Объединяющая сила труда —это правда как общественное отношение. В процессе трудовой деятельности люди творят, воспроизводят как человеческую общественную связь, так и свою общественную сущность, поэтому правда оказывается на стороне коллектива, в конечном счете — трудового народа.
Отсюда следует еще одно важнейшее онтологическое основание правды —собственность на условия и результаты труда, основанная на труде, т. е. правда трудовой собственности. Отношения собственности, возникающие из присвоения сил и предметов природы в процессе труда, имеют первым и последним своим законом закон тождества труда и собственности, т. е. трудовую собственность.
Принцип правды как справедливости в отношениях собственности нельзя вывести из имеющихся декларированных прав человека, ибо равенство людей в правах на собственность в них отсутствует: нет равного права собственности на средства труда и его продукт. Поэтому единственным источником справедливости как правдивости в отношениях людей здесь остается собственность на условия и продукт как своего индивидуального, так и общественного труда, т. е. утверждение единства труда и собственности.
В результате отчуждения труда от собственности образуется неравенство и несправедливость в распределении жизненных благ, что в современных условиях выражается в небывалом разрыве в доходах бедных и богатых. В поисках справедливости и равенства в этой сфере жизни обычно обращаются к известному принципу «от каждого по способностям — каждому по его труду», хотя он далек от того, чтобы выражать равенство и справедливость.
Принцип распределения по труду может быть оправдан лишь в том случае, когда не будет ущемлен труд, а его мера будет определяться не стоимостью рабочей силы, а условиями потребления, возможно лучшим удовлетворением человеческих, а потому и разумных потребностей.
Сущность не исчерпывается ее рассмотрением со стороны ее онтологического основания в общественном бытии и жизнеобеспечивающим труде. Правда пребывает не только вне сознания, но в сознании —как социальная истина, т. е. правда жизни возвышает себя до социальной истины. Здесь она становится предметом не только гносеологии, но и социологии, что требует разработки особой социологической концепции правды как истины социального разума в разных формах его функционирования.
Современные модные учения о справедливости, равно и о равенстве, свободе своими теоретическими предпосылками обязаны классической политической экономии. Эти учения, в свою очередь, возникли как отражение реальных условий функционирования простого товарного производства и товарного обращения, подчиненных закону стоимости. Свобода, равенство как чистые идеи представляли собой, по словам К. Маркса, всего лишь идеализированные выражения обмена меновыми стоимостями. В товарном обмене, покоящемся на обращении меновых стоимостей, равенство и свобода не только уважаются, но и приобретают свой реальный экономический базис как всеобщие принципы, т. е. как принципы всякого равенства и всякой свободы {885}.
Ввиду того, что товар и труд вступают в отношения меновой стоимости, а потому и эквивалентности, их носители — люди — в социальном отношении приравниваются друг к другу как абсолютно равные, не имеющие никаких различий. Отсюда проистекают и известные принципы «Всеобщей декларации прав человека»: все люди рождаются свободными и равными, каждый человек обладает всеми правами, без какого бы то ни было различия.
Этого рода равенство и отсутствие различий между людьми как людьми не касаются, однако, реальных различий в их способностях и личных возможностях, а также в потребностях. Такая различенность и, следовательно, неравенство и несправедливость должны вроде бы покрываться всеобщим социальным равенством людей как людей. Важно лишь то, чтобы приоритетом такого правового равенства оправдывать те неравенства и несправедливости, которые имеют место в действительности.
Ситуация коренным образом меняется с превращением законов простого товарного производства в законы капиталистического присвоения, базирующегося на неэквивалентном обмене между трудом и капиталом, на отчуждении труда от собственности. Особенно это касается современного все более углубляющегося экономического и социального неравенства в доходах богатых и бедных, отсутствия всякой возможности занять всем одинаковое место на ступеньках социальной лестницы.
