Социализм. История благих намерений — страница 50 из 125

непрерывно, чтобы улавливать все изменения, происходящие в этой жизни. Конечно, таким громоздким и дорогим статистическим аппаратом не обладают и самые культурные государства Запада, и конечно, таким аппаратом не обладает и Россия…даже во всеоружии теоретической науки и громадного статистического аппарата, социалистическое государство не в силах измерить, не в силах взвесить потребностей своих граждан, а в связи с этим оно не может дать надлежащих директив производству. Но все же не в этом заключается самая слабая сторона социалистического хозяйства, – она заключается в его стремлении централизовать в руках своей бюрократии все распределительные функции» [40].

Итак, в условиях государственного централизованного планирования не работает такой важный механизм, как рыночные цены – именно они служат нам информацией о спросе и предложении в том или ином месте, в то или иное время. Не зная этой информации, невозможно вовремя среагировать на возникший спрос, невозможен динамичный рынок труда, невозможно рационально инвестировать средства. Ситуацию усугубляет неуклюжий механизм принятия решений – когда частные предприниматели отсутствуют (во всяком случае, легально), множество региональных ведомств и чиновников едва ли успевают обработать информацию, поступающую из центральных органов управления, а за провалы никто не хочет отвечать лично – поэтому значительная часть времени и сил в СССР уходила на поиск таинственных врагов и раскрытие заговоров, т. е. на службы безопасности тратились просто гигантские ресурсы. Зачастую управленцы на местах просто игнорировали поступавшие из центра указания, как в случае установления зарплатных тарифов и премий на госпредприятиях, о чем свидетельствует нарком труда в 1930–1933 гг. Цихон: «…в лекальном цехе Горьковского автозавода мастер зарабатывает 350–400 рублей. Заработная плата рабочего достигла 650–700 руб. На заводе “Большевик” ставка мастера в токарном цехе была установлена в 300 руб. в месяц, а бригадир 7-го разряда в этом цехе зарабатывал 500 руб. На строительстве 19-го стройтреста квалифицированный мастер-каменщик получал 5 руб. 80 коп. в день, а чернорабочий подносчик кирпича – 9 руб. Немудрено, что за 10 месяцев прошлого года через площадку этого строительства прошло 8 тыс. рабочих и текучесть составила более 87 %. Таких примеров можно привести много» [120, с. 220]. А. Ильюхов, автор книги «Как платили большевики», резюмирует этот отрывок следующим образом: «Судя по всему, некоторые хозяйственники (руководители предприятий и строек) не очень обращали внимание на установленные правила оплаты труда. Иначе как можно объяснить тот факт, что иногда высококвалифицированные рабочие получали меньше рабочих низкой квалификации» [120, с. 220]. Таким образом, стоит ли удивляться невыполнению планов и в целом низкой производительности труда, если бардак в системе оплаты труда лишал рабочих мотивации не только хорошо работать, но и повышать свою квалификацию? В то же время есть ли смысл винить во всем управленцев на местах, если порочной была сама система принятия решений и ответственности за эти решения? Провалы в производстве не угрожали предприятиям банкротством, а рабочим потерей рабочих мест, ведь предприятия были государственными, а заказчик был всего один – государство. Отсюда следовало снижение производственной эффективности и низкая производительность труда советского рабочего. Разумеется, имело место и утаивание информации, и коррупция. Никуда не мог деться и фактор мотивации – ни для рабочих, ни для колхозников, ни для чиновников не было смысла делать свою работу лучше, поскольку отсутствовали гарантии, что должные старания будут вознаграждены (и прежде всего, замечены) соответствующим образом. Все зависело от личных связей и лояльности. Поэтому в такой системе куда выгоднее было не лучше работать, а лучше услуживать начальникам. И так – снизу до самой верхушки. Что касается села, то там ситуация усугублялась нежеланием людей идти в колхозы и отдавать плоды своего труда непонятно кому взамен на обещания или под принуждением. Крестьянам куда понятнее было то, что можно, грубо говоря, потрогать руками, увидеть глазами, купить или продать на рынке. Большевики, как и следовало ожидать, не понимали деревню, будучи выходцами из городской среды. Неудивительно, что крестьянство, которое просто было уничтожено коммунистами и превращено в сельский пролетариат (колхозников и работников совхозов), постоянно восставало как в буквальном смысле слова, через силовое сопротивление, так и через тихий протест на местах, под понимающее молчание местных начальников, скрывая урожай и забивая скот для удовлетворения своих и семейных нужд.

