современников — Фергюсона и Адама Смита — прошламимо него. [360]Экономическая теория так и осталась для негочуждой. Эти недостатки сказались на всех егопредставлениях о социальных проблемах.
В этом отношении неокантианцы добились небольшего успеха, чем их учитель. Им такженедостает понимания основного общественногозакона — закона разделения труда. Они видят лишьто, что распределение дохода не соответствует ихидеалу, что наибольшие доходы достаются вовсе нетем, кого они считают самыми достойными, нопрезираемым им людям. Они видят бедных инуждающихся, но не пытаются выяснить, связано лиэто с самим институтом частной собственности илиже это результат ограничения системы частнойсобственности. И они сходу проклинают сам по себеинститут частной собственности, к которому,другие далеки от деловых забот, никогда не питалисимпатий. В познании общества они остаются науровне поверхностных и внешних явлений. К другимпроблемам они подходят спокойно, но здесь ихсковывает робость. И это замешательство выдаетих тайную склонность. При столкновении собщественными вопросами даже людям снезависимым мышлением трудно сохранятьбеспристрастность. Они начинают вспоминать всех,у кого дела идут лучше; они сравниваютсобственную ценность и пустоту других, своюбедность и чужое богатство — и в конечном итогене разум, а зависть и гнев водят их пером.
Это одно объясняет, почему такие острые умы, какнеокантианцы, не разработали те проблемысоциальной философии, к которым они одни сумелиподойти. В их работах не найти даже подступа ксозданию всеохватывающей философии общества.Для них не редкость безосновательная критиканекоторых аспектов жизни общества, но при этомони избегают критического сопоставленияважнейших систем социологии. Они выносятсуждения, даже не познакомившись с достижениямиэкономической науки.
Исходной точкой их социализма обычно являетсявысказывание: «Поступай так, чтобы ты всегдаотносился к человечеству и в своем лице, и в лицевсякого другого так же, как к цели, и никогда неотносился бы к нему только как к средству». [361] В этих словах,говорит Коген, «выражен сам глубокий имогущественный смысл категорическогоимператива; они заключают в себе нравственнуюпрограмму современности и всей будущей мировойистории» [418*]. [362] Похоже, чтодля него от этой мудрости до социализма не стольуж далеко. «Идея выбора гуманизма как целипреобразуется в идею социализма в силуопределения каждого индивидуума как конечнойцели, как цели в себе» [419*].
Очевидно, что судьба этого этическогоаргумента в пользу социализма зависит отистинности предположения, что при экономическомстрое, основанном на частной собственности насредства производства, все люди или часть ихявляются средствами, но не целью. Коген считаетэто совершенно доказанным. Он убежден, что втаком обществе существуют два класса людей —владельцы и неимущие, что только первые ведутсуществование, достойное человека, а вторыепросто играют служебную роль. Легко понять,откуда пришла эта идея. Она покоится напопулярных представлениях о взаимоотношенияхбогатых и бедных и поддерживается марксистскойфилософией общества, к которой Коген питаетнемалую симпатию, хотя прямо об этом и не говорит.[420*] Коген простоигнорирует либеральную теорию общества. Онсчитает ее заведомо неосновательной и не желаеттратить время на критику. Только отбросивлибералистское понимание природы общества ифункций частной собственности, можно дойти доутверждения, что в обществе, основанном начастной собственности на средства производства,человек выступает не как цель, а как средство.Ведь либералистская теория общества доказывает,что каждый отдельный человек видит во всехдругих прежде всего только средство достижениясвоих целей, но и сам он для всех других есть лишьсредство достижения их целей; и наконец, врезультате таких взаимных действий, в которыхкаждый выступает одновременно как цель и каксредство, достигается высшая цель общественнойжизни — лучшее существование для каждого.Общество возможно, только если каждый, живя своейсобственной жизнью, в то же время помогает житьдругим, если каждый отдельный человек выступаетсразу и как цель и как средство. Когдаблагополучие каждого является одновременнонеобходимым условием благополучия других, тогдапротивоположность между Я и Ты, между средством ицелью автоматически устранена. В конце концов,именно на это должно указывать сходство обществас биологическим организмом. В органическойструктуре никакие части нельзя рассматриватьтолько как средство или как цель. Согласно Канту,«понятие организма уже предполагает, чтосуществует материя, в которой все взаимносвязано как цель и средство» [421*]. Кант хорошо понимал природуорганической жизни, но не видел — и в этом ондалеко отставал от великих социологов, бывшихего современниками, — что человеческое обществоустроено по тому же принципу.
