борьбе в интересах не только женщин;противопоставление интересов мужчины и женщины,как это в обычае у крайних феминисток, крайнеглупо. Все человечество пострадает, если женщинапотерпит поражение в развитии своего Я и несможет партнерствовать с мужчиной как равная,свободная от рождения подруга и товарищ.
Отнять у женщины детей, чтобы выращивать их внеких заведениях, значит забрать часть ее жизни;да и дети лишены наиболее глубокого воздействия,которое они получают в лоне семьи. Лишь недавноФрейд с проницательностью гения показал, скольглубокое воздействие оказывает на ребенкародительский дом. [105]У родителей ребенок учится любви и так обретаетсилы, которые позволяют ему вырасти здоровымчеловеком. Раздельное обучение порождаетгомосексуальность и неврозы. Совсем не случайно,что именно к Платону восходят требованияравенства мужчин и женщин, идеи государственногорегулирования сексуальных отношений ивоспитания детей от рождения в специальныхяслях, чтобы родители и дети вовсе не знали другдруга. [106] В женщине он видел толькоисточник физического наслаждения.
Развитие, которое привело от принципа насилия кпринципу договора, утвердило отношения мужчины иженщины на свободном выборе в любви. Женщинаможет отвергнуть любого, она может требоватьверности и постоянства от мужчины, которомуотдает себя. Только на этом пути возможноразвитие личности женщины. Возвращаясь кпринципу насилия и сознательно отвергая идеюдоговора, социализм — при всем его стремлении кравному распределению награбленного — должен, вконце концов, потребовать промискуитета вполовой жизни.
Коммунистический манифест провозглашает, что«дополнением» «буржуазной семьи»является проституция. «С исчезновениемкапитала» проституция также исчезнет [95*].В книге Бебеля о женщинах есть глава подназванием «Проституция, необходимоесоциальное учреждение буржуазного общества».Здесь развивается воззрение, согласно которомупроституция необходима в буржуазном обществеподобно «полиции, постоянному войску, церкви,предпринимательству» [96*].С момента своего появления воззрение напроституцию как на продукт капитализманевероятно распространилось. А поскольку к томуже проповедники все еще сокрушаются о добрыхстарых нравах и обличают современную культурукак причину разнузданности, каждый убежден, чтовсе сексуальные извращения — явление упадка,свойственное нашему времени.
Для возражения достаточно указать на то, чтопроституция есть чрезвычайно древнееустановление, известное, наверное, всемкогда-либо существовавшим народам [97*]. Это остаток древних нравов, а нерезультат упадка высокой культуры. Сегодня одноиз самых действенных средств против нее —требование мужского воздержания вне брака —целиком относится к принципам моральногоуравнивания прав мужчин и женщин и уже в силуэтого принадлежит к идеалам капиталистическойэпохи. В эпоху принципа насилия сексуальнойчистоты требовали только от невесты, но не отжениха. Все факторы, которые нынеблагоприятствуют проституции, не имеют ничегообщего с частной собственностью и капитализмом.Армия, препятствующая женитьбе молодых людейдольше, чем они способны терпеть, есть все чтоугодно, но не результат мирного либерализма. Тотфакт, что правительственные и иные чиновникимогут жениться, только будучи достаточнобогатыми, ибо в противном случае они не смогутвыходить в свет, есть, как и другие кастовыеусловности, наследие докапиталистическогосознания. Капитализм не признает каст и кастовыхобычаев; при капитализме каждый живет всоответствии с доходами.
Некоторых женщин приводит к проституциипотребность в мужчинах, других — голод. Длямногих действенны оба мотива. Можно бездальнейшего обсуждения признать, что в обществес равенством доходов экономические стимулыпроституции исчезнут полностью или сведутся кминимуму. Но тщетно размышлять о том, невозникнут ли в обществе без неравенства доходовновые социальные источники проституции. В любомслучае невозможно просто заявить, что всоциалистическом обществе этика половыхотношений будет более удовлетворительной, чем вкапиталистическом обществе.
Именно при исследовании отношений междуполовой жизнью и собственностью, больше, чем вдругих областях социального знания, следуетпрояснить и уточнить наши идеи. Современноепонимание этих проблем затемнено всякого родапредрассудками. При столкновении с этимипроблемами мы не должны уподобляться мечтателю,который грезит видениями утраченного рая, видитбудущее в розовом цвете и проклинает все, что егоокружает в реальности.
Часть II. Экономическая теория социалистического общества
Раздел I. Экономическая теория изолированной социалистической общины
Глава V. Природа экономической деятельности
Экономика как наука развилась из дискуссии оденежной цене товаров и услуг. Своимидревнейшими корнями она уходит в исследованиямонетарной теории, которые переросли в изучениедвижения цен. Деньги, денежные цены и все,связанное с вычислениями в денежном выражении, —вот те проблемы, с которых началасьэкономическая наука. Попытки экономическихисследований, проявившиеся уже в работах одомашнем хозяйстве и производстве продукции,особенно сельскохозяйственной, не развилисьдалее в направлении познания общества. Онипросто стали исходной точкой для технологии имногих естественных наук. И это не случайно.Только благодаря экономическим расчетам,основанным на использовании денег, и внутреннеим присущей рационализации человек смог прийти кпониманию законов собственного поведения.
Ранние экономисты не задавались вопросом, чтотакое на самом деле «экономика» и«экономическая деятельность». С них хваталонелегких задач, которые возникали при анализеотдельных проблем. Они не задумывались ометодологии. Довольно поздно они пришли квопросам о методах и конечных целях экономики иих месте в общей системе знания. Тут и возниклопрепятствие, показавшееся непреодолимым, — какопределить предмет экономической деятельности.
Все теоретические изыскания — как классическихэкономистов, так и современных — начинались спринципа экономичности. Как довольно скорообнаружилось, это не дает оснований для ясногоопределения предмета экономики. Принципэкономичности есть общий закон рациональнойдеятельности, а вовсе не специфический закондеятельности, которая представляет собойпредмет экономического исследования. [98*] Принципэкономичности направляет все рациональныедействия, все действия, могущие стать объектомнаучного анализа. До тех пор, пока речь шла отрадиционных экономических проблемах, отделение«экономичности» от «неэкономичности»казалось решительно бесполезным [99*].
В то же время было невозможно разделить ирациональные действия в соответствии с их целямии рассматривать в качестве предметаэкономической науки только те действия, которыенаправлены на обеспечение человечествапродуктами внешнего мира. Против такого подходаесть убедительное возражение, а именно: вконечном итоге создание материальных благслужит не только тем целям, которые мы называемэкономическими, но и множеству других целей.
Разделение мотивов рациональных действийпредполагает двойственное понятие действия:действие, совершаемое по экономическим мотивам,и действие совершаемое по неэкономическиммотивам, что абсолютно не согласуется снеобходимым единством воли и действия. Теориярационального действия должна охватывать такоедействие как целостное.
Действия, основанные на разуме, которые в силуэтого могут быть поняты только исходя из разума,знают только одну цель — наибольшееудовольствие действующего индивидуума. Достичьудовольствия, избежать страдания — таковы егонамерения. Здесь, конечно, мы не употребляемслова «удовольствие» и «страдание» в ихобычном значении. На языке современныхэкономистов удовольствие следует понимать какдостижение всего того, что представляетсячеловеку желательным, всего, что он хочет и к чемустремится. Здесь, следовательно, исчезаетобычная противоположность между«благородной» этикой долга и вульгарнымгедонизмом. [107] Современноепредставление о счастье, удовольствии,полезности, удовлетворении и тому подобномвключает все человеческие цели независимо отмотивов, которые могут быть моральными илиаморальными, благородными или подлыми,альтруистическими или эгоистическими [100*].
В общем, люди действуют только потому, что онине полностью удовлетворены. Если бы они могливсегда наслаждаться совершенным счастьем, онибыли бы безвольны, не имели бы желаний и ничего непредпринимали бы. В стране вечного довольстваникто не действует. Действие вырастает только изнужды, из неудовлетворенности. Этоцеленаправленное стремление к чему-либо.Конечная цель его всегда в том, чтобы избежатьтого, что представляется несовершенством, —насытить нужду, достичь удовлетворения, статьболее счастливым. Если бы люди имели в избыткевсе природные ресурсы, так что могли бы достичьполного удовлетворения нужд, тогда они могли быпользоваться ими необдуманно. Им пришлось быучитывать только собственные силы и наличноевремя, ибо у них были бы по-прежнему ограниченныесилы и конечная продолжительность жизни дляудовлетворения всех своих нужд. Все-таки импришлось бы экономить время и труд. Экономияматериалов их не интересовала бы. На деле, однако,материалы также ограничены, и их приходитсяиспользовать так, чтобы удовлетворить сначаланаиболее насущные нужды, расходуя на каждуюпотребность по возможности наименьшееколичество материалов.
Сферы рациональной и экономическойдеятельности, таким образом, совпадают. Всякоеразумное действие есть одновременно и действиеэкономическое. Всякая экономическаядеятельность рациональна. Все рациональныедействия в первую очередь есть действияиндивидуальные. Только отдельный человек мыслит.Только индивидуум рассуждает. Только индивидуумдействует. Как из действий индивидуума возникаетобщество, будет показано далее.
Все человеческие действия, поскольку ониразумны, можно рассматривать как обмен одногосостояния на другое. Человек используетхозяйственные блага, личное время и труд, чтобыполучить наивысшую степень удовлетворения,возможную при данных обстоятельствах. Людипренебрегают удовлетворением менеенастоятельных нужд ради более настоятельныхпотребностей. В этом суть экономическойдеятельности — в осуществлении актов обмена [101*].
Каждый человек, который в ходе экономическойдеятельности выбирает из двух потребностей,только одна из которых может быть удовлетворена,тем самым выносит ценностное суждение. [102*] Такие суждения прямо инепосредственно соотносятся ссамоудовлетворением; и только потом, отраженно,они переносятся на блага внешнего мира. Какправило, любой здравомыслящий человек способеноценить блага, готовые для потребления. При оченьпростых условиях ему не сложно составитьсуждение и об относительной важности для негофакторов производства. Однако когда условияусложняются, и связи между вещамиустанавливаются с трудом, для оценки могутпотребоваться более точные вычисления. Одинокоживущему человеку несложно определить, следуетли ему больше охотиться или больше обрабатыватьземлю. Процессы производства, которые ему нужнопринять во внимание, длятся сравнительнонедолго. Издержки и возможные результаты легкооценить в целом. Но сделать выбор междуиспользованием гидроэлектростанции дляпроизводства электроэнергии и расширениемдобычи угля и улучшением его использованиясовсем не так просто. Здесь процессыпроизводства столь многочисленны и стольпродолжительны, а условия достижения успехастоль многообразны, что интуитивные соображенияпросто не помогут. Чтобы решить, стоит липриниматься за дело, нужны тщательные расчеты.
Для расчетов нужны какие-то мерные единицы. Ноне может быть единицы для измерения субъективныхпотребительных ценностей благ. Предельнаяполезность не дает нам единицы ценности. [108] Ценность двухединиц данного блага не может быть вдвое больше,чем одной, — она обязательно либо больше, либоменьше. Ценностные суждения ничего не измеряют:они ранжируют, располагают по порядку. [102a*] Еслиполагаться только на субъективные оценки, дажеизолированный человек не сможет прийти к болееили менее точным результатам в случаях, когдарешение не вполне очевидно. Чтобы помочь своимрасчетам, он должен предположить, что благавзаимозаменяемы. Как правило, ему все равно неудастся свести все к общей единице измерения. Ноон, если ему вообще повезет, может все элементы,участвующие в расчетах, приравнять к такимблагам, которые он способен оцениватьнепосредственно, т. е. к благам, готовым дляпотребления, с одной стороны, и к тяготам труда —с другой, и эти очевидности он сможет положить воснову своих суждений. Но даже это возможнотолько в самых простых случаях. Для сложных идлительных процессов производства такойвозможности не существует.
В экономике, базирующейся на обмене,объективная меновая ценность благ становитсямерной единицей. В результате мы получаемтройное преимущество. Во-первых, в основувычислений мы можем взять ценностные суждениявсех участников торговли. Субъективную оценкуодного индивидуума нельзя непосредственносравнить с субъективной оценкой другого.Сравнимость возникает с меновой ценностью,которая выявляется во взаимодействиисубъективных оценок всех, принимающих участие впродажах и покупках. Во-вторых, вычисления такогорода дают возможность контролировать,надлежащим ли образом используются средствапроизводства. Они позволяют желающим вычислитьстоимость сложных процессов производства: насамом ли деле они работают столь же экономно, каки другие. Неспособность при существующихрыночных ценах производить с прибылью яснодоказывает, что другие способны лучше извлекатьприбыль из данных средств производства.В-третьих, расчеты, опирающиеся на меновыеценности, позволяют создать единую единицуценности. И с тех пор как рынок создает ситуациювзаимозаменяемости товаров, для этой цели можновыбрать любой товар. В денежной экономикевыбраны для этого деньги.
Полезность денежных расчетов ограничена.Деньги не есть мера цен или ценностей. Деньги не измеряютценность. И цены не измеряются деньгами: они естьтолько количество денег. И хотя те, кто понаивности определяет деньги как «измерительотсроченных платежей», полагают, что так оно иесть, это не так: как и любой товар, деньги неимеют неизменной ценности. Отношения междуденьгами и товарами постоянно изменяются, и нетолько «со стороны товаров», но и «состороны денег». Как правило, эти изменения неслишком резки. Они не слишком воздействуют наэкономические расчеты, потому что при постоянномизменении всех условий экономическойдеятельности эти расчеты охватывают лишьсравнительно короткие периоды времени, чтобы заэто время «надежные деньги» не меняли своейпокупательной силы слишком уж существенно.
Недостатки денежных расчетов большей частьюимеют причиной не то, что они производятся втерминах общего средства обмена — денег, а то, чтоони основываются на меновых ценностях, а не насубъективных потребительных ценностях. По этойпричине все элементы ценности, которые не входятв обмен, оказываются не учтенными при расчетах.Если, например, мы определяем прибыльностьгидроэлектростанции, мы не можем включить врасчет неизбежный урон красоте пейзажа, развечто будут учтены убытки от сокращения туризма. Ивсе-таки мы непременно должны принимать вовнимание такие соображения, когда решаем вопрос,начинать ли предприятие.
Соображения такого рода часто называютнеэкономическими. Мы можем принять этовыражение, поскольку споры о терминах бесплодны.Но не следует все подобные соображения называтьиррациональными. Красота местности или здания,здоровье народа, честь индивидуума или нации,если люди признают это имеющим значение, даже неучаствуя в отношениях обмена (поскольку не имеютхождения на рынке), являются полноправнымимотивами рационального действия — не хуже тех,которые принято называть экономическими. Ихнельзя учесть в денежных расчетах, ибо таковаприрода этих расчетов. Но это ни в коей мере неснижает ценность денежных расчетов в обычныхэкономических вопросах. Все такого родаморальные блага являются благами первогопорядка. Мы можем оценивать их непосредственно;потому-то нам нетрудно учитывать их, несмотря нато, что они пребывают вне сферы денежныхвычислений. Хоть они уходят от исчисления, ихнесложно иметь в виду. Если мы в точности знаем,сколько следует заплатить за красоту, здоровье,честь, гордость и тому подобное, ничто непомешает их учесть. Чувствительных людей можетранить необходимость выбирать между идеальным иматериальным. Но это не вина денежной экономики.Такова природа вещей. Даже когда мы в силахсудить о ценностях без посредства денежныхрасчетов, мы не можем избежать этого выбора.Изолированный человек, как и социалистическоесообщество, обречен делать выбор, и по настоящемучувствительного человека эта необходимость нешокирует. Поставленный перед выбором междухлебом и честью, он никогда не сделает ложноговыбора. Если честь не годится для пропитания,хлебом всегда можно пренебречь ради чести. Выборужасен только для тех, кто втайне знает, что им недано переступить через материальное. Они-то иклеймят необходимость выбора как профанацию.
Денежные вычисления имеют смысл только дляцелей экономических расчетов. Они используютсяради контроля экономичности использованияресурсов. В таких расчетах ресурсы учитываютсяпо их текущей денежной цене. Каждое расширениесферы денежных вычислений ведет к заблуждению.Ошибкой является их использование висторических исследованиях для измеренияценности ресурсов в прошлом. Порождаетзаблуждения использование их для оценкикапитала или национального дохода страны. Вводитв заблуждение использование их для измеренияценности того, что не может участвовать врыночном обороте, как, например, попытки оценитьпотери от эмиграции или войны [103*].Все это — примеры дилетантизма, даже когда ихпредпринимают самые компетентные экономисты.
Но в этих границах, — а в практической жизни ихне преступают, — денежные расчеты делают все, чтомы можем от них ожидать. Они помогают нампрокладывать курс в ошеломляющем обилииэкономических возможностей. Они позволяют намиспользовать суждения о ценности, которыенепосредственно приложимы только кпотребительским благам, а в лучшем случае кпроизводительным благам низших порядков, ко всемблагам высших порядков. [104*] Без них все видыпроизводства, предполагающие использованиепродолжительных и сложных процессов,осуществлялись бы вслепую.
Чтобы вычисления ценности в денежных терминахстали возможными, необходимы два условия.Во-первых, не только конечные потребительскиеблага, но также и блага высших порядков должныбыть обмениваемы. В противном случае системаотношений обмена не смогла бы возникнуть.Бесспорно, что, когда изолированный человек всобственном доме «обменивает» свой труд имуку на хлеб, он в принципе долженруководствоваться теми же соображениями, как и вслучае, когда он на рынке обменивает хлеб наодежду. А значит, есть все основаниярассматривать всякую экономическуюдеятельность, даже деятельность изолированногочеловека, как обмен. Но никакой отдельныйчеловек, будь он даже величайшим из рожденныхгениев, не обладает интеллектом достаточным,чтобы установить относительную значимостькаждого из бесчисленного множества благ высшихпорядков. Никакой человек не в силахосуществлять непосредственный выбор междубесконечным множеством альтернативных методовпроизводства, не в состоянии судить об ихотносительной ценности без вспомогательныхрасчетов. В обществах, основанных на разделениитруда, распределение прав собственности создаетсвоего рода разделение умственного труда, и безтакого разделения ни экономичное хозяйство, ниупорядоченное производство не были бы возможны.
Во-вторых, необходимо наличие общего средстваобмена — денег. Они должны посредничать и вобмене производственных благ, иначе было быневозможно свести все обменные отношения кобщему знаменателю.
Только в очень простых ситуациях удаетсяобойтись без денежных расчетов. В тесном кругезамкнутого домашнего хозяйства, где отецспособен надзирать за всем сразу, он можетоказаться в силах оценить изменения в методахпроизводства без обращения к денежным расчетам.Ведь здесь в производство вовлечен сравнительнонебольшой капитал и производство почти не носитопосредованного характера: производятся, какправило, потребительские блага и блага высшихпорядков, не слишком удаленные отпотребительских благ. Разделение труда делаеттолько начальные шаги. Работник осуществляетпроизводство от начала до конца. В развитомобществе все выглядит не так. Безумие, опираясьна опыт примитивных обществ, доказывать, что мыможем обходиться без денег.
В простых условиях замкнутого домашнегохозяйства реален присмотр за всем процессомпроизводства — с начала и до конца. Можно оценить,какие методы дают больше потребительских благ.Но в несравнимо более сложных условиях нашеговремени это стало немыслимым. Конечно, и всоциалистическом обществе поймут, что 1000 литроввина лучше, чем 800. Оно сможет принять решение, чтодля него лучше: 1000 литров вина или 500 литров масла.Для этого не потребуются специальные расчеты.Все решит воля нескольких человек. Но как толькотакое решение принято, тут-то и встают настоящиезадачи рационального хозяйственного управления:какие средства (в экономическом смысле)использовать для достижения поставленной цели.Здесь не обойтись без помощи экономическогорасчета, иначе в головокружительном хаосеальтернативных материалов и процессов умчеловека совершенно потеряется. Без него мыбессильны в выборе средств и мест производства [105*].
Предположение, что социалистическое обществоможет вместо денежных расчетов использоватьрасчеты в натуральных показателях, совершенноиллюзорно. В обществе, которое отказалось отобмена, расчет в натуральных показателяхспособен охватить разве что потребительскиеблага. Такой расчет непригоден там, где замешаныблага более высокого порядка. Как толькообщество отказывается от установления свободныхцен на производственные блага, рациональнаяорганизация производства делается невозможной.Каждый шаг, уводящий от частной собственности насредства производства и использования денег, —это шаг, уводящий от рациональной экономическойдеятельности.
Этот факт можно было упустить из виду толькопотому, что известный нам социализм существуеткак некий социалистический оазис, окруженный совсех сторон системой, основанной на свободномобмене и использовании денег. Только в этомсмысле можно согласиться с известнымпропагандистским утверждением — которое ни вкаком другом случае нельзя рассматриватьвсерьез, — что национализированные имуниципализированные предприятия в недрахкапиталистической системы не являютсясоциализмом. Окружающая среда в виде системысвободных цен поддерживает эти предприятиястоль основательно, что существенныеособенности социалистического хозяйствованиядаже не проявляются. Техническиеусовершенствования на государственных имуниципальных предприятиях производятся толькопотому, что есть возможность копировать уаналогичных частных предприятий как своейстраны, так и за рубежом уже появившиесяновшества. И на таких предприятиях все еще естьвозможность убедиться в эффективностиреорганизации по той же причине: они погружены вобщество, которое основывается на частнойсобственности на средства производства и наиспользовании денег. Они все еще могут вести учети осуществлять экономические расчеты, которые вчисто социалистической среде оказались бысовершенно невозможными и бессмысленными.
Безрасчетная экономическая деятельностьневозможна. Поскольку при социализмеэкономический расчет невозможен, там невозможнаи экономическая деятельность в нашем смыслеслова. В малом и второстепенном рациональныедействия еще возможны. Но в целом все разговоры орациональной организации производства придетсяпрекратить. При отсутствии критериеврациональности производство не может бытьэкономичным.
Вполне возможно, что накопленные затысячелетия экономической свободы традиции ещена некоторое время предохранят искусствоэкономического управления от полногоразложения. Человек будет сохранять старыепроцессы не из-за их рациональности, а потому, чтоони освящены традицией. Но при этом изменяющиесяусловия сделают их вполне иррациональными. Онистанут неэкономичными в результате изменений,порождаемых общим упадком экономической мысли.Конечно, производство перестанет быть«анархичным». Распоряжения высших властейбудут управлять снабжением. На место экономики«анархичного» производства придетглавенство бессмысленного порядкаиррациональной машины. Колеса будут крутиться,но безо всякого толку.
Попробуем представить себе положениесоциалистического общества. Там функционируюттысячи и тысячи предприятий. Меньшая часть из нихпроизводит конечные блага, большая частьвыпускает производительные блага иполуфабрикаты. Все эти предприятия тесносвязаны. Каждое из производимых благ до своегопревращения в потребительское благо проходитчерез ряд таких предприятий. И при непрерывномнапоре всех этих процессов экономическоеруководство будет дезориентировано. У него небудет возможностей удостовериться, что даннаяработа действительно необходима, что труд иматериалы не расходуются впустую. Как оно смоглобы выбрать из двух процессов производстванаилучший? Самое большее — оно могло бы сравнитьколичество производимой продукции. Но только висключительных случаях ему удалось бысопоставить расходы на сравниваемыепроизводственные процессы. Оно бы точно знало(или воображало бы, что знает), что именно хочетпроизводить. А значит, ему следовало бы поставитьзадачу достичь желаемого с наименьшимирасходами. Но для этого нужно иметь возможностьсчитать. Эти расчеты могут быть толькостоимостными. Они не могут быть простотехническими, они не могут быть вычислениямиобъективных потребительных ценностей(полезностей) продуктов и услуг; это настолькоочевидно, что не нуждается в дальнейшихдоказательствах.
В условиях частной собственности на средствапроизводства шкала ценностей являетсярезультатом действий каждого независимого членаобщества. Каждый играет двойную роль в еесоздании — как потребитель и как производитель.Как потребитель он вырабатывает оценку конечныхпотребительских благ. Как производитель ониспользует производительные блага так, чтобы онидавали наибольшую отдачу. Таким образом, всеблага высших порядков ранжируются всоответствии с существующими условиямипроизводства и требованиями общества.Взаимодействие этих двух процессов обеспечиваетсоблюдение принципа целесообразности как впроизводстве, так и в потреблении. В результате ивозникает система точных цен, которая позволяеткаждому формировать свой спрос с учетомэкономических реалий.
При социализме все это неизбежно отсутствует.Управляющие экономикой могут точно знать, какиеименно товары нужны в наибольшей степени. Но этотолько половина проблемы. С другой половиной — соценкой наличных возможностей производства —они справиться не в состоянии. Они могутустановить ценность всей совокупности средствпроизводства. И очевидно, что она будет равнаценности того, что с их помощью можно произвести.Можно установить ценность одной единицыпроизводственных мощностей, если вычислитьубыток от устранения ее из производства. [109] Новсе это невозможно свести к единому ценовомувыражению, как это делается в системе сэкономической свободой и денежными ценами.
Нет нужды, чтобы социализм совсем обходился безденег. Можно сохранить использование денег дляобмена потребительских благ. Но поскольку ценыразличных факторов производства (включая труд)не могут быть выражены в деньгах, деньги не могутиграть никакой роли в экономических расчетах. [106*]
Предположим, например, что социалистическоеобщество задумало построить новую железнуюдорогу. Нужна ли новая железная дорога? А если да,то по какому из множества возможных путей ееследует проложить? В условиях частнойсобственности на средства производства ,мы можемиспользовать денежные расчеты для ответа на этивопросы. Новая дорога удешевит транспортировкунекоторых товаров, и, отталкиваясь от этого, мыможем посчитать, окупит ли сокращениетранспортных расходов затраты на сооружение иэксплуатацию дороги. Эти расчеты могут бытьпроведены только в денежных единицах. Мы не можемсравнивать различные виды расходов и сбереженийв натуральных единицах. Если уж нет никакойвозможности свести к общему измерителюколичества разнородного квалифицированного инеквалифицированного труда, железо, уголь,строительные материалы разного рода, машины ивсе остальное, что необходимо для строительстваи поддержания железной дороги, то нельзя исделать их предметом экономических расчетов.Систематическое экономическое планированиестановится возможным, когда все подлежащие учетутовары могут быть выражены в деньгах. Конечно,денежные расчеты не полны. Конечно, у них естьглубокие недостатки. Но у нас нет ничего лучшегодля замены. При наличии надежных денег они вполнеподходят для практических целей. Если мыотказываемся от денег, экономические расчетыделаются совершенно невозможными.
