а хозяйства и в массовом порядке появлялись лодыри.
Местные власти сообщали о рекордных урожаях зерна, сообщая то, что хочет услышать председатель партии Мао Цзэдун, а независимых СМИ не было, поэтому любая информация воспринималась некритически, могла быть искажена, а значит, требования центра по заготовкам почти всегда не соответствовали реальным возможностям хозяйств. «16 июня 1958 года самый знаменитый и наиболее авторитетный китайский ученый Цянь Оюэсэнь опубликовал в газете China Youth (“Чжунго Цинняньбао”) статью, в которой говорилось, что теоретически с одного му земли можно снимать до 25 тысяч килограммов риса или пшеницы, поскольку растения усваивают 30 % получаемой ими солнечной энергии. Статья особо не обсуждалась, и Мао Цзэдун воспринял ее как теоретическое доказательство целесообразности “большого скачка” в сельском хозяйстве. Строго контролируемые СМИ замалчивали иные точки зрения, так что Пекин пал жертвой собственного вмешательства в дела печати. Министерство сельского хозяйства, наивно принимая на веру поступавшие с мест сообщения о необычайно высоких урожаях, выступило с прогнозом, согласно которому производство зерновых в 1958 году должно было повыситься почти на 70 %. Мао Цзэдун вместе с другими представителями центрального аппарата поверил, что пора задуматься о хранении и реализации избытков зерна. Неудивительно, что в 1958 году у крестьян изъяли больше зерна, чем раньше, а в 1959-м – еще больше. Экспорт зерновых вырос с 1,93 миллиона тонн в 1957 году до 2,66 миллиона в 1958-м, 4,16 миллиона в 1959-м и 2,65 миллиона в 1960-м – прежде чем в 1961 году Китай перешел к импорту. В1959 году Мао объявил, что производство зерновых в Китае достигло 375миллионов тонн, однако в действительности было собрано около 170 миллионов. Как это ни абсурдно, Китай агрессивно наращивал экспорт зерна в то самое время, когда миллионы крестьян умирали от голода. Получив первые сообщения о голоде в провинции Хэнань, убоявшиеся наказания местные власти сделали все возможное, чтобы скрыть этот факт, – и упустили момент, когда еще можно было попытаться исправить ситуацию. К тому же прикрепленные к земле крестьяне не могли уйти из деревни, даже если им угрожала голодная смерть. Массовый исход сельского населения был бы воспринят как свидетельство некомпетентности местных органов власти. Кроме того, ликвидация частной торговли означала невозможность поставок зерна в районы, которые особенно остро в нем нуждались» [152, с. 34–35]. На этом бедствия китайских крестьян не заканчивались. Им приходилось не только работать в поле, но и вместо отдыха заниматься выплавкой чугуна и стали в примитивных деревенских печах. Качество этого металла было совершенно неприемлемым для использования его в промышленности, зато формально компартия отчитывалась о росте выплавки стали на 30–45 % и скорой победе над США по этому показателю.
Таким образом, социалистическая политика коллективизации совокупно с отсутствием свободы слова и печати, системой террора и страха местных властей перед центром была во всех мельчайших подробностях повторена китайцами спустя 20 лет после тяжелейшего голода в СССР. Совершенно неадекватный настрой Мао Цзэдуна и компартии в отношении индустриализации и коллективизации сделал здравый смысл уделом врагов народа и агентов капитала. Это можно проиллюстрировать на примере объявленной коммунистами борьбы с воробьями в 1955 г. Маленькие птицы обвинялись в расхищении зерна. В типичной для социалистического Китая манере борьба с птицами оформилась в целое общенародное движение, которое получило характер чуть ли не священной войны против грозного врага. Люди всех возрастов были мобилизованы в городах и деревнях, чтобы шумом, издаваемым гонгами и барабанами, изгонять воробьев из гнезд, а затем ловить в сети и приманки, сбивать из рогаток и травить всеми доступными средствами. Итогом такой кампании стало почти полное уничтожение воробьев и полное раздолье для насекомых-вредителей. В 1957 г. орнитолог Ченг Цосину опубликовал статью, в которой поделился важными выводами своих исследований: оказывается, воробьи не только поедают зерно, но еще и помогают бороться с опасными для сельскохозяйственных культур насекомыми. И хотя к ученому сообществу социалистическое руководство прислушалось, убрав воробьев из списка врагов в 1959 г. (где все еще оставались мыши, мухи и другие насекомые), это не обезопасило Ченга от дальнейших преследований. Ученого стали критиковать за то, что он якобы посмел проставить под сомнение идеи Мао Цзэдуна, ведь именно председатель объявил кампанию по борьбе с птицами. Однако реальность была неумолима: исчезновение воробьев не только не спасло урожай, но и способствовало гибели его части от многочисленных насекомых, которых китайское руководство «спасло» от естественного природного врага, чем усугубило масштабы голода. Таким образом, из-за коллективизации и нарушенной экосистемы в 1959–1961 гг. погибло до 40 млн человек, что по абсолютным числам было совершенно немыслимым масштабом голода для XX столетия.
