Социальная экономия труда: Общие основы политической экономии — страница 6 из 24

Глава 10. Потребительное производство

Чтобы продолжить анализ движения труда, недостаточно ограничиться рассмотрением труда и его средств, взятых только в качестве элементов процесса производства, т. е. только тем, как труд производит. Нужно еще знать, как производится и воспроизводится сам труд. Задача состоит в том, чтобы найти не только первоисточник процесса, которым является труд, но и опосредованные им звенья, связанные с дальнейшим воспроизводством человека, но уже в сфере потребления. Этим диктуется настоятельная необходимость включения потребления, вернее, его социально- экономической формы, в предмет изучения общественных наук, в частности политической экономии.

В них довольно много внимания уделяется анализу деятельности по производству материального продукта, процесса ее опредмечивания, но почти не исследуется противоположный процесс — распредмечивание продукта, реализуемое в его потреблении и движении в качестве потребительной стоимости. Конечно, перед вступлением в процесс производства и во время труда работник нуждается в средствах потребления. Однако в самом процессе труда жизненные средства можно сравнить с топливом или смазочными маслами для функционирования машины, т. е. предметы потребления превращаются в своеобразные средства труда. По-иному реализуется потребительная стоимость жизненных средств за пределами процесса производства—в потребительном производстве, в котором воспроизводятся сам человек и его труд. К сожалению, последнее звено еще не введено в теорию общественного воспроизводства, не включено в механизм взаимодействия производительных сил и производственных отношений. Состояние последних обычно объясняется лишь факторами производственного процесса (трудом и средствами труда), но не его продуктами и их реализацией в потреблении [29]. Переход от предмета (продукта) к субъекту в общественной науке «освоен» намного меньше, чем переход от труда к продукту (от субъекта к продукту).

Трудовая теория стоимости содержит главным образом анализ овеществления труда в продукте, т. е. имеет дело с опредмечиванием труда, а не с его распредмечиванием. Поставленная классиками марксизма задача по разработке теории распредмечивания в значительной мере осталась нереализованной. Не переведено на язык материалистического понимания истории то звено системы Гегеля, которое охватывает движение от объекта к субъективности, хотя идеализм Гегеля в этом вопросе для К. Маркса и Ф. Энгельса был очевиден. У Гегеля превращение предмета в самость, т. е. в человека, тождественно самосознанию человека, а не процессу его реального социального становления. Предметность в системе Гегеля сначала выступает отчуждением идеи, а затем посредством снятия этой отчужденности идея вновь возвращается к самой себе в виде человеческого самосознания. «Поэтому, — отмечал К. Маркс, — всякое обратное присвоение отчужденной предметной сущности выступает как включение ее в самосознание...» {236}.

Исходя из превращения предметности в субъективное, как известно, Гегель высказал суждение о возникновении сознания из форм развития живого: чувствительности, раздражимости, воспроизводимости. В рассуждениях Гегеля содержится рациональное зерно и для понимания общества: превращение в самость в результате снятия отчуждения (предметности) предполагает дальнейшее развитие самого человека. «...Дух... отчуждает себя, — писал Гегель, — а затем из этого отчуждения возвращается в себя, тем самым только теперь проявляется в своей действительности и истине...» {237}. В этой связи К. Маркс заметил: «Величие гегелевской «Феноменологии». .. заключается, следовательно, в том, что Гегель рассматривает самопорождение человека как процесс, рассматривает опредмечивание как распредмечивание, как отчуждение и снятие этого отчуждения, в том, что он, стало быть, ухватывает сущность труда и понимает предметного человека, истинного, потому что действительного, человека как результат его собственного труда»{238}. Неважно, например, что произведенный в труде продукт не удовлетворяет всех потребностей человека, но из слов Гегеля о том, что индивид тем самым производит себя в своем наличном бытии, следует вывод в пользу материализма: человек порожден своим трудом.