Из всего этого не следует, что социалистическоеобщество будет пребывать в состояниипостоянного недоумения. Оно примет решение заили против предложенного проекта и издастдекрет. Но такое решение в лучшем случае будетосновано на туманных оценках. Оно не сможетопереться на точное исчисление ценностей.
Стационарное общество может, конечно, обойтисьбез вычислений. Здесь экономические решенияпросто повторяют сами себя. Так что если мыпредположим, что социалистическая системапроизводства сохранит хозяйство в том виде, вкаком оно его наследует у свободного общества, ине будет изменять, тогда можно вообразить вполнерациональный и экономичный социализм. Но все этотолько в теории. Стационарную экономическуюсистему можно создать только мысленно. Мирнепрерывно меняется, и стационарное состояниеесть просто теоретическое построение, не имеющеесоответствий в реальности, хотя и необходимоедля выработки наших представлений обэкономичности. Кроме того, поддержание экономикив том виде, в каком она досталась социализму,окажется невозможным, поскольку переход ксоциализму с его уравниванием всех доходовнеизбежно перестроит всю структуру потребленияи производства. И уж после этогосоциалистическому обществу придется пересекатьцелый океан всех возможных и мыслимыххозяйственных комбинаций, не имея такогокомпаса, как экономический расчет.
Все экономические изменения, таким образом,будут включать процессы, последствия которыхнельзя оценить ни заранее, ни задним числом. Всерешения будут осуществляться как прыжок внеизвестность. Социализм есть отказ отрациональной экономики.
Термины «капитализм» и«капиталистическое производство» являютсяполитическими ярлыками. Они были изобретенысоциалистами не для умножения знания, а чтобыобвинять, критиковать, проклинать. Сегодня стоитлишь их произнести, чтобы возникла картинкабезжалостной эксплуатации рабочих неумолимымибогачами. Эти термины используются почтиисключительно для обозначения политическихнедугов. С научной точки зрения термины эти стольтемны и многозначны, что практически ничего незначат. Использующие их согласны между собойтолько в том, что они обозначают свойствасовременной экономической системы. Но в чемименно заключаются эти характеристики — всегдапредмет спора. В силу этого использование ихвсегда вредоносно, а предложение вовсе исключитьих из экономического языка, предоставивполностью в распоряжение матадоров популярнойагитации, заслуживает серьезного рассмотрения. [107*]
Если, несмотря ни на что, мы пожелаем найти дляних возможность корректного использования,следовало бы начать с идеи калькуляций капитала.И поскольку нас занимает анализ исключительнореальных экономических явлений, а неэкономических теорий, где «капитал» частоиспользуется для частных целей в расширенномпонимании, следует задаться вопросом о значенииэтого термина в деловой практике. Мы обнаружим,что он используется только в областиэкономических калькуляций. Он используется длясведения к единому показателю всехразновидностей собственности — будь то денежныесредства или только выраженное в деньгахимущество [108*]. Цельисчислений в том, чтобы определить, насколькоценность собственности изменилась в ходеделовых операций. Понятие «капитал»заимствовано из области экономическихкалькуляций. Истинное место его — счетоводство,главный инструмент коммерческой рациональности.Исчисление в денежных терминах есть основнойэлемент понятия «капитал» [109*].
Если термин «капитализм» используется дляобозначения экономической системы, в которойпроизводство направляется исчислением капитала,он приобретает особую значимость дляопределения того, что есть экономическаядеятельность. При таком толковании становитсявполне возможным говорить о капитализме икапиталистических методах производства, а такиевыражения, как дух капитализма илиантикапиталистические настроения, приобретаютвполне конкретные значения. Лучше определятькапитализм как антитезис социализма, чем, какчасто это делают, сопоставлять его синдивидуализмом. Как правило, впротивопоставлении социализма и индивидуализманеявно предполагается, что существуетпротиворечие между интересами индивидуума иинтересами общества, так что если социализмслужит общественному благосостоянию, тоиндивидуализм служит интересам отдельных людей.И поскольку это одна из наиболее тяжких ошибоксоциологии, нам следует тщательно избегатьвыражений, которые бы скрыто закрепляли этопредставление.
Согласно Пассову, при правильном употреблениитермина «капитализм» он ассоциативно связанс представлениями о развитии и умножении крупныхпредприятий [110*]. Можносогласиться с таким толкованием, хотя его инелегко примирить с тем фактом, что люди обычноговорят о «Grosskapital», о «Grosskapitalisten» и«Kleinkapitalisten». [111]Но если мы сообразим, что только исчислениекапитала делает возможным создание гигантскихпредприятий и начинаний, окажется, что такоепонимание никак не обесценивает нашегоопределения.
Обычное у экономистов различение«экономических» или «чистоэкономических» и «неэкономических»действий столь же неудовлетворительно, какстарое различение духовных и материальных благ.Желание и действие, в сущности, едины. Все целиконфликтуют между собой и в результате этоговзаимоупорядочиваются на одной шкале. Необходимединый критерий не только для оценкиудовлетворения потребностей, желаний и порывов,насыщаемых через взаимодействие с внешним миром,но также для оценки удовлетворения духовныхпотребностей. В жизни нам приходится выбиратьмежду духовным и материальным. И очень важноиметь возможность оценивать духовные блага потой же шкале, что и блага материальные. Выбираямежду хлебом и честью, верой и богатством,любовью и деньгами, мы меряем альтернативы одноймеркой.
Поэтому неправомерно рассматривать«экономическое» как отдельную сферучеловеческих действий, резко ограниченную отдругих сфер. Экономическая деятельность естьдеятельность рациональная. И поскольку полноеудовлетворение невозможно, сфера экономическойдеятельности совпадает со сферой рациональногодействия. Она состоит в первую очередь в оценкецелей, а затем — в оценке средств, ведущих к этимцелям. А значит, вся экономическая деятельностьзависит от существования целей. Целигосподствуют в экономике, и только они сообщаютей смысл.
Поскольку принцип экономичности приложим ковсем действиям человека, необходима особаяосторожность, когда пытаются отделить внутриэтой единой сферы «чисто экономические»действия от всех остальных. Такое различение,необходимое для многих научных задач, позволяетвыделить особенную цель и противопоставить еевсем другим. Эта цель — здесь мы не станемобсуждать, является ли она окончательной илислужит только средством для какой-нибудь другой,-- состоит в максимальном увеличении дохода,исчисляемого в деньгах. Потому и невозможноограничить ее специально выделенной сферойдействий. Конечно, для каждого индивидуума онаограничена, но это определяется его общиммировоззрением. Одно — для человека чести, другое-- для того, кто продает своего друга за золото.Разграничение не оправдывается ни характеромцелей, ни особенностью средств. Оно оправданоединственно особой природой применяемыхметодов. Только использование точных расчетовотличает «чисто экономические» действия отвсяких других.
Сфера «чисто экономического» совершенносовпадает со сферой денежных расчетов. Мысклонны придавать этому виду деятельностиособую важность только потому, что там мы имеемвозможность с помощью вычислений сопоставлятьальтернативные решения с детальной точностью —обстоятельство, очень важное для нашей мысли инашего поведения. Легко упустить из виду, что эторазличие есть различие в технике мысли идействия и никоим образом не затрагиваетконечных целей действий, в сущности единых;Неудачу всех попыток представить«экономическое» как особый разделрационального, а в нем выделить еще более узкийраздел «чисто экономического» не следуетприписывать использованному аппарату анализа.Не может быть сомнений, что эта проблемаразрабатывалась с большой изощренностью инастойчивостью, и отсутствие ясных результатовотчетливо свидетельствует, что на этот вопроспросто не может быть удовлетворительного ответа.Ясно, что область «экономического» есть тоже, что область рационального, а «чистоэкономическое» — это всего лишь область, вкоторой возможны денежные вычисления.
В конечном счете, для человека есть всего лишьодна цель: достижение наибольшегоудовлетворения. Сюда включено удовлетворениевсех видов человеческих желаний и потребностейнезависимо от их природы: материальной илинематериальной (духовной). Вместо слова«удовлетворение» мы могли бы использоватьслово «счастье», если бы не страх передложным толкованием, очень вероятным из-затрадиционного спора между гедонизмоми эвдемонизмом. [112]
Удовлетворение субъективно. Современнаясоциальная философия столь часто подчеркивалаэто свое отличие от прежних теорий, что возникласклонность забывать, что физиологическаяприрода человека и традиционная общностьвзглядов и эмоций порождают далеко идущеесходство в оценке потребностей и способов ихудовлетворения. Именно это сходство оценокделает возможным существование общества. В силуобщности целей люди способны жить вместе. Посравнению с тем, что большинство целей (в томчисле важнейших) — общее для подавляющей частичеловечества, то обстоятельство, что некоторыецели разделяются лишь немногими, являетсямалосущественным.
Обычное разделение между экономическими инеэкономическими побуждениями обесцениваетсятем, что, с одной стороны, цели экономическойдеятельности лежат за пределами экономики, а сдругой — вся рациональная деятельность естьдеятельность экономическая. Вместе с тем естьхорошие основания для выделения «чистоэкономической» деятельности (т. е.деятельности, поддающейся денежной оценке) извсех других. Как мы уже видели, за пределами сферыденежных расчетов остаются только промежуточныецели, поддающиеся непосредственной оценке.Значит, есть нужда в обращении к таким суждениям.Признание этой нужды и составляет основу длярассматриваемого нами различения.
Если, например, народ желает воевать, было бынезаконно рассматривать это желание какнепременно иррациональное только потому, чтопричина этой воинственности обычно лежит запределами «экономического», как, например, вслучае с религиозными войнами. Если народ решаетвоевать с полным знанием всех фактов, рассудив,что цели войны важнее, чем неизбежные жертвы, ичто война есть наилучший способ достижения этихцелей, то война не может быть оценена какиррациональное поведение. В данном случае нетнужды рассуждать, разумно ли наше предположениеили может ли оно вообще когда бы то ни было бытьразумным. Такое рассмотрение необходимо, когдаприходится выбирать между войной и миром. Именнодля того, чтобы сделать такой выбор отчетливым, ибыло введено рассмотренное нами различение.
Нужно только припомнить, сколь часто войны илитаможенные барьеры рекомендовались как«выгодные» с «экономической» точкизрения, чтобы понять, сколь часто об этомзабывали. Насколько более ясными были быполитические дискуссии последнего столетия,если бы не упускали из виду различие между«чисто экономическими» и«неэкономическими» основаниями действия.
Глава VI. Организация производства при социализме
При социализме все средства производстваявляются собственностью коммуны. Только коммунараспоряжается, как их использовать впроизводстве. Коммуна производит, произведенноедостается коммуне, и коммуна решает, какраспорядиться произведенным.
Современные социалисты, особенномарксистского толка, многозначительнонастаивают на обозначении социалистическойкоммуны как общества, из чего следует, чтопередача средств производства в исключительноераспоряжение коммуны есть обобществлениесредств производства. Против самого выражениявозразить нечего, но надо иметь в виду, что егоиспользуют для сокрытия одной из важнейшихпроблем социализма.
Слово «общество» и соответствующееприлагательное «общественный» имеют триразличных значения. Это, во-первых, абстрактнаясущность общественных взаимоотношений,во-вторых, конкретное объединение индивидуумов,а между этими резко различными значениямиобыденная речь поместила третье: абстрактноеобщество предстает персонифицированным в такихвыражениях, как «человеческое общество»,«гражданское общество» и т. п.
Маркс использовал термин во всех трехзначениях. Это было бы не важно, если бы он четкоразграничивал их применение. Но он-то поступалкак раз наоборот, для своих целей манипулируя имис мастерством фокусника. Когда он говорит обобщественном характере капиталистическогопроизводства, он использует слово«общественное» в его абстрактном смысле.Когда он говорит об обществе, страдающем откризиса, он подразумевает персонифицированноечеловечество. Когда он говорит об обществе,которое должно экспроприироватьэкспроприаторов и обобществить средствапроизводства, он имеет в виду конкретноеобъединение людей. В цепи его рассуждений всезначения взаимозаменяемы — чтобы доказатьнедоказуемое. Причиной этих манипуляций быложелание избежать употребления термина«государство» или его эквивалентов,поскольку это слово вызывало неприятныеассоциации у тех поклонников свободы идемократии, поддержки которых марксисты нехотели лишаться с самого начала. Программа,которая бы отдавала государству всюответственность и все управление производством,не имела шансов на поддержку в этих кругах.Потому-то марксистам и приходилось постоянноизобретать фразеологию, которая бы маскироваласущность программы, успешно бы скрывала пропастьмежду демократией и социализмом. Можно безпреувеличений утверждать, что люди, жившие вдесятилетия перед первой мировой войной, неразобрались в этих хитросплетениях.
Современное учение о государстве понимает подгосударством авторитарное образование, аппаратпринуждения, характеризуемый не своими целями,но формой. Марксизм произвольно ограничилзначение слова «государство», так что оно невключает социалистическое государство. Толькоте государства и формы государственныхобразований называются государством, которыевозбуждают неприязнь у социалистическихавторов. По отношению к своей цели, будущемугосударству, они отбрасывают с негодованием этоттермин как унижающий и оскорбительный. Будущеегосударство называют «общество». За счетэтих трюков марксистская социал-демократияполучает возможность, с одной стороны, призыватьк разрушению существующей государственноймашины и фантазировать об отмирании государства,а с другой — яростно бороться со всемианархическими движениями и проводить политику,ведущую к созданию всемогущего государства [111*].
Совершенно все равно, как именно назватьаппарат принуждения в социалистическомобществе. Если мы используем слово«государство», у нас будет общепринятыйтермин, который понимается одинаково всеми,кроме крайне некритичных марксистских авторов, икоторый выражает именно то, что и долженвыражать. Но можно в народнохозяйственныхисследованиях обойтись без этого термина,поскольку он вызывает у многих смешанныечувства, и вместо этого говорить о коммуне,сообществе. Выбор терминологии есть дело вкуса ине имеет практического значения.
Но что имеет значение, — так это проблемаорганизации социалистического государства илисообщества. Английский язык дает возможностьболее точно выразить идею государственной воли,используя вместо термина «государство»термин «правительство». Нет лучшего способаизбежать мистицизма, взлелеянного до крайнихпределов марксистским способом употребленияслов. Марксисты крайне многоречивы в вопросе оволе общества, но при этом ни малейшим намеком непоясняют, каким это образом общество можетжелать и действовать. Естественно же, чтообщество может действовать только черезспециально созданные органы.
Из самой концепции социалистическогосообщества следует, что в нем необходимоединство власти. В социалистическом сообществеможет быть только один орган, объединяющийвсе правительственные функции, в том числе иэкономические. Конечно, этот орган может иметьподразделения, могут существовать подчиненныеему учреждения, которым передаются определенныезадания. Но единое выражение общей воли, что иявляется существенной целью обобществлениясредств производства, с необходимостьюпредполагает, что все учреждения, которымдоверен надзор над какими-либо делами, должныбыть подчинены одному органу. Этому органудолжна принадлежать высшая власть, чтобыустранять все противоречия волевых построений иобеспечивать единство принятия решений и ихреализации. Как формируется этот орган, как общаяволя выражает себя в нем и через него — это всесравнительно малосущественно для нашегоисследования. Неважно, выступает ли этот органкак абсолютный монарх или как собрание граждан —орган прямой или выборной демократии. Не имеетзначения, как этот орган выявляет собственнуюволю и как проводит ее в жизнь. Для наших целейследует предположить все это уже данным и нестоит терять времени на выяснение того, как этовсе может быть достигнуто и достижимо ли вообще,следует ли социализм считать обреченным, еслитакой орган невозможен.
Начнем исследование с предположения, что усоциалистического общества нет внешнихсношений. Оно охватывает весь мир и всех егожителей. Если же мы допускаем, что оно охватываетлишь часть мира, то будем считать, что оно неподдерживает экономических отношений с другимичастями мира и их обитателями. Итак, мы сначалаобсудим проблемы изолированногосоциалистического общества. К опыту несколькиходновременно существующих социалистическихобществ мы обратимся только после рассмотренияпроблемы в целом.
Теория экономического расчета устанавливает,что в социалистическом обществе экономическийрасчет невозможен.
На каждом большом предприятии разныеподразделения ведут до определенной степенинезависимое счетоводство. Подразделенияучитывают стоимость труда и материалов и покаждой группе в любое время могут составитьотдельный баланс и подсчитать результатыдеятельности. Благодаря этому можно определить,насколько успешно работало каждое отдельноеподразделение, и в результате принять решения ореорганизации, ограничении, расширениисуществующих подразделений или же о созданииновых. Конечно, при таких расчетах неизбежнынекоторые ошибки. Одни возникают из-затрудностей в распределении накладных расходов,другие — из-за необходимости использовать невполне надежные данные (например, при расчетеприбыльности некоего процесса износоборудования определяется по сроку егоэксплуатации). Но все такие ошибки могут бытьвведены в достаточно узкие границы, так чтобы онисущественно не влияли на истинность общейкалькуляции. Остающаяся и после этогонеопределенность связана с неопределенностьюбудущих условий, что неизбежно сохранится прилюбой мыслимой организации дела.
Кажется естественным вопрос: почему быаналогичным образом в социалистическом обществеотдельным производственным группировкам неввести свои расчеты? Но это невозможно.Самостоятельные расчеты для подразделенийодного предприятия базируются на том, что врыночном обороте формируются цены на все видыприменяемых материалов и труда. Где нет рынка,нет и ценообразования, а где нет ценообразования,не может быть никаких экономических расчетов.
Некоторые могут подумать, что стоит разрешитьобмен между подразделениями единого хозяйства,как возникнет система отношений обмена (цены), а врезультате и основа для экономического расчета всоциалистическом обществе. Тогда бы в рамкахединого хозяйства, не признающего частнойсобственности на средства производства, можнобыло бы обособить отдельные производственныегруппы с собственной администрацией,выполняющие, конечно, указания высшейэкономической власти, но имеющие правообмениваться друг с другом товарами и трудовымиуслугами и учитывающие результаты обмена в общихменовых единицах. Примерно так представляют себеорганизацию производства в социалистическомобществе сегодня, когда говорят о полномобобществлении и т. п. Но здесь опять не учтеноглавное. Обмен производительными благамивозможен только на основе частной собственностина средства производства. Если «угольноеобщество» поставляет уголь «стальномуобществу», цена возникает лишь в том случае,если оба общества выступают как собственникисредств производства своих предприятий. Но этоуже будет совсем не социализм, а синдикализм. [113]
Для тех социалистических авторов, которыепризнают трудовую теорию стоимости, проблема,естественно, очень проста.
«Когда общество, — пишет Энгельс, — вступаетво владение средствами производства и применяетих для производства в непосредственнообобществленной форме, труд каждого отдельноголица, как бы различен ни был его специфическиполезный характер, становится с самого начала инепосредственно общественным трудом. Чтобыопределить при этих условиях количествообщественного труда, заключающегося в продукте,нет надобности прибегать к окольному пути;повседневный опыт непосредственно указывает,какое количество этого труда необходимо всреднем... План будет определяться, в конечномсчете, взвешиванием и сопоставлением полезныхэффектов различных предметов потребления друг сдругом и с необходимыми для их производстваколичествами труда. Люди сделают тогда все этоочень просто, не прибегая к услугампрославленной стоимости» [112*].
Мы не станем здесь воспроизводить критикутрудовой теории стоимости. Для нас она интересназдесь лишь постольку, поскольку позволяет судитьо возможности сделать труд основойэкономических расчетов в социалистическомобществе.
При первом взгляде может показаться, чтокалькуляции, в основу которых заложен учет труда,отражают и природные условия производства, независящие от людей. Марксова концепцияобщественно необходимого рабочего времениучитывает закон убывающей отдачи в той степени, вкакой он определяется различиями в естественныхусловиях производства. [114] Если спрос на товар растети приходится вовлекать в производство менеепроизводительные ресурсы, среднее общественнонеобходимое время производства единицыпродукции также вырастает. Если будут обнаруженыболее благоприятные условия производства, тогданеобходимое количество общественного трудауменьшится [113*]. Ноэтого недостаточно. Учет изменений предельнойстоимости труда принимает во вниманиеестественные условия лишь постольку, посколькуони влияют на трудовые издержки. За пределамиэтого «трудовые» калькуляции бесполезны.Ими совершенно не учитывается, например,потребление материальных факторов производства.Предположим, что продолжительность общественнонеобходимого труда для производства товаров Ри Q составит по 10 ч и что на изготовлениетоваров Р и Q идет материал А, дляпроизводства одной единицы которого в своюочередь требуется 1 ч общественно необходимоготруда. Допустим, что производство Р требуетдвух единиц А и 8 ч труда, а производство Q-- одной единицы A и 9 ч труда. В калькуляции,основанной на учете затрат труда, Р и Qравноценны, но в калькуляции, основанной наценности, Р окажется дороже, чем Q. Перваякалькуляция неверна. Только последняясоответствует существу и целям экономическихрасчетов. Бесспорно, конечно же, что превышениеценности Р над Q — это материальныйсубстрат, «который существует от природы, безвсякого содействия человека» [114*], но если ониспользуется в такой степени, что становитсяэкономически значимым, то его следует в той илииной форме учесть в экономических расчетах.
Второй недостаток трудовой теории стоимости втом, что она игнорирует различия в качестветруда. Для Маркса весь труд экономическиоднороден, поскольку он всегда представляетсобой «производительное расходованиечеловеческого мозга, мускулов, нервов, рук, etc.»«Сравнительно сложный труд означает тольковозведенный в степень или скорее помноженныйпростой труд, так что меньшее количествосложного труда равняется большему количествупростого. Опыт показывает, что это сведениесложного труда к простому совершается постоянно.Товар может быть продуктом самого сложноготруда, но его стоимость делается равной продуктупростого труда и, следовательно, представляетлишь определенное количество простого труда» [115*].Бем-Баверк справедливо оценил этот аргумент какобразец потрясающей наивности [116*].Критикуя этот аргумент, вполне допустимо необращать даже внимания на вопрос: возможна лиединая физиологическая оценка напряженностивсех видов труда, как физического, так иумственного. Достаточно того, что люди различны ипо способностям, и по квалификации, чтосказывается в различии качества производимыхтоваров и услуг. Чтобы судить о возможностииспользовать труд как основу экономическихрасчетов, решающую важность приобретает вопрос:можем ли мы найти общий знаменатель для всех форми видов труда, не привлекая оценку продукта трудапотребителями? Ясно, что аргументы Маркса поэтому вопросу не выдерживают критики. Опытпоказывает, что при обмене товаров не имеетзначения, произведены ли они с участием простогоили квалифицированного труда. Но это доказывалобы, что определенное количество простого трударавноценно определенному количествуквалифицированного труда, только если бы удалосьдоказать, что именно труд является источникомменовой стоимости. Но мало того, что это недоказано; это именно то, что Маркс первоначальнонамеревался доказать. Из того факта, что приобмене между простым и квалифицированным трудомустанавливаются отношения взаимозаменяемости вформе денежной заработной платы, — на что Марксдаже не ссылается, — вовсе не следует вывод ободнородности труда. Однородность в данном случаеесть результат работы рынков, а не ихпредпосылка. Вычисления, основанные не наденежной ценности, а на стоимости труда,потребуют установления совершенно произвольныхотношений между простым и квалифицированнымтрудом, а это сделает сами вычислениянепригодными для экономического управленияресурсами.
Давно существует представление, что трудоваятеория стоимости необходима, чтобы датьэтическое обоснование требованию обобществитьсредства производства. Теперь мы знаем, что этопредставление было ошибочным. Хотя оно былопринято большинством социалистов и хотя самМаркс с его открыто внеморальным подходом несмог от него избавиться, совершенно ясно, что, содной стороны, политические требования переходак социалистической организации производства нетребуют и не получают поддержки в трудовойтеории ценности, а с другой стороны, те, кто иначепонимает природу и происхождение стоимости,могут также быть социалистами.
Правда, в ином смысле, чем обычно считают,трудовая теория стоимости является необходимойдля защитников социалистического способапроизводства. Социалистическое производство вобществе, основанном на разделении труда, можетбыть рационально организованным только присуществовании объективно устанавливаемойвеличины стоимости, что делает возможнымэкономический расчет в хозяйстве, не знающем ниобмена, ни денег. Труд представляетсяединственным, что может служить этой цели.
Проблема экономического расчета являетсяосновной проблемой учения о социализме. То, чтолюди десятилетиями могли писать и говорить осоциализме, даже не затрагивая эту проблему,показывает только, сколь разрушительно быловлияние запрета, наложенного Марксом на научноеисследование природы и функционированиясоциалистической экономики. [117*]
Доказать, что хозяйственный расчет невозможенв социалистическом обществе, значит доказатьневозможность социализма. Все аргументы в пользусоциализма за последнее столетие, выдвинутые втысячах статей и выступлений, вся кровь, пролитаясторонниками социализма, не в силах сделатьсоциализм реализуемым. Массы могут стремиться кнему со всей страстью, могут разразитьсябесчисленные войны и революции во имя его, ивсе-таки социализм не будет построен. Каждаяпопытка осуществления социализма ведет ксиндикализму или к хаосу, который быстрораскалывает общество, основанное на разделениитруда, на крошечные автаркические группы.
Очевидно, что обнаружение этого факта крайненежелательно для социалистических партий исоциалисты всех видов отчаянно пыталисьопровергнуть мои аргументы и изобрести системуэкономического расчета для социализма. Этипопытки успеха не имели. Не удалось выдвинуть ниодного нового аргумента, который бы не был ужемной проанализирован. [118*] Ничто не смогло поколебатьдоказательства того, что при социализмеэкономический расчет невозможен. [119*]
Попытка русских большевиков перенестисоциализм из партийной программы в реальнуюжизнь не столкнулась с проблемой экономическогорасчета при социализме потому, что Советскаяреспублика окружена миром, который формируетденежные цены на все средства производства.Правители Советской республики закладывают вкалькуляции, которыми они пользуются припринятии решений, именно эти цены. Без помощиэтих цен их действия были бы бесцельными инепланируемыми. Только постоянный учетсуществующей системы цен позволяет имкалькулировать, вести счетоводство иразрабатывать планы. Они находятся в том жеположении, что и государственный и муниципальныйсоциализм в других странах: они еще нестолкнулись с проблемой экономического расчетапри социализме. Государственные и муниципальныепредприятия пользуются теми ценами на средствапроизводства и потребительские товары, которыеформирует рынок. Поэтому из того факта, чтомуниципальные и государственные предприятиясуществуют, было бы опрометчиво делать вывод, чтоэкономический расчет при социализме возможен.
