[374, с. 56–57].
К огромному сожалению, эта мрачная картина была только прелюдией к закономерному результату, масштабы трагичности которого невозможно переоценить. Речь идет, конечно же, о голоде 1931–1933 гг. Точная цифра погибших от голода нам неизвестна, но разброс в любом случае ошеломляющий: от нижнего предела в 4,6 млн до 5,7 млн у Дэвиса и Уиткрофта [374, с. 421] и 7 млн в заявлении Государственной Думы РФ от 2 апреля 2008 г. [376].
Современные апологеты социализма пытаются снизить число жертв голода и снять ответственность с советского руководства, объясняя всё неурожаем в результате плохой погоды и даже поведением самих крестьян. Но объективное исследование вопроса позволяет с уверенностью сказать, что непогода не могла стать причиной голода такого масштаба. Продовольственный кризис в городах ощущался уже с 1928 г., когда было введено нормирование основных продуктов питания и более 30 млн человек получали продукты по карточкам. То есть непорядок в системе обеспечения населения едой начался на несколько лет раньше голода. Дальнейшее развитие событий зависело от варианта решения проблемы, который выберет социалистический режим. Доведение миллионов людей до голодной смерти можно было избежать, если бы, по предложению более либеральных большевиков вроде Бухарина, сельское хозяйство продолжало работать по нэповскому механизму и государство хотя бы увеличило закупочные цены на зерно (что, собственно, и будет с запозданием сделано к 1935 г.). К сожалению, Сталин и его окружение пошли по наиболее бескомпромиссному, социалистическому, пути – созданию крупных хозяйств из множества крестьянских, с экспроприацией у крестьян земли, орудий труда и скота.
Голод начался в Казахстане. Уверенные в прогрессивности своих идей, ради которых возможны любые методы, большевики попытались провести кампанию по переводу традиционно кочевого казахского народа на оседлый образ жизни с последующим их вхождением в колхозы. Поскольку кочевники исторически жили за счет животноводства, отъем у них скота в пользу колхозов привел к катастрофе. К тому же темпы коллективизации в Казахстане были выше, чем в среднем по стране, в результате уже к середине 1932 г. доля колхозов достигла 72 %. Наиболее богатые байские хозяйства подвергались беспощадному «раскулачиванию» – это означает, что самые эффективные хозяйства уничтожались, а компенсации в виде более эффективных колхозов еще не было. Уход за лошадьми, коровами, овцами и т. д. в колхозах был несравнимо хуже, чем у кочевников, что отражалось на весе животных и на соотношении веса туши к живому весу. Это, кстати, было верно для всех колхозов страны. Например, средний вес свиней, забиваемых для государственных заготовок, снизился со 111 кг в 1927 г. до 55 кг в 1932 г. [374, с. 335]. Ухудшение снабжения хлебом из хлебопроизводящих русских регионов (в силу ухудшения положения последних) привело к росту потребления скотоводами мяса, что еще более усугубило ситуацию с поголовьем скота. Все это сопровождалось бескомпромиссными требованиями центра выполнять планы по скотозаготовкам. Результатом стало сокращение поголовья коз и овец на 89 %, лошадей на 87 %, крупного рогатого скота на 77 %, верблюдов на 93 % [374, с. 329]. Голодные смерти начали фиксировать не позднее декабря 1931 г. С 1930 по 1933 г. численность сельского населения Казахстана сократилась с 5,87 млн до 2,49 млн человек [374, с. 415]. Не все это сокращение приходится на гибель людей от голода – многие кочевники нашли свое спасение в Китае. Сталин, как всегда, свалил всю вину на мифические «кулацкие элементы».
Масштабный голод начал охватывать остальные регионы СССР примерно с весны 1932 г. Украину – весной; несколькими месяцами позже – Северный Кавказ, Поволжье, Урал (в том числе Башкирию), Центрально-Черноземную область. На охваченных голодом территориях проживало по меньшей мере 70 млн человек.
Далее попробуем вкратце (насколько нам позволяет основное повествование) разобраться в основных причинах не только голода, но и его больших масштабов, в хлебопроизводящих регионах СССР:
1. Дестабилизация сельского хозяйства, вызванная агрессивной коллективизацией и экспроприацией, ударила по привычному распорядку посевных кампаний и уборке урожая, а также по мотивации крестьян.
