неизбежно, пока нет демократии. Однако даже когдареволюция представляется почти неизбежной,либерализм пытается спасти людей от насилия. Онне оставляет надежды, что философия можетнастолько просветить тиранов, что онидобровольно откажутся от прав, препятствующихсоциальному развитию. Шиллер [75] говорит как либерал,когда у него маркиз де Поза умоляет короля датьсвободу мысли [76]; аисторическая ночь 4 августа 1789 г., когдафранцузские дворяне добровольно отказались отсвоих привилегий, и английский закон о реформах1832 г. показывают, что эти надежды не были вполненапрасными. [77] Либерала не приводит ввосторг самоотверженная грандиозностьмарксистских профессиональных революционеров,которые жертвуют тысячами жизней и разрушаютплоды вековых трудов. Здесь вполне хорошхозяйственный подход: либерализм желает успеханаименьшей ценой.
Демократия — самоуправление народа, егоавтономия. Но это не значит, что все должны равносоучаствовать в законодательстве иадминистрации. Прямая демократия возможнатолько в малых группах. Даже небольшой парламентне может вести всю работу на пленарныхзаседаниях; следует избирать комитеты, и всяосновная работа выполняется отдельными людьми:спикерами, докладчиками и, прежде всего авторамизаконопроектов. В этом окончательноедоказательство того, что массы следуют занемногими лидерами. Что люди вовсе не равны, чтонекоторые рождаются быть лидерами, а некоторые —ведомыми, этого не могут изменить дажедемократические установления. Все не могут бытьпервопроходцами: большинство этого и не хочет, даи нет у него нужных сил. Идея, что при настоящейдемократии люди будут проводить время в советеподобно членам парламента, возникла изпредставления о древнегреческомгороде-государстве периода упадка; но при этомупускается из виду тот факт, что такие общинывовсе не были демократиями, поскольку исключалииз общественной жизни рабов и всех тех, кто необладал всей полнотой прав гражданина. Там, гдевсе должны трудиться, «чистый» идеалдемократии становится нереализуемым. Стремлениеувидеть демократию реализованной именно в этойневозможной форме есть не что иное, какпедантское доктринерство в стиле естественногоправа. Чтобы достичь целей демократическихустановлений, необходимо только, чтобызаконодательная и административная работаследовала воле большинства народа, и для этихцелей непрямая демократия вполне хороша.Существо демократии не в том, что каждый пишетзаконы и управляет, но в том, чтобы законодатели иуправляющие на деле зависели от воли народа,чтобы их можно было мирно заменить в случаеконфликта.
Такое понимание снимает многие аргументы какдрузей, так и недругов народовластия,направленные против реализуемости демократии [62*].Демократия не делается менее демократичнойоттого, что лидеры выделяются из массы, чтобыпосвятить себя целиком политике. Подобно любойдругой профессии в обществе с разделением трудаполитика требует всего человека; отполитиков-дилетантов нет никакой пользы [63*]. Дотех пор, пока профессиональный политик зависитот воли большинства и может выполнять только то,за что и получил большинство голосов,демократический принцип не нарушен. Не требуетдемократия и того, чтобы парламент былминиатюрной копией картины социальнойстратификации в стране, так что если большинствонаселения составляют крестьяне и промышленныерабочие, то и в парламенте они же составляли быбольшинство. [64*]Свободный джентльмен, который играет большуюроль в английском парламенте, юрист и журналист впарламентах романских стран, возможно,представляют народ лучше, чем лидеры профсоюзови крестьяне, которые внесли дух запустения впарламенты Германии и славянских стран. Еслипредставители высших социальных слоевдействительно исключены из парламентскойдеятельности, эти парламенты и формируемые имиправительства не могут представлять волю народа.Высшие слои, состав которых сам по себе естьрезультат отбора, производимого общественныммнением, оказывают на умы людей влияние, далекопревосходящее их скромную численность. Если ихне допускать в парламенты и правительства каклюдей, неподходящих для власти, возникнетконфликт между общественным мнением и мнениемпарламента, и этот конфликт сделает трудным, еслине вовсе невозможным, функционированиедемократических институтов. Внепарламентскиевлияния скажутся и на законодательном процессе,и на администрировании, ибо интеллектуальноевлияние исключенных из политической жизни неможет быть удушено менее достойными элементами,заправляющими в парламенте. Ни от чегопарламентаризм не страдает так, как от этого;здесь мы должны искать причины плачевного упадкапарламентов. Ведь демократия — не власть толпы, ичтобы соответствовать своим задачам, парламентдолжен включать лучшие политические умы нации.