Мы, наверное, знаем, что социалистическиепредприятия в отдельных отраслях промышленностивыживают только за счет помощи, которую оничерпают в несоциалистическом окружении.Государство и муниципалитеты могут содержатьсобственные предприятия только потому, чтоналоги, уплачиваемые капиталистическойпромышленностью, покрывают их убытки. Подобнымобразом Россия, которая, будучи предоставленнойсамой себе, давно бы коллапсировала,поддерживалась финансами капиталистическихстран. Но несравненно важнее этой материальнойпомощи, которую получали от капиталистическихэкономик социалистические предприятия,интеллектуальная поддержка. Без той основырасчетов, которую капитализм предоставляетсоциализму в виде рыночных цен,социалистическими предприятиями не удалось быуправлять даже в рамках отдельных отраслейпроизводства или отдельных районов.
Социалистические авторы могут продолжатьпубликацию книг об упадке капитализма и приходесоциалистического миллениума [116]; они могут расписыватьзловредность капитализма мрачными красками,противопоставляя ему соблазнительные картинкиблаженства в социалистическом обществе; ихтексты могут по прежнему производитьвпечатление на глупцов, — но все это не в силахизменить судьбу социалистической идеи. [120*]Попытка социалистического переустройства мираможет разрушить цивилизацию. Но никогда такаяпопытка не приведет к существованиюпроцветающего социалистического общества.
Некоторые молодые социалисты верят, чтосоциалистическое общество может решить проблемыэкономического расчета, создав искусственныйрынок средств производства. Они признают ошибкойстремление старых социалистов прекратитьфункционирование рынка и устранить торговлюблагами высшего порядка; они согласны, чтоневерно видеть социалистический идеал вподавлении рынка и ценового механизма. Онисчитают, что социализм должен создать рынок, накотором получат цену все блага и услуги, если онхочет избежать вырождения в бессмысленный хаос,который поглотит весь мир — каксоциалистический, так и капиталистический. Имеясоответствующие механизмы, полагают они,социалистическое общество сможет вести учет стой же простотой, как и капиталистическиепредприятия.
К сожалению, сторонники такого подхода не видят(а может быть, не желают видеть), что нельзяотделить рынок и его функционирование в качествемеханизма установления цен от жизнедеятельностиобщества, основанного на частной собственностина средства производства, в котором, подчиняясьзаконам этого общества, землевладельцы,капиталисты и предприниматели могут располагатьсвоей собственностью как угодно. Ибо движущейсилой всего процесса, который порождает рыночныецены на факторы производства, являетсянеустанное стремление части капиталистов ипредпринимателей к максимизации прибыли за счетудовлетворения желаний потребителей. Безстремления предпринимателей (в том числедержателей акций) к прибыли, землевладельцев кренте, капиталистов к проценту и работников кзаработной плате об успешном функционированиивсего механизма не приходится и думать. Толькоперспективы получить прибыль направляютпроизводство в те каналы, по которымпотребительский спрос удовлетворяетсянаилучшим образом и с наименьшими затратами.Если исчезает надежда на прибыль, механизм рынкатеряет главную пружину, ибо только эта надеждаприводит его в движение и поддерживает егоработу. Рынок, таким образом, является фокусомкапиталистического общества; в нем сущностькапитализма. Он возможен, таким образом, толькопри капитализме; его нельзя искусственносымитировать при социализме.
Защитники искусственного рынка, однако,придерживаются того мнения, что искусственныйрынок может быть создан, если руководителиразличных производственных единиц научатсядействовать как если бы они былипредпринимателями в капиталистическом обществе.Ведь и при капитализме управляющие акционерныхкомпаний работают не на себя, а на компании, т. е.на акционеров. Значит, при социализме они смогутработать так же, как и прежде, с той жеосмотрительностью и преданностью долгу.Единственным различием будет то, что присоциализме результаты труда управляющихдостанутся обществу, а не держателям акций. Воттак, вопреки всем ранее писавшим на эту темусоциалистам, особенно марксистам, онирассчитывают осуществить программудецентрализованного (в противоположностьцентрализованному) социализма.
Чтобы верно оценить такие проекты, необходимоосознать, что эти управляющие отдельныхпредприятий должны назначаться. При капитализмеуправляющий акционерной компании прямо иликосвенно назначается держателями акций. В тойстепени, в какой акционеры предоставляютменеджеру возможность производить на средствакомпании (т. е. акционеров), они рискуют всей иличастью своей собственности. Спекуляция (а этовсегда спекуляция) может оказаться успешной ипринести прибыль; она может, однако, оказаться инеудачной и повлечь за собой потерю всегокапитала или части его. Вот это вкладываниекапитала в дело, результат которогонеопределенен, и в человека, о будущихспособностях которого можно лишь догадыватьсяпо его поведению в прошлом, и есть сущностьакционерной компании.
Совершенное заблуждение полагать, что проблемаэкономического расчета в социалистическомобществе сводится исключительно к вопросам,составляющим повседневную деловую рутинууправляющих акционерных компаний. Несомненно,такое понимание может быть результатомисключительной концентрации на идеестационарной экономической системы — концепции,весьма полезной, конечно, для решения многихтеоретических проблем, но не имеющей оснований вреальности и способной при одностороннемподходе прямо привести к заблуждениям. Когда мыдумаем о стационарном обществе, мы представляемсебе экономику, в которой все факторыпроизводства уже используются так, что приданных условиях обеспечивают максимумтребуемого потребителями. Иными словами, встационарных условиях больше не существуетпроблем, которые требовали бы экономическихрасчетов. В соответствии с гипотезой основнаяфункция экономических расчетов предполагаетсяуже выполненной, и больше нет нужды в аппаратерасчета. Используя популярную, хотя и не вполнеудовлетворительную, терминологию, можно сказать,что проблема экономического расчета естьпроблема экономической динамики, а не статики.
Проблема экономического расчета возникает вэкономике, подверженной постоянным изменениям,которой каждый день приходится решать какие-либоновые вопросы. Для их решения бывает необходимопрежде всего изъять капитал из определенныхпроизводственных цепочек, из определенныхначинаний и предприятий и направить его в другиепроизводственные цепочки, в другие начинания ипредприятия. Эти вопросы решают не менеджерыакционерных компаний, а капиталисты, которыепродают и покупают акции и ценные бумаги, берут ивыплачивают кредиты, делают вклады в банки иизымают их, спекулируют всевозможными товарами.Именно эти операции спекулирующих капиталистовопределяют положение на денежном рынке, нафондовой бирже и на оптовых рынках, а ужсозданную ими ситуацию вынужден учитыватьуправляющий акционерной компании, в коем, помнению социалистических авторов, следует видетьнадежного и сознательного слугу компании.Ситуацию, к которой ему приходитсяприноравливать свой бизнес и которая, такимобразом, направляет его деятельность, создаютименно спекулирующие капиталисты.
Отсюда следует, что фундаментальный порок всехэтих социалистических построений, которыерассчитывают на искусственный рынок иискусственную конкуренцию как на способразрешения проблемы экономических вычислений,заключается в убеждении, что на рынок факторовпроизводства воздействуют только производители,покупающие и продающие товары. Но такой рынокнельзя оградить от влияния, оказываемогопредложением капитала со стороны капиталистов испросом на капитал со стороны предпринимателей,-- иначе он разрушится.
Столкнувшись с этой трудностью, социалистсклонен предложить, чтобы социалистическоегосударство как владелец всего капитала и всехсредств производства просто направляло капиталтуда, где ожидается наибольшая прибыль. Наличныйкапитал, настаивает он, должен направляться в тепредприятия, которые обещают наибольший уровеньприбыли. Но такое положение дел просто означает,что наименее осторожные и наиболееоптимистичные управляющие получат капитал длярасширения своих начинаний, а более осторожные,склонные к сомнениям управляющие останутся спустыми руками. При капитализме капиталистпринимает решение, кому доверить свойсобственный капитал. Убежденность управляющихакционерных компаний в будущем своих начинаний,как и надежды прожектеров на прибыльность своихпланов, никоим образом не играет решающей роли.Решает механизм денежного рынка и рынкакапиталов. В этом, собственно, и состоит ихосновная задача: служить экономической системе вцелом, судить о прибыльности открывающихсяальтернатив, а не слепо следовать тому, чтопытаются навязать управляющие определенныхпредприятий, ограниченные узкими горизонтамисвоего бизнеса или не увлеченные заманчивымипредположениями.
Чтобы вполне в этом разобраться, важно понять,что капиталист не инвестирует свой капитал в тепредприятия, которые обещают самую высокуюприбыль или процент; скорее он пытается найтибаланс между своим стремлением к прибыли и своейже оценкой риска убытков. Он должен бытьпредусмотрительным. Если ему это не удается, онтерпит убытки, и распоряжение факторамипроизводства переходит в руки тех, кто лучшеумеет взвешивать риск и перспективы деловыхспекуляций.
Чтобы социалистическому государству неутратить своей социалистичности, ему следуетсохранять в своих руках господство надкапиталом, необходимое для расширения однихсуществующих предприятий, сокращения других иучреждения совершенно новых. Трудно себепредставить, что социалисты любого толка всерьезпредлагают, чтобы эта функция была передананекоторой группе людей, которые будут простозаниматься тем же, что делают капиталисты испекулянты в условиях капитализма, с тойединственной разницей, что результат ихпредвидения будет принадлежать не им, нообществу. Предложения такого рода вполне могутделаться управляющим акционерных компаний,причем легко сделать так, чтобы у них никогда невозникло возможности превратиться вкапиталистов и спекулянтов. Но ведь ни одинсоциалист не станет оспаривать, что свою функцию-- употребление капитала так, чтобы он наилучшимобразом служил требованиям потребителей, —капиталисты и спекулянты при капитализмевыполняют только ради сохранения своейсобственности и получения прибыли, которая быувеличивала собственность или по крайней мерепозволяла жить, не сокращая капитала.
Отсюда следует, что социалистическое обществоне может не передать распоряжение капиталом вруки государства или, точнее говоря, в рукичеловека, который в качестве верховноговластителя ведет дела государства. А этоозначает устранение рынка, что, собственно, иявляется основной целью социализма, посколькугосподство рынка предполагает, что ипроизводство, и распределение подчиненыдавлению платежеспособного спроса граждан,действующего через рынок; иными словами,предполагается то самое, что социализмнамеревается изничтожить.
Когда социалисты пытаются умалить значимостьпроблемы экономического расчета всоциалистическом обществе на том основании, чторыночные силы не ведут к этически оправданнымусловиям жизни, они просто демонстрируютнепонимание реальной природы этой проблемы.Вопрос не в том, что производить: пушки илиодежду, жилые дома или церкви, предметы роскошиили предметы первой необходимости. При любомобщественном устройстве, даже при социализме,легко решить, какого рода и в каком количествеследует производить потребительские блага.Никто и не отрицал этого. Но после того какрешение принято, еще остается проблема: какдобиться, чтобы существующие средствапроизводства использовались с наибольшейэффективностью при производстве намеченного.Для решения этой проблемы необходимавозможность экономических расчетов. Аэкономические расчеты можно вести только вденежных ценах, устанавливающихся на рынкахпроизводительных благ в обществе, основанном начастной собственности на средства производства.Иными словами, должны существовать денежные ценыземли, сырья, полуфабрикатов, а значит, должнысуществовать и денежная заработная плата, ипроцентные ставки.
Поэтому-то альтернатива и остается: либосоциализм, либо рыночная экономика.
Экономическая деятельность социалистическогообщества подчиняется тем же внешним условиям,которые направляют и систему, основанную начастной собственности на средства производства,да, пожалуй, и любую мыслимую экономическуюсистему. Принцип экономичности приложим к ней,как и к любой другой экономической системе. Онатакже знает иерархию целей и должна в первуюочередь стремиться к достижению наиболее важныхиз них. В этом сущность экономическойдеятельности.
Очевидно, что в производственную деятельностьсоциалистического общества будут вовлечены нетолько труд, но и материальные орудияпроизводства. В соответствии с общепринятымобычаем эти материальные орудия производстваназывают капиталом или реальным капиталом.Капиталистическое производство как раз идет кцели разумными опосредованными путями — впротивоположность производству без капитала,жмущему напрямик, голой силой [121*]. Еслипридерживаться этой терминологии, следуетпризнать, что социалистическое общество такжедолжно применять капитал и, значит, производитькапиталистически. Капитал, понимаемый какпромежуточный продукт, возникающий на различныхстадиях опосредованного производства, неисчезнет при социализме, во всяком случае не впервую очередь. [122*] Он будет просто передан израспоряжения частных лиц в распоряжениеобщества.
Но если мы, как делали ранее, будем называтькапиталистическим производством такуюэкономическую систему, которая используетденежные расчеты, так что сможем термином«капитал» охватить все используемые длянужд производства блага, имеющие денежнуюоценку, и сможем тесно связать результатыэкономической деятельности с изменениямикапитала, тогда, конечно, социалистическиеметоды производства не могут быть названыкапиталистическими. Мы можем различатьсоциалистические и капиталистические методыпроизводства, капитализм и социализм иначе, чемэто делают марксисты.
Социалистам представляется, что характернойчертой капиталистических методов производстваявляется погоня производителей за прибылью.Капиталистическое производство естьпроизводство для прибыли, а социалистическое —для удовлетворения потребностей. Чтокапиталистическое производство стремится кприбыли, это несомненно. Но получение прибыли, т.е. избытка стоимости результата над издержками,должно быть целью и социалистического общества.Если экономическая деятельность ведетсяразумно, т. е. если сначала удовлетворяютсянаиболее настоятельные нужды, то прибыль ужедостигнута, ибо издержки, т. е. ценность самыхважных из неудовлетворенных нужд, меньше, чемполученные результаты. В капиталистическойсистеме прибыль может быть получена только вслучае, когда производство удовлетворяетсравнительно самые насущные нужды. Ктопроизводит без учета условий спроса ипредложения, не достигает желанного результата.Ориентация производства на прибыль означает нечто иное, как установку на удовлетворениепотребностей других людей: в этом смыслекапиталистического производителя можнопротивопоставить Робинзону, который производитдля удовлетворения собственных потребностей. Нов нашем смысле он также работает для прибыли. Нетпротивоположности между работой для прибыли ипроизводством для удовлетворения потребностей [123*].
Противопоставление производства для прибылипроизводству для потребления тесно связано собычным противопоставлением производительностии прибыльности, или подходом к экономике с«народнохозяйственной» и«частнохозяйственной» точек зрения. Вкапиталистической системе экономическуюдеятельность называют прибыльной, если онаприносит избыток доходов над расходами. Вгипотетическом социалистическом обществеэкономическую деятельность называютпроизводительной, когда результат превышаетиздержки. Во многих случаях производительность иприбыльность не совпадают. Порой прибыльныеэкономические действия непроизводительны, апорой наоборот. Для тех, кто наивнопредрасположен к социализму, что свойственнобольшинству экономистов, этого факта достаточнодля осуждения капиталистического общественногопорядка. Чтобы ни делало социалистическоеобщество, это кажется им бесспорно благим иразумным; все, что может случиться вкапиталистическом обществе, кажется имнеполадками, на которые нельзя закрыть глаза. Ноанализ случаев, когда производительность иприбыльность расходятся, показывает, что этосуждение насквозь субъективно и что покровнаучности на всем этом — простая видимость [124*].
Для большинства случаев, когда принятопредполагать противоположность междуприбыльностью и производительностью, такойпротивоположности на деле не существует. Этоотносится, например, к спекулятивной прибыли.Спекуляция при капитализме выполняет функцию,которая должна выполняться в любойэкономической системе, как бы она ни былаорганизована: она обеспечивает уравновешиваниеспроса и предложения во времени и пространстве.Источником спекулятивной прибыли служитвозрастание ценности, не зависящей от какой-либоопределенной формы экономической организации.Если спекулянт продукт, поступивший на рынок вотносительно больших количествах, приобретаетзадешево и продает его дороже, когда спрос сноваувеличивается, это означает не только обогащениенашего дельца, но и — с народнохозяйственнойточки зрения — возрастание ценности. Мы неотрицаем, что при социализме общество, а неиндивидуум, будет получать эту сильнопрезираемую и осуждаемую прибыль. Но мы сейчасинтересуемся не этим. Нас занимает в данномслучае то, что предполагаемый контраст междуприбыльностью и производительностью в данномслучае не существует. Спекуляция оказываетэкономические услуги, которых нельзя устранитьни из какой экономической системы. Если этосделать, как настаивают некоторые социалисты,тогда какой-либо организации придется взять насебя эти функции: само общество должно начатьспекулировать. Без спекуляции экономическаядеятельность не может выйти за пределысиюминутности.
Противоположность между прибыльностью ипроизводительностью иногда предполагаютобнаружить на отдельных стадиях производства,рассматривая их изолированно.Непроизводительным порой называют нечто,связанное с капиталистической организациейпромышленности, например торговые расходы,расходы на рекламу и т. п. Это некорректныйподход. Мы должны сравнивать результаты всегопроцесса, а не его отдельных этапов. Не следуетрассматривать накладные расходы, не сопоставляяих с воздействием этих же расходов на конечныйрезультат [125*].
Наиболее амбициозная попыткапротивопоставления производительности иприбыльности отталкивалась от анализа отношениймежду валовым и чистым продуктом. Ясно, чтокаждый предприниматель в капиталистическойсистеме стремится к получению наибольшегочистого продукта. Но доказывают нередко, что приправильном подходе целью экономическойдеятельности должно быть получение ненаибольшего чистого, а наибольшего валовогопродукта.
Это, однако, заблуждение, порожденноепримитивным пониманием процесса оценки. Правда,судя по популярности, это очень широкораспространенное заблуждение. Очевиднаошибочность утверждений, что какой-топроизводственный процесс следует предпочесть,так как он использует большее количестворабочих, либо что какое-то усовершенствованиеследует отвергнуть, потому что при этом людиостаются без средств к существованию.
Если бы защитники этих взглядов былипоследовательны, им пришлось бы признать, что сточки зрения увеличения валового продуктаследует рассматривать не только потреблениетруда, но и потребление материальных ресурсов.Предприниматель прекращает производство в тотмомент, когда перестает получать чистый продукт.Давайте предположим, что для расширения такогопроизводства он нуждается не в дополнительномтруде, а только в дополнительных материальныхресурсах. Заинтересовано ли общество в том, чтобыэтот предприниматель расширял свое производстводля получения большего валового продукта?Поступило бы общество так же и в том случае, еслибы оно само управляло производством? На обавопроса следует ответить решительным нет. Тотфакт, что дальнейшее производство не окупаетсебя, свидетельствует, что производственныересурсы могут быть использованы дляудовлетворения более насущных нужд. Если же они,тем не менее, заняты в бесприбыльномпроизводстве, значит, их недостает там, где оникрайне необходимы. Это верно и при социализме, ипри капитализме. Социалистическое общество, еслионо ведется рационально, не будет добесконечности развивать отдельные направленияпроизводства в ущерб всем остальным. И онопрекратит производство, если результаты неперекроют издержек, иначе говоря, еслипродолжение данного производства будет означатьотказ от удовлетворения более насущных нужд.
Но что верно в отношении растущего потребленияматериальных ресурсов, верно точно так же и длярастущего потребления труда. Если трудпродолжают вкладывать в какое-либо определенноепроизводство при том, что чистый продуктсокращается и только валовое производстворастет, значит, его отвлекают от другихпроизводств, где он может оказывать более ценныеуслуги. И здесь единственным результатом отказаот учета чистого продукта становится то, чтоболее насущные нужды оказываютсянеудовлетворенными, а менее насущные насыщаются.Только это, и ничто другое, находит своевыражение в механизме капиталистическогохозяйства, когда чистый продукт сокращается. Всоциалистическом обществе задача управленияхозяйством состоит в том, чтобы не допуститьтакого расточения труда, — здесь, следовательно,о противоречии между производительностью иприбыльностью не может быть и речи. Даже ссоциалистической точки зрения цельюэкономической деятельности должен бытьнаибольший возможный чистый продукт, а ненаибольший возможный валовой продукт.
Тем не менее, люди продолжают утверждатьобратное, иногда по отношению к производству вцелом, иногда по отношению к использованию труда,иногда по отношению к сельскохозяйственномупроизводству. Направленность капиталистическихпредприятий исключительно на получениенаибольшего чистого продукта яростно критикуюти требуют государственного вмешательства дляустранения предполагаемых злоупотреблений.
У этого спора долгая история. Адам Смитутверждал, что производительность различныхпредприятий следует оценивать в зависимости оттого, больше или меньше труда они приводят вдвижение [126*]. Егорезко критиковал Рикардо, который указывал, чтоблагосостояние людей увеличивается только врезультате роста чистого, а не валового продукта[127*].За это Рикардо подвергся жестокой атаке. Даже Ж.Б. Сэй неверно понял его и обвинил в невнимании кблагосостоянию столь большого числа людей [128*]. А Сисмонди, которыйобожал отвечать на экономические аргументычувствительными декларациями, был убежден, чтоспособен разделаться с проблемой остротой: онзаявил, что согласно Рикардо, король, которыйсможет производить чистый продукт простымнажатием кнопки, сделает тем самым свой народизлишним [129*]. Бернгарди в этом вопросепоследовал за Сисмонди [130*].[118] Прудон зашел стольдалеко, что просто устранил различие междусоциалистическими и частными предприятиями вследующей формуле: хотя общество должностремиться к наибольшему валовому продукту,целью предпринимателя является наибольшийчистый продукт. [131*][119] Марксизбегал высказываться по этому вопросу, однакоон заполнил две главы первого тома«Капитала» сентиментальным рассказом, вкотором переход от интенсивного сельскогохозяйства к экстенсивному, когда, по выражениюТомаса Мора, «овцы съели людей», изображен вмрачнейших тонах. [120]При этом Марксом воедино сведены осуществленныезнатью, располагавшей политической властью,«раскрестьянивание», «огораживание»,словом, насильственные экспроприации,характерные для аграрной истории Европы в первыестолетия Нового времени, и изменения в методахобработки земли, которые были проведены позднееземлевладельцами. [132*][122] С тех пор декламации наэту тему вошли в железный фонд агитационныхречей и статей социалистов.
Немецкий сельскохозяйственный экономист Т. фондер Гольц [123] пытался доказать, чтополучение наибольшего возможного валовогопродукта не только выгодно с социальной точкизрения, но и прибыльно с индивидуальной точкизрения. Он был убежден, что получение большоговалового продукта естественно предполагает иполучение большого чистого продукта, а в силуэтого интересы индивидуума, стремящегося кполучению большого чистого продукта, совпадают сзаинтересованностью государства в большомваловом продукте [133*]. Но он неприводил тому никаких доказательств.
Гольц противоречит сам себе, когда прибавляет кцитированному выше следующее: «Тем не менее,объем чистой прибыли, остающейся после учетавсех расходов, очень изменчив. В среднем он вышепри экстенсивной, чем при интенсивной, обработкеземли».
Много более логичной, чем эти попытки обойтиочевидную противоположность общественных ичастных интересов за счет игнорированиянесомненных данных сельскохозяйственного учета,была позиция последователей романтической школыв экономике, особенно германских этатистов:аграрий является слугой общества, а значит, иработать должен в интересах общества. Посколькуэто сказано в поддержку идеи наибольшеговалового продукта, отсюда следует, что аграрий,не затронутый коммерческим духом, идеями илиинтересами, должен, не обращая внимания навозможные убытки, посвятить себя достижению этойцели. [134*]Все эти авторы исходят из доказанности того, чтополучение наибольшего валового продукта винтересах общества. Потому-то они и не пытаютсядаже аргументировать свой подход. Если жевсе-таки они решают как-то аргументировать, товсегда подходят с точки зрения Machtpolitik или Nationalpolitik[125]: государство нуждается всильном сельскохозяйственном населении,поскольку деревенские жители консервативны;деревня поставляет много солдат; необходимопредусмотреть решение проблемы питания наслучай войны и т. п.
Попытка найти экономическое обоснование впользу максимизации валового продукта быласделана Ландри [126]. Онсклонен признать общественную полезностьстремления к наибольшему чистому продуктупостольку, поскольку не приносящие прибылирасходы образуются потреблением материальныхресурсов. Если же речь идет о расходах на труд, тоздесь для него все иначе. Он считает, чтопривлечение дополнительного труда не являетсярасходом: общественное благосостояние при этомне уменьшается. Экономия заработной платы,ведущая к сокращению валового продукта, опасна [135*].К этому выводу его приводит предположение, чтовысвобожденные рабочие руки не найдут другогоприменения. Но это совершенно неверно.Потребность общества в работниках не может бытьнасыщена до тех пор, пока труд не станет«даровым благом». Высвобожденные работникинайдут другое занятие, где они будут выполнятьработу, более настоятельно нужную сэкономической точки зрения. Если бы Ландри былправ, то следовало бы предпочесть, чтобыэкономящие труд машины не создавались вовсе, итогда были бы оправданы установки и поведениетех рабочих, которые сопротивляются всемтехническим новшествам и разрушают машины. Нетпричин делать различие между применениемматериальных ресурсов и труда. Если присуществующих ценах на материальные ресурсы ростданного производства не обещает прибыли, значит,эти ресурсы необходимо направить в другоепроизводство, которое удовлетворяет болеенасущные нужды. То же самое верно и для трудовыхресурсов. Работники, увеличивающие не приносящийприбыли валовой продукт, отвлечены от другихпроизводств, где они нужнее.
Если прирост валового продукта не дает прибылииз-за того, что заработная плата здесь слишкомвысока, значит, предельная производительностьтруда в экономике в целом выше, чем нарассматриваемом нами производстве, где труд неспособствует увеличению чистого продукта. И нетздесь никакого противоречия между частными иобщественными интересами: социалистическаяорганизация в этом случае будет действоватьточно так же, как капиталистическийпредприниматель.
Существует, разумеется, еще множествоаргументов в защиту того, что ориентация начистый продукт опасна. Эти аргументы объединяютвсе националистическо-милитаристские течения ишироко используются для оправданияпротекционистской политики. [127]Народ должен быть многочисленным, потому что егополитический и военный статус в мире зависит отчисленности; он должен стремиться кэкономической самодостаточности или по крайнеймере должен обеспечивать себя продуктамипитания и пр. В конце концов, Ландри вынужден былдля поддержки своей теории опереться именно навсе такие аргументы [136*].Но анализ этих аргументов излишен при обсуждениитеории изолированного социалистическогообщества.
