точки зрения достижения целей общественнойжизни и стремится к равенству лишь постольку,поскольку оно служит этой цели. В то же времятребование, чтобы равенство независимо отпоследствий включало требование равногоподушного распределения национального дохода,выдвигается как истинно социальный подход. Вгреческом городе-государстве в IV веке гражданинсчитал себя владельцем всего, что принадлежитподданным государства, и требовал своей частинастоятельнейшим образом, как акционер требуетсвоих дивидендов. Относительно практикираспределения общественной собственности иконфискованной частной собственности Эсхин [81] делаетследующее замечание: «Афиняне расходились снародного собрания не как с политической сходки,но как с заседания сообщества, на которомделились прибыли» [66*].Нельзя отрицать, что даже ныне средний человексклонен смотреть на государство как на источник,из которого хорошо бы выкачать побольше.
Но такое понимание равенства никак не являетсянеобходимым следствием идеи демократии. Неследует a priori отдавать предпочтение такомуравенству перед всеми другими принципамиобщественной жизни. Прежде чем выносить о немсуждение, нужно как следует разобраться с егопоследствиями. Тот факт, что это требованиевесьма популярно в массах и в силу этого легкоприобретает поддержку демократическогогосударства, не делает его основным принципомдемократии и не может защитить его отиспытующего взгляда теоретика.
Представление, что демократия и социализмвнутренне взаимосвязаны, широкораспространилось в десятилетия,предшествовавшие большевистской революции.Многие поверили, что демократия и социализмпопросту одно и то же и что демократия безсоциализма, как и социализм без демократии,невозможна.
Представление развилось в результатесопряжения двух направлений мысли, причем обеони восходят к гегелевской философии истории.Для Гегеля мировая история есть «прогресс восознании свободы». Пути прогресса таковы:«Восток знал и знает только, что одинсвободен, греческий и римский мир знает, что некоторыесвободны, германский мир знает, что всесвободны» [67*]. Нет сомнения, что свобода, окоторой говорил Гегель, весьма отличается от той,за которую сражались радикальные политики в еговремя. Гегель просто интеллектуализировал идеи,общие для всей эпохи Просвещения. Но радикальныемладогегельянцы вычитывали из его книг то, что имтребовалось. [82] Для них было несомненным, чтоэволюция в сторону демократии необходима (вгегелевском смысле термина необходимость).Их примеру последовали историки. Гервинус [83] видел «в эволюциичеловечества в целом», как и «во внутреннейэволюции государств», «правильный прогресссвободы духовной и гражданской, которая сначалапринадлежит только нескольким личностям, потомраспространяется на большее их число и, наконец,достается многим» [68*].
Материалистическая концепция историивкладывает в представление о «свободемногих» другое содержание. Многие — этопролетарии; они должны с необходимостью статьсоциалистами, поскольку социальные условияопределяют сознание. Таким образом, эволюция кдемократии и эволюция к социализму стали одним итем же.
Демократия есть инструмент реализациисоциализма, но в то же время и социализм естьинструмент построения демократии. Названиепартии «социал-демократическая» наиболееясно выражает эту соотнесенность демократии исоциализма. С именем демократиясоциалистические рабочие партии принялидуховное наследие «Молодой Европы». [84] Все лозунги домартовского радикализма [85] перекочевали впрограммы социал-демократических партий. Этилозунги привлекли в партии тех, кто был либобезразличен, либо даже враждебен социализму.
Отношение марксистского социализма кдемократическим требованиям определялось тем,что это был социализм народов, населявшихАвстро-Венгерскую и Российскую империи, — немцев,русских и ряда малых наций. Каждая оппозиционнаяпартия в этих более или менее автократическихгосударствах должна была в первую очередьтребовать демократии, чтобы создать условия дляполитической деятельности. Длясоциал-демократов тем самым вопрос о демократиибыл исключен из дискуссий; было просто немыслимонанести ущерб демократической идеологии pro foroexterno [86]
Но вопрос о взаимоотношении двух идей,соединенных в двойном названии, не мог бытьполностью подавлен внутри партии. Проблемуначали делить на две части. Когда говорили огрядущем социалистическом рае, продолжалиподчеркивать взаимозависимость терминов и дажешли немного дальше, утверждая, что это в сущностиодно и то же. Впрочем, хороший социалист,ожидающий абсолютного спасения в предполагаемомраю, и не мог прийти к другому заключению,поскольку он при этом сохранял пониманиедемократии как чего-то вполне хорошего.
