что, наркоопасность упала или выросла? Это все изменения. Но можно ли рассматривать изменение облика или названия как прогресс в содержании? Как модернизацию — да. Если у вас кепка или фуражка не современная, наденьте современную кепку или фуражку, можно берет. А что в голове? «Ну, чего захотели. Этим мы не занимаемся». А мы вот занимаемся. В облике и названиях ничего нового у нас нет, по-старинке собираемся знания передавать, видимо отстаем. Раньше Гегель передавал, когда был профессором Берлинского университета, Кант передавал в Кёнигсберге. И мы, современные профессора, ведем себя совершенно несовременно — всю жизнь передаем знания. И, видимо, несовременны студенты, которые знания хотят получить.
Лучше бы шапку одели четырех уголку, да черную мантию, тогда, быть может, стали бы модернизированными студентами.
То есть рассмотрение категории изменения заставляет нас о многом подумать. И примеры изменений можно приводить и разбирать бесконечно, поскольку нет ни одного примера неизменяющегося нечто. Ни одного. Все изменяется. Все. И материя изменяется, и сознание изменяется. Все находится в процессе изменения.
Ранее мы выяснили, что все находится в процесс становления.
Все есть и возникновение, и прехождение. Результат снятия становления, то есть наличное бытие, выступает сначала как спокойное бытие, но наличное бытие, ставшее определенным наличным бытием, то есть нечто, является изменяющимся, то есть равным самому себе и не равным самому себе. Отсюда и взгляд на материю и на ее отражение в сознании у нас должен быть как на изменяющиеся и только как на изменяющиеся. Нет никакой неподвижной материи. Мы можем, конечно, остановить мгновение, сделав мгновенный снимок какой-то части материи. Но это будет именно снятие, то есть отрицание с удержанием. Это будет правильность, но не истина. Хороший фотограф ищет такое выражение у человека, которое выражает его сущность, плохой просто делает снимки того, что было. Он не учитывает, что моменты равенства с собой и неравенства с собой есть во всем, и надо их уметь отличать.
На этом тему изменяющегося социального нечто мы не можем считать законченной. Потому что все, что мы будем дальше рассматривать, в себе содержит изменяющееся нечто, точно так же, как все содержит в себе становление. Хотя следующая тема, которую мы будем рассматривать, называется «Социальное развитие». Заранее можно сказать, что развитие — это изменение.
Но не всякое изменение — развитие. Мы будем заниматься некоторой разновидностью изменения. То есть мы не бросим изменение, ссылаясь на то, что развитие есть нечто более высокое, чем просто изменение. Но поскольку это более высокое стоит на более простом, оно и более высокое. Изменение идет за становлением. А из всех изменений мы выбираем то, что является развитием.
Всякое ли изменение можно считать развитием? Нет. Давайте начнем с отрицания. Какое изменение нельзя считать развитием?
Деградацию можно считать развитием? Например, наркоманы явно деградируют, причем быстро. С одной стороны, наркоман не может без наркотиков жить, но деградирует при этом так, что ради того, чтобы добыть наркотик, он готов пойти сначала на воровство, а потом и на убийство, лишая других жизни и быстро теряя свою.
То есть наркоман находится в процессе изменения — был хороший человек, стал никто и умер. Он есть и в-себе-бытие и бытие-для иного и все, что относится к изменению вообще, применимо к падению человека, который стал наркоманом. Но сам ли он стал наркоманом? Или наркомания есть одно из выражений и проявлений буржуазного характера общества? Человек же не рождается наркоманом, к наркотикам его приучают гоняющиеся за сверхдоходами наркодельцы. Наркотики относятся к такому виду веществ, которые первое что делают, — уничтожают сопротивляемость организма к их употреблению.
Все наркотические вещества обладают таким свойством. Вот вы такой волевой, да? Съешьте для начала вот это, раз вы такой волевой.
Оно поразит вашу волю, и далее вы уже остановиться не сможете.
Поэтому есть люди пьющие или непьющие. Мало пьющие — большая редкость, поскольку мало пьющие чаще всего переходят в категорию просто пьющих, а пьющие весьма нередко становятся спившимися. Алкоголь — это ведь тоже наркотик. Как и никотин.
Реклама зовет: «Курите легкие сигареты». В чем их легкость? А в том, что их легко продать, потому что тяжелые вы не купите, а легкие купите. А легкие от тяжелых по своему действию почти ничем не отличаются, что разъяснил главный санитарный врач России Геннадий Онищенко, третий человек у нас в России. У нас в России три главных человека — президент, премьер и главный санитарный врач Онищенко. За рубежом, конечно, больше всего боятся Онищенко. Он определит, что в продукции вашей страны оказались тяжелые металлы, и все — ваша свинина или ваше вино в Россию не пойдут, и вы потерпите громадные убытки.
Как действуют наркодельцы? Приходят в школу, дают школьникам таблеточки. Бесплатно — попробуйте. Дали.