Но если разобранные нами аргументы не истинны,тогда социалистическое общество должно вкачестве руководящего принципа своейэкономической деятельности выбрать чистыйпродукт, а вовсе не валовой. Так же как икапиталистическое общество, социалистическоеобратит пахотные земли в луга, если в наличииесть более производительные земли, пригодные дляпахоты. Невзирая на сэра Томаса Мора, «овцыбудут съедать людей» даже в Утопии, и правителисоциалистического общества будут действоватьточно так же, как герцогиня Сатерленд [128], эта «особа,весьма просвещенная в вопросах политическойэкономии», как однажды язвительно обозвал ееМаркс [137*].
Использование чистого продукта в качествекритерия разумно во всех сферах производства, исельское хозяйство не является исключением.По-прежнему верна фраза Таера, немецкого пионерав области модернизации сельского хозяйства [129], что цельюагрария должен быть высокий чистый продукт«именно с точки зрения общего блага» [138*].
Глава VII. Распределение дохода
Было бы логичным рассматривать проблемы доходав конце исследования, посвященного жизнисоциалистического общества. Прежде чемраспределение станет возможным, нужнопроизвести доход, а значит, логичней сначаларассматривать производство, а лишь потомраспределение. Но проблема распределения стольхарактерна для социализма, что трудно отказатьсяот как можно более скорого ее рассмотрения. Ведь,в сущности, социализм и есть не что иное, кактеория «справедливого» распределения;социалистическое движение есть всего лишьпопытка достичь в этом деле идеала. Всесоциалистические проекты начинаются с проблемыраспределения, ими же и заканчиваются. Длясоциализма распределение и есть всяэкономика.
Более того, проблема распределения специфичнаименно для социализма. Она возникает только всоциалистической экономике. Конечно, по традицииговорят о распределении в экономическомобществе, основанном на частной собственности, иэкономическая теория разбирает проблемы доходаи установления цен на факторы производства вразделе «Распределение». Это терминологиянастолько традиционная и устоявшаяся, что заменаее просто немыслима. Тем не менее, она вводит взаблуждение и не соответствует природеописываемой теории. При капитализме доходвозникает в результате рыночных взаимодействий,неотторжимых от производства. Мы не производимблага, чтобы потом их распределять. Когдапотребительские и производственные благаотгружены потребителям, доходы большей частьюуже сформированы, поскольку они возникают впроцессе производства и извлекаются из него.Рабочие, землевладельцы, капиталисты и большаячасть предпринимателей, участвующих впроизводстве, получили свое еще до изготовленияконечного продукта. Цена конечного продукта нарынке определяет доход только частипредпринимателей (эти цены уже оказали влияниена доходы других классов в меру предвиденияпредпринимателей). При капиталистическомустройстве общества агрегация индивидуальныхдоходов в общественный доход представляет собойтолько теоретическое построение. Концепцияраспределения — всего лишь метафора. Этовыражение прижилось вместо простого и болееподходящего термина формирование доходов поодной причине: создатели научной экономики,физиократы и ученые английской классическойшколы лишь постепенно освобождались от влиянияэтатистски ориентированного меркантилизма. [130]Хотя анализ формирования доходов в результатерыночных взаимодействий был их важнейшимдостижением, они — к счастью, без вреда длясодержания — сгруппировали разделы, имеющие делос различного вида доходами, под общим заголовком«Распределение» [139*].
Согласно основной идее социализма толькопотребительские блага подлежат распределению.Блага высших порядков остаются собственностьюобщества для целей дальнейшего производства; онине подлежат распределению. Блага первогопорядка, напротив, все без исключения должны бытьраспределены: они образуют чистый социальныйдивиденд. Поскольку при рассмотрениисоциалистического общества мы не можем вполнеизбавиться от идей и понятий, уместных лишь прикапитализме, принято говорить, что обществосохраняет часть потребительских благ дляобщественного потребления. При этом мыпредставляем себе ту часть потребления, которуюв капиталистическом обществе обычно называютобщественными расходами (public expenditures). Там, гдежестко соблюдается принцип частнойсобственности, эти общественные расходы состоятисключительно из затрат на содержание аппарата,поддерживающего мир и порядок. Единственнаязадача чисто либерального государства — защитажизни и собственности от внутренних и внешнихврагов. Оно является «производителем»безопасности или, как насмешливо выразилсяЛассаль, это «государство — ночной сторож». [131] В социалистическомобществе также должна решаться соответствующаязадача обеспечения социалистического порядка имирного хода социалистического производства.Будет ли служащий этому аппарат принуждения инасилия по-прежнему называться государством илиего назовут иначе, и получит ли он отдельныйправовой статут, выделяющий его из других частейаппарата, выполняющего множество функций,которые взяло на себя социалистическое общество,-- совершенно не имеет для нас значения.
Мы здесь намерены только зафиксировать, что всерасходы на эти цели в социалистическом обществевыступают как общие расходы на производство. Ипоскольку в эти расходы будет включен и труд пораспределению социального дивиденда, они должныисчисляться так, чтобы занятые таким трудомполучили свою долю.
Но в общественные расходы входят и другиеиздержки. Большинство государств и общинпредоставляет своим гражданам некоторыенатуральные услуги, порой безвозмездно, иногдаза плату, покрывающую только часть издержек. Какправило, это относится к отдельным услугам,которые обеспечиваются благами длительногопользования. Парки, картинные галереи,общественные библиотеки, места богослужениябывают доступны для всех желающих. Так жеобщедоступны улицы и дороги. Более того,встречается и прямое распределениепотребительских благ, как, например, обеспечениебольных питанием и медицинской помощью, оказаниеим личных услуг или предоставление ученикамаппарата обучения. И все это — не социализм, непроизводство на основе общей собственности насредства производства. Распределение-то налицо,но то, что подлежит распределению, должно бытьсначала внесено гражданами в виде налога. Толькокогда распределяется продукт государственныхили муниципальных предприятий, это можно назватьэлементом социализма в рамках либеральногообщества. Нет нужды пускаться в исследованиетого, в какой степени это направлениедеятельности государства и муниципалитетовпорождено влиянием социалистической критикикапитализма, а в какой отражает особую природунекоторых потребительских благ длительногопользования, способных практическинеограниченное время приносить полезный эффект.Для нас здесь важно только то, что общественныерасходы даже в капиталистическом обществе,включают элементы распределения в собственномсмысле слова.
Более того, и социалистическое общество неосуществляет распределения всехпотребительских благ в физическом смысле.Например, никто не дает каждому гражданину поэкземпляру каждой новой книги, но книги делаютсяобщедоступными через публичные библиотеки. То жесамое со школами и обучением, с общественнымипарками, спортивными площадками и пр. Расходы навсе эти учреждения — не вычет из дивидендаобщества, напротив, они являются его частью.
Эта часть общественного дивидендадемонстрирует ту особенность, что — без ущербадля принципов распределения потребительскихблаг одноразового использования и части благдлительного пользования — здесь приложимыособые принципы распределения, соответствующиеособой природе распределяемых услуг. Тот способ,каким делаются доступными для общегопользования картинные галереи и научныебиблиотеки, совершенно независим от правил, всоответствии с которыми распределяются другиеблага первого порядка.
Социалистическое общество характеризуетсятем, что в нем отсутствует связь между экономикойпроизводства и распределением. Доляпотребительских благ, выделяемая дляудовлетворения отдельных «товарищей»,совершенно не зависит от их вклада вблагосостояние. В принципе невозможно построитьздесь распределение на основе исчисленияценности, ибо существенной чертойсоциалистического метода распределенияявляется то, что участие различных факторовпроизводства в конечном продукте не может бытьисчислено. В силу этого любые попытки установитьсвязь между усилиями и результатами бесполезны.
Поэтому нельзя даже в малой степени сделатьэкономический расчет вклада различных факторовосновой распределения, например: сначалавыплатить рабочим полный продукт их труда,который бы при капитализме они получали в виде.заработной платы, а затем использовать особыеформы распределения той части, которая можетбыть отнесена на счет факторов производства ипредпринимательской деятельности. В целомсоциалисты плохо понимают эти взаимосвязи.Малейшие попытки задуматься об этом блокируетМарксова доктрина, что при социализмеотсутствуют категории заработной платы, прибылии ренты.
Социалистическое распределение предметовпотребления может основываться на четырехразличных принципах: равное подушноераспределение; распределение в соответствии суслугами, оказываемыми обществу; распределениепо потребностям; распределение по заслугам.Возможны различные сочетания этих принципов.
Принцип равного распределения вытекает издревнего постулата естественного права,утверждающего равенство всех людей. Припоследовательном применении он должен привестик нелепостям. Нельзя будет сделать различиемежду взрослыми и детьми, между здоровыми ибольными, между тружениками и лентяями или междухорошими и дурными. Его можно применять только вкомбинации с тремя другими принципамираспределения. По крайней мере необходимо учестьпринцип распределения по потребностям, чтобывыдачи учитывали пол, возраст, здоровье и особыепрофессиональные нужды; необходимо учестьпринцип распределения по труду, чтобы учитыватьразличие между более и менее трудолюбивыми,между хорошими и дурными работниками; наконец,необходимо учесть и принцип распределения позаслугам, чтобы сделать эффективнымивознаграждение и наказание. Но при любомулучшении принципа равного распределениятрудности социалистического распределения неисчезают. Фактически эти трудности обойтиневозможно.
Мы уже показали трудности, связанные сраспределением по труду. В капиталистическойсистеме экономический субъект получает доход,соответствующий ценности его вклада в общийпроцесс производства. Услуги оплачиваются всоответствии с их ценностью. Именно этоустановление социализм хочет изменить иутвердить на его месте иной порядок: все, чтодолжно быть отнесено на счет материальныхфакторов производства и предпринимательскойдеятельности, подлежит распределению междувсеми так, чтобы на долю собственника илипредпринимателя пришлось столько же, сколько налюбого другого представителя народа. Но этоозначает полный отрыв распределения отэкономического расчета. При этом доходиндивидуума оказывается совершеннонесопоставимым с ценностью услуг, оказываемых имобществу. Только внешне можно было бы привестираспределение в некое соответствие с трудовымвкладом, используя как меру распределениякакой-либо внешний показатель. Такой лежащий наповерхности показатель — количествоотработанных часов. Но значимость трудовых услугдля обеспечения общества благами не может бытьизмерена продолжительностью рабочего времени.Ведь ценность трудового вклада определяется нетолько тем, к чему этот труд приложен всоответствии с хозяйственным планом. Доход,приносимый затратами труда, зависит от того,используются ли они в правильном месте, т. е. там,где они удовлетворяют самые настоятельные нужды.Но в социалистическом обществе ответственностьза это может быть возложена не на работника, атолько на того, кто направляет его наопределенную работу. Далее, ценность услугопределяется качеством работы и наличием уработника определенных способностей; оназависит от его силы и его усердия. Нетрудно найтиэтические обоснования для равной платыработникам с неравными способностями. Талант игений есть дар божий, и индивидуум тут не при чем,как часто говорят. Но это не решает проблемы:целесообразна ли или вообще осуществима лиодинаковая оплата всех часов труда.
Третий принцип распределения — попотребностям. Формула «каждому попотребностям» есть старый лозунг наивныхкоммунистов. Иногда его подкрепляют ссылкой нато, что ранние христиане пользовались всемсообща [140*]. Другие считают это разумным,поскольку так происходит распределение в семье.Конечно, этот принцип можно было бы сделатьвсеобщим, если бы и материнское отношение кдитяте — лучше самой голодать, лишь бы оно ни вчем не нуждалось — стало всеобщим. Защитникираспределения по потребностям не видят этого. Невидят они, впрочем, и многого другого. Они непонимают, что, пока сохраняется нужда вхозяйственной деятельности, лишь часть нашихпотребностей может быть удовлетворена, а частьбудет оставаться неудовлетворенной. Принцип«каждому по потребностям» ни о чем неговорит, пока не определено, в какой степеникаждому позволено удовлетворять своипотребности. Эта формула иллюзорна, посколькукаждому приходится воздерживаться от полногоудовлетворения всех потребностей. [141*] Онаприложима только в очень узких границах. Больными страждущим можно предоставить средствалечения, уход и заботу, большее внимание и особоеотношение к их особым нуждам, не превращая этогоиз исключения в правило для всех.
Точно так же невозможно положить в основусистемы распределения принцип заслуг. Кто оценитзаслугу? Власть имущие нередко имеют оченьстранное представление о заслугах и недостаткахсвоих современников. А глас народа вовсе не гласБожий. Кого люди выберут как лучшего изсовременников? Вероятно, выбор падет на звездуэкрана или выдающегося спортсмена. Возможно, чтосегодняшние англичане нарекут величайшимангличанином Шекспира. А как решили бы егосовременники? А как бы англичане оценили второгоШекспира, если бы он оказался сегодня среди них?Более того, почему следует наказывать тех, комуприрода в колыбель не подбросила великий дарталанта и гениальности? Распределение позаслугам открыло бы все двери произволу исделало бы индивидуума беззащитным переднасилием оценивающего большинства. Создались быусловия, делающие жизнь невыносимой.
Если рассматривать социалистическое обществос политэкономической точки зрения, то совершенновсе равно, какой из принципов или их сочетаниестанут основой распределения. В любом случаеобщество будет нечто предоставлять индивидууму.Гражданин получит пачку требований, которые онсможет в течение какого-то времени обменять наразличные блага. Таким способом он обеспечитсебе питание, крышу над головой, порой —развлечение и новую одежду. Насколько этоудовлетворит его потребности, будет зависеть отпроизводительности общественного труда.
Нет нужды, чтобы каждый потреблял всеположенное ему. Что-то у него пропадет, что-то онможет раздать либо, если есть физическаявозможность, сохранить на будущее. Что-то, однако,он сможет обменивать. Любитель пива с радостьюотдаст свою долю безалкогольных напитков задополнительное пиво. Непьющий откажется от своейдоли спиртного ради чего-то другого. Эстетобменяет билет в кино на возможность еще разуслышать хорошую музыку; неразвитый человеклегко уступит свой билет в картинную галерею вобмен на что-то ему более доступное. Каждый будетготов меняться, но обмен будет ограничен толькопотребительскими благами. Производительныеблага будут res extra commercium [133].
Не обязательно, чтобы такой обмен сводился кпрямому бартеру: в каких-то пределах он можетпринять косвенный характер. Те же причины,которые вели к непрямому обмену в обществахдругого типа, могут сделать его привлекательными в социалистическом обществе. Значит, даже здесьокажется возможным использовать универсальныйинструмент обмена — деньги.
В социалистической экономике роль денег будетв основном такой же, как и в свободной экономике,-- служить общеупотребительным посредникомобмена. Но при этом значение денег будетсовершенно другим. В обществе с коллективнойсобственностью на средства производствазначение денег будет гораздо меньше, чем вобществе с частной собственностью на средствапроизводства. Ведь в социалистическом хозяйствесам обмен гораздо менее важен, поскольку онограничен только потребительскими благами. Напроизводительные блага, не участвующие в обмене,не могут существовать денежные цены. Роль,которую деньги играли в сфере производственногоучета в обществе свободного обмена, всоциалистическом обществе не может сохраниться.Денежное исчисление ценностей здесь невозможно.
Тем не менее централизованное управлениепроизводством и распределением не сможетоставить без внимания обменные связи, которыенеизбежно возникнут. Ясно, что их придетсяучитывать, чтобы обеспечить взаимозаменяемостьразных благ при распределении общественногодохода.
Так что если в ходе обмена будет установленоравенство одной сигары пяти сигаретам, тоадминистрация не сможет произвольно объявлятьодну сигару приравненной к трем сигаретам, чтобыпотом выдавать одному только сигары, а другому —только сигареты. Если табачные фонды былираспределены неравномерно, частью в сигарах ичастью в сигаретах, иначе говоря, если кто-то — пособственному выбору или по указу правительства —получил только сигары, а кто-то — только сигареты,уже установившиеся пропорции обменаигнорировать не следует. В противном случае поотношению ко всем, кто получил сигареты, будетпроявлена несправедливость, посколькуполучивший сигары из расчета «одна сигара затри сигареты» сможет их обменивать по курсу«одна за пять».
Изменения обменных пропорций в этой торговлемежду гражданами будут понуждать администрациюк внесению изменений в коэффициентыэквивалентности разных благ. Каждое такоеизменение засвидетельствует, что соотношениемежду потребностями граждан и ихудовлетворением изменилось, что люди теперьстали одни товары предпочитать другим.Руководство экономикой скорее всего будетстремиться к тому, чтобы приспособитьпроизводство к этим изменениям. Оно постараетсявыпускать побольше того, на что увеличился спрос,и поменьше того, что не столь желанно гражданам.Но одного оно, однако, сделать не сможет: оно несможет допустить, чтобы отдельные граждане посвоему усмотрению выкупали по своим табачнымкарточкам либо сигары, либо сигареты. Еслипозволить такой выбор, то граждане могутпредъявить спрос на большее количество сигар илисигарет, чем было произведено, или вовсе невыбрать произведенное и затоваритьраспределительные склады.
Может показаться, что трудовая теориястоимости предлагает простое решение этойпроблемы. За час труда гражданин получает талонна получение полного продукта одного часа трудаза вычетом расходов на общественныеобязательства: поддержку больных, культурныерасходы и пр. Каждый работник имеет право за частруда получить продукты, производимые другими затот же час. Каждый отдавший обществу свое рабочеевремя может получить в распределительныхцентрах потребительские блага и услугисоответствующей ценности и употребить их насебя.
Но такой способ регулирования распределенияреализовать невозможно, ибо труд далеко неоднороден. Качественные различия между разнымивидами труда в сочетании с вариациями спроса ипредложения на конечные продукты порождаютразличия в ценности конечных продуктов. Ceterisparibus[134] нельзяувеличить производство картин, не пожертвовавкачеством. Тот, кто отдал обществу час простоготруда, не может получить право на потреблениерезультатов часа квалифицированного труда;социалистическое общество просто не сможетопределить отношение между важностью работ,выполненных для общества, и вознаграждением,полагающимся за этот труд. Оплата труда будетвынужденно произвольной. Ведь методы исчисленияценности, принятые в обществе с частнойсобственностью на средства производства,применить не удастся, поскольку, как мы видели,такое вменение дохода неосуществимо всоциалистическом обществе. [135]Экономическая реальность ставит пределы властиобщества произвольно вознаграждать труд: общаясумма заработной платы не может сколь нибудьдлительно превосходить общественный доход. Но вэтих границах общество будет вполне свободно.Можно решить, что за все работы следует платитьодинаково, невзирая на качество труда, чтобыкаждый рабочий час вознаграждался так же, каклюбой другой, а можно ввести различия в оплате,зависящие от качества труда. Но в любом случаеобщество должно будет оставить за собой правопринимать решения о конкретном распределенииплодов труда.
Даже если мы отвлечемся от различий в качестветруда и его продуктов и предположим, что мы всилах установить стоимость каждого блага втрудовых единицах, общество никогда не дастотработавшему один час потребить продуктчасового труда. Ведь материальные блага включаютне только труд, но и материальные затраты.Продукт, на изготовление которого израсходованобольше сырья и материалов, не может быть уравненс тем, на который всего этого израсходованоменьше.
Социалистические критики капитализма многосокрушаются о высоких расходах на то, что ониназывают (или считают по смыслу) аппаратомраспределения. В эту категорию они включают всерасходы на содержание политических игосударственных организаций, военные иоборонные расходы. Сюда включаются такжерасходы, порождаемые свободной конкуренцией. Всерасходы на рекламу и на конкурентную борьбу(оплата коммивояжеров и пр.), а также все расходына сохранение независимости фирмы (вместо тогочтобы слиться в более крупную фирму илиприсоединиться к картелю, что создаетвозможности для специализации и удешевленияпроизводства) относятся на издержкикапиталистического распределения. Критикиутверждают, что социалистическое обществообеспечит громадную экономию, просто положивконец этому расточительству.
Представление, что социалистическое обществосэкономит то, что правильно было бы называтьгосударственными расходами, заимствовано издоктрин анархистов и социалистов марксистскоготолка, согласно которым государственноепринуждение окажется излишним в обществе, незнающем частной собственности на средствапроизводства. Они доказывают, что всоциалистическом обществе «люди постепенно привыкнутк соблюдению элементарных, веками известных,тысячелетиями повторявшихся во всех прописяхправил общежития», но это предположениеподкрепляется тем, что, когда вооруженный народбудет осуществлять «учет и контроль тунеядцев,мошенников... уклонение от этого всенародногоучета и контроля неизбежно сделается...невероятно трудным... будет сопровождаться...быстрым и серьезным наказанием (ибо вооруженныерабочие — люди практической жизни, а несентиментальные интеллигенты, и шутить с собойедва ли позволят)» [142*]. Все этопросто игра словами. Контроль, вооруженныерабочие, наказания — разве все это не есть«особые органы подавления»,«государство», как это называл сам Энгельс [143*]? Осуществляется ли принуждениесамими вооруженными рабочими, которые не могутработать, пока они держат оружие, либо ихсыновьями, носящими полицейскую форму, — расходына процесс принуждения останутся теми же.
Государство — это аппарат принуждения нетолько по отношению к собственным гражданам; оноприменяет принуждение и вовне. Толькогосударство, охватывающее весь обитаемый мир, небудет знать направленного вовне насилия, и лишьпотому, что у этого государства нет заграницы,нет враждебных иноземных государств ииностранцев. Либерализм с его принципиальнымнеприятием войны хотел бы создать что-то вродемирового государства. Но и такое государствонемыслимо без аппарата принуждения. Распустиввсе армии отдельных государств, мы не сможемобойтись без общемирового аппарата принуждения,без мировой полиции для обеспечения мира во всеммире. Объединит ли социализм все государства водно или сохранит их независимость, — в любомслучае ему не обойтись без аппарата принуждения.
Социалистический аппарат принуждения не можетбыть бесплатным. Нельзя сказать, будут ли этирасходы больше или меньше, чем вкапиталистическом обществе. Для нас достаточнознать, что соответствующие расходы сохранятся.
О расточительности капитализма нет нуждыговорить подробно. Поскольку капиталистическоеобщество не знает самого распределения всобственном смысле этого слова, здесь нетиздержек распределения. Торговые издержки и т. п.нельзя назвать издержками распределения нетолько потому, что эти расходы не связаны соспецифическим процессом распределения, но такжеи потому, что результат соответствующих услугдалеко не сводится к простому распределениюблаг. Действенность конкуренции неисчерпывается распределением: это только частьее функций. В равной степени она служиторганизации производства, и именно такой,которая обеспечивает достижение высокойпроизводительности. А значит, сравнение этихрасходов, порождаемых конкуренцией, с расходамина аппарат распределения и управления всоциалистическом обществе нам мало что скажет.Если социалистические методы производства ведутк падению производительности, — а об этом мыбудем говорить ниже, — не столь уж важно, что приэтом экономится труд коммивояжеров, брокеров испециалистов по рекламе.
Глава VIII. Социалистическое общество при стационарных условиях
Предположение о неизменности экономическихусловий есть теоретический прием, а не попыткаописания некоей реальности. Если мы хотим понятьзаконы экономических изменений, мы не можемотказаться от таких приемов. Для изучениядвижения нам следует сначала вообразитьусловия,, когда его еще нет. Стационарные условияесть та точка равновесия, к которойпредположительно тяготеют все формыэкономической активности и которая будетдействительно достигнута, если новые факторы современем не породят новую точку равновесия. Ввоображаемом состоянии равновесия каждаяединица факторов производства используетсянаиболее экономичным образом, и нет никакихпричин для изменения их количества илиразмещения.
Хотя и невозможно вообразить живущую,изменяющуюся социалистическую экономику,поскольку немыслима экономическая деятельность,когда нет условий для экономических расчетов,довольно просто постулировать существованиесоциалистической экономики при стационарныхусловиях. Следует только избегать вопросов о том,как было достигнуто это стационарное положение.Тогда у нас не будет трудностей при анализестатики социалистического общества. Всесоциалистические теории и утопии всегда имели ввиду только стационарные условия.
Для социалистических авторов социализм — земляс молочными реками в кисельных берегах.Болезненные фантазии Фурье дальше всего заходятв этом направлении. [136] Вфурьеристском государстве будущего все опасныетвари исчезли, а на их месте поселились животные,помогающие человеку в труде или даже работающиевместо него. Антибобр станет ловить рыбу; антикитстанет плавно вести по морю корабли; антибегемот-- влечь на буксире речные лодки. Вместо льва наземле заведется антилев для поразительноплавной верховой езды, и на его спине ездокубудет столь же удобно, как в хорошоподрессоренной карете. «Счастьем будет жить насвете с такими слугами» [144*].Годвин даже полагал, что человек мог бы обрестибессмертие после уничтожения собственности [145*].Каутский рассказывает нам, что при социализме«создастся новый тип человека ... супермен ...человек высокой души» [146*]. [137] Троцкий дает ещеболее детальную информацию: «Человек станетнесравнимо сильнее, умнее, тоньше; его тело —гармоничнее, движения — ритмичнее, голос —музыкальнее. ..Средний человеческий тонподнимется до уровня Аристотеля, Гете, Маркса.Над этим новым кряжем будут подниматься новыевершины» [147*]. И авторов подобноговздора постоянно перепечатывают и переводят надругие языки, о них пишут историческиедиссертации! [138]
Другие социалистические авторы болееосмотрительны в своих высказываниях, но всущности исходят из тех же представлений. Воснове теории Маркса лежит смутная идея, что нестоит заботиться об экономичном использованииприродных факторов производства. К такомупредставлению неизбежно приводит система, вкоторой труд рассматривается как единственныйэлемент затрат, которая не признает законубывающей отдачи, отрицает Мальтусов законнародонаселения и запутывается в смутныхфантазиях о неограниченных возможностях ростапроизводительности труда. [148*] Нам не стоитуглубляться дальше в эти вопросы. Достаточноосознать, что даже в социалистическом обществеприродные факторы производства будутколичественно ограничены, а значит, будутзаслуживать экономного к себе отношения.
Вторым элементом, заслуживающим экономии,является труд. Даже если мы проигнорируемразличия в качестве, очевидно, что предложениетруда всегда ограничено: индивидуум можетвыполнить не больше некоего объема работы. Дажеесли бы труд был чистым наслаждением, его всеравно следовало бы экономить, посколькучеловеческая жизнь конечна, а человеческаяэнергия — исчерпаема. Даже совершенно досужийчеловек, не затрагиваемый денежнымисоображениями, должен распределять свое время, т.е. выбирать между различными способами егоиспользования.
