В определенный момент прагматизм Гитлера стал сильнее идеологии, и он понял, что «отнять всё у промышленников и поделить» будет не самым эффективным способом привести в жизнь давно задуманный план полномасштабной милитаризации Германии. Таким образом, к 1930 г., еще не придя к власти, имея за спиной миллионы сторонников, но нуждаясь в поддержке людей из элит, Гитлер отошел от радикальной левой повестки «25 пунктов» чисто из прагматических соображений, когда, уже вознесенный рабочими, чиновниками и особенно отставными военными, мечтающими о реванше, на вершины политического Олимпа, он должен был убедить «крупную буржуазию», что защитит ее от классовой борьбы в обмен на молчаливое участие в возрождении Германии. «Пока капиталисты подчиняли свое авторитарное производство целям нацизма, Гитлер разрешал им стричь дивиденды. Но если начинали сопротивляться – он их уничтожал. Капитализм как частная собственность его не интересовал – интересовал капитализм как дисциплинированная авторитарная система производства» [197, с. 270]. Такой прагматизм в виде временного отхода от наиболее воинственных и спорных статей программы не был чужд и многим другим социалистическим лидерам – например, Владимиру Ленину.
Как уже говорилось ранее, социалисты представляют историю нацистской партии и восхождения Гитлера так, словно весь его путь был закидан лепестками роз, кои с обеих сторон ему щедро выбрасывали из корзин немецкие капиталисты, крупные промышленники и банкиры. Выдающийся американо-британский социолог, специалист по исторической макросоциологии, автор знаменитого четырехтомника «Источники социальной власти» Майкл Манн показал ложность такого представления в своем труде «Фашисты».
Манн, изучая, какие социальные слои более всего симпатизировали нацистам, пишет: «Германия отличалась от Италии, где в фашистском полуперевороте участвовал почти весь правящий класс. У немецких элит было много колебаний. В сущности, в отношении элит к нацизму отражалось отношение народа в целом. Менее всего поддерживали нацизм силы, причастные к современному капиталистическому развитию. Крупные промышленные и финансовые воротилы не сопротивлялись Гитлеру, но и не спешили ему помогать. Главную поддержку нацистам оказали ошметки старого порядка, стоящие в стороне от актуальной классовой борьбы» [197, с. 294]. И действительно, «среди нацистов было мало капиталистов: их было мало даже в окружении фон Папена, Шлейхера и президента Гинденбурга. Грегор Штрассер очень точно окрестил полуреакционное авторитарное правительство Шлейхера “кабинетом антикапиталистических мечтаний”. Еще меньше капиталистов примкнуло к нацистам. Часто утверждают, что встреча в Бад-Гарцбурге в октябре 1931 г. положила начало сговору между НСДАП и крупными немецкими промышленниками. Но Тернер утверждает, что на ней присутствовал лишь один крупный магнат, все остальные были мелкими предпринимателями или управленцами низшего звена. По-видимому, большинство капиталистов надеялись на консервативный авторитаризм, который сможет обеспечить дефляцию, отменить трудовые реформы и укротить Гитлера… По-видимому, больше всего симпатизировали нацистам владельцы крупных газет а кинопромышленники» [197, с. 288]. Кстати, знаменитая встреча в октябре 1931 г. действительно очень часто вспоминается социалистами, когда они хотят доказать, что капитал на руках втащил Гитлера в рейхстаг. Однако не учитывается многообразие правых, прокапиталистических политических партий в Германии 1920-х – начала 1930-х гг. Нелепа версия, согласно которой был один Гитлер, которому противостояли коммунисты и социал-демократы – и больше никого. Капиталистам или буржуазии было из чего выбирать. Это и католическая Центристская партия, и либеральная Немецкая народная партия, 60 % активистов которой относились к элите. Крупный бизнес составлял также верхушку либеральной Немецкой демократической партии. Даже националисты могли выбрать вместо НСДАП более респектабельную ДНВП (Немецкую национальную народную партию).
В качестве доказательства, что Гитлер поддерживался капиталистами и сам фюрер питал к бизнесменам искреннюю симпатию, приводят также другую, не менее важную, встречу с представителями капитала – встречу 20 февраля 1933 г., которую левые пытаются представить как окончательный разрыв нацистов с социализмом. На этой «тайной встрече» между 20 (или 25) промышленниками и Герингом нацисты якобы вступили в тесный союз с крупным капиталом, пообещав, придя к власти, защищать его интересы. Согласно легенде, Геринг гарантировал магнатам огромные прибыли, а взамен они давали нацистам много денег – последним необходимо было собрать на предвыборную кампанию, состоявшуюся 5 марта, 3 млн рейхсмарок. Информация о встрече 20 февраля (ее еще называют «тайным собранием») есть в документах т. н. «Последующих Нюрнбергских процессов», к ним и апеллируют социалистические пропагандисты. Более всего они обращают внимание на бизнес-династию Круппов и химический концерн IG Farben как примеры поддержки Гитлера крупным капиталом.