Попробовали. А потом хотят еще. Еще дали. Опять хотят. Опять дали. А потом уже не бесплатно. И вот уже по официальным данным 30 % школьников употребляют наркотики, или, по крайней мере, их употребляли. Сначала давали, давали бесплатно, а теперь несите деньги, и покупайте. А уже не покупать — не может. Значит, он будет покупать у тех самых наркоторговцев. Сначала на деньги, которые мама и папа давали на конфеты и игрушки, на книги и завтраки. А потом? А потом у папы и мамы найдет, где они деньги хранят. А потом? А потом пошел на улицу, спрашивать у людей — нет ли у них денег. А потом уже с ножом. А потом через некоторое время сам же и умрет. И все эти этапы идут друг за другом очень быстро, долго наркоманы не живут. И деградация наркомана — тоже пример изменения. Есть тут и равенство начавшего принимать наркотики человека с собой и его неравенство с собой, и его в-себе-бытие, и его бытие-для-иного.
Производство, продажу и потребление наркотиков мы бы назвали реальностью общества или его отрицанием? Общество — это реальность, а наркоугроза — это его отрицание, то есть это то, с чем общество борется и что борется с обществом. И общество выступает двояко — и как целое, и как свой собственный момент — как антинаркотический момент, противоположный наркотическому моменту. Но люди без философии не могут сформулировать это правильно. Они говорят о наркореальности, и тогда общество уже предстает не как реальность, а как отрицание, то есть как уже проигравшая битву с наркоугрозой сторона.
Приведенный пример однозначно показывает, что не следует путать деградацию с развитием. Но это еще не определение развития. В дальнейшем мы определим, что такое развитие. Сейчас же мы констатируем, что далеко не всякое изменение может быть названо развитием, хотя умирание человека можно выразить как развитие его смертельной болезни. В дальнейшем мы будем выяснять, какие бывают концепции развития, и разбирать их, чтобы отличать истинное, научное понимание развития от ненаучного, но перед этим давайте попытаемся в порядке повторения обозреть уже изложенный материал.
В чем отличие диалектической логики от других наук? В других науках мы думаем о каких-то конкретных предметах и с помощью наших мыслей пытаемся найти истину. В диалектике же, в диалектической логике мы предметом рассмотрения делаем сами мысли, выраженные с помощью языка. Мы думаем о мыслях, обдумываем те мысли или те категории, в которых эти мысли выражаются. И вот чтобы закрепить понимание категории изменение, следует проследить ее связь с более простыми категориями. Потому что, когда мы берем категорию в связи с другими, она не может выпасть из нашей памяти и берется такой, какая она есть, то есть не только как результат без движения к нему, но как результат, взятый вместе с процессом движения к этому результату. А если категория берется одна, сама по себе, изолированно, то легко забыть ее значение, и тогда будет логический провал, не позволяющий двигаться дальше. Чтобы таких провалов не было, нужно опосредствование. Нужно связывать одни категории с другими. И вот мы немного повторимся, ведь повторение — мать учения, тем более что это не такой простой материал, чтобы он так сразу наскучил, скорее он не сразу понятен.
Мы начали с чистого бытия, усмотрели его переход в чистое ничто и чистого ничто в бытие. Получили движение исчезновения бытия в ничто и ничто в бытии — становление. Становление есть благодаря разности бытия и ничто. Но в становлении эта разность исчезает, а вместе с ней исчезает и становление. Становление как беспокойное единство бытия и ничто снимает себя и становится спокойной простотой — наличным бытием. Наличное бытие — это результат снятия становления. Становление было беспокойным движением исчезновения бытия в ничто и ничто в бытии, затем предстало как единство возникновения и прехождения, сняло себя и превратилось в спокойное и простое наличное бытие.
Затем обнаружилось, что наличное бытие простое только налицо, а в нем есть становление, поскольку наличное бытие есть результат снятия становления. И поскольку в становлении есть не только бытие, но и ничто, последнее выступило как небытие. Если бы мы наличное бытие взяли и просто бы на него смотрели, то ничего бы, кроме простого и спокойного, в нем бы не обнаружили.
А мы начали исследовать, применяя такой логический метод, какой по существу является историческим. Мы стали выяснять, откуда же это самое наличное бытие взялось, как оно возникло.
Этим и занимаются историки. То есть, беря любой процесс, объект, они начинают выяснять, откуда он появился, каковы его исторические корни. Так что в своем логическом движении мы по сути дела идем, пользуясь историческим методам, и он же — логический и диалектический, потому что диалектический метод — это исправленный исторический, исправленный в том смысле, что мы здесь изучаем не зигзаги и отклонения, которые всегда неизбежно случаются, а изучаем закономерный ход движения. И вот мы начали выяснять, что мы можем сказать про наличное бытие, когда мы на него смотрим. Если мы смотрим на него впервые, только начинаем его изучать, мы можем сказать только то, откуда оно произошло, правильно? И мы записали такую формулу, что наличное бытие есть результат снятия становления.