Достаточно ясно, что мы живем в мире, в которомповедение человека должно управлятьсяэкономическими соображениями. Хотя наши желаниябезграничны, даруемые природой блага первогопорядка ограничены, а при даннойпроизводительности труда блага более высокогопорядка могут служить растущему удовлетворениюпотребностей только при увеличении труда. Номало того, что доступное количество труда всегдаограничено, рост труда сопровождается ростом еготягостности.
Фурье и его школа считали, чтотягостность труда есть результат извращенногообщественного устройства. [139]Согласно их взглядам только такое устройствоследует винить в том, что в обыденной речи слова«трудиться» и «надрываться» стали почтисинонимами. Сам по себе труд не имеет ничегонеприятного. Напротив, все люди нуждаются вактивности. Бездеятельность порождаеттруднопереносимую скуку. Чтобы труд сталпривлекательным, им нужно заниматься в здоровых,чистых помещениях; радость труда должнавздыматься радостным чувством союза с другимирабочими и доброжелательным соревнованием междуними. Главная причина отвращения к труду — егонепрерывность. Даже удовольствия надоедают, еслидлятся слишком долго. Значит, рабочим нужнопозволить меняться по желанию видами труда; трудстанет тогда удовольствием и больше не будетпорождать отвращения [149*].
Несложно выявить ошибку в этих рассуждениях,хотя они принимаются социалистами всех школ.Человеку свойственно стремиться к активности.Даже если нужда не заставляет его трудиться, онне всегда будет доволен возможностью валяться натраве и греться на солнышке. Даже молодыеживотные и дети, которых кормят их родители,брыкаются, танцуют, прыгают и бегают, чтобыпоупражнять силы, еще не востребованные трудом.Подвижность — это физическая и умственнаяпотребность. Так что, в общем, целенаправленныйтруд приносит удовлетворение. Но только доопределенного момента, после чего он становитсятолько тяготой. На диаграмме ось 0Х, накоторой отмечается производительность труда,разграничивает зону, в которой труд тягостен, изону, где господствует удовлетворение отпроявления силы, что можно было бы назватьнепосредственным удовлетворением от труда.Кривая abcp представляет тягостность труда инепосредственное удовлетворение от труда взависимости от разной производительности.Первые трудовые усилия неприятны. Послепреодоления начальных трудностей, когда тело иум лучше приспособились, неприятные ощущенияуменьшаются. Для точки b можно отметитьпримерное равенство удовлетворения инеудовольствия. Между b и c преобладаетчистое удовлетворение. После с опятьдоминирует неудовольствие. При других формахгруда кривая может выглядеть иначе, как,например, кривая 0с1 р1 или 0р2.Этозависит от природы труда и личности рабочего.Кривые различны для землекопа и жокея; ониразличны для вялого и энергичного человека [150*]
Почему человек продолжает трудитьсяи после того, как тяготы начинают превосходитьпрямое удовлетворение от труда? Потому чтодействует еще что-то, помимо прямогоудовлетворения от труда, а именно удовлетворениеот продукта труда; мы можем называть это непрямымудовлетворением от труда. Труд продолжается дотех пор, пока его тяготы не перевесятудовольствие от результатов труда. Труд будетпрекращен лишь тогда, когда его продолжениебудет порождать больше бесполезности, чемполезности.
Методы, которыми Фурье рассчитывал устранитьнепривлекательность труда, были основаны наверных наблюдениях, но он очень сильнопереоценил весомость своих аргументов. Ясно же,что количество труда, приносящее прямоеудовлетворение, столь мало может способствоватьудовлетворению потребностей, которые людисчитают настоятельными, что они охотно принимаюттяготы утомительной работы. Но предполагать, чтоесли рабочим разрешить в течение короткого срокаменять виды деятельности, то это приведет кзначительным переменам, — заблуждение. Во-первых,сократится производительность труда из-зауменьшения сноровки и навыков работников,слишком часто меняющих вид деятельности, неговоря уже о том, что каждый переход с одногорабочего места на другое порождает потеривремени и труд будет вытесняться суетой. Аво-вторых, тот факт, что тягостность трудапревосходит прямое удовлетворение от него,только в небольшой степени объясняетсяутомлением от данной конкретной работы.Потому-то прямое удовлетворение от смены видаработы не таково, как было бы, если бы перваяработа вовсе не выполнялась. Очевидно, чтобольшей частью тягостность труда объясняетсяобщей усталостью организма и желанием избежатьлюбого другого принуждения к труду. Просидевшийнесколько часов за столом скорее предпочтетчасок порубить дрова, чем еще час провести застолом. Но его труд делается неприятным нестолько из-за потребности в переменах, сколькоиз-за продолжительности уже отработанноговремени. Продолжительность рабочего времениможет быть сокращена — без уменьшенияпроизводства — только за счет ростапроизводительности труда. Распространенноемнение, согласно которому на некоторых работахутомляется только тело, а на других — толькоголова, это неверно. Всякий труд воздействует наорганизм в целом. Мы морочим сами себя в этомвопросе, потому что, наблюдая за чужим трудом,стремимся видеть только прямое удовлетворениеот труда. Чиновник завидует кучеру, так как хотелбы слегка развлечься ездой; но его зависть будетдлиться только до тех пор, пока удовольствиепревышает усталость. Точно так же охотой ирыболовством, альпинизмом, верховой ездой искачками занимаются ради спорта. Однако спорт —не работа в экономическом смысле. Человеквынужден принимать тяготы упорного труда тольков силу того, что малым трудом он не способенпрокормить себя, а вовсе не из-за дурнойорганизации труда.
Очевидно, что улучшение условий труда можетвести к росту производства при неизменнойтягостности труда или при неизменном объемепроизводства к снижению тягот труда. Ноулучшения условий труда нельзя добиться безроста издержек в размерах, допускаемых прикапитализме. В хорошо сработавшихся коллективахтруд доставляет большее удовлетворение, исовместная работа организуется везде, где онаможет быть введена без снижения чистого дохода.
Конечно, встречаются исключительные натуры,возвышающиеся над средним уровнем. Великийтворческий гений, увековечивающий себянетленными свершениями, не различает радости итяготы труда. Для такого человека творчествоодновременно и великая радость, и горчайшая мука,но прежде всего это внутренняя необходимость.Созданное не имеет для таких людей ценности: онитворят ради творчества, а не ради результатов.Результат не имеет для них ценности, ибо нет дляних ничего дороже самого процесса создания. Исозданное достается обществу не дороже, чемплоды другого труда. В сравнении с ценностьюрезультатов эта плата ничтожна. Поистине гений —дар Божий.
История жизни великих доступна ныне каждому. Исоциальный реформатор склонен рассматривать то,что он слышал о великом человеке, как общеесвойство людей. Множество людей склоннырассматривать способ жизни гения как типичныйобраз жизни простых граждан социалистическогообщества. Но не каждый является Софоклом [140] или Шекспиром, а стоять затокарным станком совсем не то же, что писатьгетевские поэмы или создавать наполеоновскуюимперию.
Легко увидеть природу иллюзий об удовольствияхи тяготах жизни в социалистическом обществе —иллюзий, нашедших отклик у марксистов. Здесь, каки во всех других вопросах организациисоциалистического общежития, марксизм двигалсявслед за утопистами. Открыто ссылаясь на идеиФурье и Оуэна [141] о необходимостивернуть труду «привлекательность, утраченнуюиз-за разделения труда», за счет такойорганизации труда, когда на каждую работуотводится самое непродолжительное время, —Энгельс усматривает в социализме такуюорганизацию производства, при которой«производительный труд вместо того, чтобы бытьсредством порабощения людей, стал бы средствомих освобождения, предоставляя каждомувозможность развивать во всех направлениях идейственно проявлять все свои способности, какфизические, так и духовные, — где, следовательно,производительный труд из тяжелого бременипревратился в наслаждение» [151*]. И Маркс говорит о труде как обудовольствии: «На высшей фазекоммунистического общества, после того, какисчезает порабощающее человека подчинение егоразделению труда; когда исчезнет вместе с этимпротивоположность умственного и физическоготруда; когда труд перестанет быть толькосредством для жизни, а станет сам первойпотребностью жизни...» [152*]. Макс Адлер [142]обещает, что социалистическое общество «уж покрайней мере» не станет никого назначать наработу, «могущую оказаться тягостной» [153*]. Этивысказывания отличаются от утверждений Фурье иего последователей только тем, что здесь даже непредпринимается попытка сделать ихдоказательными.
Фурье и его последователи, однако, имели, кромесистемы смены видов деятельности, еще односредство, чтобы сделать труд болеепривлекательным: конкуренцию. Человек способен квысочайшим достижениям, когда его подстрекают ипsentiment de rivalite joyeuse ou de noble emulation [143]. В этомединственном пункте они признали преимуществаконкуренции, которую во всех остальных случаяхклеймили как пагубную. Если рабочие показываютплохие результаты, достаточно разделить их нагруппы: между группами немедленно вспыхнетяростная конкуренция, которая удвоит энергиюиндивидуума и неожиданно вызовет у всех ипachamement passione au travail [154*][144].
Наблюдение, что конкуренция способствуетулучшению достижений, конечно же, верное, ноповерхностное. Конкуренция сама по себе невходит в число человеческих страстей. Усилия,вкладываемые в соревнование, имеют целью не самосоревнование, но некую внешнюю цель. Борьбаведется не ради самой борьбы, а ради награды,которая достается победителю. Но какие наградымогли бы вдохновить на соревнование работниковсоциалистического общества? Опыт показывает, чтотитулы и моральные почести ценятся не слишкомвысоко. Материальные блага, удовлетворяющиенекие нужды, не могут быть призами, посколькураспределение в принципе должно бытьнезависимым от индивидуальнойпроизводительности, а результатом усилийотдельного работника может быть стольнезначительная прибавка подушевого продукта,что ее можно и не считать. Простое удовлетворениеот выполнения обязанностей будет недостаточным:мы ищем другие стимулы как раз потому, что на этотнельзя положиться. Но даже если бы можно было нанего положиться, труд все-таки останетсятягостным. Сам по себе он не станетпритягательным.
Фурьеристы, как мы видели, считают основным всвоем решении социальных проблем то, что работастанет радостью, а не тягостью. [155*]К сожалению, средства, предлагаемые для такогопревращения, крайне непрактичны. Если бы Фурьедействительно смог показать, как сделать трудпривлекательным, он бы и в самом деле заслужил тебожественные почести, которые ему воздаютпоследователи. [156*] Но егопрославленное учение есть не что иное, какфантазии человека, который был неспособенувидеть мир таким, каков он есть.
Даже в социалистическом обществе труд будетисточником страданий, а не удовольствия. [157*]
Признание того, что труд не является источникомудовольствия, разрушает одну из главных опорсоциалистической доктрины. И вполне естественнонастойчивое желание социалистических писателейутвердить, что человеку свойственно природноестремление к труду, что труд сам по себе являетсяисточником удовлетворения и что тольконеблагоприятные условия труда вкапиталистическом обществе могут вытеснить этуестественную радость от трудовых усилий ипревратить ее в тяготу [158*].
В доказательство этого утверждения они усерднособирают высказывания рабочих современныхпредприятий о том, какое удовольствие приноситим труд. Они задают рабочим наводящие вопросы ичрезвычайно рады, когда слышат в ответ как раз то,что хотели услышать. Но из-за своей предвзятостиони не задумываются, нет ли между ответами иповедением опрашиваемых противоречия, котороенуждается в объяснении. Если работа per se[149]приносит удовлетворение, почему же рабочим еще иплатят? Почему они не платят нанимателю заудовольствие, которое им дает работа? Нет другоготакого места, где человек получал бы деньги за то,что доставляет ему удовольствие, и сам тот факт,что людям платят за их удовольствие, должен былбы навести на размышление. Ex definitione[150],труд не может приносить удовлетворениянепосредственно, потому что вообще трудомименуют деятельность, которая не даетнепосредственно приятных ощущений и которуюосуществляют только потому, что она косвенно,через продукт труда, становится источникомприятных переживаний, достаточных, чтобыкомпенсировать первичные неприятныеощущения. [159*]
Так называемая «радость труда», которуючасто используют в поддержку того взгляда, чтотруд приносит удовлетворение, а не муку, можетиметь три вполне различных источника.
Во-первых, удовольствие можно получать отизвращения сути труда. Когда государственныйслужащий злоупотребляет своим положением,зачастую внешне правильно и корректно выполняясвои обязанности, но при этом удовлетворяя свойинстинкт власти, или давая волю своим садистскимнаклонностям, или потворствуя своемусладострастию (при этом не обязательно всегдавоображать вещи, запрещенные законом илиморалью), то получаемое им удовольствие имеетисточником не сам труд, но определенныесопутствующие обстоятельства. Подобныесоображения приложимы и к другим видам труда.Психоаналитическая литература неустанноуказывает на то, сколь сильно такого рода вещивлияют на выбор профессии. Насколько такого родаудовольствия уравновешивают тяготу труда,отражается в уровне заработной платы: большийспрос на профессии, предоставляющие возможностидля такого рода извращений, ведет к понижениюзаработной платы. Работники платят за«удовольствие» тем, что зарабатывают меньше,чем могли бы.
Под «радостью труда» нередко имеют в видуудовольствие от выполнения задачи. Но здесьрадость дает скорее освобождение от работы, чемсама работа. Тут перед нами особый и крайнераспространенный вид удовлетворения, котороеприносит избавление от чего-то трудного,неприятного, мучительного, с чувством «ну вотвсе и кончено, наконец». Социалистическиеромантики и романтические социалистыславословят средние века как время, когдарадость труда ничем не ограничивалась. На самомделе у нас нет надежных свидетельствсредневековых ремесленников, крестьян иподмастерий относительно радости труда, но можнопредположить, что радость относилась скорее кзавершению труда и к возможности предатьсядосугу и удовольствиям. Средневековые монахи,которые в сосредоточенной тиши монастырейкопировали рукописи, оставили нам знаки болеенадежные и истинные, чем утверждения нашихромантиков. В конце многих превосходныхманускриптов мы читаем: «Laus tibi sit Christe, quoniam liberexplicit iste»[151].[160*] To есть:«Слава Богу, что труд закончен», а вовсе не«потому, что труд принес наслаждение».
Но мы не должны забывать о третьем — и самомважном! — источнике радости труда:удовлетворение от того, что работа выполненастоль хорошо, что обеспечит нужды самогоработника и его семьи. Такого рода радость явнокоренится в том, что мы назвали косвеннымудовольствием труда. Работник наслаждается тем,что в своей трудоспособности и в своеммастерстве видит основу своего существования исвоего социального положения. Он наслаждаетсятем, что в общественном состязании достиглучшего положения, чем другие. Он наслаждаетсятем, что в своей трудоспособности видит орудиебудущего экономического успеха. Он гордится тем,что может делать что-то «настоящее», т. е. то,что общество ценит и за что оно платит. Никакоедругое чувство не способствует самоуважениюбольше, чем это, столь часто приводящее кпреувеличенной и смешной вере в собственнуюнезаменимость. В этом чувстве здоровый человекчерпает силу для признания того, что он можетудовлетворить свои желания только ценой тягот иусилий. Как говорится, во всем можно найтиположительную сторону.
Из трех источников того, что мы можем назвать«радостью труда», первый, возникающий иззлоупотребления условиями труда, будет снесомненностью существовать и всоциалистическом обществе. Как и вкапиталистическом обществе, он будет достояниемузкого круга. Два других источника радости,даруемой трудом, должны полностью иссякнуть.Если разрушить связь между результатами труда идоходом работника, как и должно быть сделано всоциалистическом обществе, работнику всегдабудет казаться, что на него нагрузили слишкоммного. Разовьется чрезмерное,неврастеническое отвращение к труду, которое мысегодня можем наблюдать практически во всехгосударственных учреждениях и внационализированных компаниях. Когда оплататруда определяется неизменным штатнымрасписанием, каждый уверен, что он перегружен,что как раз на него возлагают слишком многовсего неприятного и что его достижениянедооцениваются и плохо вознаграждаются. Изтаких переживаний возникает угрюмая ненависть ктруду, которая отравляет даже удовольствие отзавершения работы.
Социалистическое общество не можетрассчитывать на «радость труда».
Долг гражданина социалистического общества —трудиться на общество в меру своих сил испособностей. В ответ он получает право на долю вобщественном продукте. Тот, кто неоправданноуклоняется от выполнения своего долга, будетприведен к послушанию обычными методамигосударственного насилия. Руководителиэкономики будут обладать столь большой властьюнад отдельными гражданами, что невозможнопредставить себе, чтобы кто-либо мог постояннопротивостоять им.
Однако недостаточно, чтобы гражданепунктуально являлись на свои рабочие места ипроводили там предписанные часы. Они должныдействительно трудиться.
В капиталистическом обществе рабочий получаетплату, соответствующую ценности произведенногоим. Статичная, или естественная, ставказаработной платы устанавливается на такомуровне, что работник получает продукт своеготруда, т. е. все, что может быть вменено его труду [161*]. А значит, сам работник озабочентем, как повысить производительность своеготруда. Это относится не только к сдельной работе.Уровень повременной оплаты также зависит отпредельной производительности данногоконкретного труда. В конце концов, используемыесистемы оплаты труда не влияют на уровень оплаты.Величина заработной платы всегда тяготеет кстатичной ставке, и повременная схема оплаты непорождает исключений.
Но при всем том повременная оплата труда даетнам возможность наблюдать, как протекаеттрудовая деятельность, когда у работника естьощущение, что он работает не на себя, посколькуотсутствует связь между его работой ивознаграждением. При повременной оплате болееискусный работник не имеет побуждений делатьбольше некоего минимума, обязательного длякаждого. Сдельная оплата побуждает кмаксимальной активности, повременная — кминимальной. В условиях капитализма социальноеотрицательное воздействие этой тенденцииповременной оплаты труда сильно смягчается тем,что ставки повременной оплаты различных видовтруда многоступенчаты. Рабочий заинтересованнайти такое рабочее место, на котором требуемыйминимум труда достаточно высок, но под силу ему,поскольку вместе с ростом минимальныхтребований к труду растет и заработная плата.
Только когда мы отходим от принципа,связывающего ставки повременной оплаты синтенсивностью труда, схема повременной оплатыначинает отрицательно влиять на производство.Это особенно заметно на рабочих местах,принадлежащих государству и муниципалитетам.Здесь в последние десятилетия не толькопостоянно снижались минимальные требования ктруду отдельного работника, но и были отброшенывсе стимулы к лучшей работе, например разноеотношение к работникам различных профессий иквалификаций, быстрое продвижениепредприимчивых и способных работников на лучшеоплачиваемые должности. Результаты такойполитики ясно показывают, что работник проявляетсерьезное усердие, только когда он знает, что онза это получит.
При социализме не может быть такой связи междутрудом и оплатой. Все попытки установить, что жеименно произвел данный работник, исоответственно определить его заработную плату,обречены на провал из-за невозможности вычислитьпроизводственный вклад отдельных факторовпроизводства. Социалистическое общество можетбыть и сумеет поставить распределение взависимость от некоторых внешних аспектоввыполняемой работы. Но такая дифференциацияобязательно будет искусственной. Предположим,что минимальный размер труда определен длякаждой отрасли производства. Предположим, чтоэто сделано на основе предложенного Родбертусом«нормального рабочего дня». [153] Длякаждой отрасли установлены время, котороеспособен отработать средний по силе работник сосредним прилежанием, а также производительностьтруда, посильная для среднего работника среднейквалификации и трудолюбия. [162*] Мыполностью отвлечемся от технических трудностейопределения того, достигнут ли в данномконкретном случае нужный минимум или нет. Тем неменее очевидно, что любая такого рода системадолжна быть чрезвычайно произвольной. Работникиотдельных отраслей никогда не смогут достичьсогласия по этому вопросу. Каждый будетутверждать, что от него требуют чрезмерно много,и будет стремиться к сокращению требуемой нормы.Средний работник, средняя квалификация, средняясила, среднее напряжение, среднее прилежание —все это темные понятия, не поддающиеся точномуопределению.
Вполне ясно, что минимальнаяпроизводительность, установленная для работникасредних способностей, мастерства и силы, будетдостигаться только частью, скажем половинойработников. Остальные будут делать меньше. Каксмогут власти определить, лень или неспособность-- причина низкой производительности? Нужно либопозволить руководству принимать вполнепроизвольные решения, либо выработатьопределенные критерии. Нет сомнений, что врезультате производительность труда будетнепрерывно уменьшаться.
При капитализме каждый активный участникделовой жизни озабочен тем, чтобы трудоплачивался полностью. Наниматель, увольняющийработника, стоящего своего заработка, вредитсамому себе. Начальник участка, увольняющийхорошего работника и сохраняющий плохого,ухудшает деловые результаты своего участка, азначит, косвенным образом и свои собственные.Здесь нам не нужны формальные критерии дляограничения решений тех, кто оцениваетвыполненную работу. При социализме такиекритерии необходимы, ибо в противном случаевозможно злоупотребление соответствующейвластью. А в результате работник не будетзаинтересован в дальнейшем совершенствованиитруда. Он будет заботиться лишь о том, чтобывыполнить требуемое формальными критериями иизбежать наказания.
Какого рода результатов достигают работники,не имеющие прямой заинтересованности врезультатах своего труда, можно узнать изтысячелетнего опыта рабского труда. Чиновники ирабочие государственных и муниципальныхпредприятий дают новые примеры. Можно попытатьсяослабить доказательную силу первого примерассылкой на то, что эти работники не былизаинтересованы в результатах своего труда,поскольку не имели доли в распределении, а всоциалистическом обществе каждый осознает, чтоон работает для себя и это подстегивает егоусердие. Но как раз в этом и вся проблема. Еслирабочий старается на работе больше, чем следует,ему приходится преодолевать большую тягостностьтруда. Но ведь при этом ему достанется лишьмалейшая часть приложенных усилий. Перспективаполучить миллионную долю результата своегоусердия едва ли подвигнет его напрягаться большенеобходимого [163*].
Социалистические писатели обычно обходят этищекотливые вопросы молчанием или отделываютсяничтожными замечаниями. Им нечего сказать, кроменескольких морализующих сентенций [164*]. Новый социалистический человекбудет свободен от эгоизма; в моральном плане онбудет неизмеримо выше, чем человек ужасной эпохичастной собственности; глубокое понимание связивещей и благородное отношение к долгу заставятего посвятить все свои способности общемублагосостоянию.
Но если присмотреться поближе, выясняется, чтоэти заявления вертятся вокруг одной из двухвозможных альтернатив: либо свободноеподчинение моральному закону под давлениемтолько собственной совести, либо принудительныйтруд, стимулируемый наказанием и наградами. Ниодна из альтернатив не ведет к цели. Первая необразует достаточных стимулов для преодолениятягот труда, хотя она всячески превозноситсяпублично при каждой удобной возможности ивосхваляется во всех школах и церквах; втораяведет только к формальному выполнениюобязанностей, никогда не вовлекая в труд всевозможности человека.
С наибольшей тщательностью эту проблемуисследовал Джон Стюарт Милль. [154] Всепозднейшие рассуждения восходят к нему. С егоидеями сталкиваешься постоянно в литературе поданному вопросу и в ежедневных политическихдискуссиях; они стали даже популярнымипоговорками. Каждый знаком с ними, даже если онникогда не слышал об авторе. [165*] Десятилетиями у негозаимствовали один из сильнейших аргументов впользу социалистической идеи, и Милль сделалбольше для ее популярности, чем вдохновляемыененавистью и часто противоречивые аргументысоциалистических авторов.
Одно из основных возражений, говорит Милль,которое можно выставить против разумностисоциализма, то, что каждый будет неустанноозабочен уклонением от своей доли труда. Новыдвигающие это возражение забывают, скольсильна эта проблема в системе, в рамках которойныне ведется девять десятых всего бизнеса.Возражение предполагает, что к честному иэффективному труду способны только те, ктосамолично пожинает плоды собственных усилий. Нов существующей системе такие возможностиоткрыты только для малой части работников.
Повременная оплата или фиксированноежалованье являются преобладающей формойвознаграждения. Работу выполняют люди,заинтересованные в результатах меньше, чем членысоциалистического общества, поскольку в отличиеот последних они не имеют доли в своемпредприятии. В большинстве случаев ими управляюти их контролируют те, кто также не заинтересованв результатах деятельности предприятия. Ибонадзор, управление и организацию осуществляютслужащие, получающие повременную оплату. Можноутверждать, что труд будет болеепроизводительным в такой системе, где все илибольшая часть того, что производится за счетдополнительного усердия, достается работнику. Нов существующей системе как раз этот стимул иотсутствует. Даже если коммунистический трудокажется менее напряженным, чем трудкрестьянина-собственника или самостоятельногоремесленника, он будет, вероятно, болееэнергичным, чем труд наемного работника, которыйлично вовсе не заинтересован в деле.
Легко увидеть причину ошибки Милля. Последнийпредставитель классической школы экономическойтеории, он не дожил до преобразованияэкономического учения, произведенногосубъективной теорией ценности, и не знал о связимежду уровнем заработной платы и предельнойпроизводительностью труда. Он не осознавал, чторабочий заинтересован сделать как можно больше,потому что его доход зависит от ценностивыполняемой им работы. Не просвещенныйсовременной экономической мыслью, он не проникалв глубь вещей, оставаясь на поверхности. Нетсомнений, что индивидуум при повременной оплатетруда не заинтересован производить больше, чемнеобходимо для сохранения рабочего места. Ноесли он способен на большее, если это позволяютего знания, способности и сила, он стремитсязанять место, где сможет сделать больше, чтобытем самым увеличить свой доход. Возможно, емупомешает леность, но это не порок системы.Система делает все, чтобы побудить каждого кнаибольшему прилежанию, поскольку онаобеспечивает каждому плоды его труда. И то, чтосоциализм на это не способен, можно толькопоставить ему в упрек. В этом состоит огромнаяразница между капитализмом и социализмом.
В крайнем случае неизлечимого упорства вуклонении от работы социалистическое общество,полагает Милль, будет располагатьдополнительной властью: оно может прибегнуть квоздействию институтов принуждения. Увольнение-- единственное существующее сегодня средствопротиводействия лодырям — вовсе бесполезно, еслиновый работник трудится не лучшепредшественника. Право уволить работника даетнанимателю возможность получать от него обычноеколичество труда, но этот обычный труд может бытьсколь угодно неэффективен.