На встрече было всего 20–25 промышленников, но очевидно, что бизнесменов в Германии было куда больше (только в 1936 г. в стране насчитывалось свыше 124 тыс. промышленных предприятий, пусть многие из них и принадлежали одним собственникам, но счет промышленников явно идет на тысячи). У нас нет сравнительного анализа, сколько денег промышленники как класс дали нацистам, а сколько – другим партиям. Это вообще очень манипулятивный ход – взять несколько отдельных примеров и выставить их за ключевые причины возвышения Гитлера, поменяв события местами. Само по себе участие крупного капитала в тех или иных социалистических экспериментах в принципе не должно удивлять. В конце концов и сталинскую индустриализацию активно спонсировал американский капитал, и Альберт Кан создавал сталинские заводы, и большевики до революции, как мы ранее говорили, тоже получали поддержку от капиталистов, и немецкий капитал помогал советской промышленности в 1920-е. Да что там – сам Сталин высоко ценил американский капитализм, восхищался Генри Фордом и пытался интегрировать капиталистический опыт в масштабы плановой экономики. В целом, исходя из всего ранее написанного в этой книге, нельзя сделать вывод, что социализм не может пользоваться поддержкой богатых людей, да и последние могут вполне сочетать социалистические убеждения со своим положением (Роберт Оуэн, Николай Огарев, Савва Морозов, Николай Шмит и т. д.).
Встреча 20 февраля 1933 г. произошла всего за две недели до выборов (5 марта), так что маловероятно, чтобы деньги этих промышленников сыграли решающую роль в победе нацистов несколькими днями позже. Более того, Гитлер к тому моменту уже был рейхсканцлером. Сумма, выделенная в фонд для проведения выборов, была предназначена не только НСДАП, но и либеральной Немецкой народной партии – об этом на предварительном следствии по делу IG Farben в 1945 г. сообщал Георг фон Шницлер, член правления этой корпорации [117]. Величину этой суммы, вероятно, можно оценить как довольно скромную – около 3 млн рейхсмарок в современном эквиваленте составляют всего 15–20 млн долларов. Для сравнения: Трамп потратил на избирательную кампанию 2016 г. 322 млн, а его соперница Хиллари Клинтон – 565 млн долларов. Российскому оппозиционеру Алексею Навальному удалось собрать на президентскую кампанию 2017 г. 98 млн руб., или примерно 1,5 млн долларов, а ведь его масштабы совершенно несопоставимы с масштабом нацистской партии.
Нюрнбергский суд действительно установил вину ряда бизнесменов за участие в поддержке нацистов. Однако Крупп, Флик и Фарбен были осуждены не на основном процессе, а на т. н. «Последующих Нюрнбергских процессах» через несколько лет после войны, проводившихся над нацистскими преступниками меньшего масштаба. Особенность их заключается в том, что процесс осуществлялся не Международным военным трибуналом, а американскими военными судами. Альфред Крупп (сын Густава Круппа), что интересно, просидел в тюрьме всего три года, и ему даже восстановили конфискованное имущество. Социалисты сегодня указывают, что Крупп, как и другие промышленники, использовал рабский труд на своих производствах и это было им запланировано чуть ли не изначально, именно для этого он-де и поддержал Гитлера. Очевидно, что национал-социалисты были варварами в том, что касается прав человека, но едва ли Крупп именно ради рабов и спонсировал Гитлера, а не ради затеянной фюрером программы по масштабному перевооружению Германии или в силу страха перед коммунистами, которыми постоянно пугали бизнес. Рабский или очень дешевый труд сам по себе практиковался и в СССР, и в Камбодже, и в Китае, и т. д. Тылоополченцы, например, были предметом конкуренции за них между Наркомуглем, Наркомлесом и другими ведомствами, также использовался труд заключенных в фактически коммерческом предприятии Дальстрой. Как верно заметил журналист Луи Лохнер, «сказать, что германские промышленники желали войны и поэтому поддерживали режим Адольфа Гитлера, равносильно утверждению, что все они отличались беспросветной глупостью. Если страшный опыт Первой мировой войны не смог открыть им глаза, то хотя бы наблюдения за гражданской войной в Испании, когда в небе над ней кружили военные самолеты шести стран, в том числе Германии, используя его как испытательный полигон, должны были преподать им серьезный урок об опасности воздушной бомбардировки как для армии, так и для мирного населения» [193].
Промышленники действительно едва ли были настолько глупыми, чтобы рассчитывать получить больше дивидендов от самой войны (а не от перевооружения). Обратимся снова к Луи Лохнеру: «Громадный концерн “ИГ Фарбениндустри”, объединяющий германские химические предприятия, экспортировал за границу 57 % своей продукции. Объем торговли виден из следующих типичных показателей (мы взяли наугад 1928 год): всего продаж на сумму 1420 млн марок (около 340 млн долларов), из них продажи на экспорт – на 810 млн марок (около 193,8 млн долларов). Концерн стал держателем контрольного пакета акций или единоличным владельцем следующих предприятий: американских “Уинтроп Кемикал Ко, Инк.”, “Дженерал Анилин Воркс, Инк.” и “АГФА-Анско Ко”; норвежской “Гидро-Электрик Квелстоф Актизельскаб”, швейцарской “ИГХеми Базель” и американской “ИГКемикал Корпорейшен оф Нью-Йорк”. Он получал огромные доходы от лицензий, которые выдавал компании “Стандарт Ойл Девелопмент” на производство различных синтетических продуктов из угля, смол и нефти на основе процессов, разработанных “ИГ Фарбен”. Концерн вошел в картельное соглашение со швейцарскими и французскими промышленными объединениями, в результате чего каждый участник картеля продавал свою продукцию в определенных соглашением странах, не подвергаясь конкуренции со стороны остальных двух ее участников. Позднее в этот картель вступила лондонская компания “Империал Кемикал Индастриз, Лтд. ”. Велись переговоры о заключении взаимно выгодных контрактов с химическими производителями в Италии, Польше и Чехословакии. И если какой-либо концерн в Германии можно было назвать интернациональным по охвату и перспективам, то это был именно “ИГ Фарбен”. В случае начала войны это сразу привело бы к захвату загра