Глава XV. Отдельные формы социализма
Суть социализма в следующем: все средствапроизводства находятся в исключительномраспоряжении организованного общества. Это, итолько это, является социализмом. Все остальныеопределения вводят в заблуждение.
Можно верить в то, что социализм реализуем лишьпри вполне определенных политических икультурных условиях. Однако такое убеждение — неоснование, чтобы именовать социализмом лишь однуконкретную его форму и отрицать применимостьэтого термина ко всем остальным мыслимымспособам осуществления социалистическогоидеала. Социалисты марксистского толка всегдаочень ревностно настаивали на том, что ихсоциализм есть единственно истинный, а всеостальные социалистические идеалы и методы ихдостижения не имеют ничего общего с подлиннымсоциализмом. В политическом плане это былоисключительно умно. Если марксисты готовы былибы признать родство своего идеала с идеаламидругих партий, их политическая агитация сильнозатруднилась бы. Им никогда не удалось бы созватьпод свои знамена миллионы неудовлетворенныхжизнью немцев, если бы им пришлось открытопризнать, что их цели в основном не отличаются отцелей правящих классов прусского государства.Если бы накануне октября 1917 г. марксистаспросили, чем его социализм отличается отсоциализма других течений, в первую очередьконсервативных, он бы ответил, что в марксизменеразделимо присутствуют демократия и социализми, более того, что марксизм естьбезгосударственный социализм, посколькунамеревается устранить государство.
Мы уже знаем, чего стоят эти аргументы, ифактически после победы большевиков они быстроисчезли из списка марксистских общих мест. Вовсяком случае нынешние представления марксистово демократии и безгосударственности весьмаотличны от их прежних представлений.
Но марксисты могли ответить на вопрос и иначе.Они могли сказать, что их социализм —революционный в отличие от реакционного иконсервативного социализма других. Такой ответлучше помогает понять отличие марксистскойсоциал-демократии от других социалистическихтечений. Для марксиста революция означает непросто насильственное изменение существующегостроя жизни, но в соответствии с марксистскимхилиазмом некий шаг человечества к выполнениюего предназначения [203*]. [191] Для него неизбежная социальнаяреволюция, которая приведет мир к социализму,есть последний шаг к вечному спасению.Революционеров история предназначила дляреализации своих планов. Революционный дух сутьсвященный огонь, который нисходит на них ипозволяет выполнить эту великую задачу. В этомсмысле определение партии как«революционной» является знакомблагородного отличия для марксистскогосоциалиста. В этом же смысле он рассматривает всеиные партии как однородную, однообразнуюреакционную массу, поскольку они противостоятего методам достижения конечной цели.
Очевидно, что все это никак не связано ссоциологическим представлением осоциалистическом обществе. Замечательно,конечно, когда некая группа лиц объявляет себяединственными носителями знания пути к спасению,но когда их путь к спасению оказывается таким же,как у многих других верующих, претензии наисключительную избранность становитсянедостаточно, чтобы провести различие между нимии другими такими же.
Для понимания концепции государственногосоциализма недостаточно этимологическогораскрытия термина. [192]В истории слова отразился лишь тот факт, чтогосподствующие круги Пруссии и другихгерманских государств исповедовали социализмименно в форме государственного социализма.Поскольку они отождествляли себя со своимгосударством, с формой этого государства, с идеейгосударства вообще, естественно назватьизбранную ими форму социализма государственнымсоциализмом. Чем более Марксово учение оклассовой природе государства и его отмираниизатемняло основную концепцию государства, теместественней казалось использование термина.
Марксистский социализм был жизненнозаинтересован в проведении различия междуогосударствлением и обобществлением средствпроизводства. [193]Лозунги социал-демократической партии никогдане стали бы популярными, если бы они выдвигалиогосударствление средств производства вкачестве конечной цели социализма. Ведьгосударство, хорошо знакомое тем народам, средикоторых марксизм получил наибольшеераспространение, было не таким, чтобы соптимизмом смотреть на его возможноевмешательство в экономику. Немецкие, австрийскиеи русские последователи марксизма жили воткрытой вражде с власть имущими,представлявшими государство. К тому же у них былавозможность оценить результаты национализации имуниципализации. При всем желании они не могли невидеть крупных недостатков национализированныхи муниципализированных предприятий. Было простонемыслимо возбудить энтузиазм программойогосударствления. Оппозиционная партия былаобязана нападать на ненавистное авторитарноегосударство. Лишь таким способом она могла быпривлечь симпатии недовольных. Из этойпотребности политической агитации и возникламарксистская доктрина отмирания государства.Либералы настаивали на ограничении властигосударства и передаче власти народнымпредставителям; они требовали свободногогосударства. Маркс и Энгельс, пытаясь переигратьлиберализм, приняли без критики анархистскуюдоктрину уничтожения всех видов государственнойвласти, вовсе игнорируя то, что социализм долженозначать не уничтожение, а неограниченноерасширение власти государства.
Схоластическое различение огосударствления иобобществления, тесно связанное с учением оботмирании государства при социализме, столь жеабсурдно и безосновательно, как и это учение.Сами марксисты сознают слабость своейаргументации и посему обычно избегают ееобсуждения, ограничиваясь заявлениями обобобществлении средств производства, безпопытки подробнее описать это понятие, чтобысоздать впечатление, что обобществление чем-тоотличается от огосударствления, с которым всезнакомы. Когда не удается избежать от обсужденияэтого щекотливого вопроса, им приходитсяпризнавать, что передача предприятийгосударству будет «шагом на пути к тому, чтобысамо общество взяло в свое владение всепроизводительные силы» [204*],или «естественным исходным пунктом тогоразвития, которое ведет к социалистическойассоциации» [205*].
Энгельс находит выход в том, чтобыопротестовать отождествление «всякой»формы огосударствления, национализации ссоциализмом. Он не стал бы характеризовать как«движение к социализму» актынационализации, проводимые из финансовыхпотребностей казны, которые предпринимаются«главным образом для того, чтобы иметь новыйнезависимый от парламента источник дохода». Нонезависимо от целей, само по себеогосударствление означает не что иное, как,выражаясь марксистским языком, уничтожениеприсвоения прибавочной стоимости капиталистамиеще в одной отрасли производства. Этосправедливо для актов огосударствления,осуществляемого ради политических иливоенно-политических целей, которые Энгельс такжене согласен считать социалистическими. Онвыдвигает в качестве критериев социалистичностинационализации то, что данные средствапроизводства и обращения действительно должныперерасти возможности управления в акционерныхкомпаниях, так что национализация становитсяэкономически неизбежной. Эта неизбежность впервую очередь возникает «для крупных средствсообщения: почты, телеграфа, железных дорог» [206*]. Но при этом крупнейшиежелезнодорожные сети мира, находящиеся вСеверной Америке, так же как и самые важныетелеграфные линии — глубоководные кабели, так ине были национализированы, тогда какогосударствлению подверглись небольшие и неимеющие важного значения железные дороги вэтатистски ориентированных странах.Национализация почтовой службы была произведенав первую очередь по политическим причинам, ажелезных дорог — по соображениям военным. Можноли сказать, что эти акты национализации были«экономически неизбежными»? И что вообщеозначает «экономическая неизбежность»?
Каутский также довольствуется отрицанием того,что «всякий переход в ведение государствакакой-либо хозяйственной функции или какого-либохозяйственного предприятия является шагом ксоциалистической ассоциации и что последняяможет возникнуть из общей передачи государствувсего хозяйственного механизма, без всякойперемены в самой сущности государства» [207*]. Но никто никогда неоспаривал, что сущность государства сильноизменится в случае преобразования его всоциалистическое общество путемогосударствления всего производства. Потому-тоКаутский в силах сказать лишь то, что «до техпор, пока имущие классы в то же время будут и господствующими»,полная национализация невозможна. Осуществлениеее станет возможным только тогда, «когда трудящиесяклассы станут господствующими вгосударстве». Лишь когда пролетариат захватитполитическую власть, он «преобразует»государство в обширную хозяйственнуюассоциацию, полностью удовлетворяющую всесущественные потребности своими собственнымисилами» [208*]. Главный и единственныйтребующий ответа вопрос — станет ли полнаянационализация, проведенная несоциалистическойпартией, обоснованием социализма — Каутскийоставляет без ответа.
Конечно, есть существеннейшее и чрезвычайноважное различие между национализацией илимуниципализацией индивидуальных предприятий вобществе, основанном преимущественно на частнойсобственности на средства производства, и полнымобобществлением, после которого никакая частнаясобственность индивидуума на средствапроизводства невозможна. До тех пор, пока лишьотдельные предприятия принадлежат государству,цены на средства производства будутопределяться рынком, а благодаря этому игосударственные предприятия смогутосуществлять экономические расчеты. Другойвопрос — в какой степени управление предприятиембудет учитывать результаты этих расчетов; но самтот факт, что до известной степени результатыдеятельности поддаются количественной оценке,дает в руки правлению таких предприятийкритерии, которые не будут доступныадминистрации в чисто социалистическомобществе. С полным основанием можно назватьметоды управления государственнымипредприятиями плохим бизнесом, но все-таки этоеще бизнес. В социалистическом обществе, как мыуже видели, экономика в строгом смыслеслова просто невозможна[209*].
Национализация всех средств производстваведет к полному социализму. Национализация частисредств производства есть шаг в направлении кполному социализму. Удовольствуемся ли мы первымшагом или захотим двигаться дальше, не меняетфундаментального значения этого шага. Точно также, если мы намерены передать все предприятия вовладение организованного общества, нам неостается ничего иного, кроме какнационализировать каждое отдельное предприятие-- все одновременно или одно за другим.
