монополистических соглашений [496*]. Его отвращение ксотрудничеству с капиталистами было не стольсильным, чтобы отказаться от возможностирасширить сферу монополизации.
Программой этого внутренне противоречивогоинтервенционизма является диктатура,предположительно нацеленная на освобождениелюдей. Но свободу эти деятели понимают, каксвободу поступать «правильно», т. е. делатьто, что замыслено планировщиками. Мало того, чтоони не осознают неизбежных при этомэкономических проблем и трудностей. У них к томуже отсутствует способность к логическомумышлению.
Самое нелепое оправдание интервенционизмапредлагают те, кто рассматривает конфликт междукапитализмом и социализмом в терминах борьбы зараспределение дохода. Почему бысобственническим классам не быть болееуступчивыми? Почему бы им не предоставитьизбыток своих доходов в пользу бедных рабочих?Почему они сопротивляются намерениямправительства поднять долю обездоленных за счетустановления минимальной заработной платы ипотолка для роста цен? Почему бы им не урезатьсвои прибыли и процент до более«справедливого» уровня? Уступчивость вданных вопросах, говорят эти люди, ослабитпозиции радикальных революционеров и сохраниткапитализм. Худшими врагами капитализма, с ихточки зрения, являются те непреклонныедоктринеры, которые своей избыточной заботой осохранении экономической свободы, системы laissez-faireи манчестерства срывают все попытки достижениякомпромисса с требованиями труда. Тольконесгибаемые реакционеры виновны в горечисовременных партийных распрей и в порождаемойими неумолимой ненависти. Что нужно на самом деле-- так это принять конструктивную программувместо чисто негативистских принциповэкономических монархистов. И, конечно же, с ихточки зрения, «конструктивно» толькогосударственное вмешательство.
Однако такой способ рассуждения совершеннопорочен. Предполагается, что вмешательствоправительства в хозяйственную жизнь приведет кожидаемым благим результатам. При этомпостыднейше игнорируются все заявленияэкономистов о тщетности целей государственногорегулирования и о его неизбежных и нежелательныхпоследствиях. Вопрос не в том, справедливы илинет ставки минимальной заработной платы, но — неприведут ли они к появлению безработицы средитех, кто готов работать. Называя эти мерысправедливыми, интервенционисты не опровергаютвозражения экономистов. Они простодемонстрируют свое полное невежество в этомвопросе.
Конфликт между капитализмом и социализмомвовсе не является борьбой двух групп за то, какразделить между собой данный объем благ. Это споро том, какой тип организации общества наилучшимобразом служит благосостоянию человечества.Противники социализма отрицают его не потому,что завидуют благам, которые рабочиепредположительно извлекут из социалистическойорганизации производства. Они сражаются ссоциализмом именно из убеждения, что он будетпагубен для масс, которые обречены на то, чтобыпревратиться в нищих рабов, полностью зависимыхот безответственных диктаторов.
В этой борьбе идей каждый должен сделатьопределенный выбор. Необходимо либо встать насторону защитников экономической свободы, либопримкнуть к адвокатам тоталитарного социализма.Этого выбора нельзя избежать на путяхинтервенционизма как предположительносрединной позиции. Ибо интервенционизм неявляется ни срединным путем, ни компромиссоммежду капитализмом и социализмом. Это третьясистема. Система, нелепость и тщетность которойпризнаются не только всеми экономистами, но дажемарксистами.
Не может быть «чрезмерной» защитаэкономической свободы. С одной стороны,производство может направляться усилиямикаждого индивидуума приспособить свое поведениетак, чтобы удовлетворять наиболее настоятельныепотребности потребителей и самым подходящимспособом. С другой стороны, производство можетнаправляться правительственными указами. Еслиэти указы будут затрагивать только отдельныедетали экономического механизма, они недостигнут цели и даже их сторонникам будет не подуше результат. Если же они приведут квсесторонней регламентации, это и будеттоталитарный социализм.
Человек должен выбрать между рыночнойэкономикой и социализмом. Государство можетподдерживать рыночную экономику, защищая жизнь,здоровье и частную собственность от насилия имошенничества. Либо оно может взять на себяконтроль за всей хозяйственной деятельностью.Кто-то должен определять цели производства. Еслиэто не будут делать потребители посредствомспроса и предложения, это придется делатьправительству методами принуждения.