Ошибочность этого аргумента очевидна. Милль неосознает, что уровень заработной платысоответствует этому обычному количеству труда ичто работник, который хочет получать больше,должен делать больше. Можно прямо признать, чтопри господстве повременной оплаты работниквынужден искать рабочее место, требующее большетруда, поскольку он не может рассчитывать наувеличение своего дохода за счет больших усилий,оставаясь на прежнем месте. В зависимости отобстоятельств ему, может быть, придется перейтина сдельную работу, сменить профессию или дажеэмигрировать. Таким образом миллионыэмигрировали из тех европейских стран, гдеобычная напряженность труда невысока, в ЗападнуюЕвропу или в Соединенные Штаты, где им приходитсяработать больше, но где они могут и зарабатыватьбольше. Худшие работники остаются на месте, и ониудовлетворены возможностью работать меньше иполучать меньше.
Если держать все это в уме, легко понять природувыполняемой наемными служащими работы понадзору и управлению. Их деятельность такжеоплачивается в соответствии с ценностью ихуслуг; им также приходится работать изо всех сил,если они хотят получать наибольший возможныйдоход. Они могут и должны иметь власть — от именипредпринимателя — нанимать и увольнятьработников без страха злоупотребить властью. Ониисполняют возложенный на них общественный долгследить, чтобы работники получали не больше, чемони вырабатывают, не заботясь ни о каких другихсоображениях. [166*] Системаэкономических вычислений дает достаточныевозможности оценить эффективность их работы. Этои отличает их труд от того контроля, которыйвозможен при социализме. Они вредят сами себе,если из мстительности обходятся с работникомхуже, чем он того заслуживает (естественно,«заслуга» в данном случае не имеет никакогоэтического содержания). Это принадлежащеепредпринимателю и делегируемое подчиненнымправо увольнять работников и определять ихзаработную плату социалисты считают опасным вруках частного человека. Но социалисты незамечают того, что возможность предпринимателяпользоваться этим правом ограничена, что он неможет произвольно увольнять и бытьнесправедливым, поскольку результаты будутопасными для него лично. Пытаясь приобрести трудкак можно дешевле, предприниматель выполняетодну из самых важных своих общественных задач.
Милль признает, что при современном состоянииобщества пренебрежение к выполнению техобязанностей, ради которых их наняли, со сторонынеобразованных классов общества чудовищно. Онполагает, что это может быть приписано тольконизкому уровню образования. При социализме вусловиях всеобщего образования все гражданебудут, конечно же, выполнять свой долг передобществом столь же ревностно, как нынче ихвыполняют большинство представителей высших исредних классов, которым приходится работать зажалованье. Здесь Милль еще раз совершает ту жесамую ошибку. Он не видит того, что и в этом случаесуществует соответствие между трудом ивознаграждением. В конце концов он вынужденпризнать, что, вне всяких сомнений, системафиксированного жалованья не порождаетмаксимального усердия ни у одной группыработников. Это позволяет выставить резонноевозражение против социалистической организациитруда. Но при этом, согласно Миллю, нет основанийсчитать, что этот недостаток сохранится всоциалистическом обществе, как предполагают те,чье воображение не привыкло выходить за кругхорошо им известных фактов.
Нельзя исключить того, что при социализмеобщественное воодушевление окажется стольдейственным, что бескорыстная преданностьобщему благу займет место стремления к личнойвыгоде. Здесь Милль, впавши в утопическиемечтания, допускает, что общественное мнениеокажется достаточно сильным, чтобы подтолкнутьиндивидуумов к более ревностному труду, чточестолюбие и потребность в самоуваженииокажутся эффективными мотивами и т. п.
Следует подчеркнуть, что, к сожалению, у нас нетоснований предполагать, что при социализмечеловеческая природа будет не такой, как теперь.И нет оснований считать, что вознаграждения вформе знаков отличия, ценных подарков или даже ввиде общественных почестей побудят работников кчему-то большему, чем формальное выполнениепредписанных обязанностей. Ничто не в силахстоль же хорошо подталкивать индивидуума кпреодолению тягостей труда, как возможностьполучать полное вознаграждение за свой труд.
Естественно, что многие социалисты полагаютвозможным отклонить этот аргумент ссылкой на тевиды труда, которые в прошлом выполнялись безденежного вознаграждения. Они приводят в примертруд ученых и художников, врачей, истощавших себяу постели больного, солдат, погибавших как герои,государственных деятелей, все отдавших своейидее. Но ученый и художник черпают наслаждениенепосредственно в самой работе, а также впризнании, которое они рассчитывают получить современем, может быть, даже у потомства и безнадежды на материальный успех. С врачом ипрофессиональным солдатом дело обстоит точнотак же, как со многими другими работниками, чейтруд сопряжен с опасностью. Стремящихся к этимпрофессиям сравнительно немного, и этоотражается на уровне их оплаты. Но если,пренебрегая опасностью, человек выбирает такуюпрофессию ради более высоких доходов и другихпреимуществ и почестей, он не может избегатьопасностей без величайшего ущерба для себя.
Показавший спину солдат и врач, отказавшийсялечить заразного больного, подвергают своюбудущую карьеру такому риску, что, можно считать,у них просто нет выбора. Нельзя отрицать, чтосуществуют врачи, которые склонны делать всевозможное в случаях, когда никто бы и не заметилих слабости, и что порой профессиональныесолдаты идут навстречу опасности, когда никто неосудил бы их отступления. Но в этихисключительных случаях, как и в случае со стойкимгосударственным деятелем, который готов умеретьза свои принципы, человек поднимает себя, как этодается немногим, на высший человеческий Уровень,к полному единству воли и дела. Исключительнаяпоглощенность единственной целью, котораявытесняет все другие желания, мысли и чувства,делает человека безразличным к боли и страданию,заставляет забыть о мире, и для него остаетсялишь то, чему он посвятил всего себя и свою жизнь.О таких людях обычно говорят в соответствии соценкой их целей, что ими движет дух Божий или чтоони в руках у дьявола, — столь непостижимы ихмотивы для обычных людей.
Нет сомнений, что человечество никогда бы неподнялось над уровнем животных, если бы у него небыло таких лидеров. Но столь же несомненно, чтоосновная часть человечества не состоит изподобных людей. Главная социальная проблема какраз и заключается в том, чтобы сделатьбольшинство полезными членами общества.
Социалистические писатели давно оставилипопытки разобраться с этой неразрешимойпроблемой. Каутский не способен ни на что, кромезаявления, что привычка и дисциплина в будущемзаменят стимулы к труду. «Приученный капиталомработать изо дня в день, современный рабочийпрямо не выносит долгого пребывания без работы.Встречаются даже люди, до того привыкшие к своейработе, что они просто не знают, что им делать сосвоим свободным временем, — они чувствуют себянесчастными, когда не имеют возможностиработать». Каутский, похоже, не опасается того,что эта привычка менее устойчива, чем, например,привычка есть и спать, и, признавая этот стимулвсе же слабейшим, Каутский не склонен полагатьсятолько на него. Потому он и рекомендуетдисциплину. Конечно же, это не «военнаядисциплина», не «слепое повиновениевласти», но «дисциплина демократическая —добровольное подчинение выбраннымруководителям». Потом его охватывают сомнения,и он прогоняет их соображением, что присоциализме труд будет настолькопривлекательным, что трудиться будетудовольствием, но затем признает, что толькоэтого будет недостаточно, и, наконец, приходит кзаключению, что при всей привлекательности труданужны и другие стимулы, как денежная заработнаяплата [167*].
Так, со многими оговорками и соображениями дажеКаутский приходит наконец к тому выводу, чтотягостность труда вполне преодолима, еслипродукт труда, и только его собственного труда,достается рабочему (если он не является такжесобственником или предпринимателем). Но это жеотрицание реализуемости социалистическойорганизации труда, поскольку нельзя уничтожитьчастную собственность на средства производства,не устранив одновременно возможностьвознаграждать работника в соответствии свкладом его труда.
Старые «распределительные» теорииосновывались на предположении, что нужно тольковсе поделить поровну, чтобы обеспечить каждомуесли не богатство, то вполне комфортабельнуюжизнь. Идея казалась столь очевидной, что едва липредпринимались попытки ее доказать. В началесоциализм взял это предположение в целом иутверждал, что благосостояние для всех будетобеспечено равным распределением общественногодохода. Только когда критики привлекли вниманиек тому факту, что равное распределениеобщественного дохода едва ли улучшит положениемасс, они выдвинули предположение, чтокапиталистические методы производстваограничивают производительность труда и чтосоциализм устранит эти ограничения и умножитпроизводство настолько, что каждому будетобеспечен достойный уровень жизни. Не сумевопровергнуть утверждение либеральной школы, чтопри социализме падение производительности трудасделает нужду и нищету всеобщими,социалистические писатели началираспространять фантастические утверждения обожидаемом росте производительности труда.
Каутский упоминает о двух способах увеличенияпроизводительности труда при переходе ксоциализму. Один — концентрация всегопроизводства на лучших предприятиях и закрытиеменее эффективных [168*]. Бесспорно, что это путь кувеличению производства. Но такое средство какраз наиболее эффективно в рамках меновойэкономики. Конкуренция здесь безжалостноустраняет все менее доходные предприятия, иименно это ставится ей в упрек вовлеченными вконкуренцию. А в результате слабейшиепредприятия требуют государственных субсидий,особых условий поставки и вообще всестороннегоограничения конкуренции. То, что стоящие начастнохозяйственной основе тресты широкопользуются предлагаемым Каутским средством вцелях достижения наивысшей производительноститруда, побуждает Каутского видеть в нихпредвестников социалистической революции. Ноеще вопрос, будет ли социалистическоегосударство столь же настойчиво стремиться кповышению эффективности производства. Непредпочтет ли оно сохранить малорентабельныепредприятия, чтобы избежать локальных проблем изатруднений? Частный предприниматель без лишнихразговоров закрывает невыгодное предприятие;этим он принуждает работников сменить местожительства, а иногда и профессию. Конечно, этодоставляет немало хлопот тем, кого касаютсяизменения, но в целом результаты благоприятны,поскольку оказывается возможным более дешевоеснабжение рынка. Таким ли будет поведениесоциалистического государства? Не предпочтет лионо, напротив, из политических соображенийизбежать локального недовольства? Набольшинстве государственных железных дорог всереформы такого рода тормозятся из-за попытокуберечь отдельные подразделения от ущерба,неизбежного при устранении излишнихуправленческих звеньев, излишних работников иэлектростанций. Даже армейское начальствостолкнулось с парламентской оппозицией, когда изстратегических соображений было решеноперевести гарнизон в другое место.
Свой второй способ обеспечения ростапроизводства, а именно «экономию всякогорода», Каутский, по его же признанию, находитуже реализованным в современных трестах. Онособенно отмечает экономию материалов,транспортных расходов, сокращение затрат нарекламу и на связи с общественностью [169*].Опыт показывает, что нигде нельзя встретитьбольшей бесхозяйственности и расточительности вотношении труда и материалов всякого рода, чем нагосударственных предприятиях. В то же времяименно частное предприятие побуждает своеговладельца ради собственных интересов работать свеличайшей экономией.
Конечно, социалистическое государствосэкономит все расходы на рекламу, все расходыкоммивояжеров и агентов по продаже. Но более чемвероятно, что вся эта экономия будет существенноперекрыта за счет аппарата распределения.Военный опыт научил нас, сколь громоздок и дорогобщественный аппарат распределения. Разве наделе издержки на карточное распределение хлеба,муки, сахара и других товаров были ниже, чемрасходы на рекламу? Действительно ли гигантскийаппарат, необходимый для осуществлениякарточного распределения, был дешевле, чемрасходы на коммивояжеров и агентов по сбыту?
Социализм устранит розничных торговцев. Но наих месте он создаст центры распределения,которые не будут дешевле. Кооперативные складыиспользуют не меньшее количество рабочих рук,чем современные магазины, и многие из нихнеконкурентоспособны до тех пор, покаправительство не дарует им освобождения отналогов.
Вообще говоря, недопустимо считать, чтоустранением каких-либо свойственныхкапиталистической экономике расходов можнообеспечить более высокую производительностьтруда в социалистическом обществе. Нужносравнивать общие расходы и общие доходыобеих систем. Из того, что электромобиль нетребует бензина, вовсе не следует, что он дешевлев эксплуатации, чем автомобиль с бензиновымдвигателем.
Слабость аргументации Каутского очевидна,когда он утверждает, что «применением этихдвух методов пролетарское государство сможетподнять производство на такой высокий уровень,что окажется возможным существенное увеличениезаработков при одновременном сокращениирабочего времени». Это утверждение он и непытается нигде доказывать. [170*]
Не лучше обстоит дело и с другими аргументами впользу социалистической организациипроизводства. Когда, например, доказывают, чтопри социализме каждый способный к труду будетобязан трудиться, они прискорбнейшезаблуждаются относительно числа праздных людейв капиталистическом обществе. Напротив, можноутверждать, что при системе, которая не создаетдостаточных стимулов для преодоления тягостейтруда, производительность труда неизбежноуменьшится. Но проблему производительностинельзя рассматривать только в рамкахстационарных условий. Несравнимо важнее вопроса,увеличится ли производительность труда припереходе к социализму, вопрос, окажется ли присоциализме возможным рост производительноститруда и, следовательно, экономический прогресс.Это ведет нас к проблеме динамики.
Глава IX. Положение индивидуума при социализме
Социалистическое общество представляет собойпоразительное авторитарное сообщество, вкотором приказывают и подчиняются. Именно это иобозначают слова «плановая экономика» и«устранение анархии производства».Устройство социалистического общества легчепонять, если сравнить его с армией. Многиесоциалисты и в самом деле предпочитали говоритьоб «армии труда». Как в армии, так и присоциализме каждый зависит от приказов высшегоруководства. Каждый приписан к какому-либо месту.Каждый должен оставаться там до тех пор, пока этосчитают нужным. Можно сказать, что человекстановится пешкой начальства. Он растет толькокогда его продвигают. Он падает послеразжалования. Описывать эти условия было быпустой тратой времени. Они знакомы каждомуподданному бюрократического государства.
Очевидно, что в государстве такого типа всеназначения на должность совершаются всоответствии с личной пригодностью. Каждый постдолжен занимать наиболее подходящий для этогоиндивидуум, если, конечно, он не нужен для болееответственной работы в другом месте. Таковфундаментальный закон всех систематическиупорядоченных авторитарных организаций — какгосударства китайских мандаринов, так и новейшейбюрократии.
Первая проблема, которая возникает привоплощении этого закона, — назначение наверховные посты. Есть два подхода к решению этойпроблемы — монархическо-олигархический идемократический, но при этом возможно толькоодно решение — на основе харизмы. Верховныеправители (или правитель) выбираются благодарядостоинствам, которые им дарованы Божьеймилостью. Они обладают сверхчеловеческимисилами и способностями, которые поднимают ихвысоко над прочими смертными. Выступить противних — это не только нарушить земной порядок, но ипренебречь волей Божьей. Такова основная идеятеократии — клерикальной аристократии с«Божьим помазанником». Но такова жеидеология большевистской диктатуры в России.Призванные историей к выполнению своейвозвышенной задачи большевики выступают какпредставители всего человечества, как орудиеисторической необходимости, как исполнители,которым выпало окончательное устроение мировогопорядка. Сопротивление им — величайшее изпреступлений, но к своим противниками они могутприменять любые средства. Это просто стараяаристократически-теократическая идея в новойоболочке.
Другой подход к решению проблемы —демократический. Демократия отдает все в рукибольшинства. Во главе общества — вождь или вожди,выбранные решением большинства. Но теория этастоль же харизматична. Только в этом случаеблагодать поровну дается всем без исключения.Каждый наделен ею. А глас народа является гласомБожьим. Это особенно отчетливо проявилось в«Городе Солнца» Томмазо Кампанеллы:народное собрание выбирает Правителя, которыйявляется также первосвященником, и имя егоМетафизик [171*].[156] В авторитарной идеологиидемократия ценится не за свои общественныефункции, а только как средство постиженияАбсолюта [172*].
Согласно харизматическим воззрениям приназначении должностных лиц высшая властьнаделяет их собственными достоинствами.Официальное назначение поднимает обычногосмертного над уровнем масс. Он приобретаетособый вес по сравнению с другими. Его ценностьособенно велика во время выполнения им своихобязанностей. Недопустимы никакие сомнения в егодостоинствах или способностях выполнять службу.Пост делает человека.
Если не учитывать апологетической ценностиэтих теорий, все они чисто формальны и ничего неговорят нам о том, как действительноосуществляется восхождение к высшей власти. Изних не узнаешь, пришла ли к власти даннаядинастия или аристократия как счастливыйпобедитель в войне. Они не дают представления омеханизме партийной деятельности, которыйприводит к власти вождей демократии. Они ничегоне сообщают о том, как действительно носителивысшей власти осуществляют подбор должностныхлиц из числа претендентов.
Но специальные правила для отбора должностныхлиц должны существовать, поскольку без нихспособен обходиться только всеведущийправитель. Так как верховная власть не в силахделать все сама, то назначение на более низкиедолжности она делегирует подчиненным властям.Чтобы предотвратить их произвол, приходитсявводить определенные ограничения. В результатеотбор идет не по истинным способностям, а посоответствию неким нормам, по результатамэкзаменационных испытаний, с учетом того, чтокандидат обучался в определенной школе, что оннесколько лет занимал подчиненную позицию и т. п.О такого рода методах может быть только одномнение. Успешное ведение дела требует совсеминых качеств, чем успешная сдача экзаменов, дажеесли экзаменуют по предмету, прямо связанному сбудущей работой. Тот, кто провел определенноевремя на подчиненной должности, еще долго будетчувствовать себя не на месте, став начальником.Неверно, что для того, чтобы выучитьсякомандовать, надо научиться подчинятся. Возрастне заменяет способностей. Короче, системаущербна. Ее единственное оправдание в том, чтоничего лучшего нет взамен.
Недавно были сделаны попытки привлечь напомощь методы экспериментальной психологии ифизиологии, и многие ожидают от этого в высшейстепени важных для социализма результатов. Нетсомнения, что при социализме нечто подобноемедицинскому обследованию армейскихпризывников должно бы использоваться, но тольков большем масштабе и с использованием болееутонченных методов. Придется исследоватьсимулянтов, которые надеются под предлогомфизических недостатков избежать тяжелой инеприятной работы, так же как и тех, ктопретендует на неподходящую для их данных работу.Но самые горячие защитники таких методов едва лимогут претендовать на что-то большее, чем наминимальную корректировку одного из тяжелейшихпоследствий бюрократизма. Для всех тех видовработ, которые требуют чего-то иного, кромемышечной силы и хорошего развития органовчувств, эти методы вообще бесполезны.
Социалистическое общество — обществодолжностных лиц. Этим определяются какгосподствующий стиль жизни, так и мышлениечленов общества. В последние десятилетия по всейЕвропе расширялся слой людей, которые всегдаждут продвижения и зависят от «начальника»,которые живут на фиксированное жалованье ипотому не понимают зависимости междупроизводством благ и удовлетворениемсобственных потребностей. Люди такого типаособенно распространены в Германии. Ими иопределяется социально-психологический обликнашего времени.
Социализм не знает свободы выбора профессии.Каждый должен делать, что ему сказано, иотправляться, куда ведено. Все иное простонемыслимо. Позднее и в связи с иными вопросами мыобсудим, как это должно сказываться напроизводительности труда. Здесь нам следуетобсудить положение при таких условиях искусстваи науки, литературы и прессы.
При большевиках в России и в Венгрии художники,писатели и ученые, признанные специально дляэтого созданными инстанциями, освобождались отобщей трудовой повинности и получалиопределенное жалованье. [157] Всех остальных принуждалик труду на общих основаниях, и они не получалиникакой поддержки своей художественной илинаучной деятельности. Пресса быланационализирована.
Таково простейшее решение проблемы, которое ктому же гармонирует с общей структуройсоциалистического общества. Бюрократизмраспространился на сферу духа. Кто не нравитсялюдям власти, не получает разрешения рисовать,лепить скульптуры или дирижировать оркестром.Его работы не публикуются и не исполняются. Идаже в случае, когда решение не зависит напрямуюот произвольного суждения хозяйственногоруководства, а основывается на мненияхэкспертных советов, суть дела не меняется.Напротив, экспертные советы, неизбежнозаполненные пожилыми, хорошо устроеннымиспециалистами, еще менее способны помогать ростумолодых талантов, отличающихся своеобразием и,возможно, большим мастерством, чем члены советов.Даже если в выборе участвует весь народ, это необлегчит рост тех, кто имеет смелость отказатьсяот традиционной техники и принятых мнений. Такиеметоды отбора только плодят эпигонов.
В «Икарии» Кабе [158] публикуютсятолько такие книги, которые нравятся республике(les ouvrages preferes) [159]. Писаниядосоциалистических времен подлежатрассмотрению: частично полезные будутпереработаны, а те, что сочтены опасными илибесполезными, сожжены. Возражение, что это будетто же, что сделал Омар, сжегши Александрийскуюбиблиотеку, Кабе считает несостоятельным. [160] Ибо,говорит он, «nous faisons en faveur de l'humanite ce que ces oppresseursfaisaient contre elle. Nous avons fait du feu pour bruler les mechants livres, tandis quedes brigands ou des fanatiques allumaient les buchers pour bruler d'innocentsheretiques» <«Мы делаем в пользучеловечества то, что угнетатели делали ему вовред. Мы развели костры, чтобы сжечь дурные книги,тогда как разбойники или фанатики зажигаликостры, чтобы сжечь невинных еретиков»>[173*]. При такомподходе невозможно решить проблему терпимости.За исключением чистых оппортунистов, каждыйубежден в истинности своего мнения. Но если бытакое убеждение само по себе оправдывалонетерпимость, каждый имел бы право притеснять ипреследовать любого, думающего иначе. [174*] В этихобстоятельствах призыв к терпимости исходил быисключительно от слабых. Сила» влекла бы кпроявлению нетерпимости. Между людьми должнабыть постоянная война и вражда. Мирноесотрудничество делается невозможным. Либерализмтребует терпимости к любому мнению именнопотому, что он желает мира.
При капитализме перед художником и ученымоткрыты многие пути. Богатые люди могутследовать своим склонностям, небогатые — искатьбогатых покровителей, или работать вгосударственных учреждениях, или же попробоватьжить продажей своих работ. Каждый из путей имеетсвои опасности, в особенности два последних.Вполне может случиться так, что тот, кто несет илимог бы нести человечеству новые ценности, будетстрадать от нужды и бедности. Но нет способовэффективно предотвратить такую возможность.Творческий дух — это дух новаторства. Он долженстремиться вперед, разрушать старое и заменятьего новым. Невозможно облегчить ему тяжесть этойзадачи; если бы удалось, он перестал бы бытьпервопроходцем. Прогресс нельзя организовать. [175*] Нетрудно увенчать лаврамигения, завершившего свои труды, с почестямизахоронить его останки и в память еговоздвигнуть монументы. Но невозможно сгладитьгению путь к исполнению своего предназначения.Общество ничем не может помочь прогрессу. Еслионо не обременило индивидуума цепями, если непоставило перед ним непреодолимых препятствий,оно сделало все, что можно ожидать от общества.Гений найдет путь для реализации своей свободы.
Национализация интеллектуальной жизни,неизбежная при социализме, должна сделатьневозможным всякий интеллектуальный прогресс.Можно обмануться тем, что в России вошло в модусовременное искусство. [162] Но эти новаторыначали работать еще до того, как Советы встали уруля. Будучи непризнанными ранее, они сталисотрудничать с Советами в надежде на признаниесо стороны нового режима. Большой вопрос, однако,смогут ли будущие новаторы сдвинуть их сзавоеванных ныне позиций. [163]
В утопии Бебеля общество признает толькофизический труд. Искусству и наукам отведенытолько часы досуга. Благодаря этому, мыслитБебель, общество будущего «будет располагатьучеными и художниками всякого рода внеисчислимом множестве». В соответствии сличными склонностями они станут посвящать свойдосуг исследованиям и художественномутворчеству [176*].Бебель позволил себе поддаться филистерскомунедоброжелательству работников физическоготруда ко всем тем, кто не рубит лес и не носитводу. Для него все виды интеллектуального трудасуть простые шалости. Это выясняется из того, чтоон ставит их в один ряд с «товарищескимобщением». [177*] И все-таки нужноисследовать, мыслимо ли в этих условияхпредоставить духовному труду ту свободу, безкоторой он не может существовать.
Очевидно, что все работы в области науки иискусства, которые требуют времени, путешествий,приобретения технического образования изначительных материальных расходов, будутисключены. Но мы предположим, что можно посвятитьсебя литературе или музыке после окончаниядневных трудов. Далее мы предположим, что такаядеятельность будет защищена от зловредноговмешательства со стороны хозяйственныхруководителей, которые могли бы, например,переводить непопулярных авторов в отдаленныеместа, и что с помощью преданных друзей литераторили композитор может наскрести денег, чтобызаплатить государственной типографии запубликацию небольшого тиража. Таким способом онможет даже преуспеть в издании небольшогопериодического органа, а может быть даже ворганизации небольшого театра. [178*]Но все эти начинания должны будут выдерживатьтяжелую конкуренцию с официальным субсидируемымискусством, а к тому же хозяйственные властимогут в любой момент прикрыть все дело. Неследует забывать, что во власти хозяйственныхруководителей будет установление условийиздания. Никакой цензор, император иди папаРимский никогда не обладали такой властью дляподавления интеллектуальной свободы, каксоциалистическое общество.
Принято считать, что при социализме индивидуумбудет лишен свободы, а социалистическое обществостанет тюремным государством. В этих выраженияхсодержится ценностный приговор, лежащий запределами научного анализа. Наука не можетрешать, является ли свобода благом, злом илиадиафорой. [165]Предметом исследования может быть только вопрос:в чем состоит свобода и где она пребывает?
Свобода есть понятие социологическое. Не имеетсмысла применять его к ситуациям внеобщественных связей, что легко видеть на примерепутаницы, порождаемой знаменитым противоречиеммежду свободой и волей. Жизнь человека зависит отприродных условий, которые он не властенизменить. В этих рамках он живет и умирает, ипоскольку они не подвластны его воле, он вынужденим подчиняться. С ними сообразуется все, что бы онни делал. Траектория брошенного камня предписаназаконом природы. Когда человек ест и пьет,процессы в его организме также обусловленыприродой. Наши представления о непоколебимых ине поддающихся воздействию законах природы — этопопытка выразить зависимость хода событий в миреот определенных объективных отношений междуявлениями. Эти законы господствуют над жизньючеловека, они полностью охватывают его. Егожелания и его действия мыслимы только в этихпределах. Нет свободы ни внутри природы, нивопреки природе.
Общественная жизнь также является частьюприроды, и в рамках ее господствуют неизменныезаконы природы. Действие и результаты действияобусловлены этими законами. Если мы говорим, чтосвобода определяется волей человека иобщественными условиями, то при этом вовсе непредставляем человека независимым от законовприроды: значение понятия свободы совершенноиное.