До какой степени марксисты запутали все,связанное с обобществлением, иллюстрирует опытГермании и Австрии после того, как в ноябре 1918 г.социал-демократы пришли там к власти. [194] За однуночь стал популярным новый, прежде неслыханныйлозунг: «Социализация». Лозунг представлялсобой просто парафраз немецкого слова«обобществление» (Vergesellschaftung), замену егопривлекательно звучащим иностранным Sozialisierung.Никому и в голову не могло прийти, чтосоциализация означает не что иное, какмуниципализацию, или огосударствление, любого,кто заявил бы об этом, признали бы полнымневеждой, не понимающим, что между этимипонятиями зияет пропасть. Комиссии посоциализации, созданные вскоре после прихода квласти социал-демократов, стремились изобрестидля социализации такую форму, чтобы по крайнеймере чисто внешне можно было этот процессотличить от национализации и муниципализации,проводимых прежним режимом.
Первый отчет германской комиссии был посвященсоциализации угольной промышленности, и в нембыла отвергнута идея проведения социализациичерез национализацию шахт и угольной торговли,причем резко подчеркивались недостаткинационализированных угольных предприятий. Нопри всем том ни слова не было сказано, чем же насамом деле социализация может отличаться отнационализации. В отчете было выраженоубеждение, что «изолированноеогосударствление угольной промышленности неможет рассматриваться как социализация, покакапиталистические предприятия продолжаютработать в других отраслях: просто-напросто одиннаниматель сменит другого». При этом оставалсяоткрытым вопрос о том, может ли намечавшаясяизолированная социализация при тех же условияхозначать что-либо иное [210*]. Было бы еще понятно, если быкомиссия заключила все это заявлением, что дляполучения блаженных плодов социализманедостаточно национализировать лишь однуотрасль производства, и рекомендовала быгосударству взять все предприятия одним махом,как это совершили большевики в России и Венгрии икак это мечтали совершить спартаковцы вГермании. [195] Но онане сделала этого. Напротив, она выработалапредложения по социализации, включающиеизолированную национализацию отдельныхотраслей, начиная с добычи и торговли углем. То,что комиссия при этом избегала использоватьтермин «огосударствление», не имеетникакого значения. Предложение комиссии сделатьсобственником социализированной угольнойпромышленности не германское государство, а«Германское угольное общество» — не болеечем юридическая казуистика. Когда комиссиязаявила, что эта собственность должнарассматриваться только «вформально-юридическом смысле», поскольку«Угольное общество» не будет «располагатьвозможностями частного нанимателя и, значит, несможет эксплуатировать рабочих ипотребителей» [211*], онаиспользовала самые пустые уличные лозунги. Наделе и весь отчет представлял собой не что иное,как набор популярных ошибочных представлений опороках капитализма. Единственное, чем угольнаяпромышленность, социализированная всоответствии с предложениями большинства членовкомиссии, должна была отличаться от другихобщественных публичных предприятий, — это высшееруководство. Во главе угольных шахт должностоять не какое-то должностное лицо, носоставленная по определенный правилам коллегия. Parturiuntmontes, nascetur ridiculus mus ![196].
Итак, нельзя считать отличительным признакомгосударственного социализма признаниегосударства организатором общественногохозяйства, поскольку никакого иного социализмапросто нельзя вообразить. Семантический анализэтого термина может помочь нам не больше, чеманализ корневых значений слов, составляющихтермин «метафизика», поможет пониманиюсамой метафизики. [197] Следуетзадаться вопросом: какой смысл связывали с этимвыражением те, кого принято считатьпоследователями движения за государственныйсоциализм, т. е. радикальные этатисты.
Этатистский социализм отличается от всехдругих социалистических систем в двух пунктах. Впротивоположность многим другимсоциалистическим течениям, которые мечтали онаибольшем возможном равенстве в распределенииобщественного дохода между людьми,государственный социализм делает основойраспределения заслуги и ранг индивидуума.Излишне говорить, что суждение о достоинствахчисто субъективно по природе своей и никоимобразом не допускает научной проверки. Этатизмимеет вполне определенные представления обэтической ценности отдельных групп в обществе.Он преисполнен почтения к монархии, знати,крупным землевладельцам, священнослужителям,профессиональным солдатам, особенно офицерству,и чиновничеству. Привилегированные позиции снекоторыми оговорками предоставляются такжеученым и художникам. Крестьяне и ремесленникизанимают скромное место, а еще нижерасполагаются обычные работники ручного труда.На самом дне — ненадежные элементы, недовольныетем кругом деятельности и доходов, которые импредоставлены этатистским планом, и стремящиесяулучшить свое материальное положение. Этатистстроит мысленную иерархию подданных своегобудущего государства. Более благородный будетиметь больше власти, больше почета и большийдоход, чем менее благородный. Что благородно ичто неблагородно, будет определяться преждевсего традицией. Для этатиста самое плохое вкапитализме то, что при нем распределение доходане соответствует государственной шкалеценностей. То, что торговец молоком или фабрикантбрючных пуговиц может иметь доход больший, чемотпрыск благородной семьи, чем тайный советникили лейтенант, кажется ему нетерпимым. Чтобыисправить это положение дел, капиталистическаясистема должна быть заменена этатистской.
Со стороны этатистов эта попытка удержатьтрадиционный порядок социальных рангов иэтических оценок различных классов никоимобразом не предполагает передачи всех средствпроизводства в формальную собственностьгосударства. Это было бы, с точки зренияэтатистов, полным ниспровержением историческисложившегося порядка. Только большиепредприятия подлежат национализации, и дажездесь необходимы исключения для крупныхземлевладений, особенно для наследственнойсемейной собственности. В сельском хозяйстве,как и на малых и средних промышленныхпредприятиях, частная собственность, по крайнеймере на словах, должна сохраниться. Точно так же,с некоторыми ограничениями, следует сохранитьполе деятельности для свободных профессий. Новсе предприятия должны стать по существугосударственными заведениями. Аграрий сохранитза собой титул собственника, но ему будетзапрещена «эгоистичная ориентация только намелочную прибыль»; на нем лежит «долгосуществлять цели государства» [212*]. Ведьсельское хозяйство, согласно этатисту, естьобщественное дело. «Аграрий — этогосударственный служащий и должен по совести илипредписаниям государства делать то, чтонеобходимо. Если он получает довольно для того,чтобы содержать себя и удовлетворять свои нужды,значит, он имеет все, что может требовать». [213*] То же самое приложимо ктруду ремесленников и торговцев. В системегосударственного социализма точно так же, как и влюбом другом социализме, почти нет места длянезависимого предпринимателя, свободновладеющего средствами производства. Властиустанавливают цены и определяют, что, как и вкаком количестве должно производиться. Здесьневозможна спекуляция ради получения«чрезмерной» прибыли. Чиновники проследят,чтобы никто не получал больше «положенного»,т. е. такого дохода, который соответствует егосоциальному рангу. Любой излишек будет«срезан».
Марксистские авторы также утверждают, что дляторжества социализма не обязательно передаватьнепосредственно в общественную собственностьмалые предприятия. На самом деле они считают этопросто неосуществимым; обобществить малыепредприятия можно лишь так, чтобы, оставив ихформально в собственности прежних владельцев,всесторонне подчинить государственному надзору.Каутский говорит, что «ни один серьезныйсоциалист не требовал никогда, чтобы крестьянебыли экспроприированы или чтобы их земли быликонфискованы» [214*]. Не предлагает также Каутский иобобществления мелких производителей путемэкспроприации их собственности [215*]. Крестьянеи ремесленники встроятся в механизмсоциалистического общества так, чтопроизводство и цены на их продукцию будутопределяться властью, а номинальнымисобственниками будут по прежнему они сами.Уничтожение свободного рынка преобразит их изнезависимых собственников и предпринимателей вфункционеров социалистического общества,отличающихся от прочих граждан только формойвознаграждения [216*]. Значит, формальное сохранение остатковчастной собственности на средства производстванельзя рассматривать как исключительнуюособенность системы государственногосоциализма. Характерной для него является толькостепень использования этого метода упорядочениясоциальных условий производства. Уже былосказано, что этатизм в общем предполагаетформально оставить собственность крупнымземлевладельцам, за исключением, возможно,собственников латифундий. Еще важнее то, чтоэтатисты исходят из предположения, что большаячасть населения найдет занятость в сельскомхозяйстве и малом бизнесе, а сравнительноменьшая — будет занята непосредственно накрупных государственных предприятиях. Этатизмпротивоположен ортодоксальному марксизму,представленному Каутским, не только убеждением,что малые крестьянские хозяйства не менеепродуктивны, чем большие сельскохозяйственныепредприятия, но и верой, что в промышленностималые предприятия также имеют большиевозможности развития бок о бок с крупнымипредприятиями. Это второе характерное отличиегосударственного социализма от другихсоциалистических систем, особенно отсоциал-демократии.
Вряд ли есть нужда уточнять картину идеальногогосударства, как оно преподноситсясоциалистами-государственниками. Десятилетиямипочти по всей Европе это был внутренний идеалмиллионов, знакомый каждому, пусть даже четко ине определенный. Это социализм миролюбивых,лояльных государственных чиновников,землевладельцев, крестьян, мелкихпроизводителей и множества рабочих и служащих.Это социализм профессоров — знаменитыйкатедер-социализм, это социализм художников,поэтов, писателей той эпохи в истории искусства,когда уже сделались явными признаки упадка. Этосоциализм, который поддерживали церкви всехисповеданий. Это социализм цезаризма иимпериализма, идеал так называемой социальноймонархии. [199]Именно в нем политика большинства европейских,особенно германского, государств провиделаотдаленную цель человеческих усилий. Этообщественный идеал эпохи, которая подготовилавеликую мировую войну и рухнула вместе с нею.