В работах Маркса и Энгельса термины«коммунизм» и «социализм» являютсясинонимами. Они используются поочередно, и междуними не делается различия. Так это и сохранялосьв практике всех марксистских групп и сект вплотьдо 1917 г. Марксистские политические партии,которые относились к Коммунистическомуманифесту как к непременному евангелию своейверы, называли себя партиями социалистическими.Наиболее влиятельная и многочисленная из этихпартий — германская — приняла имясоциал-демократической партии. В Италии, воФранции и во всех других странах, гдемарксистские партии уже играли некуюполитическую роль до 1917 г., термин «социалистический»был взаимозаменим с термином «коммунистический».Ни одному марксисту до 1917 г. и в голову неприходило отделять коммунизм от социализма.
В 1875 г. в своей критике Готской программыгерманской социал-демократической партии Марксввел различие между низшей (начальной) и высшей(зрелой) фазами будущего коммунистическогообщества. Но он не выделил «коммунизм» какимя исключительно высшей фазы и не назвал низшуюфазу «социализмом».
Одной из фундаментальных догм Маркса был тезис,что социализм настанет «с неотвратимостьюзакона природы». Капиталистическоепроизводство отрицает самое себя и создаетсоциалистическую систему общественнойсобственности на средства производства.«Капиталистическое производство порождает снеобходимостью естественного процесса своесобственное отрицание» [497*].Оно не зависит от воли людей [498*]. Человек неможет ни ускорить его, ни замедлить, ни отменить,ибо «ни одна общественная формация не погибаетраньше, чем разовьются все производительныесилы, для которых она дает достаточно простора, ановые, более высокие производственные отношенияникогда не появляются раньше, чем созреютматериальные условия их существования в недрахсамого старого общества» [499*].
Эта доктрина, конечно же, не согласуется сполитической активностью самого Маркса и сидеями, которыми он оправдывал эту своюактивность. Маркс пытался создать политическуюпартию, которая бы с помощью революции игражданской войны завершила переход откапитализма к социализму. В глазах Маркса и всехмарксистских доктринеров характерной чертой ихпартий была их революционность,бескомпромиссная преданность идее насилия.Целью было поднять восстание, установитьдиктатуру пролетариата и безжалостно уничтожитьвсех буржуа. Действия Парижской коммуны в 1871 г.рассматривались как превосходная модель такойгражданской войны. Парижское восстание, конечно,огорчительно провалилось. Но ожидалось, чтопоследующие бунты будут успешными [500*].
Однако тактика марксистских партий в различныхевропейских странах безнадежно не совпадала ни содним из этих противоречивых направлений вучении Карла Маркса. Они не верили в неизбежностьприхода социализма. Не верили они и в успехреволюционного восстания. Они приняли методыпарламентаризма. Они набирали голоса на выборахи посылали депутатов в парламент. Они«выродились» в демократические партии. Впарламентах они вели себя подобно другим партиямоппозиции. В некоторых странах они заключаливременные союзы с другими партиями, и поройсоциалисты попадали в кабинет министров. Позже,после конца первой мировой войны,социалистические партии во многих парламентахзаняли господствующее положение. В некоторыхстранах им одним принадлежала власть, в других —они правили в коалиции с буржуазными партиями.
Конечно, эти одомашненные социалисты до 1917 г. непрекращали лицемерного восхваления принциповортодоксального марксизма. Опять и опять ониповторяли, что приход социализма неизбежен. Ониподчеркивали традиционную революционностьсвоих партий. Нельзя было оскорбить их сильнее,чем сомнением в неумолимой революционности ихдуха. Однако фактически они были парламентскимипартиями, подобными всем другим партиям.
С истинно марксистской точки зрения,выраженной в поздних писаниях Маркса и Энгельса(появившихся после «Коммунистическогоманифеста»), все меры по ограничению,регулированию или улучшению капитализма сутьпросто «мелкобуржуазная» чепуха,порождаемая непониманием законов эволюциикапитализма. Только полная зрелость капитализмаведет за собой социализм. Не только тщета, но ипагуба для интересов пролетариев в попытке такойполитики. Даже тред-юнионизм — не адекватныйспособ улучшения положения рабочих [501*]. [426] Маркс неверил, что правительственное вмешательствоможет оказаться полезным массам. Он яростноотрицал, что такие меры, как минимальнаязаработная плата, установление предельных цен,ограничение величины процента, социальноестрахование и т. п., являются подступами ксоциализму. Он стремился к радикальномуустранению системы заработной платы, что можетбыть достигнуто только в высшей фазе коммунизма.Он бы саркастически высмеял идею, что труд можетперестать быть товаром в рамкахкапиталистического общества благодарясовершенным законам.
Но социалистические партии Европы были неменьше преданы идеям интервенционизма, чемSozialpolitik кайзеровской Германии или американский«Новый курс». [427]