Однако этот вывод, как уже сказано, материалистически переработан и реализован К. Марксом главным образом в форме теории опредмечивания труда, идеи материализации труда в стоимости, т. е. в трудовой теории стоимости. Обратный же процесс — распредмечивание, превращение предмета в свойства человека —он оставил для дальнейшего исследования. Да и для объяснения производства капитала это было не столь необходимо, ибо в буржуазном обществе главенство принадлежит овеществленному богатству (стоимости), а не его распредмечиванию в человеке. Воспроизводство трудящегося человека для К. Маркса тогда имело смысл как аргумент в защиту исторических интересов пролетариата. Задуманное же им специальное исследование о наемном труде, которое он хотел написать после анализа капитала и земельной собственности, не было выполнено (если не иметь в виду его лекции «Наемный труд и капитал» и соответствующие части «Капитала».

Сказанное, однако, не означает, что у К. Маркса нет принципиальных суждений на этот счет. В философском плане —это трактовка предмета не только в качестве объекта созерцания, но и как переходящего в субъективное, в человеческую практическую деятельность. «Главный недостаток всего предшествующего материализма — включая и фейербаховский, — писал К. Маркс, —заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно» {239}. Но предмет выступает субъективно не только в том смысле, что в нем материализуется человеческая субъективная деятельность, но и в том, что в процессе его потребления он вновь превращается в состояние человеческой субъективности, в свойства человека.

§ 1. От продукта труда к субъекту

Признание обусловленности воспроизводства человека произведенным продуктом еще раз свидетельствует о решающей роли материального производства, в котором этот продукт создается. Вместе с тем воспроизводство не заканчивается движением продукта, оно, понимаемое как процесс формирования человека, с движения продукта только и начинается.

Воздействие труда и его средств на воспроизводство общества опосредовано (положено) продуктом материальной деятельности, причем не только тем, который вновь возвращается в материальное производство и функционирует в форме производительных сил, но главным образом тем, который реализуется в индивидуальном потреблении. Стало быть, если имеется определенный уровень развития материальных производительных сил, составляющих объективное условие воспроизводства общества, то дальнейшее его движение выводит к своему конечному результату — человеку — посредством реализации продукта, предназначенного для человеческого потребления. Социально-экономической формой продукта во многом определяется, какими воспроизводятся человек и общество.

В экономической и социологической литературе развитие человека чаще всего связывали с процессом труда. Оно считается непосредственным следствием эволюции содержания труда, технологических и технических изменений в производстве. Зависимость развития личности от продукта труда, от его потребления обычно не рассматривается. Индивидуальное потребление исключается из воспроизводственного процесса или трактуется как элемент производственного процесса и производительного потребления человека как рабочей силы. При этом по отношению к продукту все моменты процесса труда — материал, орудие производства и сама производительная деятельность — выступают средствами для создания продукта. Частью этих средств производительной деятельности служат и жизненные средства рабочего, необходимые для его содержания в процессе труда. «Та доля жизненных средств, которую он должен потребить в качестве работника, без которой его рабочая сила вообще не может действовать как таковая, так же необходима для процесса производства, как уголь и смазочное масло, потребляемые машиной. В этом смысле фонд потребления общества составляет некоторую часть его средств производства... и потребление работника внутри этих границ экономически не отличается от потребления рабочей лошади или машины» {240}.

Однако жизненные средства работника как таковые не входят в процесс производства. К тому же работающий собственник рассматривает продукт в качестве своих жизненных средств, но не воспринимает жизненные средства как предпосылку производства продукта.

К этому добавляется еще одно важное обстоятельство: коль скоро совокупный производственный процесс выступает процессом воспроизводства самого общественного человека, жизненные средства выпадают из процесса производства, переходят в процесс потребления. Поэтому важно представить развитие человека не простым и только прямым, а опосредованным результатом процесса труда — результатом потребления продукта. В человеке субъективируется непосредственно не орудие труда или сам труд, а его продукт, предназначенный для потребления.

