Социализм. История благих намерений — страница 86 из 125

– В 1950-е гг.: социально неприемлемые для социализма классы: сторонники Гоминьдана, землевладельцы, священство, предприниматели, собственники магазинов и фабрик, иностранцы.

– После 1957 г.: «правые уклонисты», усомнившиеся в курсе партии и вождя, недостаточно надежные члены партии, внутрипартийные конкуренты.

– С конца 1970-х гг. и по сей день: правозащитники, студенты, журналисты, представители христианства и секты Фалуньгунь.

Численность заключенных китайских концлагерей по-прежнему остается предметом оценок, но в любом случае превышает таковую в СССР, Камбодже, КНДР и других соцстранах (табл. 28).


Таблица 28



Крупнейший исследователь китайских концлагерей, французский историк Жан-Люк Доменаш называет следующие приблизительные цифры единовременного населения системы Лаогай: между 1952–1977 гг. в пределах 10–11 млн; к 1986 г. – до 5 млн. Сколько заключенных в лагерях находится сегодня, в том числе в «лагерях перевоспитания» для уйгуров, тоже точно не установлено. Смертность также вычислена приблизительно: с 1949 по 1952 г. – 5 % ежегодно, с 1953 по 1957 г. – 3,5 % ежегодно, с 1959 по 1962 г. – резкий скачок в годы голода до 10 %, в последующие годы показатель колебался с 2 до 3,5 % [384]. Казалось бы, смертность даже ниже, чем в советских лагерях первой половины 1930-х гг., однако здесь надо понимать, что ГУЛАГ все же вел более-менее подробную статистику, которая стала доступна для исследования. Китайская система Лаогай остается для нас изученной лишь отчасти, так как китайская компартия создает препятствия не только для исследователей из-за рубежа, но и для своих, отечественных, историков.

Теперь, полагаю, мы готовы сделать выводы, чем отличались концентрационные лагеря в несоциалистических и социалистических режимах.

1. Продолжительность существования лагерей, их роль в общественно-экономической и политической системе страны. В несоциалистических странах, сколь бы богатым и трагичным ни был опыт использования концентрационных лагерей по тем или иным причинам, лагеря никогда не существовали длительное время и практически всегда (кроме разве что Португалии и вопиющего примера Турции) касалась военного времени. Как правило, в них содержались либо военнопленные, либо интернировались представители народов, против которых велись военные действия. Что касается турецких лагерей, здесь всё сложнее. Очевидно, что по своей сути они были аналогом нацистских лагерей смерти, но не планировались для длительного содержания в них людей и использования их рабочей силы. То есть частью системы они не стали, хотя были абсолютно варварским действием наподобие лагерей смерти для евреев в Третьем рейхе. Что касается лагерей в социалистических странах, то везде при социалистах практика насильственной концентрации значительных масс собственного населения в мирное время в специально созданных учреждениях стала частью самой системы и получила идеологическое и экономическое обоснование. Не случаен поэтому характер этих учреждений как «исправительно-трудовых». То есть попадали в этот лагерь люди, которые по тем или иным причинам признавались потенциально опасными для проекта строительства социализма: представители высших и средних классов прежнего строя, крестьяне-собственники земли (мешавшие проводить коллективизацию, практику повсеместную для всех социалистических режимов без исключения), интеллигенция (которая критично относилась к пропаганде и могла сказать свое собственное мнение, оказав влияние на массы), представители духовенства и верующие (социалисты преследовали христиан, буддистов, мусульман), внутрипартийная оппозиция и просто жертвы паранойи вождей. Лагеря были призваны исправить этих людей, сделать их приемлемыми для социалистического строя. Как исправить? Прежде всего, через тяжелый физический труд и идеологическую обработку. Поэтому всюду в соцстранах концентрационные лагеря были мощным экономическим ресурсом, который использовался для крупномасштабных строек по всей стране. Этим, в частности, обусловлена продолжительность их использования – в СССР ГУЛАГ, а до него отдельные лагерные системы типа СЛОН функционировали почти 40 лет (из 74 лет существования самого советского строя); в Китае Лаогай существуют по сей день, т. е. более 70 лет; в КНДР концлагеря работают 55–60 лет по сей день; на Кубе они точно функционировали 9 лет, но есть вероятность, что и больше; в Демократической Кампучии лагеря родились и умерли вместе с режимом. В то же время лагеря для буров просуществовали 3 года (сколько длилась и война), концентрация населения на Кубе во время войны за независимость – около 18 месяцев, лагеря для герреро менее трех лет, чилийские концлагеря от 1 до 3 лет, польские «лагеря для красноармейцев» – около 3 лет, американские лагеря для интернированных японцев – около 3 лет и только португальский Террафаль проработал 31 год, но был настолько скромных масштабов, что и упоминать его на фоне многомиллионных лагерных систем Китая, СССР и т. д. стоит разве что для объективности.

