ительные лагеря (кехвасо) и исправительно-трудовые лагеря (нодонъ кехвасо)» [164].
К сожалению, у нас нет данных по смертности в северокорейских концлагерях и, как уже говорилось, актуальных данных по численности. ООН в докладе 2014 г. называла цифру в 200 тыс. заключенных, размещенных в лагерях № 14 в Кэчуне, № 15 в Едоке, № 16 в Хвасоне, № 22 в Хверёне и № 25 в Чхонджине [475]. Таким образом, если оценки конца 1980-х, которые приводит Ланьков, верны, то получается, что численность заключенных лагерей в КНДР выросла, несмотря на закрытие нескольких учреждений в Пхеньяне и провинциях Хамгён-Намдо и Хамгён-Пукто.
Была своя лагерная система и на Кубе. Ее можно условно разделить на два этапа: импровизированные места для содержания врагов революции, устроенные практически сразу после прихода Кастро и Че Гевары к власти в 1959 г., и организованная система под маскирующим названием Unidades Militares de Ayuda a la Production (Воинские части для помощи производству, UMAP), существовавшая с 1965 по 1968 г. На первом этапе борьбой с «контрреволюционерами», представителями старого режима и потенциально неблагонадежными гражданами занимался Эрнесто Че Гевара. Понятное дело, что ни о каком объективном суде не могло быть и речи, ведь в дело вступила революционная законность. В крепости Ла-Кабанья, расположенной в кубинской столице Гавана, по меньшей мере весь 1959 г. функционировала тюрьма для врагов режима, в которой содержалась масса людей, единственным преступлением которых были не те взгляды или не то происхождение. Значительная часть этих людей была казнена в этой же крепости, причем часть их – непосредственно Че Геварой.
В 1960 г. революционер создает первый настоящий концентрационный лагерь на западе Кубы, полуострове Гуанахакабибес. «Мы посылаем в Гуанахакабибес людей, которые совершили преступления против революционной морали, – заявлял сам Че. – Это тяжелый труд… условия суровые…» [58]. Это было началом лагерей UMAP, но развернутся на полную силу они только в 1965 г. По данным журналиста Пола Кидда, побывавшего на Кубе в те годы, только в 1966 г. в лагерях UMAP содержалось 30 тыс. человек в 200 учреждениях [447, р. 23–25]. Людей туда буквально обманом заманивали, рассылая повестки на обязательную военную службу после введения воинской повинности в 1963 г., в которых было указано место и время явки. Но в итоге кубинцы попадали не в армию, а отвозились в концентрационный лагерь. Любопытное совпадение, что мишенями режима Кастро и Че Гевары стали гомосексуалисты, свидетели Иеговы, слабоумные и христиане – прямо как в Третьем рейхе. «Эти лагеря были со всех сторон оцеплены высокой колючей проволокой с пулеметчиками в каждой сторожевой башне и свирепыми собаками… над воротами лагеря для гомосексуалистов красовалась надпись: “Работа сделает из вас людей”, что подозрительно напоминало печально известную надпись над воротами концлагеря Аушвиц-Биркенау: “Работа сделает вас свободными”. В лагерях UMAP заключенные тяжело трудились под палящим тропическим солнцем, за отставание от графика их избивали и даже казнили. В Гуанахакабибесе ни один из заключенных UMAP не был осужден даже фиктивными кастровскими судами за какое-либо “контрреволюционное” преступление. Военные и полицейские грузовики просто окружали места в Гаване, где обычно собирались гомосексуалисты, рокеры или верующие. Потом всех без разбору загоняли в военные грузовики под дулом пистолета» [58].
Сложно сказать, сколько всего кубинцев прошли через систему концентрационных лагерей за период по меньшей мере с 1959 по 1968 г. На Кубе до сих пор сохраняется социалистический режим, который не намерен публиковать данные по своим преступлениям. Мы можем лишь гадать о жертвах, отталкиваясь от масштаба социальных перемен, произошедших после 1959 г., от масштаба репрессий и эмиграции из страны. Только с 1959 по 1962 г., через т. н. «Золотую эмиграцию», Кубу покинуло около 250 тыс. кубинцев из высших и средних слоев общества, а ведь были и другие волны эмиграции. Значительная эмиграция частично смягчила размеры репрессий на острове, так как большинство из тех, кто не «вписывался в социализм», смогли вовремя оказаться в безопасном месте (чаще всего в штате Майами, США). С другой стороны, были и те, кто предпочел вести борьбу против режима. Восстание Эскамбрай, которое подняли как недовольные крестьяне, так и бывшие соратники Кастро и Че Гевары, длилось с октября 1959 г. по 1966 г. Восставшие проиграли социалистам, имевшим подавляющее превосходство в числе и технике, и практически все были казнены, либо отправлены в лагеря (а это до 6000 участников восстания). Есть сведения, что система лагерей продолжила существовать и после официального расформирования UMAP в 1968 г. «В июле 1968 года название UMAP было вычеркнуто из лагерей. Режим Кастро косметически превратил их в “военные части”. И все документы, связанные с UMAP, были уничтожены. Были созданы новые планы по дальнейшему сдерживанию молодых людей, недовольных коммунистической революцией Кастро, отбирая людей по тем же причинам, что и раньше. Но на этот раз они будут получать жалкую зарплату за свой долгий и суровый рабочий день, живя в очень трудных и нечеловеческих условиях – хромая попытка Кастро удовлетворить международное давление. Эта сеть концентрационных/каторжных лагерей существует и сегодня как способ подавления и запугивания людей, получения дешевой рабочей силы» [420].
