[335].
Плохо обстояло дело с поставками потребительских товаров в деревню. В 1931 г. «Микоян обличал “позорную ситуацию”: за первые 20 дней месяца поставки потребительских товаров промышленного производства в деревню достигли только 37 % от плана. Никаких заметных улучшений не последовало. В течение всей кампании в газетах появлялись сообщения о невыполнении плана торговли на селе. В одном из случаев единственным товаром, поставляемым в деревню, оказался одеколон» [374, с. 107–108].
В справке от 25 февраля 1937 г. члена бюро КСК Москвина, посвященной состоянию оловянной промышленности, констатируется факт полного провала плана по развитию оной и обеспечению независимости страны от иностранных поставок: «Совнарком Союза ССР в своем постановлении от 29 октября 1930 г. наметил развернутую программу мероприятий по развитию оловянной промышленности. Этим постановлением были даны совершенно конкретные задания по развертыванию геолого-разведочных работ, по производству олова, по усилению хозяйственного и технического руководства оловянной промышленностью и по материально-техническому обеспечению работ по олову. Выполнение этого постановления означало создание собственной оловянной промышленности и освобождение СССР от иностранной зависимости по олову. Уже к концу 1934 г. выяснилось, что это важнейшее постановление СНКНКТпромом выполнено не было. Так, в 1934 г. почти полностью был сорван план добычи руды и концентратов. Программа по добыче руды была выполнена всего на 6 %, а по концентратам на 1,8 %. Основной Хапчерангинский комбинат добыл в 1934 г. лишь 2.650 тонн руды, вместо 50 тыс. тонн по заданию СНК. Последующая проверка показала, что, даже при полном отсутствии механизации, только ручным способом можно было добыть руды в 2–3 раза больше. Также было сорвано строительство обогатительной фабрики Хапчерангинского комбината, которая должна была быть закончена и введена в эксплуатацию, согласно постановлению СНК, еще в IV-м квартале 1933 г., фактически обогатительная фабрика была пущена лишь в августе 1934 г. Проектирование и строительство этой фабрики велось неправильно: все проектные, а также подготовительные работы велись сразу для пуска обеих очередей фабрики производительностью 150 тонн, вместо того, чтобы вначале сосредоточить основное внимание на пуске первой очереди фабрики мощностью в 50 тонн. Пущенная с большим опозданием первая очередь обогатительной фабрики имела ряд грубейших технических дефектов и недоделок и не давала той производительности, на которую была рассчитана (вместо 45–50 тонн концентрата в месяц фактически давала 11–12 тонн). Строительство электростанции, несмотря на обеспеченность необходимым электрооборудованием, также было сорвано. Отсутствие электроэнергии не давало возможности использовать имеющиеся компрессоры и обеспечить нормальную работу обогатительной фабрики» [338].
Но даже если провалам планов по оловянной промышленности или выполнению хлебозаготовок, развитие которых сопряжено с рядом трудностей, можно найти хоть какое-то объяснение, то как объяснить провалы госведомств по открытию элементарных ателье? Об этом мы узнаем из доклада от 16 июня 1932 г. «о выполнении постановления ЦК о развертывании сети мастерских по выполнению индивидуальных заказов одежды и обуви»: «ЦК констатирует, что: 1) Ведомства (НКЛегпром, Союзкож, Госшвейпром) и промкооперация не выполнили задания ЦК относительно открытия мастерских по индивидуальным заказам, а Центросоюз – по открытию приемочных пунктов, нарушив все установленные ЦК сроки: по обуви – госпро-мышленностью вместо намеченных к открытию 46 мастерских на 13. VI – открыто 22. по промкооперации из 339 на 7. VI открыто 243; по одежде – по госпромышленности вместо 66 намеченных по плану на 13. VI открыто 41, по промкооперации вместо 268 на 13. VI открыто 213. Потребкооперацией открыто приемочных пунктов по индивидуальным заказам одежды вместо 241 – 44, по обуви открыто 114 пунктов, из них 29 общих – по приему одежды и обуви» [235].
Аналогично обстояло дело в вопросе открытия государственных и кооперативных торговых точек для реализации продуктовой и промышленной продукции, призванных заменить частных торговцев, официально полностью запрещенных к 1936 г. «Большая часть магазинов находилась в исторических центрах городов, концентрировалась близ оживленных магистралей и вокзалов. Рабочие кварталы испытывали острую потребность в продуктовых магазинах, а еще более в промтоварных. Жители окраин обычно переносили покупки на выходной и ехали в центр, где пополняли ряды стоявших в очередях местных жителей и приезжих. В результате лучшая организация сервиса даже в специализированной сети… не являлась эффективной. Общее количество торговых предприятий было крайне недостаточным. По нашим подсчетам, в Ленинграде к 1940 г. на один магазин приходилось в среднем 987 человек (в то время как в США и Великобритании – 87–90 человек)… централизованная экономика заставляла практиковать покупки вынужденные, заблаговременные и спонтанные, а также закупки больших партий товаров» [362, с. 68]. Не работало не только централизованное производство, но и централизованное распределение.