Телеологический подход, при котором проводятразличие между целью и средством, позволителенлишь, когда мы делаем предметом исследованияволю и действия отдельного человека илисообщества людей. Как только мы совершаемследующий шаг и обращаем внимание на результатыэтого действия для общества, такой подходстановится бессмысленным. Для каждогодействующего человека существует конечная цель,которую можно понять с помощью концепцииэвдемонизма; в этом смысле можно сказать, чтокаждый человек есть цель для самого себя и цель всебе. Но применительно к обществу этовысказывание не имеет никакой познавательнойценности. Здесь понятие цели столь же малоправомерно, как и применительно к другимприродным явлениям. Когда мы спрашиваем, что же вобществе является целью или средством, мы в умеподменяем общество, т. е. структурусотрудничества людей, которых сплачиваетпревосходство разделения труда надизолированным трудом, структурой, скованной однойволей, а потом уж спрашиваем: какова же цель этойволи? Это мышление никоим образом несоциологическое, не научное, а анимистическое.
Любимый аргумент Когена в пользу уничтожениячастной собственности показывает полноенепонимание им основной проблемы общественнойжизни. Вещи, говорит он, имеют стоимость. Уличности, однако, нет стоимости — у нее естьдостоинство. Рыночная цена, рыночная оценкастоимости труда несовместима с достоинствомличности [422*]. Здесь мысталкиваемся с марксистской фразеологией — сутверждением о непригодности учения о труде кактоваре. Эта фраза пробралась в текстыВерсальского и Сен-Жерменского договоров в форметребования осуществить основной принцип:«Труд не должен рассматриваться как товар иликак предмет торговли» [423*]. [363]Однако довольно об этих схоластическихтривиальностях.
После этого нас не должно удивлять повторениеКогеном всех тех лозунгов, которые тысячелетиямивыдвигали против частной собственности. Онотрицает собственность, потому что собственник,установив контроль над отдельным действием,становится фактически собственником личности [424*]. Он отрицает собственность,потому что с ее помощью у рабочего отнимаютпродукт его труда [425*].
Очевидно, что предъявляемые кантовской школойаргументы в пользу социализма всегда возвращаютнас к экономическим теориям различныхсоциалистических авторов, и прежде всего кМарксу и следовавшим за ним «академическим»социалистам. У них нет других аргументов, кромеэкономических и социологических, а этисовершенно несостоятельны.
«Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь»,говорится во Втором послании к фессалоникийцам,приписываемом апостолу Павлу. [426*] Этоувещевание о необходимости трудиться обращено ктем, кто желал жить своим христианством за счеттрудящихся членов церковной общины: они должныобеспечивать себя сами, не обременяя своихближних. [427*]Вырванное из контекста, это изречение давно ужеистолковывается как отрицание нетрудовогодохода. [428*]Здесь дано в самой краткой форме издавнапревозносимое правило морали.
Ход мыслей, который привел людей к этомупринципу, можно проследить по высказываниюКанта: «Человек может быть сколь угодноизобретателен, но он не может навязать природедругие законы. Либо он должен работать для себя,либо за него будут работать другие, и тогда егодосуг отнимет у других столько же довольства,сколько нужно, чтобы его собственное было вышесреднего» [429*].
Важно отметить, что Канту приходитсяобосновывать косвенное отрицание частнойсобственности, скрытое в этих словах, с помощьюутилитаристского или эвдемонистическогоподхода. Фактически он утверждает, что врезультате существования частной собственностинекоторым приходится работать больше, а другиебездельничают. Я не опровергаю утверждение, чточастная собственность и имущественноенеравенство отнимают у одних в пользу других, ноповторяю, что при общественном строе, где такоене позволено, выпуск продукции сократитсянастолько, что производство на душу окажетсяменьшим, чем доход неимущего работника при строечастной собственности на средства производства.Кантовская логика разваливается, как толькоопровергается утверждение, что досуг имущих