотрели бы как на простой грабеж и убийство. И если какой-нибудь рабочий гордиться тем, что он свободный англичанин и заявляет, что он не потерпит никаких штук со стороны иностранных монархов или же, что он хотел бы посмотреть, осмелиться ли кто-либо затронуть английский трон или английскую церковь, то с своим действительным рабством он примиряется при помощи иллюзии «Rule Britannia».

Самая глупая из льстящих иллюзий это та повседневная иллюзия, в силу которой люди считают себя в нравственном отношении стоящими выше тех людей, мнения которых уклоняются от их мнений. Социалист, который думает, что воззрения Гладстона на социализм нездоровые, а его собственные здоровые иллюзии, вращается в пределах своего права; но тот социалист, который думает, что его воззрения добродетельны, а воззрения Гладстона порочны, оскорбляет первое правило нравственности и благопристойности демократической страны. Это правило заключается в том, что со своим политическим противником не следует обращаться, как с нарушителем законов нравственности. И несмотря на это эта воображаемая иллюзия в настоящее время, по-видимому, необходима для политических организаций. Речи наших наиболее выдающихся партийных вожаков обыкновенно выливаются в форму благородного возмущения против поступков их противников. Чемберлен бранит сэра Вилльяма Аркура, сэр Вилльям Аркур бранит Бальфура; Бальфур бранит Морлея; Морлей ругает лорда Солсбери и так далее. То же самое, только более злобно, происходит между церковными партиями и нонконформистами, и между протестантами и римскими католиками в Ирландии, тогда как социалисты, что я должен, к сожалению, сказать, обычно превосходят все другие партии в своем предположении, что их противники, называемые «капиталистами» грабители, негодяи, лгуны и лицемеры, которые не обладают ни одной смягчающей чертой характера. Социалисты обычно представляют себе рабочего, как бы распятым между двумя разбойниками; – эта фантастическая картина, изображает – не только подлость землевладельца и капиталиста, но и безгрешность социалиста, который (согласно этому изображению) так же относится к своим противникам, как добро к злу. Ну, это чрезвычайно льстящая иллюзия. Но. к несчастью, это и необходимая иллюзия и поэтому ее нельзя искоренить простым вежливым порицанием присущей ей жестокости, глупости и невежливости.

Но что такое необходимая иллюзия?

Это та маска, которой прикрывается действительность для того, чтобы возбуждать в человеке интерес к себе, или же для того чтобы приковать его внимание или же вообще быть воспринятой им сознательно. Про обыкновенного человека можно с уверенностью сказать, что он любит и ненавидит, восхищается и презирается, борется за жизнь и избегает смерти; и эти импульсы его воли побуждают его к мышлению и к работе, заставляют его приносить* пользу и вред, давать и брать, создавать и разрушать, производить и потреблять; строить и ломать и с достаточной силой и достаточным интересом создавать ту цивилизацию, которую мы теперь имеем. Но если такому человеку предложить для разрешения какую-нибудь проблему, которая не возбуждает ни одной из его страстей, – скажем, например, какую-нибудь чисто математическую проблему – то потребуется очень много усилий для того, чтобы он ее понял. У него нет достаточно интереса к этому, чтобы в достаточной мере напрягаться, даже и в том случае, если он в течение многих лет, как школьник и как слушатель университета, был принужден приобрести некоторую технику и ловкость в подобного рода вещах. Он отдается беспристрастному мышлению только в том случае, если он должен зарабатывать себе этим на жизнь, и только тогда, если благодаря его воспитанию, обстоятельствам, при которых он находится и его способностям ежедневное занятие наукой или философией для него, в конце концов, менее затруднительно, нежели какая-нибудь торговля или ремесло. Представьте себе, например, какого-нибудь капитана маленького купеческого корабля. Он будет знать как раз столько, сколько необходимо для того, чтобы получить необходимое удостоверение о том, что он прошел курс мореплавательной науки. Но если вы будете требовать от него, чтобы он обнаружил свободной интерес по отношению к науке, как Галилей или Ньютон, то это будет совершенно напрасно. Математика, экономия, физика, метафизика и тому подобные науки являются для него тем, что он называет «сухими предметами»; а практически это означает то, что он не станет их изучать, если ему за это не заплатят; и даже и в этом случае он не станет их изучать, если сможет добывать себе средства к жизни каким-нибудь другим, более подходящим п