о класса. И вот когда мы берем авангард класса, разве в этом авангарде все только позитивно и нет отрицательных явлений? В каждом отдельном человеке есть, а если они вместе образуют авангард, то уже и нет? Вы верите в это? Но мы на вере не стоим.
Мы знаем, что в каждом налицо или в целом позитивном есть негативное. Вот говорили, что партия — это Ум, Честь и Совесть нашей эпохи. Это верно было по отношению к большевистской партии. Но означает ли это, что бессовестности и глупости у тех или иных членов партии вовсе не было? Ленин в одном из писем замечал, что не только кадеты и эсеры, но и немалый процент большевиков не умеет думать, а только заучивает и повторяет слова. Идем дальше. Берем высший орган партии — съезд. На съезд посылают худших или лучших? Лучших старались, по крайней мере, посылать. Так если собрались лучшие из партии, разве у них, кроме правильных, нет негативных, неправильных позиций? Есть. Тогда берем один из результатов работы съезда — съезд избирает Центральный Комитет. Центральный Комитет — это выражение революционности рабочего класса, прогрессивной роли его как самого передового. Но давайте вспомним одно из последних писем Ленина к съезду большевистской партии, в котором он разбирает и оценивает качества членов ЦК. Для Троцкого характерен небольшевизм, Пятаков страдает административным отношением к делу, Бухарин вроде бы любимец партии, считается теоретиком партии, но никогда не учился и никогда не понимал вполне диалектики, поэтому его теоретические воззрения с очень большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, Сталин негативных политических и идеологических оценок не получил, но слишком груб. Так что и Центральный Комитет большевистской партии содержит в себе свое отрицание. И вот мы берем, наконец, генерального секретаря. Кстати, наименование должности «генеральный секретарь» тогда не с большой буквы писалось. Если человек большой, его должность обычно пишется с маленькой буквы, если обычный — его должность пишется с большой. Сталин был генеральным секретарем, а Брежнев — Генеральным. И вот мы берем теперь генерального секретаря ЦК ВКП(б) товарища Сталина. У ЦК, значит, в который съезд отобрал лучших из лучших, есть и отрицательные качества, а у его генерального секретаря Сталина отрицательных черт нет? А в целом как ЦК, так и его генеральный секретарь являлись выразителями и проводниками интересов и воли рабочего класса. Ясное дело, что кому не нравится рабочий класс и его руководящая роль, диктатура пролетариата, тому и Сталин не нравится. Ему не нравится рабочий класс, партия рабочего класса, соответственно, и съезд и Центральный Комитет этой партии и, естественно, генеральный секретарь. Это вполне логично. А если кто стоит на позиции рабочего класса или, по крайней мере, признает всемирно историческую, прогрессивную роль рабочего класса, тогда он должен признать и прогрессивную роль Сталина.
Означает ли сказанное, что мы не можем указать на минусы в деятельности Сталина. Вовсе не означает. Можно указать даже на теоретические минусы. Вот, скажем, у Маркса и Ленина всегда говорилось, что коммунистическое производство, в том числе и на первой стадии его развития, — это производство не товарное, а непосредственно общественное. Как разъяснял Ленин в «Наказе от Совета Труда и Обороны местным советским учреждениям», даже в переходный от капитализма к коммунизму период государственный продукт, обмениваемый на крестьянское продовольствие, не есть товар в политико-экономическом смысле, во всяком случае, не только товар, уже не товар, перестает быть товаром. В «Замечаниях на книгу Бухарина «Экономика переходного периода» В.И.Ленин писал, что недостаточно указать, что при социализме производится не товар, а продукт, надо добавить, что при социализме это «продукт, идущий в потребление не через рынок». Сталин правильно написал в работе «Экономические проблемы социализма в СССР», что средства производства при социализме не товары, а вот предметы потребления почему-то записал в товары. Эта двойственная, непоследовательная позиция Сталина выразилась и в том, что закон стоимости он объявил законом социализма. А закон стоимости, согласно Марксу и Энгельсу, — это основной закон товарного хозяйства, а, следовательно, и его высшей формы — капитализма. И разве может основной закон капитализма быть законом социализма? Так что корни реакционного, губительного для социализма движения на рынок можно, к сожалению, найти в некоторых отступлениях от в целом выдержанной марксистско-ленинской позиции и у Сталина.
И какой в итоге мы получаем вывод? Мы получаем вывод, что Сталин в целом — объективно позитивная, прогрессивная фигура.
Субъективно же он позитивная фигура для тех, для кого позитивными является социалистическая революция, ее движущая сила — рабочий класс, уничтожение частной собственности, построение социализма и развитие его в полный коммунизм. Для реакционеров же и врагов социализма Сталин — отрицательная фигура, понятное дело, а как же еще? Если я против диктатуры рабочего класса, неужели я буду выступать за того, кто ее осуществлял? Таким образом, мы приходим к выводу, что антисталинизм — это одна из форм антикоммунизма. Диктатура пролетариата — свобода для тех, кто стоит на позициях рабочего класса, а если кто стоит на противоположных позициях, какая же ему свобода? Это не свобода, это ужас, кошмар.
