Социальная диалектика — страница 68 из 77

И было время, когда вместо зарплаты выдавали тем, кто работал на телевизионном заводе, телевизоры, а на стекольном заводе — стеклотару. Идите, попробуйте продать, и если удастся продать, то будете кушать, а если не удастся, то это дело ваше. То есть работников за пределами их рабочего времени превращали в неоплачиваемых торговцев продукцией предприятия, торговать они должны были бесплатно и в свое свободное время, которое соответственно превращалось в рабочее. И в нынешнем Трудовом кодексе осталась эта натуроплата, но, правда, ограниченна 20 процентами.

Кто в буржуазной России имеет право законодательной инициативы? Право законодательной инициативы у нас имеют: депутаты Государственной Думы, члены Совета Федерации, президент, правительство (председатель правительства не обладает правом законодательной инициативы), законодательные органы субъектов Федерации, Конституционный, Верховный и Высший арбитражный суд Российской Федерации.

Законопроект, внесенный в порядке законодательной инициативы, сначала рассматривается в порядке первого чтения.

Первое чтение не означает, что в первый раз его прочитали и не означает, что читают только один проект. Это означает другое — в первом чтении рассматривают все проекты данного закона по одному и тому же вопросу, которые поступили, и выбирается один.

Дальнейшая работа состоит в следующем. Во втором чтении этот законопроект оснащается всякого рода поправками. Каждый депутат может внести неограниченное количество поправок. И прекрасный проект можно путем поправок сделать неузнаваемым.

И наоборот — плохой проект можно подтянуть. Мы, например, поскольку участвовали в прохождении законопроекта Трудового Кодекса, весь свой текст фактически снова внесли в виде поправок к тому тексту, который был принят за основу. Таким образом, мы фактически набрали за свой проект 222 голоса депутатов при голосовании за поправки. То есть еще ближе подошли к рубежу.

Но четыре голоса не хватило для того чтобы его приняли. А против нашего законопроекта было меньше всего голосов. Третье чтение состоит в том, чтобы рассмотреть, что получилось после внесения многочисленных поправок. А вносятся, разумеется, только те, которые приняты Думой. И вот после этого, если обнаруживаются какие-либо технические неувязки, ссылки на то, чего уже нет, или ненужное повторение того, что уже где-то есть, и другие технические недочеты, включая и чисто грамматические ошибки или ошибки стилистического характера, ошибки исправляются, и законопроект принимается в третьем чтении.

Затем законопроект поступает в Совет Федерации. И вот Совет Федерации его обсуждает, рассматривает. Наиболее известный факт отклонения законопроекта — отклонение прошедшего через Думу законопроекта о копии знамени Победы, которое было водружено над Рейхстагом. Думцам не понравились те надписи, которые на этом знамени стояли, серп и молот и звезда, и в «копии» их предлагалось убрать. Разразился, естественно, скандал на всю страну. Ну, а в Совете Федерации выступавшие говорили, что там люди в Думе, наверно, очумели, сейчас у нас должно быть празднование Дня Победы, выйдут ветераны и будут своими палками грозить — «Что вы делаете?!». Вроде как говорили, что историю надо брать без белых пятен, ничего не искажать, а тут подняли руку на святую для народа реликвию. Отклонили. И Дума не стала возражать.

После того как законопроект прошел Совет Федерации, он поступает на подпись Президенту. Президент обязан его или подписать или наложить на него «вето», то есть отказаться подписывать и вернуть назад в Федеральное собрание Российской Федерации. И тогда две палаты Федерального Собрания собираются вместе и решают, настаивать или не настаивать на своем законопроекте. Если они 2/3 голосов проголосуют за то, что они настаивают, то вето считается преодоленным, и тогда уже Президент обязан законопроект подписать.

Когда президент подпишет законопроект, действующим законом он станет после своей публикации в специально отведенных для этого изданиях, и только тогда к нему можно будет применить известный юридический принцип, состоящий в том, что незнание законов не освобождает от ответственности за их невыполнение. Если закон опубликован и вы не читали, это уже государство не волнует. Читайте «Российскую газету», где все законы публикуются или Собрание законодательных актов Российской Федерации.

Чтобы узнать, нарушили вы или нет закон, существует целая система в государстве. Есть люди, которые должны это выяснить.

Если считается, что ваше нарушение достаточно мелкое и ответственность за него не связана с лишением свободы, то этим занимаются дознаватели. Такое очень красивое и вместе с тем двусмысленное слово «дознаватель». То ли ему почти все известно про данное нарушение и лишь немного осталось дознать, вот он дознает это и в результате дознания получит полное знание, а раз он будет иметь полное знание, можно вас уже тащить в суд, чтобы суд принял соответствующие решение. То ли «дознаватель» вообще ничего не знает и совершает свои действия о привлечении вас к ответственности до всякого знания о том, что произошло, полагаясь на то, что знание добывают уже следователи. А следователи действуют, как исследователи, по всем правилам науки, добывая истину. Во всяком случае, раз в результате действий дознавателя человека в тюрьму не сажают, государство смотрит на его действия сквозь пальцы: ну взяли с вас больше штрафа — можете в суд подать и там будете судиться, мучиться, ходить по судам. Замучаетесь и надоест. Если же речь идет об уголовной ответственности, связанной с лишением свободы, то есть об ответственности за более серьезные нарушения, тогда уже действует следователь.