Неравенство, эксплуатация и дискриминация в СССР

Хорошо известно, насколько чувствительны социалисты к проблеме неравенства, дискриминации, эксплуатации человека человеком. Они говорят: в капиталистическом мире царствует вопиющее неравенство, где богатое меньшинство управляет бедным большинством, где есть привилегированные и угнетаемые и благополучие первых зависит от бедности вторых. Стало быть, от социалистов стоило бы ожидать построения такого общества, где эта порочная связь будет раз и навсегда разорвана. Однако в реальности им этого сделать почему-то не удалось. Даже демонтировав «капитализм», заменив рынок централизованным Госпланом, установив на товары «справедливые цены» и уничтожив спекуляцию, у социалистов получилось даже не неравенство «капиталистического типа», а неравенство где-то на уровне кастовой системы древней Индии. Однако не стоит пребывать в иллюзиях – социализм обеспокоен не неравенством как таковым, а неравенством, которое, по их мнению, служит абстрактным интересам такого же абстрактного, господствующего класса буржуазии. На примере самого главного проекта построения социализма – СССР – мы можем в этом легко убедиться.

Дело в том, что советское неравенство создавалось абсолютно сознательно и целенаправленно, т. е. было заложено в самой системе социально-экономических отношений и оправдывалось идеологическими установками социализма. Социалисты не собирались строить общество гражданского равноправия, где все равны перед законом в правах и обязанностях. Социалисты конструировали новую иерархию. Чтобы убедиться в этом, посмотрим, что говорит нам Конституция РСФСР 1918 г. Она в этом плане особенно показательна, так как составлялась еще тогда, когда новорожденное советское общество включало в себя миллионы людей, относящихся к классу «эксплуататоров». В статье 64 говорилось, что «правом избирать и быть избранными в Советы пользуются… все добывающие средства к жизни производительным и общественно полезным трудом, а также лица, занятые домашним хозяйством, обеспечивающим для первых возможность производительного труда, как то: рабочие и служащие всех видов и категорий, занятые в промышленности, торговле, сельском хозяйстве и проч., крестьяне и казаки-земледельцы, не пользующиеся наемным трудом с целью извлечения прибыли; б) солдаты советской армии и флота; в) граждане, входящие в категории, перечисленные в пунктах “а” и “б” настоящей статьи, потерявшие в какой-нибудь мере трудоспособность». В статье 65 читаем: «Не избирают и не могут быть избранными, хотя бы они входили в одну из вышеперечисленных категорий: а) лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли; б) лица, живущие на нетрудовой доход, как то: проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т. п.; в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники; г) монахи и духовные служители церквей и религиозных культов; д) служащие и агенты бывшей полиции, особого корпуса жандармов и охранных отделений, а также члены царствовавшего в России дома; е) лица, признанные в установленном порядке душевнобольными или умалишенными, а равно лица, состоящие под опекой; ж) лица, осужденные за корыстные а порочащие преступления на срок, установленный законом или судебным приговором». Таким образом, избирательным правом и правом быть избранными наделялись рабочие и крестьяне, которые никогда не были замечены в использовании наемного труда (т. е. бедняки, да и то не все), и лишались этих прав все остальные: частные предприниматели, крестьяне-середняки, крестьяне-кулаки, многие горожане, сдававшие свои квартиры в аренду, священство, царские служащие и т. д. В статье 7 данный подход подкреплен идеологически: «III Всероссийский съезд Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов полагает, что теперь, в момент решительной борьбы пролетариата с его эксплуататорами, эксплуататорам не может быть места ни в одном из органов власти. Власть должна принадлежать целиком и исключительно трудящимся массам и их полномочному представительству – Советам Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов» [149].

Главная проблема такого подхода состояла в том, что он был совершенно произвольным. Огромные массы населения России выкидывались за борт общественной жизни лишь на том основании, что захватившая власть в стране социалистическая партия классифицировала их как «эксплуататоров». Ни о какой законности не могло быть и речи, это совершенно идеологический подход, точность которого зависела от несовершенных оценочных суждений принимавших решения политиков и исполнителей на местах. Не понимать этого большевики не могли, так как данная проблема слишком очевидна. А значит, миллионы людей, которые родились в России и работали в ней, не нарушая никаких законов существовавшей до 1917 г. Российской империи, были обречены на бесправие, унижения и лишения, в то время как многие, прямо скажем, не самые достойные представители общества получали привилегии лишь на том основании, что у них ничего не было. Если вопрос заключался в том, «почему же у них ничего не было, не ваши ли буржуи их грабили», то социалистический ответ на него следовало доказать, причем в каждом конкретном случае. Однако логика «классовой борьбы», ведущейся не на полях сражений за пределами страны, а наоборот, исключительно внутри ее пределов, исключала подобные «тонкости».