Социализм, который распределяет общественныйдоход в соответствии с заслугами и рангом, можетбыть представлен только в формахгосударственного социализма. Системараспределения подчинена той единственной,достаточно популярной иерархии, котораяспособна не возбудить всеобщей оппозиции. Хотяона менее чем многие другие, способна выдержатьрациональную критику, все же она санкционированавременем. И поскольку государственный социализмстремится к увековечению этой иерархии истарается предотвратить любые изменения вобщественном устройстве, вполне оправданнонередкое обозначение его как «консервативногосоциализма». [217*]Фактически он больше любой другой формысоциализма обременен представлениями овозможности полного оцепенения и неподвижностиэкономических отношений: его последователирассматривают всякое изменение в экономике какизлишнее и даже вредное. Такой установкесоответствует метод, который этатизм намерениспользовать для достижения своих целей. Еслимарксистский социализм собирает тех, для коговсе надежды на будущее связаны только с кровавымреволюционным переворотом, то в государственномсоциализме выразились идеалы тех, кто вызываетполицию при малейшем беспорядке. Марксизмполагается на безошибочное суждениепролетариата, исполненного революционным духом.Этатизм — на непогрешимость господствующейвласти. Тех и других объединяет вера вполитический абсолютизм, всегда и заведомонепогрешимый.
В противоположность государственномумуниципальный социализм не представляет собойособой формы социалистического идеала.Муниципализация предприятий не рассматриваетсякак общий принцип новой организацииэкономической жизни. Она должна охватить толькопредприятия, сбывающие свою продукцию наограниченном местном рынке. В жесткой системегосударственного социализма муниципальнымпредприятиям отводится роль исполнителейраспоряжений центральной администрации. Онимогут быть свободными не в большей мере, чем тесельскохозяйственные и промышленныепредприятия, которым будет позволено остаться вчастном владении.
Военный социализм есть социализм государства,в котором все установления подчинены целямведения войны. Это государственный социализм, вкотором иерархия социальных статусов и доходовопределяется исключительно или преимущественноместом гражданина в вооруженных силах. Чем вышевоенный чин, тем выше общественная ценностьиндивидуума и его доля в национальном доходе.
Милитаризованное государство, т. е. государствовоинов, в котором все подчинено военным целям, неможет допустить существования частнойсобственности на средства производства.Постоянная готовность к войне недостижима, еслинаряду с ведением войны у индивидуума могут бытьи какие-либо иные жизненные цели. Всякий раз,когда для жизненного обеспечения военной кастыее членам предоставляли доходы от владенияземлей или имуществом, собственные земельныехозяйства или даже производственные предприятияс подневольными работниками, результатом была стечением времени потеря воинского духа.Феодальный властитель оставлял хлопоты о войне ивоинской славе, когда его поглощалиэкономические заботы и прочие, невоинскиеинтересы. Во всем мире феодализм привел кдемилитаризации воинов. Рыцарям наследовалиюнкеры. [201] Право собственностиобращает человека воюющего в человекахозяйствующего. Только исключение частнойсобственности может способствовать сохранениюмилитаристского характера государства. Толькотот, у кого, кроме войны, есть лишь одна сферадеятельности — подготовка к войне, всегда готоввоевать. Люди, думающие о хозяйстве, могут вестиоборонительные войны, но они не приспособлены кдлительным завоевательным войнам.
Милитаристское государство есть государстворазбойников. Изо всех видов доходов онопредпочитает трофеи и дань. По отношению к этимисточникам доходы от хозяйственной деятельностииграют только подчиненную роль, а иногда и вовсеотсутствуют. Поскольку трофеи и дань поступаютиз-за рубежа, ясно, что они не могут поступатьнепосредственно индивидуумам, но только в общуюказну, а уж оттуда распределяются в соответствиис воинским рангом. Армия, от которой однойзависит поддержание этих источников дохода, непотерпит никакого иного способа распределения. Аотсюда следует, что и произведенное внутристраны должно распределяться по тому же принципуи доставаться гражданам как дань и оброк скрепостных.
Так объясняется «коммунизм» липарскихпиратов и всех других разбойничьих государств [218*]. [202] «Этокоммунизм грабителей и пиратов» [219*], возникающий при поглощении всехобщественных отношений идеей войны. Цезарьзамечает о свевах [203],которых он называет «gens longe bellicosissima Germanorumomnium» [204], чтоони ежегодно посылали воинов в чужие земли задобычей. Остававшиеся дома поддерживалихозяйство ушедших в поход; на следующий год ролименялись. Земля не могла быть в исключительнойсобственности индивидуума [220*]. Только обеспечив каждому долю ввоенной добыче и в плодах хозяйствования,объединив всех общей целью и общими опасностями,может государство воинов сделать каждогогражданина солдатом и каждого солдатагражданином. Как только оно позволит некоторымбыть только солдатами, а остальным предоставитзаниматься собственным хозяйством, так скоро этидва состояния придут в противоборство. Либовоины должны подчинить себе гражданскоенаселение, но в этом случае сомнительно, чтобыони смогли выступить в захватнический поход,когда дома останется притесненное население.Либо гражданское население одержит верх, но вэтом случае воины будут низведены до положениянаемников, которым не позволяют отправляться задобычей, поскольку нельзя допустить чрезмерноговозрастания их могущества. В любом случаегосударство с необходимостью утрачивает свойчисто милитаристский характер. Отсюда следует,что любое ослабление «коммунистических»установлении ведет к ослаблению военной природыгосударства, и общество воинов постепенноперерождается в общество предпринимателей [221*].
Действие сил, влекущих военное государство ксоциализму, можно было наблюдать во времямировой войны. Чем дольше длилась война и чемполнее было преобразование европейскихгосударств в воинские лагеря, тем яснее делаласьполитическая невозможность сохранять различия вположении солдат, которые несли на себе тяготы иопасности войны, и тех, кто оставался дома, чтобыпожать плоды военного бума. Слишком неравнымбыло распределение тягот. Если бы этому различиюбыло позволено утвердиться, а война продлиласьбы еще дольше, страны, безо всяких сомнений,раскололись бы надвое и армии, в конце концов,обратили бы оружие против сородичей. Социализмармий, сформированных воинской повинностью,требует дополнения в виде социализма трудовойповинности в тылу.
Тот факт, что для сохранения своеймилитаристской природы государства нуждаются вкоммунистической организации общества, неделает эти государства более сильными на полесражения. Для них коммунизм есть необходимое зло,источник гибельной слабости. В первые годы войныГермания двигалась к социализму под внушениемдуха воинственного этатизма, который и несетответственность за политику, приведшую к войне иввергнувшую страну в государственный социализм.К концу войны меры по социализации обществапроводились тем более энергично, что — по ужеотмеченным причинам — было необходимо сблизитьусловия жизни в тылу и на фронте. Ногосударственный социализм не облегчил положениеГермании, а ухудшил его; он привел не кувеличению, а к ограничению производства; он неулучшил, а ухудшил снабжение армии и тыла [222*]. Инужно ли доказывать, что именно дух этатизмавиновен в том, что в чудовищных потрясениях войныи последовавшей за ней революции народ Германиине выдвинул ни одного сильного человека?
Меньшая производительность коммунистическихметодов хозяйствования делает уязвимымгосударство воинов, когда оно сталкивается сболее богатыми, а значит, лучше снабженнымиоружием и всем другим армиями государства,признающего право частной собственности.Неизбежное при социализме разрушениеиндивидуальной предприимчивости оставляеттакое государство в решающие часы сражений безлидеров, способных указать путь к победе, и безподчиненных, способных осуществлять должное.Коммунистическая Империя инков была легкоразгромлена горсткой испанцев. [223*][206]
Если врага, с которым государству воиновприходится сражаться, ищут внутри страны, можноговорить о коммунизме господствующих (Communism ofoverlord). Макс Вебер назвал социальную организациюдорийцев в Спарте «коммунизмом казино» [224*] из-за их обычая совместныхтрапез. [207] Если правящая каста вместоукрепления коммунистических установлениираздаст землю вместе с ее обитателями вовладение индивидуумов, рано или поздно эта кастабудет ассимилирована побежденным народом. Кастапреобразуется в землевладельческую знать,которая кончает тем, что начинает набиратьвооруженные отряды из числа побежденных. Такимобразом государство утрачивает свою природувоенного государства. Подобное развитие имеломесто в королевстве лангобардов, у вестготов ифранков, и повсюду, где завоевателями былинорманны. [208]
Теократическая организация государствавозможна либо при наличии самодостаточногосемейного хозяйства, либо при социалистическойорганизации производства. Она несовместима сэкономическим порядком, который даетиндивидуумам свободу для развития своих сил ивозможностей. Простодушная религиозность иэкономический рационализм несовместимы.Невообразимо общество, в котором священникиуправляли бы предпринимателями.