Производство, создавая продукт, одновременно создает и субъект для продукта. Это обстоятельство заставляет обратить особое внимание на толкование продукта, его социальных свойств, которые использует человек. От правильного понимания социально-экономической природы продукта во многом зависит трактовка потребительного производства как производства социального. С одной стороны, важно не приписывать вещным, природным свойствам продукта социальное значение, не отождествлять, например, стоимость с вещностью продукта. Их отождествление обычно приводит к тому, что общественные свойства предмета как продукта труда приписываются его вещным свойствам, якобы присущим ему от природы: жемчуг или алмаз имеют вроде бы стоимость как природные объекты. На этом отождествлении или, вернее, сведении социального к вещному свойству продукта основываются все концепции, выводящие социальные отношения из вещественных факторов производства или из самого процесса труда. В результате в определенное отношение к социальному ставятся факторы, не имеющие никакого отношения к общественной форме, т. е. сопоставляются два несоизмеримых рода явлений. Если, скажем, в один ряд ставятся средства производства, земля и труд, а в другой — прибыль, рента и заработная плата, то они, писал К. Маркс, «относятся друг к другу примерно так же, как нотариальные пошлины, свекла и музыка» {241}, т. е. они несопоставимы и не могут в этом аспекте взаимодействовать друг с другом.

С другой стороны, также неправомерно приписывать вещам как таковым общественные свойства в качестве органически присущих им, т. е. фетишизировать вещи, считать, например, средства производства с самого начала капиталом, а труд— стоимостью. Когда вещи как таковые рассматриваются в качестве капитала, общественное отношение, представленное в вещах и посредством вещей, неизбежно фиксируется как такое свойство, которое приобретают предметы лишь потому, что они входят в состав элементов процесса труда, в технологический процесс. В результате то, что является свойством капиталистического способа производства, капитала, изображается принадлежностью самой вещи. В итоге грубый материализм экономистов, рассматривающих общественные производственные отношения людей как природные свойства вещей, равнозначен столь же грубому идеализму, который приписывает вещам общественные отношения в качестве имманентных им определений {242}.

Формой общественного бытия вещей (продукта производства) является не только их стоимость, но и потребительная стоимость. Последняя для теории воспроизводства общества приобретает особую социальную значимость — потребительной стоимостью определяются многие стороны воспроизводства человека. В потреблении, в воспроизводстве своей жизни человек имеет дело не со стоимостью, а с потребительной стоимостью продукта, его количеством и качеством. Но есть еще и социальная сторона потребительной стоимости, что, к сожалению, не всегда находит признание в современной литературе. За потребительной стоимостью довольно прочно закрепилось однозначное определение — быть лишь вещным носителем стоимости или других общественных отношений. Ее обычно считают совокупностью естественно-технических, товароведческих свойств и оценивают посредством натуральных, условно натуральных характеристик предмета, что существенно затрудняет понимание ее социальной роли [30].

Потребительная стоимость, безусловно, не существует без вещной стороны, которая не должна изучаться собственно общественными науками, она остается предметом товароведения или стандартоведения. Даже если продукт с его полезными природными свойствами является предметом человеческих потребностей и, следовательно, включен в человеческую жизнь и общественную связь людей, природные свойства его никакого общественного производственного отношения не выражают, не составляют содержания какой-либо социальной формы. В системе товарного обмена, отношений меновой стоимости материальный субстрат этой стоимости остается вне экономической определенности формы. Потребительная стоимость, понятая как содержание, натуральная особенность товара как таковая становится безразличной к меновой стоимости. Но так ли? Необходимо еще раз вернуться к обсуждению этой проблемы.

