рабочих, женщин и детей и при этом пытаютсяпродлить рабочий день до возможного предела.Утверждают, что это представлениеподтверждается историей развития крупнойпромышленности. Но при своем зарождении крупнаяпромышленность вынуждена была удовлетворятьсятаким трудом потому, что в то время она моглананимать людей только за пределами ремесленныхгильдий. Ей приходилось привлекать необученных,женщин и детей, потому что только они былидоступны для найма, а в результатепроизводственный процесс вынужденно строилсятак, чтобы эти работники с ним справлялись.Фабричная заработная плата была ниже заработкацеховых подмастерьев, потому чтопроизводительность труда была ниже. По той жепричине продолжительность рабочего дня былавыше, чем у ремесленников. Только когда этиотношения со временем изменились, крупнаяпромышленность смогла преобразовать условиятруда. Вначале у фабрик не было иного выбора, какнанимать женщин и детей, поскольку полные силмужчины были для них недоступны. Когда врезультате конкуренции фабрики смогли вытеснитьпрежнюю систему работы и перетянуть к себе тех,кто прежде был занят в ремесле, были изменены ипроизводственные процессы, так что главным сталтруд квалифицированных мужчин, а труд женщин идетей постепенно отошел на задний план.Заработная плата возросла, посколькупроизводительность полноценного рабочего былавыше, чем производительность фабричной девчонкиили ребенка. И вместе с этим рабочая семьяобнаружила, что больше не нуждается в заработкежены и детей. Продолжительность рабочего дняуменьшилась, потому что более интенсивный трудподготовленного рабочего сделал возможным болееэффективное использование машин, чем небрежный инеловкий труд малоценной рабочей силы. [446*]
Более короткий рабочий день и ограничениедетского и женского труда в тех размерах, которыебыли достигнуты в Германии накануне мировойвойны, никоим образом не были результатом победызаконов об охране труда над эгоистичнымипредпринимателями. Это следствие развитиякрупной промышленности, которая, избавившись отнужды искать себе работников на задворкаххозяйственной жизни, должна была преобразоватьусловия труда так, чтобы они соответствовалилучшему качеству рабочей силы. В общем и целомзаконодательство просто санкционировалоперемены подготовленные, предвосхищаемые илиуже совершившиеся. Конечно, оно всегда пыталосьпойти дальше, чем позволяло состояниепромышленности, но сделать это не удавалось.Препятствием служило не столько сопротивлениепредпринимателей, сколько сопротивление самихрабочих, не выражаемое и не выступающее открыто,но от того не менее эффективное. Ведь самимрабочим за каждый акт защищающего регулированияприходится платить как прямо, так и косвенно.Ограничение или запрещение женского и детскоготруда обременило бюджет рабочего столь жесильно, как и ограничение занятости взрослыхрабочих. Эти меры, конечно, уменьшают предложениетруда, что ведет к росту предельнойпроизводительности труда, а значит, и заработнойплаты в расчете на единицу продукции. Но ещевопрос, компенсирует ли для рабочего этот ростбремя растущих цен. Прежде чем выносить какое быто ни было заключение по этому вопросу, следовалобы изучить данные для каждого отдельного случая.Вполне возможно, что сокращение производства неможет обернуться абсолютным ростом реальногодохода рабочих. Но нам нет нужды вдаваться здесьв эти детали. Уверенно говорить о значительномсокращении предложения труда в результатепринятия рабочего законодательства можно,только если действие этих законов неограничивается отдельной страной. Пока это нетак, поскольку каждое государство шло своимпутем, и страны, где недавно развившаясяпромышленность использовала все возможностивытеснить с рынков продукцию старыхпромышленных государств, отставали с введениемрабочего законодательства, и законодательнаязащита труда не могла улучшить положение рабочихна рынке. Помочь здесь пытались путем заключениямеждународных соглашений о защите труда. Но промеждународную защиту труда еще с большимоснованием, чем про национальные меры, можносказать, что она никогда не достигала большего,чем это допускало естественное развитиеиндустриальных отношений.
Деструктивные элементы более выражены втеории, чем в практике защиты труда, посколькусвязанная с этими мерами непосредственнаяугроза промышленному развитию до известнойстепени сдерживала внедрение теории в жизнь. То,что теория эксплуатации наемных работниковстоль быстро распространилась и сталаобщепринятой, есть прежде всего заслугадеструкционизма, который без колебаний прибегалк исключительно эмоциональному описанию условийтруда. В практику законодательства были внедреныпопулярные образы жестокосердогопредпринимателя и своекорыстного капиталиста,которым противостоит бедный, благородныйэксплуатируемый народ. Законодателей приучиливидеть в каждом крушении плановпредпринимателей победу общего блага надэгоистичными интересами паразитов. Рабочемувнушили, что его усердие служит только роступрибылей, что его долг перед собственным классоми историей — трудиться сколь можно более вяло.