Церковный социализм, распространившийся впоследние несколько десятилетий средибесчисленных последователей всех христианскихцерквей, представляет собой просторазновидность государственного социализма.Государственный и церковный социализм настолькоблизки, что между ними почти невозможно провестиграницу, так же как почти немыслимо определить, ккакой из этих ветвей принадлежит данныйиндивидуальный социалист. Христианскийсоциализм еще в больше мере, чем этатизм,привержен представлению, что экономическаяжизнь была бы совершенно стабильна, если быспокойное ведение хозяйства не подвергалосьдавлению людей, стремящихся к прибыли и личнойвыгоде исключительно ради удовлетворения своихматериальных интересов. Выгоды отсовершенствования методов производства при этомпризнаются, но с ограничениями; при этомхристианские социалисты не вполне отдают себеотчет, что именно эти усовершенствованиянарушают мирное течение хозяйственной жизни.Если допустить, что они это понимают, придетсяпризнать, что они предпочитают существующееположение дел какому бы то ни было прогрессу.Сельское хозяйство, ремесло, может быть, имелочная торговля — единственные достойныезанятия. Торговля и спекуляция излишни, вредны ис нравственной точки зрения должны бытьпрокляты. Заводы и крупная промышленность сутьпорочные плоды «еврейского духа»; онивыпускают скверные товары, которые всучиваютсязатем потребителям — к их ущербу — большимиунивермагами и другими чудищами современнойторговли. Задача законодателей — пресечь этизлоупотребления, порождаемые духомпредпринимательства, и вернуть ремеслу его местов производстве, которого оно лишилось из-замахинаций крупного капитала [225*]. Большие транспортные предприятия,без которых нельзя обойтись, следуетнационализировать.
Основная идея христианского социализма,сквозящая решительно во всех высказываниях,выглядит чисто стационарной. Ее приверженцывоображают себе хозяйство, в котором нетпредпринимателя, нет спекуляции и«незаконной» прибыли. Цены и заработнаяплата — «справедливы». Каждый доволенсудьбой, поскольку в противном случае это было бывосстанием против божественных и человеческихустановлении. Неспособных к труду будетподдерживать христианская благотворительность.Считается, что идеал был уже достигнут в средниевека. Только неверие могло увести человечествоиз этого рая. Чтобы восстановить идеал, мирдолжен прежде всего вернуться к церкви.Просвещение и либерализм — источник всехстраданий, которые постигли сегодня мир.
Поборники христианского переустройстваобщества, как правило, не признают общественныйидеал христианского социализма в какой-либостепени социалистическим. Но это простосамообман. Христианский социализм кажетсяконсервативным потому, что намереваетсясохранить существующие отношения собственности,или, говоря точнее, он кажется реакционнымпотому, что хотел бы восстановить и укрепитьотношения собственности, существовавшие впрошлом. Верно и то, что он весьма энергичнопротивостоит намерениям социалистов всякогоиного толка ликвидировать частную собственностьи в отличие от всех остальных утверждает, что еюцель — не социализм, а социальная реформа. Ноконсерватизм может быть реализован только черезсоциализм. Там, где частная собственность насредства производства существует не толькоформально, но и на деле, там доход не можетраспределяться в соответствии с историческимили предустановленным образцом. Где есть частнаясобственность, там только рыночные цены могутвлиять на формирование доходов. По мере уясненияэтой истины христианский реформатор обществашаг за шагом движется к социализму, и для него этоможет быть только государственный социализм. Ондолжен согласиться, что ни в каком ином случае неудастся тот возврат к традиционному порядкувещей, которого требует его идеал. Он долженпонять, что фиксированные цены и заработнаяплата могут существовать только там, где всякоеотклонение пресекается вмешательством высшейвласти. Он должен признать, что цены и заработнуюплату нельзя устанавливать произвольно,согласно идеям того, кто пришелусовершенствовать этот мир, ибо всякоеотклонение от рыночных цен разрушает равновесиехозяйственной жизни. А значит, ему придетсяперейти от идеи регулирования цен к требованиюцентрализованного контроля над производством ираспределением. Эту эволюцию уже проделалреальный этатизм. В обоих случаях итог — жесткийсоциализм, который чисто формально сохраняетчастную собственность, а на деле передает всеуправление средствами производства в рукигосударства.
Только часть христианских социалистовоткровенно приняла эту радикальную программу.Остальные уклоняются от открытого признания. Онитрусливо избегают логических выводов из своихпостроений. Они утверждают, что их цель — борьбатолько с издержками и недостатками капитализма;они отбрасывают упрек в малейшем намеренииуничтожить частную собственность. Они постоянноподчеркивают свою противоположностьмарксистскому социализму. Но очень характерно,что эта противоположность сводится в основном кразличию мнений о способах достижениянаилучшего общественного устройства. Они нереволюционеры и ожидают прогресса только отрастущей популярности реформ. Во всем остальном,как они постоянно декларируют, они не намеренынападать на частную собственность. Но им удастсясохранить только оболочку частнойсобственности. Если контроль над частнойсобственностью передать государству, владелецстанет просто чиновником, представителемхозяйственного ведомства.
Несложно видеть, как именно соотноситсясовременный христианский социализм сэкономическим идеалом средневековыхсхоластиков. Они совпадают в требовании«справедливых» цен и заработков, т. е.исторически обусловленного распределениядохода. [209] Только осознаниетого, что это невозможно, пока существует частнаясобственность на средства производства, толкаетсовременное движение христианских реформаторовв сторону социализма. Для достижения своих целейим приходится оправдывать меры, которые даже приформальном сохранении частной собственностиведут к полной социализации общества.
Позднее мы покажем, что этот современныйхристианский социализм не имеет ничего общего сгипотетическим коммунизмом ранних христиан, накоторый так часто ссылаются. Социалистическаяидея — новинка для церкви. Этого не опровергаетдаже тот факт, что новейшее развитиехристианской теории общества привело церковь кпризнанию фундаментальной оправданностичастной собственности на средства производства,тогда как раннее учение церкви, подчинявшеесяуказанию евангелий на греховность всякогохозяйствования, избегало даже упоминаний очастной собственности. [226*] Следует понять, что церковьпризнала оправданность частной собственноститолько для противодействия усилиям социалистовопрокинуть существующий порядок. На деле церковьне желает ничего иного, кроме определенного родагосударственного социализма.
Природа социалистического способапроизводства не зависит от конкретных методов,какими его пытаются достичь. Каждое устремлениек социализму должно быть остановлено внереализуемостью чисто социалистическойэкономики. Социализм обречен на провал именно поэтой причине, а не из-за моральногонесовершенства человечества.
Можно принять, что моральные качества,требуемые от членов социалистического общества,лучше всего воспитываются церковью. Всоциалистическом обществе должнагосподствовать та же атмосфера, что и врелигиозной общине. Но чтобы преодолетьтрудности, неизбежные на пути построениясоциализма, потребуются такие изменения вприроде человека или в законах окружающей егоприроды, что даже вера не сможет их обеспечить.
Так называемая плановая экономика (Planwirtschaft)есть новейшая разновидность социализма.
Каждая попытка реализации социализма быстронаталкивается на непреодолимые трудности. Это ислучилось с прусским государственнымсоциализмом. Провал политики национализации былстоль велик, что его нельзя было игнорировать.Состояние обобществленных предприятий никак невдохновляло на расширение государственного имуниципального управления хозяйством. Всю винуза это возложили на должностных лиц. Они сделалиошибку, исключив «деловых людей». Так илииначе, но дар предпринимательства должен бытьпоставлен на службу социализму. Из этой идеивозникло «смешанное» предприятие. Вместополного огосударствления или муниципализации мыполучаем частное предприятие с участиемгосударства или муниципалитета. Таким образом, содной стороны, удовлетворены запросы тех, ктополагает неправильным, что государство имуниципалитеты не имеют доли в прибыляхпредприятий, существующих под августейшимприсмотром. Конечно, государство способноизвлечь и извлекает свою долю с помощью налогов,причем намного эффективнее и без опасностиущерба для общественных финансов. С другойстороны, предполагается таким образом поставитьактивность предпринимателей на службу общиминтересам. Но это грубая ошибка, ибо, как толькопредставители правительства начинаютучаствовать в управлении, вступают в действиевсе силы, парализующие всякую чиновничьюинициативу. «Смешанный» характерпредприятия позволяет исключить формально егослужащих и рабочих из под действия правил,связывающих государственных чиновников, и какследствие ослабить ущерб для прибыльности,проистекающий от привнесения официозности впредпринимательство. «Смешанные»предприятия ведутся в целом куда лучше, чем чистоправительственные. Но то, что при некоторыхблагоприятных условиях оказывается возможнымуспешное ведение национализированныхпредприятий, работающих в окружении частногобизнеса, не доказывает возможности полнойсоциализации экономики.
Во время мировой войны власти Германии иАвстрии пытались в условиях военного социализмаоставить предпринимателей руководителяминационализированных предприятий. Вынужденнаятрудными условиями войны поспешность мер посоциализации, также как и то, что никто непредставлял себе ни фундаментальных последствийновой политики, ни ее продолжительности, простоне оставляли другого выхода. Управлениеотдельными отраслями производства было порученопринудительно созданным ассоциациямпредпринимателей, работавшим подправительственным надзором. Установлениетвердых цен и большие налоги на прибыль снесомненностью свидетельствовали, что в данномслучае предприниматели были просто служащими,которые получили долю в прибылях. [227*] Система работала оченьскверно. Тем не менее, раз уж не отказывалисьвовсе от идеи социализма, приходилось приниматьименно такое решение, поскольку лучшего никто непридумал. Меморандум германского министерстваэкономики от 7 мая 1919 г., составленный Висселем иМеллендорфом [211],сухо констатирует, что социалистическомуправительству ничего не остается, как сохранитьсистему, названную во времена войны «военнойэкономикой». [212]«Социалистическое правительство, — говоритмеморандум, — не может игнорировать тот факт, что,отталкиваясь от ряда злоупотреблений,заинтересованные группы настроили общественноемнение против обязывающего планированияэкономики; оно может улучшить системупланирования; оно может реорганизовать старуюбюрократию; оно может через самоуправлениеперенести ответственность на самих трудящихся;но при этом оно должно заявить о своейприверженности системе обязывающегопланирования; иначе говоря, о приверженности ввысшей степени непопулярным понятиям долга ипринуждения» [228*].