2. Масштабность. Как уже было сказано выше, лагеря в социалистических режимах несли важную экономическую роль, поскольку в них задействовались миллионы дешевых рабочих рук. Ничего подобного не было в несоциалистических странах, где лагеря были статьей расходов, а не доходов и они закрывались, как только была устранена причина их появления (война) или обезвреживание политических оппонентов (как в Чили и Португалии). Социалистические системы концентрационных лагерей состояли или еще состоят из десятков крупных, сотен средних и мелких учреждений либо же распространялись как режим на всю страну (как в Кампучии), через них прошли миллионы граждан. Эти системы нельзя отделить от самого понимания законности и порядка социалистами, они рождаются вместе с этим пониманием, а потому не особо подвергаются критике изнутри (исключение представляет СССР, где ГУЛАГ был закрыт волей партийного руководства, а многие его заключенные реабилитированы, и в целом советская пенитенциарная система постепенно отошла от своего идеологического основания). Можно сказать, что полномасштабные лагерные системы – часть самого социалистического общества, в котором всегда найдутся «неблагонадежные».

3. Характер заключения. Если в несоциалистических странах это почти всегда граждане других стран или восставшие партизаны (герреро, кубинцы), то в социалистических это практически всегда собственное население. Социализм больше обращен вовнутрь, чем вовне, что и отражается на его «противниках». Почти всегда эти заключенные используются как рабочая сила. Отдельно стоят лагеря смерти в Третьем рейхе, Камбодже и Турции, где людей намеренно уничтожали, совершая преступление против человечности. В этом отношении следует еще раз заметить, что советская система лагерей все же не была способом физического уничтожения людей, из нее можно было выйти на свободу (хотя в отдельные периоды это было сделать очень сложно), поэтому ГУЛАГ нельзя сравнивать с нацистскими Vernichtungslager («лагеря смерти»), как и в целом сопоставлять две эти системы. При этом, как ранее говорилось, в Третьем рейхе были и трудовые лагеря Konzentrationslager, соответствующие социалистической установке на «исправление».

Почему же лагерная система оказалась столь устойчивой при социалистических режимах? По всей видимости, социализм как утопическая идея плохо совместим с традиционным государственным устройством, где между государством и гражданами складываются определенные взаимоотношения и правила игры. Едва ли совпадение, что социалистические движения XX в. сформировались в рамках дисциплинированных мощных партий, которые, придя к власти в той или иной стране, фактически узурпировали государственные функции и вытеснили государственные институты, заменив их партийными. Партия как сообщество людей, объединенных идеологией, ставила себе задачу не просто управлять и собирать налоги, а, используя механизмы государства, навязывать обществу определенное мировоззрение и образ жизни. Таким образом, партийная «государственность», вопреки распространенному мнению, не только не противоречила социализму, но, напротив, была его единственно возможным воплощением в масштабе большой страны с многомиллионным населением с разными политическими настроениями и социальным происхождением. Последнее означало наличие слишком большого пласта априори неугодных людей, которые с точки зрения логики государственной законности, может, и не совершали преступления, но вот с точки зрения партийной законности были опасными режиму по принципу своих взглядов или происхождения. Отсюда потребность в содержании целой системы особых лагерей, где эти неугодные режиму люди либо «исправлялись» бы в соответствии с социалистическим взглядом на общество, либо уничтожались бы физически, психологически, социально и т. д.

Социализм не придумывал концлагерь, но он породил систему концлагерей по всему миру, через которую прошли миллионы ни в чем не повинных граждан, попадавших туда только потому, что родились «не в той семье» или имели «поповское» или «кулацкое» происхождение. Можно сказать, что социализм в глубине своей просто продолжал вести войну, но не с внешним противником, а с внутренним, классовым. Не зря Иосифу Сталину приписывают слова «внутренний враг – самый опасный». Тогда всё встает на свои места. Социализм не может существовать в условиях свободы совести и политического плюрализма, ибо его цель – масштабная переделка всего общества.

Социализм и казни

Социализм, сделавший ставку на революцию, приходит как гром среди ясного неба, намереваясь кардинально изменить общественные отношения. А это значит, что он не будет вести переговоры с теми, кто служит помехой на пути к светлой цели «освобождения человека». Именно по этой причине социалистические революции всегда сопровождались резким ростом смертных приговоров. Мне могут справедливо возразить, что смертная казнь как таковая существует с глубокой древности и, конечно, за десятки веков палачи успели отрубить тысячи голов и повесить тысячи людей. В некоторых странах, где не было социалистической революции, казнь существует по сей день. Но нас интересуют масштабы – по той причине, что, как и в случае с лагерями, осознав масштабы, мы можем сделать выводы о значимости того или иного явления в том или ином обществе или режиме.