Почти анекдотичной была ситуация в системе обеспечения населения продовольствием через карточки, периодически применяемые в СССР в особенно трудные периоды. «Система выдачи заборных листков и контроля за их выдачей оставалась неупорядоченной. Точных данных о снабжаемом населении не имелось ни в одной из заинтересованных организаций. По подсчетам Центросоюза, на 19 ноября 1930 г. в СССР было выдано около 1,5 млн лишних заборных листков. В Москве был выявлен ряд злоупотреблений с коллективными заборными книжками, выдаваемыми МОСПО столовым для получения дефицитных продуктов. Ряд пивных, никогда обедов не готовивших, бесконтрольно получали по ним продукты, львиную часть из них сбывая на рынок» [362, с. 57]. В годы войны комедия и трагедия шли рука об руку: «…в 1942 году только в г. Горьком было похищено 6700 карточек, а в целом по стране – около 100 тыс. Этому способствовала небрежная система хранения и учета, наблюдавшаяся повсеместно. Так, в Махачкалинском городском карточном бюро карточки на хлеб и сахар находились в хозяйственной кладовой вместе с дровами, там же уборщица хранила веники, самовар и чайную посуду. Кладовая закрывалась только на ночь. Дверь кладовой Куйбышевского областного карточного бюро, где ежемесячно складировалось до 2,5 млн карточек, подпиралась легкой доской. Хранилища в Волхове, Выборге, Сланцах не были снабжены замками, не сдавались охране под расписку, их наружные двери опечатывались пятикопеечной монетой» [362, с. 94].
Своего рода апофеозом социалистического хаоса была история «раскулаченного» крестьянина Николая Павленко. В годы войны он при помощи поддельных печатей и документов, вместе с подельниками, создал… целую военную часть, которой на самом деле никогда не существовало, – Участок военно-строительных работ Калининского фронта (УВСР). Организация стала получать подряды на работы, благодаря которым работники части получили довольствие, а их начальники – деньги. Например, были построены или улучшены землянки для калининского фронтового эвакуационного пункта. Впоследствии к УВСР пошли обращения от городских и сельских властей [234]. Заговорщики даже подделали документы, согласно которым их участок находился в прямом подчинении Сталину, а лично Павленко сделал себя, по бумагам, «полковником» и «военным инженером». Остальные получили различные офицерские должности.
К 1942 г. численность УВСР выросла с 10 до 200 человек. В том же году Павленко переименовал «свою» часть в Участок военных работ (УВР). Уже в ходе наступления в Германии члены организации Павленко за счет грабежа местного населения и полученного за взятки разрешения собирать трофейное имущество смогли обзавестись внушительным списком техники: грузовиками, мотоциклами, автомобилями и т. д., кроме этого, были получены продовольствие и скот. Все это имущество псевдочасть смогла вывезти на территорию СССР на целом поезде, заполученном, опять же, путем взяток и знакомств, имевшихся у Николая. Разумеется, трофеи были реализованы Павленко в пользу своей организации, а не государственной казны. Часть имущества пошла на подкуп советских чиновников. Например, за легковую машину тульский облвоенком разрешил разместить УВР на территории Тульской области.
После войны Павленко создал Управление военного строительства (УВС-1) и спокойно получал заказы на строительство и ремонт дорог и мостов. Только в 1952 г. афера вскрылась, когда в результате внутренних споров один из сотрудников организации Павленко обратился в прокуратуру. Последняя от Министерства обороны узнала, что никакого УВС-1 не существует. В 1955 г. Николая Павленко расстреляли, его подельники получили различные сроки, всего было арестовано более 400 человек. Но самое интересное то, что его организация действительно отремонтировала и построила множество дорог и мостов по всему СССР, получив при этом 38 млн 700 тыс. рублей. В условиях нормальной рыночной экономики Николай Павленко, вероятнее всего, стал бы процветающим бизнесменом, но в социалистической экономической системе наиболее предприимчивым людям оставалось только вести рискованную «игру» с «социалистической законностью», используя неэффективность Госплана в свою пользу.
Но Павленко был не единственный крупный аферист, использовавший хаос централизованной экономической системы. Уже при Хрущеве произошло т. н. «Рязанское чудо». В 1957 г. Хрущев выступил с лозунгом «Догнать и перегнать Америку», и частью этого соревнования было увеличение производства мяса. Однако к 1958 г. результаты были более чем скромными. На помощь вызвался первый секретарь Рязанского обкома Алексей Ларионов, пообещавший утроить производство мяса в области всего за один год. Хрущев восторженно отнесся к такому обещанию и призвал подключиться к достижению таких темпов и другие области. Ларионов же поступил очень просто – он распорядился устроить массовый забой скота по всему региону, а также закупил скот в других областях за счет средств, предназначенных на социальные нужды населения. Таким образом, он формально выполнил свою задачу, но эта политика была рассчитана «на один день». Ларионова даже наградили званием Героя Социалистического Труда, вручили орден Ленина и золотую медаль «Серп и Молот». Но к началу 1960 г. поголовье скота упало в сравнении с 1958 г. на 65 %, а обманутые колхозники, у которых Ларионов позаимствовал скот под расписку, отказались обрабатывать поля, из-за чего производство зерна упало на 50 %. В сентябре 1960 г. Ларионов застрелился, но нанесенный им экономический ущерб никто не компенсировал.