Может показаться удивительным, что глубокий продовольственный кризис настигал социалистические страны даже в 1990-е гг., однако это печальная правда. После распада СССР, служившего рынком сбыта для многих соцстран мира, для Северной Кореи и Кубы наступили тяжелые времена. Привыкшие к регулярной безвозмездной помощи Страны Советов, эти государства оказались совершенно не готовы к самостоятельному существованию без «старшего брата». Их плановые социалистические экономики, где уже давно были выкорчеваны частные производители, не были рассчитаны ни на мировой рынок, ни на самообеспечение базовыми товарами. Кризис на Кубе возник еще в 1990 г., но продолжался даже в 1995 г. В течение этого периода кубинцы ощущали голод: взрослые имели среднесуточное потребление белка 15–20 г и теряли в среднем 5-25 % от массы тела, коэффициент смертности среди пожилых людей увеличился на 20 % с 1982 по 1993 г. 30 тыс. кубинцев покинули страну, многие такие эмигранты утонули или были убиты акулами в Мексиканском заливе. В 1993 г. Куба приняла американские пожертвования в виде продовольствия, медикаментов и наличных денег, а в 1994 г. была создана система фермерских рынков для обеспечения легкого доступа к местным продуктам питания [441].
Аналогично Кубе КНДР сильно зависела от экономической помощи СССР и его сателлитов, в то же время не предпринималось никаких попыток реформировать карточную систему распределения продуктов питания, поэтому голод нагрянул в страну в 1995–1999 гг. Ситуацию осложняли неблагоприятные погодные условия, которые, как и в случае с голодом в Поволжье 1921 г., не привели бы к голодной смерти в случае наличия рыночной системы производства и распределения благ и адекватной реакции властей. Результатом неприспособленности социалистической системы к таким ситуациям жертвами голода стали до 3,5 млн человек, также было зафиксировано людоедство. В отличие от голода в СССР, который все же был довольно неожиданным, для КНДР ситуация усугубляется тем, что продовольственный кризис начался еще в 1990 г. и у компартии Кореи было минимум пять лет, чтобы предпринять необходимые меры и не превратить кризис в голод. Вместо реформ власти призывали в 1992–1993 гг. просто меньше есть – вместо принятия пищи три раза в день делать это всего лишь дважды. Карточки продолжали выдаваться, но получить еду по ним становилось все сложнее. Когда в 1995 г. сильные дожди уничтожили значительную часть урожая, кризис обернулся катастрофой. Лишь благодаря международной гуманитарной помощи и появлению стихийных рынков голод постепенно удалось обуздать. Что характерно, в Северной Корее не было даже подобия колхозных рынков, как в сталинском СССР. Коммунистические власти Кореи, несмотря на голод, продолжали бороться с рынками, где можно было купить пищу, встречая саботаж на уровне низшего чиновничества, наиболее приближенного к реальности. В своей неадекватности северокорейское руководство, пожалуй, опередило все остальные социалистические режимы XX столетия, столкнувшиеся с голодом.
Социализм и концлагерь
Концентрационные лагеря – места, в которых люди содержатся произвольно, как правило без предъявления обвинения или без соблюдения правовых процедур, связанных с обвинением и защитой в объективном судебном процессе; подвергаются дискриминации, тяжелому физическому труду и даже умирают от болезней или истощения. Это постыдное и печальное явление новейшего времени, которое практиковали многие государства. Однако ни в одной стране мира такие лагеря не стали частью долговременной системы дискриминации идеологически неугодных граждан, как это произошло в социалистических режимах XX столетия. Только социалистические режимы держали в десятках лагерей собственных граждан в мирное время, нарушая тем самым все обязательства государства перед гражданином и преступая порог законности и правопорядка ради достижения идеологических целей. Чтобы не быть голословными, нам необходимо разобраться в таком феномене, как концентрационный лагерь, и рассмотреть его применение режимами, которые не являлись социалистическими.
Сам термин “Campos de Concentration” впервые появился, по всей видимости, для обозначения эпизодов интернирования гражданского населения в укрепленные города испанскими военными властями в рамках борьбы с широкомасштабным партизанским движением в годы войны за независимость на Кубе в 1896–1897 гг. Суть такой политики заключалась в том, чтобы изолировать деревни и города от повстанцев и поставить все передвижение товаров под контроль армии, лишить повстанцев всяких связей с семьей и продовольствия. Эта идея пришла в голову испанскому военачальнику Валериано Вейлеру, который принял командование армией на Кубе для борьбы с партизанами, приказав всем жителям сельских районов или районов за пределами линии укрепленных городов сосредоточиться в городах, занятых войсками, в течение восьми дней. Всякого, кто ослушался бы этого приказа или кто будет найден за пределами предписанных районов, следовало признавать мятежником. Вейлер запрещал вывозить продукты питания из городов и перевозить их в другие города морем или сушей без разрешения военного командования. Нарушителей этих правил предавали суду и осуждали как мятежников. Наконец, владельцам крупного рогатого скота приказывалось отвезти их в города или городские окрестности, где они смогли бы получить надлежащую защиту.