Все эти требования были не более чем западней. Естественно, те, кто являлся вот так, по требованию этого приказа, едва ли могли рассчитывать на «помилование». Противники социалистов в тот момент оказались в положении польских евреев времен оккупации Польши Германией – их тоже заставляли заявлять о себе, а что было потом – всем хорошо известно. Как писал Алексей Львович Литвин, крупный специалист по истории Гражданской войны, после этого приказа в пунктах регистрации выстроились многотысячные очереди. Так, в Севастополе получилась очередь из 3000 человек, в Ялте – из 7000, а по всему Крыму – 25 000 за данный приказом срок в три дня. После чего начались облавы с проверкой документов, которые привели к задержанию в одном только Севастополе 6000 человек, из которых 2000 были расстреляны, 700 отпущены, а остальных отправили в концентрационный лагерь [190].
С событиями в Крыму вполне сопоставимы репрессии в отношении восставших крестьян и рабочих в различных губерниях России. Кто не знает, например, о Тамбовском восстании 1918–1922 гг., в котором на пике в 1921 г. принимало участие до 70000 человек со стороны восставших (не считая членов их семей, женщин, детей) – и оно было подавлено с чрезвычайной жестокостью. Крестьяне Тамбовской и Воронежской губерний выступили против большевистской политики продразверстки – изъятия у крестьян продовольствия в пользу городов, находящихся под контролем красных. Имели ли они на это моральное право? Безусловно, ведь это было их продовольствие, которое они могли оставить для своих жен, детей и близких, либо же продать. Большевиков крестьяне не поддерживали, свои голоса им не отдавали, следовательно, имели право на восстание против фактически внешних агрессоров, нелегитимных узурпаторов. Тамбовским крестьянам удалось создать полноценную армию и органы власти, а политической целью объявлялся созыв Учредительного собрания.
Коммунисты ответили на это восстание жестко и решительно. Приказ Полномочной комиссии ВЦИК № 171, подписанный командующим войсками Тухачевским и председателем комиссии Антоновым-Овсеенко гласил: «Селениям, в которых скрывается оружие, властью уполиткомиссии или райполиткомиссии объявлять приговор об изъятии заложников и расстреливать таковых в случае несдачи оружия. В случае нахождения спрятанного оружия расстреливать на месте без суда старшего работника в семье. Семья, в доме которой укрылся бандит, подлежит аресту и высылке из губернии, имущество ее конфискуется, старший работник в этой семье расстреливается без суда. Семьи, укрывающие членов семьи или имущество бандитов, рассматривать как бандитов, и старшего работника этой семьи расстреливать на месте без суда. В случае бегства семьи бандита имущество таковой распределять между верными Советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать или разбирать» [272].
В постановлении ВЦИК по Тамбовской губернии № 116, также подписанном Тухачевским и Антоновым-Овсеенко, в подробностях рассказывается порядок применения террора в отношении крестьян, и, признаться, читать эти вещи с осознанием того, что речь идет о гражданах одной страны, довольно тяжело. Итак, Тухачевский наставляет: «Опыт первого боевого участка показывает большую пригодность для быстрого очищения от бандитизма известных районов по следующему способу чистки. Намечаются особенно бандитски настроенные волости и туда выезжают представители уездной политической комиссии, особого отделения, отделения военного трибунала и командования вместе с частями, предназначенными для проведения чистки. По прибытии на место волость оцепляется, берутся 60-100 наиболее видных лиц в качестве заложников и вводится осадное положение. Выезд и въезд в волость должны быть на время операции запрещены. После этого собирается полный волостной сход, на коем прочитываются приказы Полномочной Комиссии ВЦИК№№ 130 и 171 и написанный приговор для этой волости. Жителям дается 2 часа на выдачу бандитов и оружия, а также бандитских семей, и население ставится в известность, что в случае отказа дать упомянутые сведения заложники будут расстреляны через два часа. Если население бандитов и оружия не указало по истечении двухчасового срока, сход собирается вторично и взятые заложники на глазах у населения расстреливаются, после чего берутся новые заложники и собравшимся на сход вторично предлагается выдать бандитов и оружие. Желающие исполнить это становятся отдельно, разбиваются на сотни и каждая сотня пропускается для опроса через опросную комиссию (представителей Особого отдела и Военного трибунала). Каждый должен дать показания, не отговариваясь незнанием. В случае упорства проводятся новые расстрелы и т. д. По разборке материала, добытого из опросов, создаются экспедиционные отряды с обязательным участием в них лиц, давших сведения, и других местных жителей и отправляются на ловлю бандитов. По окончании чистки осадное положение снимается, водворяется ревком и насаждается милиция» [271]. Невероятная жестокость расстрелов людей на глазах у их родственников, по всей видимости, была эффективна. Как мне кажется, сама логика действий большевиков в отношении крестьян похожа на тактику оккупационной армии, для которой местное население не представляет никакой ценности. Более того, террор не заканчивался уничтожением в местности «бандитов». Всех оставшихся в живых крестьян обязывали обслуживать инфраструктуру под страхом новых расстрелов заложников, что отражено в приказе № 189 от 9 июля, предписывавшем расстреливать не менее пяти заложников за порчу мостов и обязывавшем местное население охранять и ремонтировать их.