Модель плановой экономики предлагает такуюорганизацию социалистического общества, прикоторой была бы решена неразрешимая проблемаответственности органов управления. Не толькоидейная основа этой модели порочна, но ипредложенное решение является чистой фикцией.Тот факт, что этого обстоятельства не видятсоздатели и сторонники этой модели, говорит лишьоб исключительных свойствах интеллектачиновничества. Самоуправление отдельныхтерриторий и подразделений производства имеетподчиненное значение, ибо центр тяжестихозяйственной деятельности лежит в согласованииинтересов территорий и подразделений. Этосогласование должно осуществляться как нечтоединое; если этого не будет, мы получимсиндикалистскую модель. На самом деле Виссель иМеллендорф предусматривают созданиегосударственного экономического совета, которыйбудет осуществлять «верховное управлениехозяйством Германии в сотрудничестве с высшимикомпетентными органами государства» [229*]. В сущности это предложение означаеттолько, что ответственность за результатыхозяйственного управления будет разделена междуминистерствами и органами второго ранга.
Социализм планового хозяйства отличается отпрусского государственного социализма временГогенцоллернов главным образом тем, чтопривилегия управлять деловой активностью ираспределением доходов, которая в последнемслучае принадлежала юнкерам и бюрократам, здесьпередается бывшим предпринимателям. [214] Этоизменение порождено новизной политическойситуации, сложившейся в результате катастрофы,постигшей монархию, бюрократию, знать иофицерство; что же касается проблемы социализма,то здесь не содержится ничего нового.
В последние несколько лет было найдено новоеслово для обозначения того, что прежде называлиплановой экономикой: государственныйкапитализм. И нет сомнения, что в будущемпоявится еще множество рецептов по спасениюсоциализма. Мы узнаем много новых имен дляобозначения того же самого. Но имеет значениесуть, а не ее название, и все новые модели такогорода не изменят природы социализма.
В первые годы после мировой войны люди в Англиии на континенте смотрели на гильдейскийсоциализм как на панацею. [215] Он уже давно забыт. Нонесмотря на это, не следует обходить егомолчанием при обсуждении социалистическихмоделей. Ведь он представляет собой единственныйвклад англосаксов — экономически самогоразвитого народа мира — в современныесоциалистические прожекты. Гильдейскийсоциализм является еще одной попыткой разрешитьнерешаемую проблему социалистическогоуправления хозяйством. Для просвещения англичанне понадобилось опыта неудач с затеямигосударственного социализма; долгое господстволиберальных идей спасло их от той сверхоценкивозможностей государства, которая стольхарактерна для современной Германии. Английскийсоциализм никогда не мог пересилить недоверия кспособности правительства наилучшим образомуправлять всеми человеческими делами. Англичаневсегда осознавали значимость этой проблемы,которую едва замечали остальные европейцы до 1914г.
В гильдейском социализме следует различать тримомента. Он дает обоснование необходимостизамены капитализма социализмом; в дальнейшем мыне будем обращаться к этой весьма эклектичнойтеории. Далее, гильдейский социализм предлагаетпуть к достижению социализма; для нас здесь важнотолько то, что этот путь легко может привести не ксоциализму, а к синдикализму. Наконец, онпредлагает модель социалистической организацииобщества. Этим мы и займемся.
Целью гильдейского социализма являетсяобобществление средств производства.Следовательно, вполне оправданно применение кнему термина «социализм». Уникальным в этомучении является проект административногоустройства будущего социалистическогогосударства. Производство должно управлятьсяработниками отдельных производственныхподразделений. Они выбирают мастера,управляющего и других хозяйственныхруководителей, и они прямо и косвенно регулируютусловия труда, определяют методы и целипроизводства. [230*] Гильдии, являющиеся организациямипроизводителей, противостоят государству какорганизации потребителей. Государство имеетправо облагать гильдии налогом и, таким образом,может регулировать их политику в области цен изаработной платы [231*].
Вера гильдейского социализма, что таким путемможно создать социалистический порядок, неугрожающий свободе индивидуума и позволяющийизбежать всех тех дурных черт централизованногосоциализма, которые англичане презрительноназывают пруссачеством — чистый самообман [232*]. Даже ворганизованном на основе гильдийсоциалистическом обществе конечный контроль надпроизводством принадлежит государству. Толькогосударство устанавливает цели производства иопределяет, что нужно сделать для достиженияэтих целей. Прямо или косвенно — через налоговуюполитику — оно определяет условия труда,перемещает труд и капитал из одной отрасли вдругую, обеспечивает взаимоприспособлениеэлементов хозяйственного механизма и действуеткак посредник между самими гильдиями, а такжемежду производителями и потребителями. Этизадачи, достающиеся государству, являютсяважнейшими и составляют самое существо контролянад хозяйством [233*]. На долю отдельныхгильдий, а внутри их — на долю местных профсоюзови отдельных предприятий достается тольковыполнение того, что им поручено государством.Вся система представляет собой попыткуприменить принципы политического устройстваАнглии к сфере производства, причем образцомслужат отношения между центральнымправительством и местным самоуправлением.Гильдейский социализм открыто характеризуетсебя как хозяйственный федерализм. Но вполитическом устройстве либеральногогосударства нетрудно предусмотретьопределенную самостоятельность отдельныхтерриториальных объединений. Необходимаякоординация между частями целого вполнеобеспечивается тем, что каждая территориальнаяединица обязана вести свои дела в соответствии сзаконом. В случае производства этого далеко недостаточно. Общество не может предоставить самимработникам, занятым в определенныхподразделениях производства, решение вопроса околичестве и качестве труда и затратахвещественных средств производства. [234*]
Если работники некоей гильдии трудятся менееревностно или разбазаривают средствапроизводства, это затрагивает уже не только их,но и все общество. Государство, на котороевозложено управление производством, не может,следовательно, освободить себя от участия вовнутригильдейских делах. Если оно не можетвмешиваться непосредственно (назначаядиректоров и управляющих), тогда ему придется спомощью косвенных методов (может быть,манипулируя налогами или распределениемпотребительских благ) свести независимостьгильдий на нет, оставив только ничего не значащуювидимость. Ведь больше всего рабочие ненавидятнепосредственного начальника, который с ними идень, и ночь, направляет их работу и надзирает заними. Социальные реформаторы, которые наивноклюнули на чувства рабочих, могут верить ввозможность заменить органы управления людьми,которых рабочие выберут на эти должности издоверия к ним. Это менее абсурдно, чем вераанархистов, что каждый готов безо всякогопринуждения соблюдать правила общественнойжизни, но не намного лучше. Общественноепроизводство представляет собой такое единство,в котором каждая часть должна выполнять именносвои собственные функции в рамках целого. Нельзядать части целого свободу произвольноустанавливать, как именно она будетприспосабливаться к общему действию. Еслидобровольно выбранный надсмотрщик не будетвкладывать в свою работу по надзору то же рвениеи энергию, как тот, кого назначили на должность,производительность труда упадет.
Гильдейский социализм не устраняет ни одной изпроблем, стоящих на пути реализациисоциалистического общества. Он делает социализмболее приемлемым для англичан, посколькузаменяет слово «огосударствление»,неприятное для английского уха,«самоуправлением в промышленности». Но всущности он не предлагает ничего такого, что невходит в требования социалистов на континенте, —предоставить управление производствомкомитетам рабочих и служащих, а такжепотребителей. Мы уже говорили, что это неприближает нас к решению проблемы социализма.
Значительная часть популярности гильдейскогосоциализма объясняется элементами синдикализма,который, по мнению многих приверженцев, в немсодержится. Правда, гильдейский социализм, побуквальным заявлениям его же представителей, неявляется синдикалистской доктриной. Но способы,которые они предлагают для достиженияпрограммных целей, могут очень легко привести ксиндикалистским результатам. Если бы, например,национальные гильдии были созданы для начала внекоторых важных отраслях промышленности,которым пришлось бы работать в окружениикапиталистического сектора, это означало бысиндикализацию отдельных отраслей. Здесь, как ивезде, то, что кажется дорогой к социализму, наделе может оказаться путем к синдикализму.
Глава XVI. Псевдосоциалистическиесистемы
В последние десятилетия мало кто избежалвоздействия социалистической критикикапитализма. Даже те, кто не намеревалсякапитулировать перед социализмом, учитывали всвоей деятельности его критику системы частнойсобственности на средства производства. Таквозникали плохо продуманные, эклектичные ислабые системы, имевшие целью сглаживаниепротивоположностей. О них скоро забывали. Лишьодна из этих систем получила распространение —система, называвшая себя солидаризм. Родной домэтой системы — Франция; говорили, и не безоснований, что солидаризм является официальнойсоциальной философией Третьей республики. [217] За пределами Франциитермин «солидаризм» менее известен, но егоидеи повсеместно получилисоциально-политическое признание в техрелигиозно настроенных или консервативныхкругах, которые не связали себя с христианскимили государственным социализмом. Солидаризм невыделяется ни численностью сторонников, ниособенной глубиной теории. Определенный вес емудает лишь влияние на множество лучших иблагороднейших мужчин и женщин нашего времени.
Солидаризм начинает с заявления о гармонииинтересов всех членов общества. Институт частнойсобственности на средства производства нужен иполезен всем, а не только владельцам; каждыйпострадает от перехода к системе общественнойсобственности, угрожающей производительностиобщественного труда. Здесь солидаризм вполнесовпадает с либерализмом. Затем, однако, их путирасходятся. Солидаристская теория утверждает,что принцип общественной солидарности не можетбыть реализован только системой, основанной начастной собственности на средства производства.Без каких-либо дополнительных аргументов, наоснове идей, пущенных прежде в оборотсоциалистами, особенно немарксистского толка,солидаристы отрицают концепцию, согласнокоторой в рамках правового порядка,гарантирующего охрану собственности и свободы,частные интересы сами собой приходят всоответствие с целями общественногосотрудничества. Люди в обществе, в силу самойприроды совместной жизни, вне которой они немогут существовать, взаимно заинтересованы вблагополучии своих близких; их интересы«солидарны», в силу чего они должныдействовать «солидарно». Но сама по себечастная собственность на средства производстване могла обеспечить солидарности в обществе сразделением труда. Чтобы достичь солидарныхдействий, необходимы некоторые меры. Болееэтатистски настроенное крыло намереваетсяобеспечить «солидарность» с помощьюгосударственных мероприятий: законодательстводолжно обязать собственников учитывать интересыбедняков и общее благо. Более церковноориентированное крыло солидаризма предполагаетдостичь той же цели обращением к совести: негосударственные законы, но нравственныепредписания, христианская любовь должныпривести индивидуума к выполнению общественногодолга.
Представители солидаризма воплотили своисоциально-философские взгляды в блистательныхэссе, демонстрирующих благородство иутонченность французской культуры. Никому неудавалось лучше, в столь красивых словахизобразить зависимость человека от общества.Пальма первенства здесь у Сюлли-Прюдома. [218]В знаменитом сонете он изображает поэта,проснувшегося после мрачного сна, в котором онувидел себя живущим в обществе, не знающемразделения труда, где никто не хочет работать длядругого — «Seul, abandonne de tout le genre humain» <«Одиноким, покинутымчеловечеством»>. Это приводит его кпониманию
«...qu'au siecle ou nous sommes
Nul ne peut se vanter de se passer des hommes
Et depuis ce jour-la, je les ai tous aimes»
<»... в нашем веке
Никто не может изменить все человечество;
И с этого дня я возлюбил каждого из людей» (фр.)>.
Они также превосходно владели искусством прямоговорить о своих целях, используя теологическиеили юридические аргументы [235*]. [236*] Но все это не должноскрывать от нас внутренней слабости теории.Солидаристская теория представляет собой темнуюэклектику, и она не заслуживает специальногорассмотрения. Гораздо больше нас интересуетобщественный идеал солидаризма, которыйпретендует на то, чтобы, «избежав ошибокиндивидуализма и социализма, сохранить вселучшее, что есть в обеих системах» [237*].
Солидаризм предполагает сохранить частнуюсобственность на средства производства. Но надсобственником он намерен поставить кого-то — толи закон и государство, то ли совесть и церковь, —кто будет следить, чтобы собственник правильноиспользовал собственность. Эта вышестоящаяинстанция должна предотвращать«неумеренное» использование хозяйственныхполномочий; владение собственностью подлежитопределенным ограничениям. Таким образом,государство или церковь, закон или совестьстановятся определяющими факторами жизниобщества. Собственность подчинена их нормам, онаперестает быть основным и конечным элементомобщественного порядка. Она сохраняется лишь втой степени, какая допускается законом илиморалью; иными словами, собственностьотменяется, поскольку владелец должен управлятьею не в соответствии с интересами самойсобственности, но подчиняясь совсем инымпринципам. Ничего нельзя сказать против того, чтопри всех обстоятельствах собственник обязанподчиняться нормам права и морали и что всякийправовой порядок признает законность владениятолько в рамках определенных норм. Ведь если этинормы направлены только на обеспечение свободысобственности и на охрану нерушимости права насобственность, пока она в результате договора неперешла к другому владельцу, тогда они содержатвсего лишь признание частной собственности насредства производства. Солидаризм, однако, несчитает эти нормы достаточными для успешнойкоординации труда членов общества. Солидаризмнамерен подчинить их иным нормам, и этидругие нормы образуют основной закон общества.Уже не частная собственность, но правовые инравственные предписания особого типастановятся основным законом общества.Солидаризм замещает принцип частнойсобственности «высшим правом», другимисловами, он низвергает собственность.
На деле, конечно, солидаристы не намерены идтитак далеко. По их словам, они хотели бы сохранитьсобственность, только ограничив ее. Но поставитьсобственности границы иные, чем обусловлено еесобственной природой, — это и значит уничтожитьсобственность. Если собственник свободен тольков рамках определенных предписаний, тогданациональную экономическую деятельность будетопределять не собственность, но этапредписывающая инстанция.
Солидаризм желает, например, регулироватьконкуренцию; она не должна вести к «упадкусреднего класса» или «к угнетению слабых»[238*]. Это ведь означает только то,что нужно законсервировать данное состояниеобщественного производства, хотя в условияхчастной собственности оно бы не устояло.Владельцу указывают, что, в каком количестве икак он должен производить, на каких условиях икому сбывать произведенное. Таким образом, онперестает быть собственником. Он превращается впривилегированного гражданина плановойэкономики, в чиновника, имеющего право на особыйдоход.
Кто определит в каждом отдельном случае, скольдалеко зайдет ограничение прав собственниказаконом или этическими нормами? Только сам законили моральный кодекс.
Если бы сам солидаризм осознавал последствиявыбранных им предпосылок, его, конечно, следовалобы отнести к одной из разновидностей социализма.Но в нем и близко нет такого ясного понимания.Солидаризм верит в свое коренное несходство сгосударственным социализмом [239*],и большая часть его последователей ужаснуласьбы, узнав, что же на деле означает их идеал. В силуэтого общественный идеал солидаризма можночислить среди псевдосоциалистических явлений.Но при этом следует осознавать, что от социализмаего отделяет только один шаг. Лишьинтеллектуальная атмосфера Франции, в целомблагоприятная для либерализма и капитализма,помешала французским солидаристам и иезуитуПешу, экономисту, находившемуся под сильнымвлиянием французского духа, перешагнутьрешающую черту между солидаризмом и социализмом.Однако многих, которые все еще называют себясолидаристами, следует считать полнымиэтатистами. Шарль Жид, например, — один из них. [220]
Кульминацией докапиталистических движений зареформу собственности обычно было требованиеравенства благосостояния. Все должны быть равнобогатыми; никто не должен иметь больше или меньшедругого. Равенство должно быть достигнутопеределом земли и увековечено запретомпродавать и закладывать землю. Конечно, это несоциализм, хотя порой его и называют аграрнымсоциализмом.
Социализм вовсе не желает раздела средствпроизводства и стремится к большему, чем простаяэкспроприация; целью его является организацияпроизводства на базе общей собственности насредства производства. Значит, не следуетсчитать социализмом всякое предложение поэкспроприации средств производства; в лучшемслучае оно может толкать на путь, ведущий ксоциализму.
Если, например, предлагается ограничитьсобственность одного лица неким максимумом, тоэто предложение окажется социалистическимтолько в том случае, если отбираемые излишкиотойдут государству в качестве базысоциалистического производства. Тогда этот планокажется просто предложением по обобществлениюимущества. Легко видеть, что это предложениенецелесообразно. Величина обобществляемоготаким путем имущества будет зависеть от величинылегального максимума. Если разрешено будетвладеть совсем небольшим состоянием, топредлагаемая система мало чем отличается отнепосредственного обобществления. Если всобственности индивидуума будет разрешенооставить много имущества, то результатыобобществления средств производства окажутсямалосущественными. В любом случае при этом неизбежать целого ряда непредвиденныхпоследствий. Ведь как раз самые энергичные идеятельные предприниматели будутпреждевременно исключены из сферы хозяйственнойдеятельности, а те богатые люди, состояниекоторых близко к узаконенной границе, будутпобуждены к расточительному образу жизни.Ограничение индивидуального богатства должнозамедлить процесс образования капитала.
Подобные рассуждения приложимы и к нередкимпредложениям отменить право наследования.Отмена права наследования и права дарения,которое можно было бы использовать, чтобы обойтизапрет на наследование имущества, не приведет кполному социализму, хотя и передаст в рукигосударства за время жизни одного поколениясущественную часть средств производства. Нопрежде всего такое установление замедлитформирование новых капиталов и вызоветпроедание части существующих.
Группа благонамеренных писателей ипредпринимателей рекомендует предоставлятьрабочим и служащим долю в прибыли. Прибыли болеене принадлежат исключительно предпринимателю;они должны быть поделены между предпринимателеми рабочими. Доля в прибыли предприятия должнаявляться дополнением к заработной плате. Энгель [221] уверен, что это «решениеудовлетворит обе враждующие партии и, значит,разрешит социальный вопрос». [240*] Большинство сторонников системыучастия в прибылях придают ей не меньшеезначение.
