оплачен дополнительным трудом неимущих. Такойнаправленный против частной собственностиэтический аргумент отчетливо демонстрирует, чтовсе моральные оценки экономических отношенийпокоятся в конечном счете наполитико-экономическом суждении обэффективности — и ни на чем другом. Отрицатьтолько на «моральном основании» институт,который не был рассмотрен с утилитарной точкизрения, — это, если быть добросовестным, далеконеэтично. В действительности во всех случаях,когда мы имеем дело с предосудительной оценкой,оказывается, что на деле она связана своззрениями на экономические причинныевзаимосвязи.
Этого не заметили только потому, что частнуюсобственность защищали от морализаторскойкритики с помощью неадекватных аргументов.Вместо доказательства общественнойэффективности частной собственности взывали кправу собственности или доказывали, чтособственник также не тунеядец, посколькуприобретает собственность трудом и работает дляее сохранения, и т. п. Неубедительность этихаргументов очевидна. Абсурдно ссылаться насуществующие законы, когда вопрос стоит — какимдолжен быть закон. Нелепо указывать на нынешнийили прошлый труд собственника, когда речь идет нео том, оплачивать эту работу или нет, а о том,существовать ли вообще частной собственности насредства производства, и если да, то может ли бытьтерпимо неравенство собственности.
Обсуждение, справедлива или нет такая-то цена сэтической точки зрения, совершенно невозможно.Этическое суждение должно сделать выбор междуобщественным устройством, основанным на частнойсобственности на средства производства, и таким,которое основано на общественной собственности.Когда этот выбор сделан, — а в рамкахэвдемонистической этики он может основыватьсятолько на оценке достижений каждого видаобщественного устройства, — становитсяневозможной оценка тех или иных сторонвыбранного порядка как аморальных. То, чтонеобходимо для существования общественногостроя, и является моральным, а все остальное —аморально.
Мало что существенное может быть сказано как вподдержку, так и в отрицание требования оравенстве доходов. Этот этический постулатдопускает только субъективную оценку. Наукаможет только показать, во что обойдетсявыполнение этого требования, какими целями нампридется пренебречь ради достижения одной этой.
Большинство людей не осознают, что требуемоеими равенство доходов может быть достигнутотолько за счет отказа от других целей. Онивоображают, что сумма доходов останетсянеизменной, и все, что нужно, — это болееравномерное, чем при господстве частнойсобственности, распределение. Богатые откажутсяот излишков, а бедные получат недостающее, и вседоходы сравняются со средними по величине. А самсредний доход при этом не изменится. Нужно яснопонимать, что в основе этой идеи лежит ошибочноепредположение. Было ясно показано, что каким быпутем ни двигаться к равенству доходов,результатом всегда и везде будет оченьсущественное сокращение национального дохода, азначит, и среднего дохода. Доказанность этогофакта изменяет всю постановку вопроса. Ведьтеперь нам нужно сделать выбор: принимаем ли мыравное распределение доходов при сокращениисреднего дохода или мы выбираем неравенство приболее высоком среднем доходе.
Решение, конечно, будет зависеть от оценкисокращения среднего дохода в результатеперераспределения. Если мы придем к выводу, чтосредний доход станет меньше, чем сегодняполучают беднейшие, наше отношение будет,наверное, иным, чем отношение большинствасоциалистов сентиментального типа. Если для насубедительно то, о чем говорилось во второй частиэтой книги:
очень низкая производительностьсоциалистического труда и особенноневозможность экономического расчета присоциализме, тогда этот аргумент этическогосоциализма также рассыпается.
Неправда, что бедность существует из-забогатых. [430*]Если на смену капитализму придет строй равенствадоходов, все станут беднее. Хоть это и звучитпарадоксально, бедные получают то, что имеют,только благодаря богатым.
Если мы отвергаем аргумент в пользу трудовойповинности, в пользу равенства имущества идоходов, аргумент, основанный на утверждении, чтодосуг и богатство некоторых существуют за счетдополнительного труда и бедности остальных,тогда исчезают все основания у этих этическихпостулатов, кроме, пожалуй, одного моральногонегодования. Никто не должен бездельничать,когда я вынужден работать; никто не должен бытьбогатым, если я беден. Вот так вновь и вновь мыубеждаемся, что в основе всех социалистическихидей лежит возмущение.