В вопросе о том, что является свободой, мы также должны стоять на научных позициях. Свобода — это господство над обстоятельствами со знанием дела. А когда над нами обстоятельства господствуют, это не свобода. А некоторые думают, что свобода сводится к возможности выбора, дескать, если я могу выбрать, выпрыгнуть мне в окно или повеситься, это уже свобода. Но не надо путать свободу и произвол. Если вам сделали стипендию 1100 рублей, то вы можете произвольно выбирать, как вам прожить на 1100 рублей, если прожиточный минимум 6900 рублей, но свободой тут и не пахнет.
Выраженное философскими категориями всеобщее мы должны видеть во всяком конкретном, в единичном и особенном. Все исторические явления имеют какую-то особую форму в разных странах, в разные времена, при разных политических личностях, все совершается по-разному, но, с другой стороны, все имеет нечто всеобщее, выраженное с помощью всеобщих категорий, всеобщих законов природы, общества и мышления. Так любое наличное бытие есть спокойное и простое, но в нем есть небытие, которое есть его определенность, качество, и качество выступает как реальность и отрицание.
Рассмотрим реальность и отрицание. Что мы можем сказать про реальность? Что она есть. А раз она есть, то что она есть?
Бытие. Только что она была качеством, то есть определенностью, а выяснилось, что она — бытие, то есть что состоялось ее логическое превращение в бытие. Мы рассматривали качество, то есть определенность саму по себе, тем самым мы ее оторвали от наличного бытия, а выяснилось, что она есть бытие. А какое бытие? Наличное. Значит, неотделима оказалась эта реальность от наличного бытия. А раз качество есть наличное бытие, то что в нем есть? Становление. В становлении же, кроме бытия, есть ничто.
Значит, в реальности есть отрицание. А про отрицание, как только мы его сделаем предметом рассмотрения, мы вынуждены сказать, что оно есть. А раз есть, то, значит, оно бытие и, следовательно, отрицание есть реальность. И что мы получаем? Мы вначале развели реальность и отрицание как не тождественные одно другому, а получилось, что они одно и то же. Это значит, что их различие снято. Что значит снято? Снятие — это отрицание с удержанием, то есть различие удерживается в этом отрицании, но оно снято, и налицо отсутствие различия.
Давайте теперь соберем урожай. У нас были по отдельности наличное бытие и качество, которое выступило как реальность и как отрицание. Теперь выяснилось, что реальность есть наличное бытие и отрицание есть наличное бытие и различие между ними снято. И одновременно снято различие между качеством и наличным бытием, поскольку качество оказалось наличным бытием. Все эти различия сняты. И вот такое наличное бытие, от которого определенность неотделима, поскольку реальность и отрицание неотделимы друг от друга и от наличного бытия, такое наличное бытие — это определенное наличное бытие. Не отдельно определенность и отдельно наличное бытие, а определенное наличное бытие. Если брать пример с таким качеством человека, как ум, то теперь уже берется ум не отдельно от человека и не человек отдельно от ума, а человек как определенное наличное бытие, то есть как умный человек.
Теперь мы имеем определенное наличное бытие. Эта категория называется еще «налично сущее». Гегель подобрал очень удачное выражение — налично сущее. Почему удачное? Потому что оно выражает одновременно и определенность, и наличное бытие.
Налично сущее на какой вопрос отвечает? На два. Во-первых, на вопрос: «Это что?» Налично сущее. Во-вторых, на вопрос «Какое?»
Налично сущее. Таким образом, имеем укороченное название определенного наличного бытия — налично сущее. Есть и еще более короткое название. Почему при прочих равных желательно иметь и более короткое название? Прежде всего для того, чтобы легче усвоить. Зачем обязательно длинное выражение в голове держать, если можно данную категорию удержать в кратком выражении. В самом кратком выражении определенное наличное бытие или налично сущее называется нечто. Частица «не» пишется вместе с «что». Нечто — это позитивная категория?
Позитивная. И при этом впереди стоит «не». Мы считаем ее позитивной категорией, хотя написано «не». На примере этой категории особенно ярко видно, что человеческая мысль привыкла оперировать с категориями, в которых хотя и имеется отрицание, наличие этого отрицания отнюдь не делает весь предмет отрицательным. Точно так же, как наличие у человека недостатка, отнюдь не делает его плохим человеком. Но если в человеке верх возьмут его недостатки, то это уже не будут недостатки, они будут, наоборот, в целом характеризовать человека как отрицательного, а для него отрицательными будут какие-либо положительные качества, которые будут выступать как его недостаток. Если чего-то не хватает подлецу для того, чтобы считаться законченным подлецом, так это устранения тех положительных качеств, которые у него еще остались.