Сторонники законодательной защиты трудаисходят из неудовлетворительной теориизаработной платы. Они с негодованием отвергаютаргументы Сениора против законодательногорегулирования продолжительности рабочеговремени, но не в силах противопоставить ничегозначимого тем выводам, к которым он пришел длястационарных условий. [385] Неспособность школыкатедер-социалистов разобраться в экономическихпроблемах особенно явно демонстрирует Брентано.О том, до какой степени он не в состоянии постичьсвязь размера заработной платы и эффективноститруда, видно из сформулированного имсобственного «закона»: высокая заработнаяплата увеличивает продукт труда, а низкаязаработная плата уменьшает его. Но ведь ясно, чтохорошая работа просто оплачивается лучше, чемплохая [447*]. Этаошибка делается еще более очевидной, когда онзаявляет, что сокращение рабочего времени естьпричина, а не результат роста производительноститруда.
Маркс и Энгельс, отцы немецкого социализма,хорошо понимали, насколько важна дляраспространения разрушительных идей борьба зарабочее законодательство. В «Учредительномманифесте Международного товариществарабочих» говорится, что билль о 10-часовомрабочем дне в Англии «был не только важнымпрактическим успехом, но и победой принципа;впервые политическая экономия буржуазии открытокапитулировала перед политической экономиейрабочего класса» [448*].За двадцать лет с лишком до этого Энгельс в ещеболее чистосердечных выражениях призналдеструкционистский характер билля о 10-часовомрабочем дне. [386] Онне смог не согласиться, что контраргументыпредпринимателей были наполовину верны. Этотзакон, полагал Энгельс, приведет к сокращениюзаработной платы и сделает английскуюпромышленность неконкурентоспособной. Но этоего не беспокоило. «Разумеется, — добавлял он, —если бы дело не пошло дальше десятичасовогобилля, Англии грозило бы разорение; но посколькуон неизбежно влечет за собой другие мероприятия,которые должны направить Англию на совершенноиной путь, чем тот, по которому она до сих пор шла,этот билль означает шаг вперед» [449*]. Если английскаяпромышленность уступит иностранным конкурентам,революция станет неизбежной [450*]. В болеепоздней статье он говорит о билле о 10-часовомрабочем дне:
«Это уже не отдельная попытка парализоватьпромышленное развитие, это одно из звеньев вдлинной цепи мероприятий, которые должнысовершенно преобразовать современный стройобщества и постепенно уничтожить существующиедо сих пор классовые противоречия, это уже нереакционное, а революционное мероприятие» [451*].
Фундаментальную важность борьбы за рабочеезаконодательство нельзя недооценивать. Но Маркси Энгельс, как и их либеральные оппоненты,переоценили непосредственный деструктивныйпотенциал отдельных мероприятий. Главные успехив деле разрушения общества были достигнуты надругих направлениях.
Существом программы германского этатизма былосоциальное страхование. Но народы за пределамиГерманской империи также начали видеть всоциальном страховании высшее достижениеполитической проницательности и мудростигосударственных деятелей. И если некоторыеограничиваются простым восхвалением волшебныхрезультатов, которых удалось достичь с помощьюэтих институтов, то другие укоряют их заполовинчатость, за то, что ими охвачены не всеслои народа и что имеющие преимущества получаютне все то, что, по их мнению, должны бы. Говорилось,что социальное страхование нацелено, в конечномсчете, на то, чтобы дать каждому гражданинудолжный уход и лучшее медицинское обслуживаниево время болезни, нужную помощь в случаенетрудоспособности от несчастного случая,болезни, старости или при невозможности найтиработу на должных условиях.
Никакое упорядоченное общество не было стольбессердечно, чтобы позволить бедным ибеспомощным умирать с голоду. Всегда были некиеустановления, нацеленные на спасение от нищетытех, кто не способен самостоятельно содержатьсебя. По мере того как вместе с развитиемкапитализма увеличивалась обеспеченностьобщества, улучшалась система помощи беднякам.Одновременно изменялась и правовая основа этойпомощи. Что прежде было актом милосердия,которого бедняки не могли требовать, теперьстало долгом общины. Были приняты меры пообеспечению помощи бедным. Но в первое времяостерегались узаконения притязаний бедняков наподдержку и содержание. Мало думали и о том, чтобыснять клеймо постыдности с тех, кто жил насредства общины. Это не было проявлениембессердечия. Дискуссии по поводу английского