Другой упрек, который философы бросаюткапитализму состоит в том, что он поощряетразрастание приобретательского инстинкта.Человек, говорят они, перестает быть господиномэкономического процесса и становится его рабом.Забытым оказывается, что хозяйственнаядеятельность нужна только для удовлетворениянужд и является средством, а не самоценной целью.Жизнь изнашивает себя в постоянной спешке ипогоне за богатством, и у человека не остаетсявремени для внутреннего сосредоточения инастоящих наслаждений. Свои лучшие силы онистощает в ежедневной борьбе на арене свободнойконкуренции. Эти идеологи мысленно всегда вотдаленном, романтически преображенном прошлом.Они видят дивные картинки, рождающие глубокуюнежность к прошлому: римского патриция в егозагородном поместье, мирно размышляющего надпроблемами стоицизма [365]; средневековогомонаха, который делит свое время между молитвамии чтением античных авторов; князя временВозрождения, при дворе которого собираютсяхудожники и ученые; знатную даму периода Рококо,в салоне которой энциклопедисты развивают своиидеи. [366] Отвращение к настоящемутолько углубляется, когда мы от этих виденийобращаемся к малокультурной жизни нашихсовременников.
Слабость этого аргумента, обращенного скорее кчувствам, чем к уму, не только в том, чтосравниваются лучшие цветы былого и сорнякисовременной жизни. Ведь ясно, чтонепозволительно сопоставлять жизнь Перикла илиМецената с жизнью обычного человека улицы. [367] Но так же неверно и то,что суета современной деловой жизни убила вчеловеке чувство прекрасного и возвышенного.
Богатство «буржуазной» цивилизации нерастрачено на одни чувственные удовольствия. Иесли нужны этому доказательства, достаточнонапомнить, как в последние десятилетия сталапопулярной серьезная музыка, особенно в техклассах населения, которые захвачены вихремделовой жизни. Никогда прежде искусство незатрагивало сердца столь большого круга людей.То, что грубые и вульгарные развлечения большепривлекают массы, чем благородные формы досуга,вовсе не исключительная особенностьсовременности. Так было во все времена. Мы можембыть уверены, что и в социалистическом обществедалеко не всегда будет господствовать хорошийвкус.
У современного человека перед глазамивозможность разбогатеть трудом ипредприимчивостью. В более косной экономикепрошлого это было не так легко. Люди были богатыили бедны от рождения и сохраняли свое положениедо конца жизни, если только не случалось что-тонеожиданное, чего нельзя было изменитьсобственным трудом и предприимчивостью. Навершинах жизни пребывали богачи, на дне —бедняки. В капиталистическом обществе все не так.Богатым стало легче обеднеть, а бедным —обогатиться. А поскольку судьба индивидуума илиего семьи не предопределена от рождения, какпрежде, он старается изо всех сил поднятьсявверх. Он никогда не будет достаточно богат,поскольку в капиталистическом обществе никакоебогатства не вечно. В прошлом феодальномувладыке ничто не могло повредить. Когда его землитеряли плодородие, его доходы сокращались, но,пока он не влезал в долги, собственностьоставалась при нем. Капиталист, отдающий капиталв ссуду, и производящий предпринимательиспытываются рынком. Кто неразумно вкладываетденьги или производит слишком дорого,разоряется. Даже вложенному в землю богатству неизбежать влияния рынка; аграрий также долженпроизводить по-капиталистически. Сегоднячеловек должен приобретать или становитьсябедным.
Те, кто желает устранить это принуждение ктруду и предприимчивости, должны понимать, чтовместе с тем буду! похоронены основы нашегоблагосостояния. В 1914 г. земля кормила гораздобольше обитателей, чем когда-либо прежде, и онивсе жили гораздо лучше своих предков только всилу господства стремления к приобретательству.Если деловую активность современности сменитьна созерцательную жизнь прошлого, бесчисленныемиллионы будут обречены на голодную смерть.
В социалистическом обществе напряженнаядеятельность современных учреждений и заводовсменится господской праздностьюправительственных канцелярий. Место энергичногопредпринимателя займет государственныйчиновник. Выиграет ли от этого цивилизация?Действительно ли бюрократ представляет собойлучший образец человека, и следует ли нам любойценой стремиться к тому, чтобы люди его типазаселили землю?
Многие социалисты с восторгом описываютпреимущества общества, созданного бюрократами,над обществом, в котором господствует погоня заприбылью [431*]. В обществе второго типа (Acquisitive Society) [368] каждый гонитсятолько за собственной выгодой; в обществеслужащих (Functional Society) [369]каждый выполняет свой долг на службе общему.Повышенная оценка чиновного мира, если толькоона не основывается на ложном понимании системычастной собственности, есть просто новая формапрезрения к усердному труду, которое всегда былосвойственно феодальным владыкам, воякам,литераторам и богеме.