Как быть тогда с принципами равенства, свободы и справедливости, взятыми из арсенала простого товарного производства и простого товарного обращения? Ничего другого не остается, как сохранить их, приспособив к условиям современного «кричащего» социального и экономического неравенства между людьми. Капитал свое вечное право на плоды чужого труда обосновывает исходя из простых и справедливых законов обмена стоимостных эквивалентов. Дж. Роулз, например, определяет справедливость как честность. В ее основание он кладет тот же принцип равенства: каждый индивид имеет равное право со всеми на основные гражданские свободы. Что же касается имеющихся социальных и экономических неравенств, то они, по его мнению, обусловливаются и оправдываются, с одной стороны, наличием различий в естественных способностях и личных достижениях у Индивидов, с другой, — приоритетностью всеобщего принципа социального равенства, в том числе применительно к возможностям индивидов и доступностью (открытостью) для всех тех или иных должностей в общественной иерархии. Социально-классовые различия могут быть устранены только для обеспечения равных стартовых возможностей, но не для установления равенства в достигаемых результатах: «Социальные и экономические неравенства должны быть устроены так, чтобы: а) от них можно было бы разумно ожидать преимуществ для всех и б) доступ к положениям (positions) и должностям был бы открыт всем» {886}.
Равенство и справедливость в сфере возможностей не касается различенности и преимуществ, связанных с достигаемой человеком эффективностью, в частности «оптимальностью по Парето», согласно которой никто не должен выигрывать или проигрывать в реализации своих предпочтений, в своем рациональном выборе, пока не достигнута точка равновесия, при которой повышение благосостояния одних не может быть осуществлено без соответствующего ухудшения благосостояния других.
В итоге, обсуждение вопроса о социальной справедливости переводится в плоскость Трактовки известного принципа «от каждого по способностям, каждой способности — по труду», который в свое время был принят прежними социалистическими школами В качестве критерия справедливости распределения благ. Этому принципу было придано важное значение в теории и практике социализма в СССР, от него не может отказаться современная Россия, в которой для трудящихся социальная справедливость все более приобретает характер ведущей прогрессивной общественной идеи и социального идеала.
Чтобы оценить принцип распределения по труду с точки зрения социальной справедливости, нужно в первую очередь определить, по какому труду осуществляется распределение: а) по абстрактному труду, производящему стоимость, или б) по труду, создающему продукт в качестве потребительной стоимости. Это —два способа распределения по труду, они существенно различаются друг от друга, составляют противоположные способы присвоения жизненных благ. В литературе, к сожалению, они чаще всего не различаются или способ распределения сводится к стоимостному варианту —за труд равной ценности равное вознаграждение, справедливую зарплату («Всеобщая декларация прав человека». Ст. 23), хотя существо способа распределения (распределение по труду или по капиталу) обходится.
Если речь идет о распределении по труду, результатом которого является меновая стоимость, то в данном случае распределение осуществляется по стоимости рабочей силы, выраженной в заработной плате. Здесь, как обосновывал К. Маркс, оплачивается не труд, который не имеет стоимости, а товар «рабочая сила», т. е. способность к труду. Но денежный эквивалент стоимости рабочей силы до сих пор сохраняет иррациональную форму платы за не имеющий стоимости труд.
В какой мере распределение жизненных благ по стоимости рабочей силы является справедливым? В той мере, в какой справедливо производство и обмен по закону стоимости в условиях товарного производства и рыночной экономики. В этих условиях купля и продажа рабочей силы на основе эквивалентного обмена предстает в общественном сознании единственно справедливым. Более того, на поверхности общественной жизни рынок выглядит настоящим эдемом прирожденных прав человека-равенства, свободы, справедливого обмена и т. п.
На самом же деле превращение рабочей силы в товар, а последнего — в собственность работодателя, позволяют ему из продавшего свою рабочую силу работника выжимать неоплаченный прибавочный труд и прибавочную стоимость. Тем самым справедливый эквивалентный обмен, совершающийся в сфере обращения, в сфере производства оборачивается явной несправедливостью — неэквивалентным обменом и присвоением чужого труда и его продукта. Соответственно, всем известная стоимость, на основе которой осуществляется распределение благ под замаскированным названием «каждому по труду», заключает в себе величайшую несправедливость — эксплуатацию наемного труда, лишение работника собственности на созданный им продукт.
К этому важно добавить еще одну несправедливость, о которой обычно забывают: частная собственность не ограничивается собственностью на средства производства, она распространяется и на купленную работодателем реализуемую рабочую силу, а впоследствии — и на самого человека (продажа людей). Приватизированными оказываются сами люди, они становятся рабами с той лишь разницей от классического рабства, что в его основе вместо личной зависимости оказывается вещная зависимость. Работник после продажи своей рабочей силы если не в физическом, то в экономическом смысле лишается собственности и на эту реализуемую в труде свою силу, т. е. на отчуждаемый от собственности труд.