Крупнейшая по числу заключенных, числу умерших и продолжительности функционирования лагерная система существовала и продолжает существовать в Китайской народной республике. Разветвленная сеть лагерей в этой стране, где с 1949 г. у власти находится Коммунистическая партия, существует по меньшей мере с 1950 г. (хотя фактически лагерное заключение практиковалось еще раньше, до установления полного контроля над материковым Китаем) по сей день и призвана «исправить через труд» непокорных режиму граждан. Подобно системе ГУЛАГа с ее разделением на ИТЛ, ИТК и спецпоселения, китайский аналог ГУЛАГа включает в себя следующие категории режимов содержания:
– Лаогай (laogai) – «полноценный» лагерный режим с самыми тяжелыми условиями содержания, в который помещались любые оппозиционные режиму граждане Китая, часто без суда и следствия решением органов безопасности и без зарплаты за принудительный труд. Существует, по всей видимости, по сей день.
– Лаоцзяо (laodong jiaoyang) – режим для совершивших не «преступления», а «ошибки» граждан, посмевших усомниться в верности курса партии и ее председателя или совершившие мелкие правонарушения (например, мелкие воришки). Заключенные этого режима получают небольшую зарплату, а срок их заключения с 1961 г. установлен в три года (т. е. до этого времени срок заключения для этой категории не определялся), что не означало соблюдения срока со стороны лагерной администрации.
– Цзюэ (liuchang jiuye) – т. н. «гражданская повинность» для отбывших заключение по первым двум категориям, но задержанных в лагерях в качестве «свободных рабочих». У этих заключенных были определенные привилегии в сравнении с лаогай и лаоцзяо, поскольку их оплата труда и жилищные условия были лучше, также цзюэ могли выходить за покупками в ближайшую деревню и пару раз в году посещать семью. Однако эта категория так же, как и все остальные, находилась в состоянии неопределенности касательно срока заключения. В сущности, их дальнейшее, после отбывания основного наказания, задержание в лагере было произволом партии, которая в 1953 г. приняла решение 70 % таких заключенных задерживать, а 30 % освобождать. Только в 1980-е гг. доля удержаний снизилась до 10 % [384].
Примерно с 2017 г. в Синцзян-Уйгурском регионе были открыты концентрационные лагеря «перевоспитания» для интернированных уйгуров. Касательно природы этих лагерей ходят разные слухи и сообщения со стороны правозащитных организаций, но Китай пытается отрицать репрессивный и принудительный трудовой характер лагерей для уйгуров. Причиной появления этих лагерей стала нестабильная политическая обстановка в мусульманской Уйгурии, однако в числе заключенных числятся не только мусульмане-уйгуры, но и китайцы с оппозиционными настроениями и христиане.
Условия содержания в лагерях лаогай были трудно выносимыми очень долгое время. При этом надо понимать, что в одних и тех же лагерях лаогай содержались как «преступники» (прежде всего политические), так и лаоцзяо, т. е. совершившие «ошибки». Таким образом, разделения на политзаключенных, провинившихся и уголовников не проводилось. Земляной, деревянный или бетонный пол (как повезет), кишащая паразитами маленькая камера, в которой теснились десятки заключенных, плохое питание и постоянные издевательства надзирателей были еще не самым тяжелым испытанием для несчастных. Хуже всего была т. н. «реформа мышления» – практика, которую сегодня можно представить себе разве что в фильмах-антиутопиях. Заключенных заставляли по несколько часов, после целого дня тяжелого физического труда, ежедневно признаваться в своих преступлениях и раскаиваться, в том числе письменно заверяя одни и те же фразы по много раз. Кроме того, их пичкали социалистической идеологией и заставляли доказать свое исправление критикой других заключенных. «Реформа мышления» могла сопровождаться постоянными внезапными избиениями и лишением сна. Все это делалось для того, чтобы психологически сломать человека и подавить его волю. Само собой, больше всех от этого страдали представители интеллигенции, среднего и высшего классов китайского общества, христиане, а также «кулаки», которых в Китае тоже «нашли» и отправили отбывать «провинность» в лагерях – только с 1949 по 1952 г. ссылке в Лаогай было подвергнуто от 4 до 6 млн «кулаков» [384].
Конечно, в концентрационных лагерях КНР содержались люди, которые являлись преступниками и по меркам правовых государств, но их доля на фоне жертв политических репрессий долгое время была небольшой. В 1950-е гг. доля политзаключенных составляла до 80 % на пике, в 1960-е гг. – до 50 %, к началу 1970-х гг. – до 33 %. Самих политзаключенных в лагерях Китая можно разделить на следующие категории, преобладавшие в зависимости от периода: