только нейтрализация этого учения, что всегдаудавалось лишь ненадолго. Поскольку церковьобязана утверждать Евангелия как свое основание,она должна быть всегда готова к восстанию техсвоих членов, которые толкуют слова Христасовсем не так, как предписывает церковь.
Из Евангелий невозможно вывести этическоеучение, пригодное для общественной жизни. И неимеет значения, насколько верно они передаютслова и поступки исторического Иисуса. Ведь длякаждой христианской церкви эти и другие книгиНового Завета являются тем единственнымфундаментом, без которого невозможно еесуществование. Даже если историческиеисследования с высокой степенью достоверностипокажут, что исторический Иисус думал и учил очеловеке и обществе иначе, чем записано в НовомЗавете, для церкви его учение не изменится. Дляцеркви тексты Нового Завета должны навечноостаться словом Божиим. Здесь есть только двавыхода. Либо церковь, как это сделалоправославие, складывает с себя долг поформированию этики общественных отношений, нотогда она перестает быть нравственной силой иограничивает свою роль чисто ритуальнымидействиями. Либо она может выбрать путь Западнойцеркви, которая всегда включала в свое учение теэлементы социальной этики, которые лучшимобразом служили в данный момент ее интересам, ееположению в государстве и обществе. Она быласоюзницей феодальных властителей в борьбепротив крепостных, она поддерживаларабовладельческую экономику южных штатов, но онаже, как протестантская и особенно кальвинистскаяцерковь, сделала своей этику крепнущегорационализма. [352] Она поддерживалаборьбу ирландских арендаторов против английскихаристократов, она была вместе с католическимипрофсоюзами в борьбе против нанимателей и снова-- с консервативными правительствами противсоциал-демократии. И в каждом случае ей удавалосьподкрепить свою позицию цитатами из Библии. Этотакже свидетельствует о том, что христианствоотрекается от выработки этики общественнойжизни, что и делает церковь безвольным орудиемвремени и моды. Но, что еще хуже, церковь пытаетсяобосновать каждую фазу своей политики учениемЕвангелий, а тем самым подталкивает каждоедвижение к тому, чтобы искать в Писаниях опорыдля своих целей. Если учесть характериспользуемых таким образом евангельскихотрывков, ясно, что на успех обречены самыеразрушительные учения.
Но если нет надежды воздвигнуть на словахЕвангелий христианскую социальную этику, можетли христианское учение прийти к согласию с такойсоциальной этикой, которая не разрушаетобщество, но созидает его, чтобы таким образомпоставить великие силы христианства на службуцивилизации? Примеры подобного преображенияизвестны в истории христианства. Церковьсмирилась с тем, что современная наука разрушилапредставления Ветхого и Нового Заветов,касающиеся естествознания. Церковь больше непревращает в жаркое еретиков, утверждающих, чтоЗемля движется, не привлекает к трибуналуинквизиции тех, кто сомневается в воскрешенииЛазаря и телесном восстании из мертвых. Дажесвященники римской церкви могут сегодня изучатьастрономию и историю эволюции. Не может ли нечтоподобное случиться и в области социологии? Неможет ли церковь приспособиться к принципамсвободного сотрудничества в системе разделениятруда? Может быть, можно истолковать в этомнаправлении сам принцип христианской любви?
Эти вопросы интересуют не только церковь. Здесьречь идет о судьбах цивилизации. Ведьсопротивление церкви либерализму далеко небезвредно. Церковь обладает такой властью, что еевраждебности к силам, созидающим общество,хватит, чтобы разнести всю культуру вдребезги. Впоследние десятилетия мы с ужасом наблюдали, какона превращалась во врага общества. Ведь церковь,как католическая, так и протестантская, была непоследним из факторов, ответственных запреобладание разрушительных идеалов всегодняшнем мире. Для воцарения нынешнегосмятения христианский социализм сделал неменьше, чем социализм атеистический.
Исторически легко понять неприязнь церкви клюбым формам экономической свободы иполитического либерализма. Либерализм естьцветок того рационалистического просвещения,которое нанесло смертельный удар по старомуположению церкви, которое дало началосовременной исторической критике. Именнолиберализм подорвал могущество классов, которыевеками были тесно связаны с церковью. Онпреобразил мир сильнее, чем когда-либо этосделало христианство. Он вернул человечностьмиру и жизни. Он разбудил силы, которые пошатнулиосновы инертного традиционализма, на которомпокоились церковь и вера. Новое видение мирадоставило церкви немало тревог, и она все еще неприспособилась даже к внешним проявлениямсовременности. Конечно, священники вкатолических странах спрыскивают святой водойвновь уложенные железнодорожные пути и турбиныновых электростанций, но верующий христианин всееще внутренне содрогается перед работойцивилизации, которую его вера не может охватить.Церковь противостоит духу современности и самойсовременности. Нет ничего удивительного в том,что церковь стала союзником тех самых сил,которых гнев побуждает разрушить этот чудесныйновый мир, что она лихорадочно обследовала весьсвой богатый арсенал в поисках средств дляотрицания труда и богатства. Религия, котораяназывает себя религией любви, стала религиейненависти в мире, который кажется созревшим длясчастливой жизни. Возможные разрушителисовременного общественного строя могутрассчитывать на содействие христианства.
Трагично, что как раз величайшие умы церкви,понявшие значение христианской любви идействовавшие по любви, приняли участие в этойработе разрушения. Действовавшие с истиннохристианским милосердием священники и монахи,которые несли службу, и учили в госпиталях итюрьмах, и знали все, что можно знать о страдающеми грешном человечестве, первыми попались наприманку нового евангелия разрушения общества.Только «прямая прививка» либеральнойфилософии могла бы сделать их невосприимчивыми кзаразе гнева, который обуревал их подопечных и ктому же находил оправдание в Евангелиях. Онипревратились в опасных врагов общества. Из трудамилосердия возникла ненависть к обществу.
Многие из этих эмоциональных оппонентовлиберального экономического порядка быстроостановились в своем противостоянии. Многие,однако, стали социалистами — конечно, неатеистическими социалистами, как пролетарскиесоциал-демократы, а христианскими социалистами.Но христианский социализм есть все тот же самыйсоциализм.
Социализм заблуждался, когда искал предтеч вобщинах первохристиан. Даже «потребительскийкоммунизм» этих общин исчез, когда ожиданияприхода Царства Божия начали отступать на заднийплан. И социалистические методы производства непришли ему на смену. То, что производилхристианин, было произведено индивидуумом в егособственном хозяйстве. Пожертвования в пользубедных и на общие нужды, добровольные илипринудительные, делались членами церковнойобщины, которые трудились самостоятельно и спомощью собственных средств производства.Отдельные случаи социалистическогопроизводства в христианских общинах первыхстолетий могли иметь место, но документальныхподтверждений тому нет. Нам не известен ни одинучитель христианства, который бы советовалпоступать так. У апостолов и отцов церкви мычасто встречаем призывы вернуться к коммунизмупервых церковных общин, но речь идет всегда опотребительском коммунизме. Они никогда несоветовали организовать производствопо-социалистически [415*].
Лучшие из проповедей коммунизма принадлежатИоанну Златоусту. [353]В одиннадцатой проповеди, посвященной деяниямапостолов, святой прославляет потребительскийкоммунизм первых христианских общин и со всемжаром красноречия призывает вернуться к нему. Онпревозносит эту форму коммунизма не только спомощью ссылок на апостолов и их современников,но пытается и рационально обосноватьпреимущества коммунизма, как он их понимал. Еслибы все христиане Константинополя передали своюсобственность в общее пользование, тогда всегостало бы так много, что каждый бедный христианинбыл бы накормлен, и никто не страдал бы от нужды,потому что расходы на совместную жизнь намногоменьше, чем расходы на семейное хозяйство. Здесьсвятой Иоанн обращается к аргументам вроде тех,которыми сегодня доказывают преимущество домовс одной кухней или с коммунальными кухнями,приводя расчеты, насколько экономно совместноеведение домашнего хозяйства и приготовлениепищи. Расходы, говорит отец церкви, не будутвелики, а обильные запасы, полученные отобъединения семейных кладовых, окажутсянеисчерпаемыми, особенно если милость Господня кверующим от этого возрастет. Более того, каждыйвновь пришедший добавит еще что-то к общимзапасам [416*].Как раз эти трезвые детальные подсчетыпоказывают, что Златоуст имел в виду толькопотребительский коммунизм. Его замечания обэкономических преимуществах объединения,вершиной которых является утверждение, чторазделение на части ведет к умалению, аобъединение и сотрудничество — к возрастаниюблагосостояния, делают честь экономическойинтуиции автора. Но в целом его предложениядемонстрируют полное непонимание проблемпроизводства. Его мысли направленыисключительно на потребление. Он никогда и незадумывался над тем, что производствопредшествует потреблению. Все блага следовалопередать в общину. Возможно, по примеру Евангелийи Деяний апостолов Иоанн Златоуст предполагал ихпродажу, после чего община приступает ксовместному потреблению. [354] Он не сообразил, что так неможет продолжаться вечно. Он полагал, чтособранные воедино миллионы — по его оценкам,величина совокупного богатства должна быласоставить от одного до трех миллионов фунтовзолота — не могут быть исчерпаны. Похоже, чтоэкономические прозрения святого шли не дальше,чем мудрость наших политиков, когда они пытаютсяперестроить всю национальную экономику по