При подавлении Тамбовского восстания большевики использовали химическое оружие и концлагеря. В приказе № 0116 от 12 июня 1921 г. читаем: «Остатки разбитых банд и отдельные бандиты, сбежавшие из деревень, где восстановлена Советская власть, собираются в лесах и оттуда производят набеги на мирных жителей. Для немедленной очистки лесов приказываю: 1. Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми газами, точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространялось полностью по всему лесу, уничтожая всё, что в нем пряталось. 2. Инспектору артиллерии немедленно подать намести потребное количество баллонов с ядовитыми газами и нужных специалистов» [371]. Однако эффективно использовать газовые снаряды большевики не могли в силу слабой организации и оснащения соответствующих подразделений, а также отсутствия опыта. Известны лишь несколько случаев их применения: в бою у деревни Смольная Вершина 13 июля 1921 г. (15 химснарядов), в бою у озера Ильмень 14 июля того же года (50 химснарядов) и при очистке Паревского леса 1-10 августа 1921 г. (59 химснарядов). Это совсем немного, учитывая общее количество выделенных Тамбовскому командованию боеприпасов: 2000 газобаллонов и химснарядов [32].
Зато концлагеря использовали вполне успешно. Насчет их применения документов нам оставлено достаточно. Например, из сведений о составе заключенных Кирсановского концентрационного полевого лагеря № 8 1-го боеучастка мы узнаем, что в нем содержалось на 21 июня 1921 г. 1013 человек. Из них 318 человек – это заложники из членов семей «бандитов» (т. е. повстанцев) [310]. Из доклада заведующего губернским управлением принудительных работ В. Г. Белугина от 22 июня 1921 г. известно, что всего было создано семь концлагерей вместимостью в 13500 человек, а на 20 июня в них содержалось 6000 человек и еще 3000 высланы в лагеря других губерний. При этом Белугин бьет тревогу в связи с необходимостью размещения в лагерях детей: «В лагеря поступает большое количество детей, начиная с самого раннего возраста, даже грудные. Содержание маленьких детей ставит в самое затруднительное положение администрацию лагерей, и по этому вопросу от вас необходимо получить разъяснение в самом срочном порядке. Прошу иметь в виду, что лагери устроены по временному типу (палатки на голой земле), что может повлечь за собой массовые заболевания детей» [26]. Так оно и вышло, о чем мы узнаем из «протокола заседания междуведомственной губернской комиссии по содержанию детей-заложников в концлагерях Тамбовской губернии» от 27 июня 1921 г.: «Ввиду большого наплыва в концентрационно-полевые лагери малолетних, начиная с грудных, детей, и неприспособленности этих лагерей к длительному содержанию детей, последствием чего явились заболевания желудочного и простудного характера, признать необходимым в самом срочном порядке принять… меры…» [72]. Матерей с детьми стали освобождать из концлагерей, оставляя заложниками «на месте» [119]. Однако эти меры, принятые в отдельных лагерях в конце июня, все же не спасли ситуацию от катастрофы. В протоколе заседания Кирсановской уездной чрезвычайной комиссии по борьбе с холерой о положении детей в концлагере от 30 июля того же года читаем, что «положение с детьми создается крайне катастрофическое, признать самой радикальной мерой удаление детей из уезда. На месте же принять неотложные меры борьбы, увеличив санитарный надзор и медицинский персонал, а также открыть баню, дезинфекционную камеру» [118]. Даже с учетом этих мер на 1 августа детей до 5 лет во всех тамбовских концлагерях содержалось 1155 человек [309].
Большевики практиковали не только взятие членов семей восставших крестьян, но и уничтожение целых деревень. Например было уничтожено село Кареевка в 70 дворов: «…принимая это во внимание, “пятеркой” было решено уничтожить данное селение – 2-ю Кареевку (65–70 дворов), выселив поголовно все население и конфисковав их имущество, за исключением семей красноармейцев, которые были переселены в с. Курдюки и размещены в избах, изъятых у бандитских семей» [375].
Исходя из того, насколько быстро и жестко расправлялись с русским крестьянским сопротивлением большевики, можно сделать вывод, что террор коснулся нескольких десятков тысяч человек. Скажем, в «протоколе заседания полномочной комиссии ВЦИК о ходе проведения в жизнь приказа № 130» от 22 июня 1921 г. говорится об «изъятии» с 1 по 22 июня 11000 «бандитов» (повстанцев), из них 3000 выслано за пределы губерн