Здесь не идет речь о проблеме внутреннейсвободы. Мы исследуем проблему внешней свободы.Первая есть проблема происхождения волевыхактов, вторая — проблема осуществления действий.Каждый человек зависит от поведения окружающих.Их действия влияют на него множеством способов.Если он вынужден допустить, чтобы с нимобращались как с существом, лишенным собственнойволи, если он не может помешать тому, чтобы егожелания попирались, он должен чувствоватьодностороннюю зависимость от окружающих, и тогдаон говорит, что он не свободен. Если он слабее, онвынужден приспосабливаться к насилию с ихстороны.
В условиях сотрудничества эта односторонняязависимость становится обоюдной. И до тех пор,пока каждый действует как член общества, онобязан приноравливаться к воле окружающих. Приэтом каждый зависит от других не больше, чем онизависят от него. Вот что мы понимаем под внешнейсвободой. Это положение индивидуума в рамкахобщественной необходимости, предполагающей, содной стороны, ограничение свободы индивидуума вотношении к другим, а с другой — ограничениесвободы других в отношении к нему.
Можно это пояснить примером. Наниматель прикапитализме выглядит как обладатель большойвласти над наемными работниками. Прием человекана работу, способ использования, размер оплаты,увольнение — все зависит от его решения. Но этаего свобода, так же как соответствующаянесвобода других, — только видимость. Поведениенанимателя по отношению к наемным работникаместь только часть социального процесса. Еслистиль его отношений с наемным работником несоответствует общественной оценке достоинствпоследнего, возникают последствия уже длянанимателя. Он, разумеется, может вести себя снаемным работником скверно, но при этом ему же ипридется расплачиваться за свой произвол. Именнов этой мере наемный работник и являетсязависимым. Но эта зависимость не выше, чемзависимость каждого из нас от наших соседей. Ведьдаже там, где законы строго исполняются, каждый,кто готов расплатиться за свое поведение, воленразбить нам окна или поколотить нас.
Строго говоря, при таком подходе совершеннопроизвольные социальные действия простоневозможны. Даже восточный деспот, который, какпредставляется, волен делать что угодно с жизньюзахваченных врагов, должен учитывать результатсобственных действий. Конечно, в различныхситуациях за удовольствие произвольногодействия приходится платить по-разному. Никакиезаконы не защитят нас от людей, враждебностькоторых столь велика, что они готовы принятьлюбые последствия своих действий. Но в целом,если законы достаточно строго карают занарушение нашего спокойствия, мы чувствуем себядо известной степени независимыми от дурныхнамерений окружающих. Историческое смягчениеуголовных законов следует приписать неулучшению нравов и не декадансу законодателей,но лишь тому, что люди приучились сдерживатьсебя, памятуя о последствиях, и это даловозможность смягчить наказания, не ослабляя ихсдерживающей силы. Сегодня угрозакраткосрочного тюремного заключения болееэффективно сдерживает преступления противличности, чем некогда это делала виселица.
Там, где точные денежные расчеты даютвозможность полностью учесть последствиядействий, не остается места для произвола. Еслимы позволим себе увлечься модными воздыханияминад бессердечием нашего времени, которое всепереводит на язык шиллингов и пенсов, мы упустимиз виду, что как раз эта увязка наших поступков сденежным доходом служит обществу наиболеесильным заслоном от произвола. Именно такогорода установления ставят потребителя, с однойстороны, и предпринимателя, капиталиста,землевладельца, рабочего, т. е. всех, работающихдля удовлетворения рыночного спроса, — с другой,в зависимость от общественного сотрудничества.Только полная неспособность понять взаимностьэтих отношений может привести к вопросу о том,зависит ли должник от своего кредитора иликредитор от должника. На самом деле каждый здесьзависит от другого, и того же рода отношениясуществуют между продавцом и покупателем,нанимателем и работником. Принято сожалеть о том,что сегодня из деловой жизни изгнаны личныемотивы и всем правят деньги. На деле этосожаление о том, что в чисто экономической сфередеятельности нет места причудам и пристрастиям идейственны только те соображения, которыхтребует общественное сотрудничество.
В этом и состоит внешняя свобода человека — оннезависим от произвольной власти других. Такаясвобода не входит в перечень естественных прав.Она возникает в ходе общественного развития истановится совершенной благодаря зреломукапитализму. Человек докапиталистических времензависел от «доброго господина» и нуждался вего благорасположении. Капитализм не признаеттаких отношений. Он прекращает деление обществана деспотических властителей и бесправных рабов.Все отношения становятся материальными ибезличными, они поддаются вычислению ипредоставляют выбор. Капиталистический денежныйрасчет низводит свободу из области мечты вреальность.
Когда люди обретают свободу в чистоэкономических сферах жизни, они начинаютстремиться к ней повсюду. Одновременно сразвитием капитализма вдут попытки изгнать изгосударственной жизни всякий произвол и всеформы личной зависимости. Добиться юридическогозакрепления личных прав гражданина, максимальносузить возможности произвола со стороныдолжностных лиц — таковы цели движения загражданскую свободу. Оно требует неблагорасположения, но прав. И оно изначальнопризнает, что для реализации этих требованийнеобходимо как можно более жесткое ограничениевозможности государства господствовать надиндивидуумом. Свобода, с его точки зрения, естьсвобода от государства.
Государство — аппарат насилия, обслуживающийправительство — не опасно для свободы толькотогда, когда его действия подчинены ясным,однозначным, универсальным правилам или когдаони следуют принципам, которые управляют всякойработой ради прибыли. Первая ситуацияскладывается, когда государство действует набазе законности, — ведь законы связывают судью иузко ограничивают его «игровое поле». Втораяситуация возникает при капитализме, когдагосударство действует как предприниматель,подчиняясь тем же законам и сообразуясь с теми жеусловиями, что и другие предприниматели,работающие ради прибыли. За пределами этих двухвариантов невозможно защититься от произвольныхдействий государства ни законами, ни каким-либоиным способом; индивидуум беззащитен передрешениями должностных лиц. Он не можетпредусмотреть последствия своих действий,поскольку не знает, как к ним отнесутся те, откого он зависит. Это и есть отрицание свободы.
Принято рассматривать проблему внешнейсвободы как проблему большей или меньшейзависимости индивидуума от общества [179*]. Но политическаясвобода не есть вся свобода. Чтобы человек могбыть свободным, недостаточно иметь возможностьделать что-либо безвредное для других и при этомне бояться помех со стороны правительства илиобщества. Нужно также иметь возможностьдействовать, не опасаясь непредвиденныхсоциальных последствий. Только капитализмгарантирует эту свободу, открыто подчиняя всевзаимные отношения холодному безличномупринципу обмена — du ut des[166].
Обычно социалисты пытаются отвергнутьаргументы в пользу свободы утверждением, что прикапитализме только собственник свободен.Пролетарий не свободен, поскольку он должентрудом поддерживать свое существование. Нельзяпредставить себе более непродуманногопредставления о свободе. Человек должентрудиться, поскольку его потребности выше, чем удиких животных, и это в природе вещей.Собственники могут жить, не подчиняясь этомуправилу, благодаря доходу, извлекаемому ими изобщественной организации труда без ущерба длякого-либо, в том числе и не имеющих собственности.Эти последние и сами получают выгоду отсуществующей общественной организации труда,поскольку сотрудничество делает труд болеепроизводительным. Только обеспечив дальнейшееувеличение производительности труда, социализммог бы ослабить зависимость индивидуума отусловий жизни. Если же он не может этого сделать,если он, напротив, уменьшает производительностьтруда, то тем самым он уменьшает и свободучеловека от природы.
Глава X. Социализм в изменяющихся условиях
Идея неизменности очень полезна длятеоретического умозрения. Но в реальном мире небывает неизменных состояний. Условияэкономической деятельности изменяютсянепрерывно, и человек не может воспрепятствоватьэтим изменениям.
Воздействия, приводящие экономику в постоянноедвижение, могут быть подразделены на шестьбольших групп. В первую очередь и как важнейшиедолжны быть выделены изменения в природномокружении. Здесь имеются в виду не только всеизменения климата и других природных условий,которые происходят сами собой, помимочеловеческой деятельности, но также и теизменения, которые порождаются человеком, такие,как истощение почвы, оскудение лесных илиминеральных ресурсов. На втором месте находятсяизменения в численности и составе населения,затем изменения в величине и распределениикапитала, затем изменения в техникепроизводства, затем изменения в общественнойорганизации труда и наконец изменения спроса [180*].
Среди всех перечисленных причин измененийнаиболее важна и фундаментальна первая.Предположим, что социалистическое обществоокажется способным регулировать рост населенияи спрос на товары, и таким образом устранитнарушения экономического равновесия, вызываемыеэтими факторами. В таком случае можно было бы недопустить изменений и других условийхозяйствования.
Но социалистическое общество никогда не сможетвлиять на природные условия экономическойдеятельности. Природа не приспосабливается кчеловеку. Человек должен приспосабливаться кприроде. Даже социалистическому обществупридется считаться с природными изменениями; емупридется учитывать последствия стихийныхкатастроф. Ему придется считаться с тем, чтодоступные природные ресурсы не бесконечны.Природные возмущения будут вторгаться в мирноетечение его дел. Не в большей степени, чемкапитализм, он может рассчитывать нанеизменность.
Наивному социалисту кажется, что в миредовольно всего, чтобы сделать каждого счастливыми удовлетворенным. Нехватка и дороговизна благпроистекают только из нелепого общественногоустройства, которое, с одной стороны,ограничивает преумножение производительных сил,а с другой — в результате неравенства враспределении дает слишком много богатым ислишком мало беднякам. [181*]
Мальтусовский закон народонаселения и законубывающей отдачи кладут конец этой иллюзии. Ceterisparibus[168],рост населения выше некоей определеннойвеличины не сопровождаются пропорциональнымростом богатства: если эта точка пройдена,производство на душу населения начинаетсокращаться. Достигло ли уже производствоэтой точки — частный вопрос, и не следует имподменять принципиальной постановки проблемы.
По отношению к этому рассуждению социалистызаняли разные позиции.
Некоторые просто отвергли его. На протяжениивсего XIX века едва ли какой-либо другой авторподвергался таким нападкам, как Мальтус. ПисанияМаркса, Энгельса, Дюринга и многих других полныпоношений «попа» Мальтуса [182*]. [169] Но они не опровергли его. Нынедискуссию по поводу закона народонаселенияможно считать закрытой. Закон убывающей отдачисегодня никем не оспаривается; значит, нет нуждыобращать внимание на тех авторов, которые либоотрицают, либо просто игнорируют это учение.
Другие социалисты верят, что можно развеять всесомнения ссылкой на беспримерный ростпроизводительности, который будет иметь местопосле обобществления средств производства. Нестанем обсуждать здесь реалистичность этой идеи;даже если так оно и будет, все-таки нужносчитаться с тем, что в каждый данный моментсуществует некая оптимальная численностьнаселения, превышение которой должно породитьсокращение душевого производства. Если уж такхочется опровергнуть действенность законовнародонаселения и убывающей отдачи, следуетдоказать, что каждый, рожденный сверхоптимальной численности населения, принесет ссобой столь большой рост производительноститруда, что душевое производство с его появлениемне сократится.
Третья группа удовлетворяется темсоображением, что с распространениемцивилизации и разумного образа жизни, сувеличением благосостояния и повышениемжизненных притязаний рост населениязамедляется. При этом они игнорируют тот факт,что рождаемость сокращается не в силу подъемауровня жизни, а из-за «моральныхограничений», и что стимулы к ограничениюрождаемости исчезают в тот момент, когда семьяперестает требовать самопожертвования, .так какзаботу о детях берет на себя общество. Это всущности та же самая ошибка, в которую впал Годвин[170],когда решил, что существует «закончеловеческого общества», который ограничиваетчисленность населения наличием средствсуществования. Мальтус выявил природу этогозагадочного «закона». [183*]
Социалистическое общество невообразимо безпринудительного регулирования роста населения.Социалистическое общество должно располагатьвластью предотвращать рост или сокращениенаселения сверх определенных границ. Оно должностремиться к поддержанию населения наоптимальном, с точки зрения душевогопроизводства уровне. Как и всякое иное общество,оно должно считать злом как перенаселенность,так и недонаселенность. А поскольку в нем небудут действовать те мотивы, которые вчастнособственнических системах приводят всоответствие уровень рождаемости и доступностьсредств существования, государство будетвынуждено взять на себя регулирование этогодела. Не будем здесь обсуждать, как именно онобудет это делать. Не входит в нашу задачу ивопрос, будет ли социалистическое общество припроведении соответствующих мероприятийпреследовать также цели евгеники и чистоты расы.Но вполне достоверно, что если социалистическоеобщество и сможет обеспечить «свободулюбви», то уж никоим образом не «свободудеторождения». Право на существование каждогорожденного может быть обеспечено только припредотвращении нежелательных родов. Всоциалистическом обществе, как и в любом другом,будут те, для кого «на великом пиршествеприроды не приготовлено места» и кому прикажутудалиться как можно скорее. Никакое негодование,которое способны возбудить эти слова Мальтуса,не изменит этого положения.
Принцип распределения потребительских благ всоциалистическом обществе исключает свободныеизменения спроса. Если бы были возможныэкономические расчеты, а значит, хотя быприблизительное определение расходов напроизводство, тогда в рамках выделенных емуединиц потребления индивидуум мог бы требоватьто, что ему нравится. Каждый мог бы выбрать длясебя наиболее желанное. При этом возможно, что всилу злонамеренности части директоровпредприятий некоторые товары были бы оцененывыше, чем следует. Либо на них отнесли бынепропорционально большую часть накладныхрасходов, либо цена оказалась бы завышенной из-заприменения неэкономичных методов производства,но потребители не знали бы иного способа защиты,кроме политической антиправительственнойагитации. При этом до тех пор, пока они пребывалибы в меньшинстве, им все равно не удалось бы ниулучшить методы производства, ни внести поправкив калькуляции. Но в любом случае то, что немалаядоля факторов производства измерима и чтоблагодаря этому вопрос может быть относительноотчетливо сформулирован, уже было бы для нихподдержкой.
Но поскольку при социализме никакие такиекалькуляции невозможны, все проблемы спросадолжны быть оставлены на долю правительства.Граждане в целом смогут влиять на них так же, какна другие стороны правительственной политики.Индивидуум будет обладать соответствующимвлиянием в той степени, в какой он участвует вформировании общей воли. Меньшинству придетсясклониться перед волей большинства. И системапропорционального представительства, которая посвоей природе пригодна только для выборов исовершенно не годится для принятия конкретныхрешений, их не защитит.
Общая воля, т. е. воля тех, кто сумел оказаться увласти, возьмет на себя те функции, которые всвободной экономике выполняются спросом. Неиндивидуум, а правительство будет решать, какиеименно нужды являются наиболее настоятельными ив силу этого подлежат удовлетворению в первуюочередь.
По этой причине спрос будет намногооднообразней и гораздо менее изменчив, чем прикапитализме. Силы, которые при капитализмепостоянно изменяют спрос, при социализме будутотсутствовать. Как же смогут получить признаниеинновации, отклоняющиеся от традиционнопринятых идей? Как смогут новаторы увлечь массыпрочь от наезженной колеи? Захочет либольшинство отказаться от излюбленных обычаевсвоих предков ради чего-то лучшего, но пока ещенеизвестного? При капитализме, где каждыйиндивидуум в рамках своих средств можетформировать потребительскую корзину, достаточноубедить в преимуществе новых методов одного илинескольких. Остальные постепенно начнутследовать их примеру. Это постепенное принятиеновых способов удовлетворения особеннооблегчается фактом неравенства доходов. Богатыепринимают новшество и привыкают к нему. Такустанавливается мода, которой следуют остальные.Как только богатые слои усвоили определенныйобраз жизни, у производителей появляется стимулулучшать методы производства, так что рано илипоздно бедные получат возможность двигаться темже путем. Таким образом роскошь способствуетпрогрессу. «О промышленном нововведении:сначала это каприз избранного, затем ужепотребность публики и наконец частьнеобходимого. Ведь то, что считается роскошьюсегодня, делается необходимостью завтра» [184*]. Роскошь прокладывает дорогупрогрессу: она развивает скрытые потребности ипорождает в людях неудовлетворенность. Еслиморалисты, осуждающие роскошь, желают бытьпоследовательными, им следовало быпроповедовать сравнительно бедную желаниямилесную жизнь дикарей как конечный идеалцивилизации.
Участвующие в производстве производительныеблага рано или поздно изнашиваются. Это верно нетолько для тех благ, которые образуют оборотныйкапитал, но также и для тех, которые образуютпостоянный капитал. Они также — рано или поздно-- окончательно потребляются в процессепроизводства. Чтобы сохранить капитал в том жеразмере или увеличить его, необходимы постоянныеусилия тех, кто управляет производством.Необходимо заботиться, чтобы потребленныекапитальные блага вовремя замещались, исоздавался новый капитал. Капитал ведь невоспроизводит себя сам.
В совершенно неизменяемой экономическойсистеме эта операция не требует особенного дарапредвидения. Там, где все неизменно, не столь ужтрудно установить, что именно утратилоработоспособность и что нужно сделать для егозамены. В условиях изменчивости все иначе. Здесьпостоянно меняются как направлениепроизводства, так и используемые в нем процессы.Здесь не достаточно заменить отработавший своезавод или исчерпанный запас полуфабрикатованалогичными благами: другие блага — лучшие посвойствам или по крайней мере лучшесоответствующие новым условиям — должны занятьих место либо обновление оборудования в однойотрасли производства должно быть ограничено,чтобы расширить за этот счет или создать зановодругую отрасль. Такие сложные операцииневозможно осуществлять, не прибегая квычислениям. Калькуляция капитала невозможнабез экономических расчетов. В итоге перед лицомодной из самых фундаментальных проблемэкономической деятельности социалистическоеобщество, не располагающее средствамиэкономического расчета, должно оказатьсясовершенно беспомощным. При самом большомжелании оно не сможет установить такоесоотношение между производством и потреблением,чтобы ценность капитала по меньшей мере неубавлялась и чтобы потреблялось только то, чтосверх этого.
Но помимо этой, самой по себе непреодолимой,проблемы, проведение рациональной экономическойполитики в социалистическом обществе встретит идругие трудности.
Как поддержание, так и накопление капиталатребуют неких издержек. Нужно жертвоватьудовлетворением сегодняшних потребностей радибольшего удовлетворения, возможного в будущем.При капитализме жертвы приносят владельцысредств производства и те, кто ограничивает своепотребление, чтобы стать в будущем владельцемсредств производства. Грядущее преимущество, окотором они пекутся, достается не только им. Ониобязаны разделить его с теми, чей доходформируется трудом, поскольку, при прочих равныхнакопление капитала увеличивает предельнуюпроизводительность труда, а следовательно, изаработную плату. Преимущества, порождаемые тем,что они живут по средствам (т. е. не проедаюткапитал) и сберегают (т. е. увеличивают капитал),являются для них достаточным стимуломпродолжать в том же духе. И эти стимулы темсильнее, чем полнее удовлетворены их насущныепотребности. Ведь чем менее настоятельнысегодняшние потребности, которыми нужнопожертвовать ради будущего, тем легче приноситьжертвы. При капитализме поддержание и накоплениекапитала есть одна из функций неравногораспределения собственности и дохода.
При социализме поддержание и накоплениекапитала — задача организованного общества,государства. Цели рациональной политики те же,что и при капитализме. Преимущества будутодинаковы для всех членов общества; издержкитакже будут одинаковыми. Распоряжение капиталомбудет принадлежать обществу: непосредственно —хозяйственным руководителям, в конечном итоге —всем гражданам. Им придется решать: производитьли больше инвестиционных или потребительскихтоваров; использовать ли более короткийпроизводственный цикл, приносящий меньшепродукта, или более длительный, но позволяющийпроизвести больше. Невозможно предсказать, какбудут вырабатываться эти решения большинством.Гадать в данном случае бессмысленно.Обстоятельства принятия решений будут весьмаотличны от тех, каковы при капитализме. Прикапитализме решение о необходимости сбереженийпринимают бережливые и процветающие люди. Присоциализме это будет заботой каждого, безразличий, в том числе бездельников и мотов. Надопомнить также, что стимулов, в виде обещаниябольшего благополучия завтра в обмен насегодняшние сбережения, не будет. Значит,откроются двери для демагогии. Оппозиция всегдабудет готова доказать, что необходимо большевыделить для немедленного потребления, аправительству будет трудно воздержаться отпродления своей власти с помощью щедрыхрасходов. Apres nous le deluge [171] — староеправило правительств.
Знакомство с правительственным стилемкапиталовложений не укрепляет надежду набережливость будущего социалистическогоправительства. Как правило, новый капиталсоздается только за счет займов, т. е. за счетсбережений рядовых граждан. Крайне редко этоткапитал накапливается из налоговых поступленийили из других источников государственныхдоходов. В то же время есть множество примеровтого, как принадлежащие государству средствапроизводства обесцениваются из-за того, что радиэкономии текущих расходов проявляласьнедостаточная забота об их сохранении.
Бесспорно, что правительства социалистическихи полусоциалистических обществ нынешнего дняозабочены задачей ограничения потребления радирасходов, которые принято рассматривать какинвестиционные, нацеленные на образованиенового капитала. Как советское правительствоРоссии, так и нацистское правительство Германиирасходовали громадные средства на обороннуюпромышленность и на развитие импортзамещающихпроизводств. Часть необходимых для этой целикапиталов была получена от иностранных займов,но большая часть — в результате ограничениявнутреннего потребления и инвестиций впроизводство потребительских товаров. Считатьли, что такая политика ориентирована насбережение и образование нового капитала,зависит от нашей оценки усилий по наращиваниювоенной мощи страны и обеспечению еенезависимости от импорта товаров. Сам по себе тотфакт, что потребление ограничено ради сооруженияразличного рода крупных заводов, несвидетельствует об образовании нового капитала.Этим заводам еще предстоит доказать в будущем,действительно ли они вносят вклад в улучшениеснабжения теми товарами, которые необходимы дляэкономического развития страны.
Из сказанного должно быть достаточно ясно, чтосоциализм, как и любая другая система, не можетзнать совершенной стабильности. Это невозможноне только в силу непрерывных изменений природныхусловий производства; помимо этого, работаютнеустанно силы динамики, изменяя численностьнаселения, спрос на товары и величинупроизводительного капитала. Нельзя представить,что эти факторы перестали действовать. Нет нуждыисследовать, действительно ли эти измененияприведут к изменениям в организации труда и втехнике производства, ибо раз уж экономическаясистема не может достичь состояния совершенногоравновесия, не имеет значения, будут линеобходимые инновации на деле внедрены в жизнь.Когда все бурно изменяется, все вообще являетсяинновацией. Даже повторение прежнего — тожеинновация, потому что в новых условиях оно дастновые результаты. Последствия старого будутвполне новыми.
Но это ни в малой степени не означает признаниясоциализма прогрессивной системой.Экономические изменения и экономическийпрогресс вовсе не одно и то же. Из того, чтоэкономическая система не является стационарной,не следует, что она совершенствуется. Изменения вэкономике становятся необходимыми в силуизменений условий экономической деятельности.Экономический прогресс, однако, являетсярезультатом только определенным образомнаправленных изменений, а именно тех, которыеустремлены к цели всякой экономическойдеятельности — к наибольшему возможномубогатству. Такая концепция прогресса вполнесвободна от влияния субъективных суждений. Когдабольшее или то же самое число людей становятсялучше обеспеченными, тогда экономическаясистема прогрессирует. То, что из-за трудностейизмерения ценности нельзя точно измеритьстепень прогресса и что никоим образом нельзяувериться, что прогресс делает человека болеесчастливым, — вопросы, которые нас здесь незаботят.
Есть много способов достижения прогресса.Может быть усовершенствована организация труда.Может быть сделана более эффективной техникапроизводства. Может возрасти величина капитала.Короче, многие пути ведут к этой цели. [185*] Сможет ли социалистическое обществовоспользоваться ими?
Допустим, что оно доверит управлениепроизводством наиболее подходящим людям. Но какони, при всем их таланте, смогут действоватьрационально, если не будут иметь возможностисчитать, делать расчеты? Из-за одного этогосоциализм обречен на гибель.
В любой экономической системе, пребывающей впроцессе изменений, вся экономическаядеятельность ориентируется на будущее, котороеточно не предопределено. А значит, она связана сриском. Она по необходимости спекулятивна.
Подавляющее большинство людей, не умеющихорганизовать успешную спекуляцию, а такжесоциалистические авторы всех мыслимых оттенковговорят о спекуляции очень дурно. Литератор ибюрократ, одинаково чуждые атмосфере деловойактивности, переполняются завистью и гневом,когда думают о богатых спекулянтах и удачливыхпредпринимателях. Их негодованию мы обязаны тем,что многие экономисты положили массу трудов,чтобы ввести неуловимые различия междуспекуляцией, с одной стороны, и «законнойторговлей», «создающим ценностипроизводством» и т. п. — с другой. [186*] На самом деле всякаяэкономическая деятельность за пределамистационарных условий есть спекуляция. Междуработой скромного ремесленника, который обещаетв течение недели изготовить пару обуви позаранее оговоренной цене, и разработкой угольнойшахты, которая лишь годы спустя начнет поставку,различие лишь в мере. Даже те, кто вкладываетденьги в золотообрезные ценные бумаги [173],приносящие фиксированный процент, предаютсяспекуляции независимо от надежности будущегодохода. Они покупают деньги с поставкой вбудущем, так же как спекулянты хлопком покупаютего с отсроченной поставкой. [174] Экономическаядеятельность спекулятивна по необходимости, ибооснована всегда на неопределенном будущем.Спекуляция представляет собой связь междуизолированными экономическими действиями иэкономической деятельностью общества в целом.
Принято приписывать пресловутуюнеэффективность правительственных предприятийтому, что занятые там не заинтересованы вдостаточной степени в результатах собственноготруда. Если бы было возможно просветить каждогогражданина настолько, чтобы он осознал связьмежду собственным трудом и общественным доходом,часть которого принадлежит ему, если бы егохарактер можно было изменить настолько, чтобы онникогда не поддавался лени, тогдаправительственные начинания оказались бы неменее производительными, чем частные. Врезультате проблема обобществленияпревращается в этическую проблему. Чтобысоциализм стал возможен, нужно всего лишьвырвать людей из состояния невежества иаморальности, куда их погрузила ужасная эпохакапитализма. Пока этого достичь не удалось,необходимо использовать все формы поощрений,чтобы сделать людей более усердными.