Еще в 1927 г. начался кризис хлебозаготовок, вызванный регулированием цены на зерно не в пользу крестьян, а в пользу государства. Мы уже ранее видели, что на этот счет писал Николай Бухарин. Его проницательность подтверждается и современными советологами: «Экономических стимулов сдавать хлеб государству у крестьян осталось даже меньше, чем во время предыдущих кампаний. И 1926/1927 г. крестьянин мог выручить на рынке за центнер ржи в среднем 7 руб. 53 коп., в то время как государство платило всего 4 руб. 31 коп. Этой разницы оказалось достаточно для того, чтобы крестьяне осенью 1927 г. отказывались сдавать хлеб. В 1931 г. ножницы между рыночной и государственной закупочной ценой намного увеличились. Рыночная цена возросла до 61 руб. 35 коп., а государственная составляла только 5 руб. 50 коп. Для пшеницы разница была еще больше» [374, с. 107]. Ситуация с ценами усугублялась неопределенностью, порождаемой агрессивной коллективизацией, сопровождавшейся беспределом в отношении устоявшихся порядков в сельской местности. Новая политика означала масштабное перераспределение участков земли между колхозами и единоличниками, а также сокращение обрабатываемой последними земли. «Дестабилизация, вызванная первой волной коллективизации и раскулачивания в 1930 г., привела к тому, что конкретные решения относительно осенней посевной откладывались. Никто не знал, какие участки будут колхозными, а какие останутся единоличными» [374, с. 65]. Межевание участков проводилось сквозь пальцы, колхозам отдавали лучшую землю, а единоличникам оставляли наименее плодородную, иногда и вовсе лишали их земли для того, чтобы заставить вступить в колхоз; колхозники же даже толком не знали, как работать в новых для них условиях. Из-за непредсказуемости вокруг принадлежности участков сельскохозяйственная работа стопорилась, саботировалась, затруднялась и т. д. Бывало и так, что пшеница оставалась гнить в поле просто потому, что еще вчера имелось понимание, кто ее хозяин, а завтра уже вырисовывались перспективы экспроприации всего хозяйства собственника. Кроме того, «в результате нажима на подсобное хозяйство колхозника и на единоличника резко сократилось производство продукции животноводства: масла – на 43 %, молока – на 1/3, а яиц и шерсти – в 2,5 раза» [290].
2. Расширение посевной площади без надлежащего технического обеспечения, а также внедрение специализации по сельхозкультурам нарушило традиционный севооборот, что привело к истощению почв и падению урожайности.
Пятилетний план подразумевал высокие темпы роста «завоевания» новых территорий сельским хозяйством, поддерживаемый слишком оптимистичными расчетами по поставкам новой техники и выполнению отдаваемых руководством приказов. Удивительно, что люди, которые позиционировали себя прогрессивной силой, могущей с помощью передовой науки и техники завоевать новые горизонты, допустили вопиющие ошибки в таких вещах, которые старались соблюдать и знали крестьяне прошлого. Это касается правил севооборота. Суть его заключается в определенном чередовании сельскохозяйственных культур и паров, которое следует обязательно проводить для сохранения плодородности почвы и снижения количества сорных растений на ней. Но это чередование было нарушено. Уиткрофт и Дэвис на основании советских документов оставили нам массу свидетельств этого явления: «Маркевич, поездив по украинским МТС[14], отметил, что чересполосица исчезла, но границы бывших полос легко определить по типу сорняков. Что же касается севооборота, который предполагалось вводить параллельно с землеустройством, то его нигде не видно…»; «автор передовой статьи в мартовском номере партийного журнала, посвященной весенней посевной, сетовал, что работа по внедрению “правильного севооборота… первого и основного требования агротехники” развертывается очень медленно не только в колхозах, но и в совхозах и в очень многих случаях совсем забыта»; «на Северном Кавказе, говорили докладчики, в колхозах нет севооборота. Раньше, по крайней мере, была трехпольная система, а сейчас об этом можно только мечтать»; «автор передовицы в “Правде” возмущался полным игнорированием правил севооборота со стороны районных организаций, незнанием земель, их особенностей, нежеланием и неумением использовать многолетний опыт хлеборобов»; «надо прекратить погоню за числом гектаров… Уже начиная с весны 1932 года необходимо по всей линии совхозов и колхозов приступить к введению севооборота…»; «весной 1932 г. для введения севооборота почти ничего не предпринималось…»; «посевные площади почти всех культур в период с 1928 по 1932 г. расширялись за счет пастбищных угодий и пара. Эта общая тенденция прекратилась только после урожая 1932 г., когда стали совершенно очевидны пагубные последствия нарушения и даже уничтожения севооборота»; «как и при возделывании зерновых, быстрое расширение посевных площадей и сложности землеустройства наделов единоличников нарушили севооборот» [374] и т. д. и т. п.
Наконец, говоря о неудачах совхозов на XVII съезде партии, Сталин признал, что «наши зерновые совхозы слишком громоздки, директора не справляются с громадными совхозами, сами совхозы слишком специализированы, не имеют севооборота и парового клина» [345].
3. Слабое техническое оснащение тракторами при сокращении поголовья лошадей.
Очевидно, что для нормального ведения сельского хозяйства необходимо наличие силы, которая обеспечит транспортировку грузов и работу сельскохозяйственных орудий. Этой силой может служить либо лошадь, либо грузовые автомобили и тракторы. Соответственно, если у вас нет техники или ее недостаточно, то использование лошадей будет более чем актуально. Проблема заключалась в том, что поголовье лошадей в годы форсированной коллективизации неуклонно снижалось. Ранее мы говорили о том, что происходило в Казахстане. То же самое было в русских хлебопроизводящих регионах страны.