В качестве оправдания северокорейского социалистического режима лично мне доводилось слышать, как правило, лишь сетования на блокаду КНДР всем «капиталистическим» окружением. Но странное дело: по какой причине это окружение решило вести столь «предвзятую» политику, нам не сообщается. С другой стороны, блокада в действительности не существует вовсе, ведь КНДР торгует с более чем сотней стран, включая огромный Китай и Россию.
Разницу между уровнем жизни при социализме и несоциализме (здесь использование избитого термина «капитализм» совсем неуместно) можно проиллюстрировать также масштабами бегства из ГДР и КНДР. Еще до образования ГДР, в период с 1945 по 1949 г., советскую зону оккупации покинули тысячи людей. Масштабы побега были настолько серьезные, что это вызывало беспокойство в Москве и после образования новой социалистической республики. Арчи Браун в книге «Взлет и падение коммунизма» писал: «…будучи достаточно независимыми от политических взглядов Берии и Маленкова, члены советской контрольной комиссии в Восточной Германии докладывали в Москву Маленкову в мае 1953 г. о том, что германские коммунисты недооценивают “политическое значение бегства населения из ГДР в Западную Германию”. Обнаруженный в бумагах Маленкова документ, подготовленный к встрече с Ульбрихтом 2 июня того года, содержал следующее решительное утверждение: “Анализ внутренней политической и экономической ситуации в ГДР, факты массового оттока населения из Восточной Германии в Западную (сбежало уже почти 500 тыс. человек!) убедительно доказывают, что мы действительно летим на всех парах, но, однако, не к социализму, а к внутренней катастрофе. Мы обязаны взглянуть правде в глаза и признать, что без присутствия советских войск существующий в ГДР режим не является стабильным» [36, с. 371]. Всего с октября 1949 г. по июнь 1990 г. ГДР покинуло 3,8 млн человек, включая 480 тыс. легально эмигрировавших после 1962 г. граждан. Еще 75 тыс. за попытку бежать были осуждены на разные сроки [436].
Северокорейские перебежчики появились еще в годы войны 1950–1953 гг. Тогда с севера на юг перешло от 650 тыс. до 2 млн человек, а с юга на север – всего 300 тыс. [139]. С окончания Корейской войны и до конца 1990-х гг. количество перебежчиков непосредственно в Южную Корею было небольшим, однако надо учитывать побег северокорейцев в Россию и Китай, что более реально для населения северных районов страны. Неправительственные организации, отвечающие за помощь беженцам, называют цифру скрывающихся в России и Китае от 100 до 300 тыс. человек [474]. В Южную Корею с 1998 по 2020 г. прибыло 33,7 тыс. беглецов из КНДР [462]. Для нас это всё кажется диким, но в Северной Корее нет свободного передвижения как внутри страны, так и за ее пределы. Люди убегают, прежде всего, из-за экономических причин (хотя в первые годы разделения преобладали политические мотивы). Особенно много среди беженцев женщин – их доля составила 72 % от всех сбежавших в Южную Корею за последние два десятилетия.
Любопытен во всех отношениях опыт построения социализма на Кубе. Дело в том, что, в отличие от СССР, где экономикой занимались люди, более-менее имеющие определенное образование и опыт (в том числе беспартийные, как во времена нэпа), на Кубе с самого начала построение нового социалистического общества в стране с прежде развитой туристической отраслью велось не специалистами, а пламенными революционерами. Хорошо знакомый нам любитель справедливых расстрелов Эрнесто Че Гевара сразу же получил должность директора Национального банка, а чуть позже – министра промышленности. Одним из закономерных результатов стало резкое снижение ВВП страны. На помощь пришел Советский Союз, который с 1964 г. начал закупать кубинский сахар по фиксированным ценам, значительно превышавшим мировые. Напротив, по ценам ниже рыночных СССР продавал Кубе нефть, которую кубинцы перепродавали. Кроме таких странных сделок, на Кубу приезжали работать советские специалисты, а также присылалась советская техника. Правда, последняя плохо адаптировалась под кубинский климат и быстро выходила из строя, поэтому кубинцы предпочитали продолжать использование старых американских автомобилей и прочей техники, которую в избытке завозили в страну до революции.
Щедрость Советского Союза и личные убеждения Фиделя Кастро позволили достигнуть некоторых успехов в социальной сфере. Есть мнение, что социалисты на Кубе значительно повысили уровень образования, однако на самом деле грамотность до революции 1959 г. уже составляла 75 %, а после революции многие деятели науки и искусства покинули страну. В действительности реально значимым достижением было здравоохранение. Благодаря непропорционально большим расходам на эту сферу удалось добиться средней продолжительности жизни в 70 лет к концу 1970-х гг., снизить смертность среди новорожденных до 20 на 1000 младенцев к началу 1980-х и обеспечить страну очень высоким количеством дипломированных врачей на 100 тыс. населения – 591 [36, с. 427]. Однако здесь не следует преувеличивать масштабы успеха – кубинская медицина отсталая и нетехнологичная, на Кубе нет современных аппаратов диагностики заболеваний и имеют место трудности с лекарствами, поэтому упор сделан на профилактику болезней.