Уже было показано, что при социализмепроизводительность труда должна упасть из-заотсутствия адекватных стимулов, которые могли быподтолкнуть индивидуума к преодолениютягостности труда. Эта проблема неизбежна дажепри неизменных условиях. В условиях динамикивозникает другая проблема — спекуляции.
В системе с частной собственностью на средствапроизводства спекулянт в высшей степенизаинтересован в результатах спекуляции. В случаеуспеха это в первую очередь его успех. Вслучае неудачи это его убытки. Спекулянттрудится для общества, но на нем лично успех илинеудача отзывается неизмеримо сильнее, чем наобществе в целом. Вес прибыли или убыткаотносительно его средств много выше, чемотносительно средств общества. Чем успешнееспекуляция, тем больше средств производства вего распоряжении, тем больше его влияние на делаобщества. Чем менее успешны спекуляции, темменьше его собственность, тем меньше влияние надела. Если в результате спекуляции он теряет всесостояние, он совершенно исчезает из списка тех,кто призван к руководству делами общества.
При социализме все иначе. Здесь руководительотрасли заинтересован в прибылях и убытках ровностолько же, как и любой из миллионов граждан, —пропорционально своей доле в общественномбогатстве. От его действий зависит судьба всего.Он -может привести страну к расцвету. Он же можетввергнуть ее в нужду и нищету. Его гений можетобеспечить процветание своему народу. Егонеспособность или безразличие могут привестинарод к разрушению и упадку. В его руках, как вруках Бога, и богатство, и нищета. Он должен знатьвсе, имеющее значение для общества. Его суждениядолжны быть безошибочными; он должен обладатьспособностью правильно оценивать условияотдаленного прошлого и будущих веков.
Неоспоримо, что для торжества социализмауправление земными делами должно взять в рукивсеведущее и всесильное божество. Пока этого неслучилось, не стоит ждать, что люди с готовностьюдаруют эту роль кому-либо из своих рядов. Всемреформистам следует учитывать тотфундаментальный для общественной жизни факт, чтоу каждого человека свой разум и своя воля. Неприходится ожидать, что люди неожиданно, пособственной доброй воле, навсегда превратятся впассивные орудия кого-либо одного из них,даже если он будет самым мудрым и самым лучшим.
До тех пор, пока передача управления всемиделами в руки одного человека исключена, нужноприбегать к решениям большинства в комитетах, нагенеральных ассамблеях и как последнее средство-- большинства всего голосующего населения. Ноздесь возникает опасность, которая всегданавлекает беду на коллективистские начинания, —упадок инициативы и чувства ответственности.Инновации не проходят, потому что нельзядобиться соответствующего одобрения у правящегобольшинства.
Положение вещей не улучшится, если из-заневозможности возложить все решения наотдельного человека или единственный комитетделегировать их бесчисленным подкомитетам. Всетакие подкомитеты будут уполномоченными высшейвласти, что неизбежно в силу самой природысоциализма как экономической системы,работающей по единому плану. Они непременнобудут связаны инструкциями верховной власти, аэто само по себе плодит безответственность.
Всем известно, как выглядит аппаратсоциалистического управления: бессчетноемножество чиновников, каждый из которыхревностно защищает свое положение, свою сферудеятельности от вмешательства других и в то жевремя ожесточенно старается спихнутьответственность на кого-либо другого.
При всей своей официозности такая бюрократиядает классический пример бездеятельности. Приотсутствии внешних стимулов ничто не шелохнется.К национализированным предприятиям,существующим в среде преимущественно частнойпромышленности, все стимулы к улучшениюпроизводства приходят от тех предпринимателей,которые рассчитывают извлечь прибыль какпоставщики полуфабрикатов и машин. Руководителиобщественных предприятий обновляютпроизводство, если вообще обновляют, крайнередко. Они ограничиваются имитацией того, чтопроисходит на аналогичных частных предприятиях.И если национализировать все предприятия, вывряд ли услышите хоть слово об улучшениях иреформах.
Одно из важных заблуждений социализма состоитв убеждении, что акционерные компаниипредставляют собой предварительную стадиюсоциализма. При этом ссылаются на то, чторуководители акционерных компаний не являютсявладельцами средств производства и тем не менеепредприятия под их руководством процветают. Еслифункцию владельца будет исполнять вместоакционеров общество, положение вещей неизменится. Директора компаний не будут работатьна общество хуже, чем на акционеров.
Представление, что в акционерной компаниифункцию предпринимательства несут лишьакционеры, а все органы управления компаниейдействуют только как наемные служащиеакционеров, пропитывает также юридическую науку.Была даже попытка положить его в основуправового регулирования акционерных компаний.Это представление ответственно за фальсификациюделовых идей, на которых базировалось созданиеакционерных компаний, за то, что поныне ненайдена юридическая форма, которая бы позволилаакционерным обществам работать без трений, и зато, что система компаний повсюду страдает оттяжких злоупотреблений.
На самом деле нет и никогда не было акционерныхкомпаний, которые бы соответствовали идеалу,созданному этатистски ориентированнымиюристами. Успех всегда сопутствовал только темкомпаниям, директора которых были личнозаинтересованы в их процветании. Жизненная силаи эффективность акционерных обществ лежат впартнерстве между менеджерами, имеющими властьраспоряжаться хотя бы частью акционерногокапитала, и остальными акционерами. Только когдадиректора заинтересованы в процветании компаниитак же, как всякий собственник, только когда ихинтерес совпадает с интересом держателей акций,тогда дело ведется в интересах акционерногообщества. Когда же интересы директоров отличныот интересов части, или большинства, или дажевсех акционеров, дело ведется в направлении,противоположном интересам компании. Во всехакционерных компаниях, еще не задушенныхбюрократизмом, те, кто обладает реальной властью,всегда ведут дело в собственных интересахнезависимо от того, совпадают ли они с интересамиакционеров или нет. Необходимой предпосылкойпроцветания компаний является выделение большойдоли прибылей предприятия тем, кто им реальноуправляет, чтобы для них была чувствительнавсякая неудача предприятия. Во всех процветающихакционерных компаниях такие люди независимо отих легального статуса оказывают решающеевлияние на ход дел. Акционерные компании обязаныуспехом не тому главному управляющему, которыйнапоминает по стилю мышления государственногочиновника, да зачастую и является бывшимгосударственным чиновником, важнейшее качествокоторого — умение строить хорошие отношения свласть имущими. Основа успеха — менеджер, которыйзаинтересован в деле как акционер, сочетаеткачества основателя дела и его движущей силы.Такие люди приносят успех акционерным компаниям.
Социалистическо-этатистская теория, конечно,не признает этого. Она норовит загнатьакционерные компании в такую юридическую форму,которая их иссушит. Она отказывается видеть вруководителях компаний что-либо иное, кромедолжностных лиц, ибо этатисты склонны видеть мирнаселенным исключительно чиновниками. Этатизмвместе с организованными в профсоюзы служащими ирабочими с негодованием борется против большихокладов менеджеров, как будто бы прибылипредприятий возникают сами собой и уменьшаютсяна величину жалованья должностным лицам.Наконец, эта теория оборачивается противакционеров. Новейшая доктрина «в светеразвития представлений о честной игре» несчитает определяющими интересы акционеров.Предпочтение отдается «интересам иблагополучию предприятия, а именно егоэкономической, юридической и социологическойустойчивой самоценности и его независимости отизменчивого большинства изменчивыхакционеров». Для администрации компаний хотятсоздать такие формы власти, при которых они сталибы независимыми от воли тех, кто предоставилбольшую часть акционерного капитала [187*].
То, что главная роль в управлении успешнымиакционерными обществами принадлежит мотивамальтруизма или чему-то в этом роде, — басня.Попытки построить правовое регулированиеакционерных компаний на основе иллюзорногоидеала этатистской хозяйственной политики несумели все же превратить акционерные общества вкусочек столь желанной «управляемойэкономики»; тем не менее они сумели причинитьвред акционерной форме предприятия.
Глава XI. Нереализуемость социализма
Выше мы уже показали трудности, возникающие присоздании социалистического порядка в экономике.В социалистическом обществе невозможенэкономический расчет, а значит, нельзя бытьуверенным в величине издержек и прибыли илииспользовать калькуляции для контроля операций.Одного этого достаточно, чтобы считать социализмнереализуемым. Но существует и другаянеразрешимая трудность на пути социализма.Невозможно найти такую организационную форму,при которой экономические действия индивидуума,не зависящие от сотрудничества с другимигражданами, не сделали бы пустышкой егоответственность за риск. Таковы две проблемы, ипока они не решены, создание социализмапредставляется невозможным, разве что в видесовершенно неизменного общества.
Этим фундаментальным вопросам до сих поруделялось слишком мало внимания. Первый почтиполностью игнорировался, поскольку трудно былоотрешиться от идеи использовать рабочее времякак надежный измеритель ценности. И даже многиеиз тех, кто осознает несостоятельность трудовойтеории ценности, продолжают верить в возможностьизмерения ценности. Это доказываетсямногочисленными попытками открыть масштабценности. Необходимо было осознать истиннуюприроду отношений обмена, выражающуюся врыночных ценах, чтобы прийти к пониманиюпроблемы экономического расчета.
Существование этой важной проблемы могло бытьоткрыто только методами современнойсубъективной теории ценности. В повседневнойжизни, где экономика хотя и сползает ксоциализму, но все еще не стоит полностью насоциалистической почве, проблема непредставляется столь настоятельной, чтобыпривлечь общее внимание.
Со второй проблемой все было иначе. По мерерасширения социализированного сектора всебольше внимания уделялось скверным деловымрезультатам национализированной имуниципализированной промышленности. Источниктрудностей способен заметить и ребенок. Так чтонельзя сказать, что эта проблема осталась в тени.Но подходы к ее решению были плачевнонеадекватными. Ее органическая связь с природойсоциалистического предприятия была истолкованапросто как проблема подбора служащих. Не былопонято то, что даже самые одаренные, с наилучшимиволевыми данными люди не в силах преодолетьпроблемы, создаваемые социалистическимуправлением в промышленности.
Для большинства социалистов понимание этихпроблем затруднено не только их приверженностьютрудовой теории ценности, но и всемпредставлением о природе экономическойдеятельности. Они не в силах осознатьнеизбежность постоянных изменений производства:их концепции социалистического общества всегдастатичны. В своей критике капитализма они неупускают экономического прогресса и яркоизображают те трения, которые возникают врезультате изменений в экономике. Но похоже, чтодля них не только трения, но и сами изменения естьисключительное свойство капитализма. Вблаженном царстве будущего все будетразвиваться вне движения или без трения.
Лучше всего это видно на примере изображенийпредпринимателя в социалистической литературе.Очевидно же, что в центре любого анализакапиталистического порядка должен быть некапитал и не капиталист, а предприниматель. Носоциализм, в том числе марксистский социализм,видит в предпринимателе нечто чужеродноепроцессу производства: его единственная забота —присвоение прибавочной стоимости. Достаточноэкспроприировать этих паразитов, чтобы возниклосоциалистическое общество. Перед Марксом и в ещебольшей степени перед многими другимисоциалистами витают воспоминания обосвобождении крестьян и уничтожении рабства. Новсе они не могли понять, что положениефеодального лорда совсем не то же, что положениепредпринимателя. Феодальный властитель не влиялна производство. Он стоял вне процессапроизводства, и только когда все заканчивалось,появлялся с требованием своей доли дохода. Нотам, где помещик и рабовладелец руководилипроизводством, они сохранили положение и послеуничтожения рабства и крепостного права. Ихдействительные экономические функции неизменились оттого, что работники получили правона полный продукт труда. Ведь предпринимательвыполняет функции, которые сохранятся даже всоциалистическом обществе. Этого социалисты невидят или отказываются видеть.
Характерное для социалистов непониманиепредпринимательства вырождается видиосинкразию к спекуляции. Даже Маркс, невзираяна все свои хорошие намерения, в этом вопроседвижется «мелкобуржуазным» фарватером, апоследователи еще и превзошли его. Всесоциалисты просмотрели тот факт, что даже всоциалистическом обществе каждомуэкономическому действию противостоитнеопределенность будущего и что его экономическиепоследствия не ясны, даже если оно техническивполне успешно. В неопределенности, котораяведет к спекуляции, они видят лишь последствияанархии производства, тогда как на деле эторезультат изменчивости экономическихобстоятельств.
Множество людей не способно осознать, что вэкономической жизни постоянны только изменения.Существующий порядок вещей рассматривается каквечный: как было, так и должно остаться. Но еслидаже они могли бы усвоить, что πάντα ρει [175], они все равно были бы беспомощныперед встающими проблемами. Предвидеть идействовать с расчетом на будущее, следоватьновыми путями — всегда дело немногих, лидеров.Социализм — это экономическая политика толпы,масс, лишенных понимания природы экономическойдеятельности. Социалистическая теория естьрезультат их подхода к экономическим вопросам.Она создана и поддерживается теми, для когоэкономическая жизнь враждебна, кто не понимаетее.
Среди .социалистов только Сен-Симон понимал донекоторой степени место предпринимателей вкапиталистической экономике. В результате емучасто отказывают в праве числиться социалистом.Остальные совершенно не могли понять, что и всоциалистическом обществе сохранитсянеобходимость в функции, которую выполняютпредприниматели в капиталистическом обществе.Особенно отчетливо это отражено в работахЛенина. По Ленину, труд, который при капитализмевыполняют все те, кому он отказывает в правеназываться «трудящимися», может быть сведенк «контролю над производством ираспределением» и «учету труда ипродукции». Эти операции легко могут бытьвыполнены «вооруженными рабочими, поголовновооруженным народом» [188*].Ленин вполне оправданно отделяет эти функции,выполняемые «капиталистами и чиновниками»,от труда технически подготовленного высшегоперсонала, не упустив при этом возможностивыказать презрение к научно подготовленнымработникам, столь характерное длямарксистско-пролетарского снобизма. [176] «Учет...контроль... — говорит он, — упрощен капитализмомдо чрезвычайности, до необыкновенно простых,всякому грамотному человеку доступных операцийнаблюдения и записи, знания четырех действийарифметики и выдачи соответственных расписок»[189*].Значит, можно устроить так, чтобы каждый членобщества выполнял эти операции самостоятельно [190*].Этим полностью исчерпывается все, что Ленин имелсообщить об этой проблеме, и никакой другойсоциалист не может этого дополнить. Ихпредставление об основах экономической жизнитакое же, как у мальчика-рассыльного, длякоторого вся работа предпринимателя — в умениипокрывать поверхность бумаги буквами и цифрами.
Именно по этой причине Ленину не удалосьосознать причины полного провала своей политики.Его интеллектуальный и житейский опыт всегда былстоль далек от экономической жизни, что трудбуржуазии остался для него столь же чуждым инепонятным, как для готтентота работапутешественника, определяющего географическиекоординаты местности. Когда он увидел, что егополитика забуксовала, он принял решение неполагаться более на «вооруженных рабочих»как на инструмент принуждения «буржуазных»специалистов к сотрудничеству;
вместо этого было решено предложить им«высокое вознаграждение» на «короткийпереходный период», чтобы они смогли наладитьсоциалистическое хозяйство и тем самым сделатьсамих себя более не нужными. Он даже полагалвозможным сделать все это за год [191*].
Те социалисты, которые не представляли себесоциалистическое общество как сильноцентрализованную организацию, в отличие от своихболее проницательных и, конечно, много болеепоследовательных собратьев полагали, что всепроблемы управления промышленностью могут бытьразрешены за счет демократизации управленияпредприятиями. Они полагали, что отдельныепредприятия могут получить известную свободу инезависимость в ведении собственных дел безугрозы для унификации и разумной координациипроизводства. Если поставить каждое предприятиепод контроль рабочих комитетов, никакихтрудностей быть не может. Здесь мы находим целыйбукет ошибок и заблуждений. Проблемы управленияэкономикой намного менее существенны вотношении отдельного предприятия, чем вотношении согласования работы предприятия сэкономикой в целом. Речь идет о закрытии,расширении, сокращении и перестройкепредприятий, об организации новых производств,но это все вопросы, которые никогда не могут бытьрешены рабочими отдельного предприятия.Проблемы управления промышленностью далековыходят за рамки вопроса об управлении отдельнымпредприятием.
Государственный и муниципальный социализм далмножество пренеприятных доказательств того,сколь необходимо пристальное внимание куправлению экономикой. Но этатисты в целомтрактовали эту проблему столь же неадекватно,как и русские большевики. Общее мнениеусматривает главный недостаток обобществленныхпредприятий в отсутствии «делового» стиляруководства. Разумное толкование этого модногодиагноза могло бы помочь правильно понятьпроблему. На предприятиях коммунального сектораотсутствует дух предпринимательства и главнаяпроблема социализма — создать что-либо взамен. Нотолкуется этот диагноз совсем не так.Распространенное понимание есть характерныйпродукт бюрократического сознания, т. е. сознаниялюдей, для которых все виды человеческойдеятельности представляют собой выполнениеформальных служебных и профессиональныхобязанностей. Чиновничество классифицирует всевиды деятельности по тому, какую проверку долженпройти человек и сколько лет прослужить, чтобызанять соответствующую должность.«Подготовка» и «служебный стаж» сутьединственные критерии, которыми определяетсяпригодность чиновника к «месту». Еслидеятельность какого-либо служебного органапредставляется неудовлетворительной, возможнотолько одно объяснение: у должностных лиц не былосоответствующей подготовки, и в будущемназначения нужно делать иначе. В сущностипредлагается, чтобы будущие кандидаты имелидругую подготовку. Если бы только руководителипредприятий общественного сектора имели опыт«дела» в смысле бизнеса, управление былобы более деловым. Но для чиновника, которомучужд сам дух капиталистическогопредпринимательства, это означает лишьформальное освоение деловых приемов: скоростьответа на запросы, внедрение новых видоввспомогательных технических средств — пишущих икопировальных машин и т.п., устранение ненужногодублирования и пр. Таким путем «духпредпринимательства» и проникает напредприятия общественного сектора. А после всебывают изумлены полным провалом подобного«делового» человека, терпящего неудачу ещеболее сокрушительную, чем его предшественник —всесторонне осмеянный чиновник государственнойадминистрации, у которого было по крайней мерепреимущество в формальной подготовке.
Нетрудно показать ошибочность этих идей.Свойства делового человека нельзя отделить отпозиции предпринимателя в капиталистическоммире. Врожденными могут быть только качества умаи характера, существенные дляпредпринимательства, но не сама«деловитость». Точно так же обстоит дело снавыками, Которые могут быть получены благодаряучебе. Необходимые бизнесмену знания и навыкиможно и преподавать, и изучать. Но деловымчеловеком становятся не потому, что проводят рядлет в коммерческом учебном заведении, выучиваютбухгалтерский учет и усваивают жаргонкоммерсантов; бесполезно здесь также освоениемашинописи, стенографии или иностранных языков.Все это необходимо для приказчика, клерка. Ноклерк не является бизнесменом, хотя в обыденнойречи его и могут назвать «подготовленныйбизнесмен».
Когда все эти очевидные истины были осознаны,был проведен эксперимент: управлениеобщественными предприятиями было доверенопредпринимателям, которым всегда ранеесопутствовал успех. Результаты оказалисьплачевными. Выяснилось даже, что новыеуправляющие не только не лучше старых, но и что имнедостает столь свойственного опытнымчиновникам понимания формального порядка.Причины неудачи очевидны. Предприниматель,отчужденный от столь характерной для него роли вхозяйственной жизни, перестает быть бизнесменом.Сколь бы ни были велики его знания и опыт, онтеперь не более чем должностное лицо.
Столь же бесполезны попытки решить проблему спомощью новых методов вознаграждения. Принятодумать, что, если бы управляющие общественныхпредприятий лучше оплачивались, возникла быконкуренция за эти посты и стало бы возможнымотбирать лучших. Многие идут еще дальше, полагая,что трудности можно разрешить, предоставивуправляющим долю в прибылях. Показательно, чтоэти предложения едва ли когда-нибудь пыталисьвнедрить, хотя они выглядят вполне практичными,пока общественные предприятия существуют нарядус частными и пока возможность экономическогорасчета позволяет точно определять успешностьобщественных предприятий (что невыполнимо присоциализме). Но дело не столько в доле менеджера вприбылях предприятия, сколько в его доле вубытках, возникающих в ходе его деловых операций.Если оставить в стороне моральнуюответственность, менеджер общественногопредприятия, не владеющий собственностью, можетотвечать лишь за сравнительно небольшую частьубытков. Обеспечить участие в прибылях тому, ктобезразличен к убыткам, — это стимулироватьнесерьезное отношение к делу. Таков опыт нетолько общественных предприятий, но также и техчастных начинаний, в которых сравнительнонебогатым менеджерам предоставляли правоучастия в прибылях.
Верить в то, что социалистическиепреобразования приведут в итоге к моральномуочищению человечества и, по расчету социалистов,все само устроится как надо, — значит простоуклоняться от решения проблемы. Не будемобсуждать вопрос, действительно ли социализмпринесет с собой все обещаемые нравственныерезультаты. Проблемы, которые нас здесь занимают,имеют своей причиной вовсе не моральныенедостатки человечества. Эти проблемыпорождаются самой логикой воли и действия,которые будут возникать всегда и везде.
Невзирая на то, что до сих пор все попыткисоциалистов найти выход из тупика этих проблемпроваливались, попробуем наметить пути, накоторых эти проблемы могут быть разрешены.Только в результате такой попытки мы можемпрояснить свет на вопрос, возможно ли такоерешение в рамках социалистической организацииобщества.
Первым необходимым шагом должно быть выделениев социалистическом обществе тех, кому следуетдоверить управление определенными отраслями. Дотех пор, пока социалистическая промышленностьуправляется из единого центра, который всемраспоряжается и за все несет ответственность,решение проблемы недостижимо, поскольку внецентра все остаются простыми инструментами, неимеющими собственной сферы независимойдеятельности и, значит, не знающими никакойответственности. Мы же должны стремиться квозможности не только надзирать и управлятьпроизводством в целом, но и оценивать поотдельности результаты частей всегопроизводственного процесса, осуществляемых вболее узком пространстве.
По крайней мере в этом отношении наш мысленныйэксперимент движется параллельно всем прошлымпопыткам решения проблемы. Каждому ясно, что целиможно достичь, только если ответственностьвыстраивается с самого низа. Значит, нам следуетначать с отдельного производства или части его.Не столь уж важно, как велика выбранная намипроизводственная единица, поскольку мы можемиспользовать еще раз найденный нами способделения слишком крупных единиц. Гораздо важнеевопроса, где и как часто следует проводить такоечленение, другой: как, несмотря на разложениепроизводства на части, мы можем сохранитьединство совместной деятельности, без которогообщественное хозяйство невозможно.
Итак, мы предполагаем, что социалистическийпроизводственный аппарат разделен на любоечисло частей, каждая из которых отдана под началоотдельного менеджера, управляющего. Каждыйменеджер наделен полной ответственностью засвои действия. Это означает, что ему идет прибыльили очень значительная часть прибыли; в то жевремя на него ложится значительная частьубытков, если только общество не возьмет на себявосстановление средств производства, которые онрасточит в результате дурного управления. Еслиже он промотает все доверенные ему средствапроизводства, он потеряет пост менеджера ивернется в ряды простых людей.
Если эта персональная ответственностьуправляющего не просто слова, тогда его операциидолжны быть четко отделены от операций другихуправляющих. Все, что он получает от другихподразделений в виде материалов илиполуфабрикатов для дальнейшей обработки, а такжевсе работы, которые выполнят в его подразделении,будут отнесены на его дебет; все, что он выпускаетна сторону — в другие подразделения или дляконечного потребления, будет занесено в егокредит. Необходимо, однако, чтобы у него быласвобода решать, какие именно машины, материалы,полуфабрикаты и работники нужны ему в егоподразделении и что именно он будет здесьпроизводить. Если ему не предоставят этойсвободы, на него нельзя возлагать никакойответственности. Ведь не его вина, если пораспоряжению начальства он произвел нечто, начто при существующих условиях нет спроса, илиесли ему поставили некондиционные материалы,или, что то же самое, поставленное было чрезмернодорогим. В первом случае неудачи подразделенияследует списать на распоряжения начальства, впоследнем — на поведение поставщиков. Нообщество должно иметь те же права, что иуправляющий подразделения. Это означает, что оноберет произведенное им только в случаенадобности и только по самой низкой цене, а запоставленную рабочую силу получает наивысшуювозможную плату: т. е. оно предоставляет рабочуюсилу тому, кто больше заплатит.
Теперь в отношении к производству обществораспадается на три группы. Одна — высшееэкономическое начальство. Ее функция — надзиратьисключительно за упорядоченностью процессапроизводства в целом, тогда как за ведениечастных процессов полностью отвечаютуправляющие подразделений. Третья группа —граждане, которые не относятся ни к высшемуначальству, ни к управляющим подразделений.Между этими двумя группами расположена особаягруппа управляющих подразделений. При введениирежима они получили от общества часть средствпроизводства, за которые им не пришлось платить,и продолжают получать рабочую силу, формируемуюиз членов третьей группы, которая достается тем,кто платит больше. Высшее начальство, котороедолжно начислить на счет каждого члена третьейгруппы все, что тот заработал на производстве,или, если он работал в аппарате высшегоуправления, все, что положено ему за этот труд,распределит затем потребительские блага средиграждан всех трех групп. Прибыль перечисляютуправляющим подразделений, которые поставилитовары. При таком устройстве обществауправляющий сможет полностью отвечать за своиоперации. Сфера его ответственности резкоотделена от того, за что должны отвечать другие.Здесь мы уже не имеем дела с общими результатамиэкономической деятельности всего общества, вкоторых вклады индивидуумов неразличимы.«Производственный вклад» каждогоотдельного управляющего открыт для отдельнойоценки, так же как и вклад любого отдельногогражданина в каждой из трех групп.
Ясно, что управляющим подразделений следуетпозволить расширять или сокращать своеподразделение, а также изменять профиль егодеятельности в зависимости от спроса напотребительском рынке. Следовательно, они должныиметь возможность продавать находящиеся в ихраспоряжении средства производства, которые сбольшей настоятельностью необходимы где-то еще,этим другим подразделениям; и они должны быть всостоянии просить за них столь много, сколькоможно получить при существующих условиях...
Нет нужды продолжать анализ дальше. Ибо переднами капиталистическое устройство общества —единственная форма организации экономики, прикоторой возможно непосредственное применениепринципа личной ответственности каждогогражданина. Капитализм и есть та формаобщественного хозяйства, в которой устраняютсявсе вышеописанные недостатки социалистическойсистемы.