Было бы что-то неправильно с землейобетованной, если бы она не была одновременнонаилучшем образом устроенной и политически.Потому-то социалистические авторы без усталипровозглашали, что только в социалистическомобществе может существовать истиннаядемократия. То, что принимают за демократию вкапиталистических государствах, — простокарикатура, придуманная для маскировкимахинаций эксплуататоров.
Хотя дело представлялось так, что целисоциализма и демократии едины, никто не былвполне уверен, одной ли дорогой они идут.Обсуждалась проблема, следует ли достигатьсоциализма — а значит, как они верили, идемократии — только с помощью демократическихметодов либо в борьбе допустимы отступления отпринципов демократии. Это и была знаменитаядискуссия о диктатуре пролетариата; вмарксистской литературе этот вопрос был темойакадемических дискуссий вплоть добольшевистской революции, а после нее онпревратился в большую политическую проблему.
Подобно другим расхождениям во взглядах,которые разбивали марксистов на группы, сваравозникла из-за двойственности их догм,называемых марксизмом. В марксизме всегда есть,по меньшей мере, два подхода ко всему и ко всем, ипримирение этих подходов возможно только спомощью диалектических уловок. Обычнейший приемсостоит в том, чтобы использовать в соответствиис нуждами момента слова, допускающие, по меньшеймере, два толкования. С этими словами, которыеодновременно в виде политических лозунговслужат гипнотизации психики масс,распространялось учение, заставляющее вспомнитьоб идолопоклонстве. Марксистская диалектика, всущности, есть не что иное, как обожествлениеслов. Каждый из предметов веры воплощаетсясловом-идолом, неоднозначность которогопозволяет выражать им несовместимые идеи итребования. Интерпретация этих слов, намеренностоль же неопределенных, как речения дельфийскойПифии [87], вконце концов приводит к столкновению мнений, икаждый цитирует в свою пользу излюбленныепассажи из писаний Маркса и Энгельса, которыеявляются высшим авторитетом.
«Революция» — одно из такихслов-фетишей. Промышленной революцией марксизмсчитает постепенную трансформациюдокапиталистического способа производства вкапиталистический. [88]Революция здесь означает то же самое, что иразвитие, и противоположность терминов«эволюция» и «революция» здесь почтиликвидирована. В результате марксист имеетвозможность, когда нужно, говорить ореволюционном настроении как о презренном«путчизме» («бунтарстве»). Иревизионисты были вполне правы, когда в своюподдержку цитировали многие строчки из Маркса иЭнгельса. [89]Но когда Маркс называл рабочее движениереволюционным и говорил, что рабочие —единственный истинно революционный класс, ониспользовал термин «революция» в том смысле,который напоминает о баррикадах и уличныхсражениях. Так что синдикализм также прав, когдаапеллирует к Марксу. [90]
Так же туманно использует марксизм и слово государство.
Согласно марксизму государство есть простоинструмент классового господства. Приходя квласти, пролетариат прекращает классовыеконфликты, и государство отмирает. «С тоговремени, когда не будет ни одного общественногокласса, который надо было бы держать вподавлении, с того времени, когда исчезнут вместес классовым господством, вместе с борьбой заотдельное существование, порождаемой теперешнейанархией в производстве, те столкновения иэксцессы, которые проистекают из этой борьбы, — сэтого времени нечего будет подавлять, не будет инадобности в особой силе для подавления, вгосударстве. Первый акт, в котором государствовыступает действительно как представитель всегообщества — взятие во владение средствпроизводства от имени общества, — является в тоже время последним самостоятельным актом его какгосударства. Вмешательство государственнойвласти в общественные отношения становитсятогда в одной области за другой излишним, игосударство само собой засыпает» [69*]. Сколь бытемным или плохо продуманным ни было этопонимание политической организации, данноеутверждение настолько определеннохарактеризует власть пролетариата, что места длясомнений просто быть не может. Но все становитсяменее определенным, когда мы вспоминаемутверждение Маркса, что между капиталистическими коммунистическим обществами должен бытьпериод революционных преобразований и емусоответствует «политический переходныйпериод, и государство этого периода не может быть