В бытовом отношении кубинцы одинаково бедны. При Батисте была безработица до 25–30 %, но при этом средняя зарплата в табачной индустрии в 1957–1958 гг. достигала 325 долларов по тогдашнему курсу, а страна по зарплатам находилась в тридцатке самых развитых в мире [317]. После революции ничего подобного уже не наблюдалось и не наблюдается по сей день. Если борьба с неравенством заключалась в том, чтобы сделать всех равным, пусть и в нищете, то эта задача кубинскими социалистами выполнена прекрасно. В 2017 г. зарплата работников сахарной промышленности составляла 40 долларов США, а средняя зарплата – всего 30 долларов [339]. И это при том, что до 2000-х гг. в стране было еще хуже, так как после распада Советского блока Куба лишилась своих старых рынков сбыта. В начале XXI в. Кубе повезло в сотрудничестве с социалистической Венесуэлой, которая начала поставки нефти с существенной скидкой и даже частично бесплатно в обмен на обучение в Венесуэле врачей и медицинские консультации для населения. Нефть же кубинский режим затем перепродавал.
В 2010 г. на фоне продолжения экономического кризиса в стране социалисты пошли на небольшое смягчение своего отношения к частной деятельности. Были разрешены небольшие частные услуги в 127 видах деятельности, прежде всего рассчитанных на обслуживание туристов. К 2020 г. в частном секторе работало уже 600 тыс. человек, или 13 % трудоспособного населения острова, – почти все в туристической отрасли. Индустрия туризма после долгих лет снова стала основой кубинской экономики в XXI столетии. Однако пандемия коронавируса повлекла за собой сокращение туристов на 95,5 %, что привело к полномасштабному кризису и массовым протестам в июле 2021 г. из-за нехватки продовольствия и медикаментов в стране. Это не первый после 1991 г. протест – в 1994 г. также проходили спонтанные многотысячные выступления населения под лозунгами «Куба – да, Кастро – нет!». Причина была та же – дефицит продуктов питания и лекарств. Однако в этот раз социалистический режим наконец выучил некоторые уроки. После спада протестов было объявлено о расширении списка разрешенной частной деятельности со 127 до более чем 2000 ее видов, включая не только малый, но и средний бизнес с количеством работников до ста человек. Вероятнее всего, это коренной перелом в политике кубинского социализма. Таким образом, социалисты приходят к тому, с чего Куба и начинала (причем весьма успешно), – с туризма. Вопрос, однако, заключается в том, зачем был нужен этот эксперимент с построением рая на Земле, если приводит он всегда не к раю, а к нищете.
Эту главу мы закончим описанием эксперимента, который просуществовал, к счастью, довольно недолго и окончился крахом и унижением целого народа – попыткой построить национальный немарксистский социализм в Германии. В начале 1930-х гг. Германия находилась в тяжелом экономическом положении. К началу этого десятилетия ситуация в медленно восстанавливающейся от войны и выплачивающей репарации стране усугубилась принятым в США протекционистским законом Смута-Хоули (The Smoot-Hawley Tariff Act), который запустил ответную реакцию в европейских странах. Для экспортно ориентированной и нуждающейся в валюте Германии такой поворот событий был совсем не к месту. Еще хуже стало после проведения девальвации в Великобритании и США, что ударило по конкурентоспособности немецкого экспорта. А германцам валюта была нужна не только для сохранения платежеспособности, но и для восстановления военной мощи, для закупок необходимой стране стали, нефти и других материалов. Во многом именно сложная экономическая ситуация в стране помогла национал-социалистам постепенно узурпировать власть в 1932–1933 гг.
Тяжелее всего обстояло дело с безработицей – на момент прихода нацистов к власти она составляла около 6 млн человек. В этом отношении, надо признать, нацисты смогли довольно быстро сократить численность безработных. С февраля 1933 г. по март 1934 г. кампания «битвы за рабочее место» обеспечила такими местами 1,075 млн человек – по всей стране велись стройки автомобильных дорог, проводилась реставрация средневековых зданий, строили новые дома и общественные парки. Всего за этот же период безработица снизилась на 2,6 млн человек. К началу 1935 г. в стране оставалось еще 3 млн безработных, через два года – 2 млн, а в январе 1939 г. всего несколько сотен тысяч человек не имели работы.
В первые годы нового режима снижать безработицу удавалось за счет, прежде всего, гражданских проектов и субсидий частному сектору. Однако, если брать период с 1933 по 1939 г., главными факторами были два:
1. Колоссальный рост государственных, особенно военных, расходов. В 1935 г. государственные расходы выросли на 70 % в сравнении с 1928 г., доля военных расходов в ВНП выросла с 1933 по 1935