Предложение передавать рабочим частьпредпринимательской прибыли возникло изпредставления, что при капитализмепредприниматель лишает рабочих части того, начто они имеют право. В основе замысла — смутнаяконцепция неотъемлемого права на «полный»продукт труда, т. е. теория эксплуатации в еепопулярной и наиболее наивной форме. [222]Защитники этого представления изображаютсоциальный вопрос как борьбу запредпринимательскую прибыль. Социалисты хотятотдать ее рабочим, предприниматели такжепретендуют на нее. Приходит некто срекомендацией покончить борьбу компромиссом:каждая сторона получает часть того, на чтопретендует. При этом вес выигрывают.Предприниматели выигрывают, поскольку ихтребование заведомо несправедливо; рабочие —потому что получают без борьбы существеннуюприбавку к доходу. Это направление мысли, котороетолкует проблему общественной организации трудакак правовую проблему и пытается урегулироватьисторический спор, как если бы это былопротивостояние двух лавочников при разделеспорной суммы, является заблуждением в такойстепени, что дальнейшее обсуждение его просто неимеет смысла. Либо частная собственность насредства производства является необходимымустановлением человеческого общества, либо нет.Если нет, ее можно и должно уничтожить, и нетрезона останавливаться здесь на полпути радиличных интересов предпринимателей. Если, однако,частная собственность необходима, тогда нетнужды в других оправданиях ее существования и неследует ослаблять ее социальную полезностьчастичной отменой.
Сторонники участия в прибылях полагают, что этасистема побудит рабочих к более ревностномувыполнению обязанностей, чем когда рабочий незаинтересован в доходности предприятия. И здесьони заблуждаются. Где эффективность труда неподорвана всеми видами разрушительногосоциалистического саботажа, где рабочего легкоуволить, а его заработок можно привести всоответствие с производительностью без оглядкина коллективный договор, нет нужды в другихстимулах, чтобы сделать его прилежным. [223] В таких условияхрабочий прекрасно отдает себе отчет в том, чтоего заработная плата зависит от его труда. Когдаже эти факторы отсутствуют, перспектива получитьдолю в прибыли не побудит его делать больше, чемформально необходимо. Хоть и на другом уровне, ноперед нами та же проблема преодоления тяготтруда, которую мы уже рассматривалиприменительно к социалистическому обществу. Издохода, приносимого дополнительным трудом, всетяготы которого несет сам рабочий, он получаетлишь часть, которая далеко не оправдываетдополнительных усилий.
Если система участия в прибылях проводитсяиндивидуально, так что каждый рабочий участвуетв прибылях только того предприятия, на котором онработает, тогда — без сколь нибудь основательныхпричин — возникает разница в доходах, невыполняющая экономических функций,представляющаяся полностью неоправданной икоторую все должны считать несправедливой.«Недопустимо, чтобы токарь в одном местезарабатывал двадцать марок и получал еще десятькак долю в прибыли, тогда как токарь вконкурирующем заведении, где дела идут хуже,может быть, из-за дурного управления, получалтолько двадцать марок. Это приведет либо квозникновению «ренты», и, возможно, рабочиеместа с этой «рентой» будут продаваться,либо к тому, что рабочий скажет своемупредпринимателю: «Мне плевать, где ты возьмешьтридцать марок; если мой коллега получает их, ятоже хочу»» [241*]. Такая схема участия в прибыляхдолжна вести прямо к синдикализму, даже если приэтом варианте синдикализма предпринимательсохранит еще часть предпринимательской прибыли.
Можно, однако, попробовать и другой путь. Неотдельные рабочие, но все граждане будутучаствовать в прибылях; часть прибылей всехпредприятий распределяется между всеми безразличия. Это уже реализовано в системе налогов.Задолго до войны акционерные компании в Австриивыплачивали государству и другим налоговыминстанциям от 20 до 40 процентов чистой прибыли, а впервые годы мира эта доля составила 60–90процентов и выше. «Смешанные» предприятияпредставляют собой попытку найти форму дляучастия общества в управлении предприятием вобмен на предоставление части капитала. Но издесь нет оснований останавливаться на полпути вделе уничтожения частной собственности, еслитолько общество может совершенно уничтожить этоустановление без ущерба для производительноститруда. Если, однако, уничтожение частнойсобственности ведет к ущербу, то и частичное ееуничтожение также оборачивается вредом, причемна деле полумеры могут оказаться не менееразрушительными. Защитники «смешанных»предприятий обычно говорят, что они оставляютместо для существования предпринимательства. Номы уже показали, что деятельность государстваили муниципалитетов сковывает свободупредпринимательских решений. Предприятие,вынужденное сотрудничать с чиновничеством,неспособно использовать средства производстватак, как это диктуется интересами извлеченияприбыли [242*].
Как политическая тактика синдикализмпредставляет собой особое средство борьбыорганизованных рабочих для достижения ихполитических целей. Такой целью может быть исоздание истинного, централизованногосоциализма, иными словами — обобществлениесредств производства. Но термин«синдикализм» используется и в ином смысле,как обозначение особого родасоциально-политической цели. При этомсиндикализм понимается как направление,стремящееся к установлению общественного строя,при котором рабочие являются непосредственнымисобственниками средств производства. Здесь насинтересует синдикализм только как цель;синдикализм как движение, как политическуютактику мы рассматривать не будем.
Синдикализм как цель и синдикализм какполитическая тактика не всегда совпадают. Многиегруппы, взявшие на вооружение синдикалистскийметод «прямого действия», стремятся ксозданию социалистического общества. В то жевремя попытки реализовать цели синдикализма необязательно связаны с рекомендованным Ж. Сорелемнасилием. [225]
В сознании рабочих масс, причисляющих себя ксоциалистам или коммунистам, синдикализм какцель великого переворота по меньшей мере стольже жизнен, как и социализм.«Мелкобуржуазные» идеи, с которыми боролсяМаркс, широко распространены даже средисоциалистов марксистского толка. Множестволюдей стремятся не к подлинному социализму, т. е.не к централизованному социализму, а ксиндикализму. Работник хочет быть господиномсредств производства, которые используются наего предприятии. С каждым днем общественныедвижения все более отчетливо показывают, чтоименно это, и ничто другое, есть желаниеработников. В противоположность социализму,который является плодом кабинетныхисследований, идеи синдикализма есть плод умаобычного человека, всегда враждебного«незаработанному» доходу, достающемуся неему, а другим. Подобно социализму синдикализмстремится к тому, чтобы устранить отчуждениеработника от средств производства, правда, инымиметодами. Не все работники станут владельцамивсех средств производства; работникиконкретного этого предприятия или отраслиполучат средства производства именно этогопроизводства или отрасли. Железные дороги —железнодорожникам, рудники — горнякам, заводы —заводским рабочим. Таков лозунг.
Нам следует игнорировать всякие причудливыепланы реализации синдикалистских программ,обратив все внимание на анализ тогообщественного строя, который логически долженвозникнуть вследствие реализации главныхпринципов учения. Это нетрудно. Все меры,нацеленные на то, чтобы отнять средствапроизводства у предпринимателей, капиталистов иземлевладельцев без того, чтобы передать этисредства всем гражданам, проживающим наданной территории, должны рассматриваться каксиндикализм. Не имеет никакого значения, как икакие ассоциации сформированы в таком обществе.Неважно, охватывают ли ассоциации отдельныеотрасли производства, либо отдельныепредприятия, либо даже отдельные цехи. В сущностирезультат почти не меняется даже от того, крупнееили мельче клетки, на которые делится общество, —подразделяется ли оно по вертикали или погоризонтали. Единственным решающим моментомявляется то, что гражданин такого обществавладеет долей некоторых средств производства ипри этом как собственник противостоит другим, невладеющим долей в них, а в некоторых случаях,например при неспособности к труду, не владеющимвовсе ничем. Вопрос о том, будет ли при этимсущественно меняться доход работника, для настакже неважен. Большинство рабочих имеютабсолютно фантастические представления о ростеблагосостояния, которого можно ожидать присиндикалистском переустройстве собственности.Они уверены, что даже простое перераспределениетого, чем владели предприниматели, капиталисты иземлевладельцы при капитализме, должносущественно увеличить доход каждого из них.
Кроме того, они ожидают значительного ростапроизводства в промышленности, потому что онисами — опытные эксперты! — будут управлятьпредприятием и потому что каждый работник будетлично заинтересован в процветании предприятия.Работник будет отныне работать не на чужака, а насебя лично. Либерал представляет себе все этоиначе. Он отмечает, что распределение средирабочих от ренты и прибыли лишь незначительноувеличит их доходы. Кроме того, он полагает, чтопредприятия, управляемые не предпринимателями,преследующими личные интересы, а рабочимилидерами, не вовлеченными в предпринимательство,будут приносить меньший доход. В результатерабочие станут зарабатывать не больше, асущественно меньше, чем в условиях свободнойэкономики.
Если синдикалистская реформа простоограничится передачей отдельным группамработников собственности на используемые имисредства производства, оставив в остальномкапиталистическую систему собственности,результатом будет всего лишь примитивноеперераспределение богатства. Перераспределениеблаг с целью восстановления равенствасобственности и доходов — есть тайная мыслькаждого обывателя, когда он задумывается ореформировании общества. Эта же идея составляетоснову всех популярных предложений посоциализации. Это вполне понятно в случаенаемных сельскохозяйственных работников, длякоторых высшей целью является приобретение домаи достаточного для содержания себя и семьиземельного участка: в условиях деревниперераспределение есть популярное и вполнепонятное решение социальных проблем. Впромышленности, в горном деле, в системах связи, вторговле и в банковском деле, где физическоеперераспределение средств производстванеосуществимо, мы встречаем стремление кперераспределению прав собственности присохранении единства отрасли или предприятия.Такой простой передел в лучшем случае сможет навремя устранить неравенство в распределениидохода и имущества.