Тяжко исказили идею демократии те, кто,преувеличивая концепцию естественного права осуверенности, трактуют ее как безграничноегосподство volonte general[78], Вдействительности нет существенной разницы междунеограниченной властью демократическогогосударства и неограниченной властьюсамодержца. Увлекающая наших демагогов и ихсторонников идея, что государство может делатьчто угодно, и никто не должен препятствоватьисполнению воли суверенного народа, принеслабольше зла, чем маниакальный цезаризмвырождающихся князьков. Все это порожденопредставлением о государстве как носителеполитического могущества. Законодательчувствует себя свободным от всех ограничений,поскольку он почерпнул из теории права, что весьзакон восходит к его воле. Эта небольшая путаницапредставлений имеет очень большие последствия,когда законодатель принимает свою формальнуюсвободу за действительную и верит, что он стоитнад естественными условиями общественной жизни.Возникающий из-за этого неверного пониманияконфликт показывает, что только в рамкахлиберализма демократия оказываетсяфункциональной. Демократия без либерализма —пустая форма.
Политическая демократия с необходимостьювытекает из либерализма. Но часто говорят, чтодемократический подход должен, в конце концов,выйти за пределы либерализма. Утверждается, что,последовательно осуществленный, он потребует нетолько политического, но и экономическогоравенства. Посему чисто логически из либерализмадолжен развиться социализм, а сам либерализмнесет в себе начало собственного разрушения.
Идеал равенства также возник как требованиеестественного права. Его пытались обосноватьрелигиозными, психологическими и философскимиаргументами, но все они оказалисьнесостоятельными. Дело в том, что люди от природыразные; требование о равенстве состояний неможет быть обосновано тем, что все равны. Нищетааргументов естественного права наиболееочевидна, когда речь идет о принципе равенства.
Следует начать с исторического исследования,чтобы понять этот принцип. В новое время, как ипрежде, к нему прибегали, чтобы сокрушитьфеодальную иерархию индивидуальных прав исвобод. До тех пор, пока свободное развитиеиндивидуумов и целых социальных группсдерживается, общественная жизнь обречена набеспокойство и жестокие восстания. Бесправныелюди всегда представляют угрозу общественномупорядку. Их объединяет общая заинтересованностьв устранении препятствий к развитию; они готовыобратиться к насилию, поскольку мирнымисредствами не могут получить желаемое.Общественный мир становится возможен, когдакаждый обретает доступ к участию вдемократических институтах. Это и означаетравенство всех перед законом.
Есть и другое соображение, понуждающеелиберализм признать желательность такогоравенства. Общественные потребностиудовлетворяются наилучшим образом, когдасредствами производства распоряжаются те, ктоспособен с ними лучше управиться. Иерархизацияправ согласно случайностям рождения не даетлучшим управляющим доступа к производительнымблагам. Всем известна роль этого аргумента влиберальном движении, и прежде всего в борьбе засвободу крепостных. Наитрезвейшие соображенияцелесообразности делают либерализм сторонникомравенства. При этом либерализм полностью отдаетсебе отчет, что равенство перед законом может принекоторых обстоятельствах оказаться крайнетягостным для индивида, поскольку то, что напользу одному, может быть пагубным для другого.Но либеральная идея равенства основывается насоображениях общественной выгоды, и перед нимипретензии отдельных людей должны отступать.Подобно другим общественным установлениям законсуществует на потребу общества. Индивид долженподчиниться, ибо его собственные цели могут бытьреализованы только в рамках общества и вместе собществом.
Значение правовых институтов понимаетсяневерно, когда от них требуют чего-то большего иделают их основой новых претензий, подлежащихреализации без оглядки на мир и сотрудничество вобществе. Создаваемое либерализмом равенствоесть равенство перед законом; и никогда неимелось в виду ничего иного. С либеральной точкизрения критика этого равенства какнеадекватного (в предположении, что истинноеравенство состоит в равенстве доходов)неоправданна.
Но именно в этой форме провозглашают принциправенства те, кто надеется выиграть от равногораспределения благ. Здесь плодородная почва длядемагогии. Кто бы ни взялся возбуждатьвозмущение бедных против богачей, можетрассчитывать на большую аудиторию. Демократиясоздает наилучшие исходные условия для развитияэтих настроений, в скрытом виде наличных всегда ивезде. [65*]Все демократические государства терпеликрушение именно на этом. И демократии нашеговремени идут к тому же.
Очень странно, что несоциальной называют какраз ту форму идеи равенства, котораярассматривает равенство достижения только с