Путь следствия очень долгий, в чем большое завоевание демократии, так как сразу вас никто не осудит. Вот, допустим, вас подозревают в том, что вы убили десять человек. Если вас подозревают в таком серьезном преступлении, то вас арестуют. И посадят. Но не в тюрьму. Тюрьма, колония — это для тех, кто осужден судом, а для тех, кто еще не осужден судом, в отношении кого ведется следствие, имеется следственный изолятор. Если по предложению следователя судом будет принята такая мера пресечения, Вас посадят в следственный изолятор, и вы будете в нем находиться, пока не выяснится — то ли вас освободят как невиновного, то ли вы будете осуждены и перейдете из следственного изолятора прямиком в тюрьму. Причем в соответствии с демократическими нормами 10 суток вам могут не предъявлять обвинения, если речь идет о серьезном таком нарушении. Если вас подозревают в том, что вы 10 человек убили, то 10 суток вы будете сидеть в изоляторе, не зная, за что вы туда попали. Но государство обязано через 10 суток либо предъявить вам обвинение, либо выпустить вас и сказать: «Извините, пожалуйста, мы вас тут немного задержали. Мы думали, что вы убили, а оказалось, что не вы», и вы с радостью выйдете на свободу.

Но следователь в полном соответствии с демократическими процедурами может через 10 дней принести вам обвинительное заключение. И если до этого вы были задержанным, ваш процессуальный статус изменится, и вы станете обвиняемым со всеми положенными обвиняемому правами и обязанностями.

Вы обвиняемый, но вы же не преступник, правда? И теперь вы знаете, в чем вас обвиняют, вам теперь легче защищаться. То есть вы теперь можете доказывать, что этого не было или было, но не так или так, но не совсем и т. д. Причем, чтобы было легче не вам, а следователю, к вам законодательство относится как к безграмотному человеку — от вас не требуют письменного объяснения, а обязательно следователь должен вас допросить. То есть он у вас спрашивает, а вы отвечаете устно. Он вас спрашивает, а вы отвечаете. И потом он вам в результате этой теплой беседы предложит в конце подписать протокол после слов «с моих слов записано верно». Ну, вы, конечно, можете, если вы знаток права, написать — «с моих слов записано неверно» и дальше как грамотный человек изложить письменно свою версию. Но некоторые люди торопятся, потому что, естественно, волнуются — им дают подписать и они все подписывают. А позднее, того, кто подписал и начнет выражать несогласие с подписанным, спросят:

«Это ваша подпись?» Ответ: «Моя». И вам разъяснят, что если вы такое подписали, то чего же вы теперь доказываете, что вас кто-то несправедливо обвинил, раз вами подписано, что с ваших слов записано верно. А ведь не обязательно было в состоянии очень взволнованном отвечать на вопросы, можно было, сославшись на волнение, перенести ответы на вопросы на завтра, а за это время собраться с мыслями, чтобы не путаться в показаниях.

Следственный изолятор в наше время не может изолировать тех, кто, как считается, изолируется от общества. Мобильные телефоны у вас, конечно, отберут, но после 24 часов вам предложат за небольшую плату воспользоваться мобильником. Или вот мне приходилось одному товарищу, которого ложно обвинили, а я был у него общественным защитником, приносить передачу в СИЗО, в «Кресты». Очень интересное заведение. Вот заходишь, там народ толпится такой обеспокоенный, какие-то мамочки, папочки, детки которых сидят в СИЗО, и есть такие маленькие зарешеченные окошки. Туда ты паспорт отдаешь, а рядом висит список того, что можно передать — капусту, картошку и т. п. и сколько, алюминиевые кружки, ложки, тарелки можно передать. И такие передачи можно делать раз в месяц. Передавать могут родственники или другие лица, состоящие в близких отношениях с теми, кто находится в СИЗО. Но справа есть заветная дверь, толкнув которую, вы попадете в комнату, где сидит тетя за компьютером, и у нее большой перечь того, что вы желаете заказать для своего подопечного, скажем, апельсинов два килограмма, копченой колбасы килограмм, тортик. Чего там еще нужно в СИЗО? Ну, водку конечно там не пропускают, а безалкогольные напитки — пожалуйста. И это можно делать каждый день, доплачивая всего десять рублей за операцию. Но адресат передачу не сегодня получит, как в том случае, когда вы передаете через зарешеченное окошко, а завтра утром. Но зато вы можете осуществлять передачи каждый день, снабжая всем необходимым своего подопечного. То есть нет уж такой абсолютной изоляции. Адвокаты, естественно, ходят в СИЗО и контактируют с теми, кого они защищают. Раньше наряду с адвокатами были общественные защитники, направляемые общественными объединениями. Теперь суд решает, выступать ли данному лицу общественным защитником. А раньше суд не решал и следователь не решал. Пришел представитель общественного объединения с соответствующим направлением и стал общественным защитником, получив такие же права, как у адвоката. Но это мешало адвокатам получать большие деньги, поэтому адвокаты по сути дела всю защиту монополизировали.