Но через короткое время часть новыхсобственников промотает свои доли, а другиеобогатятся, приобретя доли хозяйствующих менееудачно. Значит, появится нужда в постоянномперераспределении, которое будет служить простонаградой мотовству и расточительству — словом,всем видам неэкономности. Не будет стимулов дляэкономии, если плоды труда прилежных ибережливых постоянно передавать в руки ленивых ирасточительных.
Но даже этого результата — временногодостижения равенства доходов и имущества —нельзя достичь в результате синдикализации, ибоона ни в коем случае не обещает всем рабочим однои то же. Ценность средств производства вразличных отраслях непропорциональна числузанятых рабочих. Нет нужды говорить о том, чтоесть продукты, на производство которыхрасходуется относительно большее количествотакого фактора производства, как труд, и меньшееколичество природных факторов. Даже висторическом начале производственнойдеятельности распределение факторовпроизводства вело к неравенству. В еще большейстепени с этим столкнется синдикализация надалеко продвинутой стадии накопления капитала,когда делению подлежат не только природныепроизводственные факторы, но и произведенныесредства производства. Ценность того, чтодостанется отдельному работнику при такого родараспределении, окажется весьма различной:некоторые получат больше, другие — меньше, а врезультате некоторые будут извлекать большийдоход от собственности (незаработанный доход!),чем другие. Синдикализация никоим образом неявляется средством достижения равенствадоходов. Она устраняет существующее неравенстводоходов и собственности и заменяет его другим.Конечно, можно рассматривать синдикалистскоенеравенство как более справедливое, чемнеравенство капиталистическое, но по этомувопросу у науки не может быть суждения.
Если синдикалистская реформа должна значитьчто-то большее, чем простое перераспределениепроизводительных благ, тогда нельзя допуститьсохранения капиталистической организациисобственности на средства производства.Придется изъять из оборота производительныеблага. Придется запретить отдельным гражданамотчуждение выделенных им долей в средствахпроизводства. При синдикализме эта долеваясобственность будет намного более тесно связанас личностью владельца, чем в либеральномобществе. Можно по-разному регламентировать, прикаких условиях и каким образом допустимо ееотделение от личности.
Наивная логика защитников синдикализмапредполагает, что общество будет пребывать всовершенно неизменном состоянии, а потому неуделяет ни малейшего внимания проблемеадаптации системы к изменениям в условияххозяйствования. Если предположить, что не будетникаких изменений ни в методах производства, ни вструктуре спроса и предложения, ни в технике, ни внаселении, тогда все окажется в полном порядке.Каждый работник заводит только одного ребенка, ипокидает этот мир в тот момент, когда егоединственный преемник и наследник становитсяпригодным к работе; сын заступаетнепосредственно на место отца. Пожалуй, можнопредставить себе, что будет позволендобровольный обмен профессиями и рабочимиместами при одновременном обмене долями всоответствующем производстве. Но в остальномсиндикалистское общество с неизбежностьюпредполагает жесткую кастовую систему и полноепрекращение каких-либо изменений в производстве,а значит, и в жизни. Такое простое событие, каксмерть бездетного гражданина, разрушит этообщество, вызовет проблемы, которые окажутсясовершенно неразрешимыми в логике этой системы.
В синдикалистском обществе доход гражданинасостоит из дохода от его доли в собственности ииз заработной платы. Если долю в собственности насредства производства можно свободно передаватьпо наследству, тогда в очень короткое времявозникнут различия в обеспеченностисобственностью, даже если все остальное будетнеизменным. Даже если в начале синдикалистскойэпохи будет преодолено отчуждение работников отсредств производства, так что каждый гражданинбудет одновременно и предпринимателем, иработником собственного предприятия, можетслучиться, что чуть позже граждане, не имеющиеотношения к какому-либо предприятию, станут егосовладельцами. И это очень быстро приведет кновому отделению труда от собственности, хотя ибез преимуществ, которые предоставляеткапиталистическое устройство общества [243*].
Каждое изменение в экономике чреватопроблемами, которые разрушат синдикализм.Изменения в структуре и объеме спроса или втехнике производства могут сделать необходимымиизменения в организации производства, влекущиеза собой перевод работников с одного предприятияили из одной отрасли в другие.
Немедленно возникает вопрос: что же делать ссобственностью работников на средствапроизводства? Нужно ли позволить рабочим и ихнаследникам сохранить право собственности надолю в тех предприятиях, на которых они трудилисьв начальный момент синдикализации, а на другихпроизводствах быть простыми работниками,получающими свой заработок и не имеющиминикакого права на долю в доходе? Либо при такомпереходе у них следует отбирать прежнюю долю инаделять их новой собственностью на средствапроизводства на новом предприятии, равной тому,чем владеют новые коллеги? Любое решение ведет кбыстрому разрушение принципов синдикализма.Если к тому же работнику позволить распоряжатьсясвоей долей в собственности на средствапроизводства, тогда условия постепенно вернутсяк тому, что было до реформы. Если работник припереходе с места на место будет менятьодновременно и свой пай в средствахпроизводства, тогда те работники, кому предстоитпотерять от такого перехода, будут, вполнеестественно, со всей энергией сопротивлятьсялюбому изменению производства. Внедрениеновинок, ведущих к повышению производительноститруда, будет встречено сопротивлением, если оночревато перемещением работников с места наместо. В то же время работники каждогопроизводства или отрасли будут сопротивлятьсялюбым изменениям, влекущим за собой появлениеновых работников и как следствие сокращениедохода от собственности. Короче говоря,синдикализм сделает практически невозможнымлюбое изменение производства. Там, где онвоцарится, не может быть и речи об экономическомпрогрессе.
Синдикализм как цель настолько абсурден, что,вообще говоря, он не нашел даже последователей,которые бы взялись открыто выступить в егозащиту. Те, кто отстаивал его под именем«социализма содружества», никогда непродумывали проблемы до конца. Синдикализм нечто иное, как идеал грабящей толпы.
Естественное право собственности на средствапроизводства делимо. В капиталистическомобществе, как правило, так оно и происходит [244*]. Новласть распоряжаться, которая принадлежит тому,кто управляет производством, и которую мы толькои обозначаем как собственность, неделима и неможет быть ограничена. Она может принадлежатьодновременно нескольким людям как совместнаясобственность, но не может быть разделена в томсмысле, что право распоряжаться нельзя разделитьна отдельные права отдавать команды. Властьраспоряжаться использованием средствпроизводства может быть только единой;невозможно представить, чтобы ее можно былоразделить на отдельные элементы. Собственность вестественном смысле не может быть ограничена;когда говорят об ограничениях, имеют в виду либоуточнение слишком вольных юридическихформулировок, либо тот факт, что владельцем вестественном смысле является в данномконкретном случае кто-то другой, а не личность,которую закон признает владельцем.
В силу этого рассуждения нужно оценить всепопытки компромиссного снятияпротивоположности между общественной и частнойсобственностью на средства производства какошибочные. Собственность всегда там, где естьправо распоряжения [245*].Следует признать, что системы государственногосоциализма и плановой экономики, которые хотелибы сохранить формы частной собственности,подчиняя при этом собственника государственнымраспоряжениям, ведут к обобществлениюсобственности и являются в полном смысле словасоциалистическими системами. Частнаясобственность существует только там, гдеиндивидуум может распоряжаться своейсобственностью на средства производстванаиболее выгодным для себя образом. То, что приэтом он служит и другим членам общества,поскольку в обществе с разделением труда каждыйявляется слугой всех, а все являются господамикаждого, никоим образом не отменяет того факта,что индивидуум сам выбирает путь лучшегослужения.
Компромисса не достичь и в том случае, еслипредоставить часть средств производства враспоряжение общества и оставить остальноеиндивидуумам. Такие две системы простосуществуют рядом, без взаимосвязи, и каждая изних действует только в своей сфере. Подобнаямешанина в принципах социальной организациидолжна каждому казаться бессмысленной. Длякаждого естественно стремление воплотить доконца тот принцип, который он считает верным. Ни скакой стороны нельзя обосновать утверждение, чтота или иная система является наилучшей дляопределенной группы средств производства. Там,где мы встречаемся с такими утверждениями, насамом деле провозглашается требование, чтобы этасистема была распространена по крайней мере наодну группу средств производства или чтобы онаохватывала не более чем одну группу. Компромиссявляется всегда только временной передышкой вборьбе двух принципов, а не результатомлогического продумывания проблемы. С точкизрения каждой из сторон, полумеры есть тольковременная передышка на пути к полному успеху.
Самые известные и уважаемые компромиссныепостроения исходят из того, что полумеры могутоказаться постоянными установлениями.Реформаторы сельского хозяйства хотятсоциализации природных факторов производства,но в остальном намерены сохранить частнуюсобственность на средства производства. Значит,они исходят из предположения, рассматриваемогокак самоочевидное, что общественнаясобственность на средства производства приноситбольший доход, чем частная собственность.Поскольку для них земля представляется самымважным средством производства, они хотятпередать ее в руки общества. Когда опровергнутоутверждение, что общественная собственностьдает лучшие результаты, чем частная, идеяземельной реформы также терпит поражение. Тот,кто рассматривает землю как важнейшее из средствпроизводства, должен, конечно же, защищатьчастную собственность на землю, если, конечно, онсчитает частную собственность болеепрогрессивной формой организации хозяйства.