Не развивается ли это содержание, ставит вопрос К. Маркс, в системе потребностей и производства, не входит ли потребительная стоимость в саму социальную форму и не является ли фактором, определяющим эту форму? Ответ на этот вопрос у К. Маркса положительный, хотя он оставляет возможность для дальнейшего исследования. «В какой мере потребительная стоимость остается в качестве предпосланного материала вне политической экономии и экономических определений формы и в какой мере она входит в политическую экономию, — выяснится и должно быть выяснено прежде всего при разработке отдельных разделов» {243}.

К. Маркс, однако, с самого начала выразил несогласие с Рикардо и Сэем, которые, подчеркивая преобладающее значение меновой стоимости перед потребительной, начисто абстрагировались от последней. С точки зрения К. Маркса, нет ничего ошибочнее того взгляда, что разграничения между потребительной и меновой стоимостью должны быть вне экономического определения формы вообще. «Напротив, — пишет К. Маркс, — на различных ступенях развития экономических отношений мы обнаруживали, что меновая стоимость и потребительная стоимость определены в различных отношениях и что эта определенность сама выступает как различное определение стоимости как таковой».

Потребительная стоимость сама играет роль «экономической категории» {244}. Без нее, например, нельзя понять источник возникновения прибавочной стоимости, поскольку рабочая сила не в качестве меновой стоимости, а в форме своей потребительной стоимости — живого труда — создает капитал и прибавочную стоимость.

Роль потребительной стоимости, стало быть, не ограничивается функцией носителя меновой стоимости, а имеет самостоятельное социальное содержание, достоинство социальной формы труда. Уже потому, что в потребительной стоимости предмета овеществляется труд, она получает социальную определенность. Если труд рассматривать как субстанцию меновой и потребительной стоимости вообще, то особой формой этой субстанции может быть не только меновая, но и потребительная стоимость [31].

Разве, например, потребительная стоимость рабочей силы — труд — не является социально-экономической категорией капитализма, а натуральная форма товара — формой его стоимости при феодализме? В историческом плане потребительная стоимость или предшествует, или заменяет меновую стоимость как социальную форму, но от этого она не только не перестает быть социальной формой, но и приобретает значение подлинной социальной категории.

К. Маркс отверг обвинение в его адрес в том, что он якобы высказал мнение о необходимости удаления категории «потребительная стоимость» из науки и помещения ее в руководство по товароведению. Наоборот, К. Маркс полагал, что если человек производит продукт для удовлетворения собственных потребностей, то этим он создает потребительную стоимость в особой исторической форме, т. е. воплощенный в продукте труд приобретает социальную форму потребительной, а не меновой стоимости. Потребительная стоимость, следовательно, сама обладает специфически историческим характером. «В примитивных общинах, — считал К. Маркс, — в которых, например, жизненные средства сообща производились и распределялись между членами общины, общий продукт непосредственно удовлетворяет жизненные потребности каждого члена общины, каждого производителя, и общественный характер продукта, или потребительной стоимости, заложен здесь в его общем характере» {245}. В коммунистической общественно-экономической формации потребительная стоимость продукта становится его основной социально-экономической формой, но не в виде вещных свойств, а в своем общественном бытии для человека.

На этом настаивал В. И. Ленин в замечаниях на книгу Н. И. Бухарина «Экономика переходного периода» (1920 г.). Продукт, занимая место товара, был представлен Бухариным без определенной социально-экономической формы лишь в виде материального субстрата, носителя, роль которого он выполнял по отношению к меновой стоимости товара. Сбрасывая последнюю, продукт вроде бы остается без социальной определенности, сохраняет себя лишь в виде совокупности полезных природно-вещественных свойств. В действительности же здесь одна социальная форма продукта заменяется другой. Новая форма, по В. И. Ленину, фиксируется в его определении как продукта для человека: «... превращается не в „продукт", а как-то иначе. Etwa: в продукт, идущий на общественное потребление не через рынок» {246} Производство для человека, во имя достижения полного благосостояния и всестороннего развития личности берется как исходное определение самой социалистической организации производства продукта.

Недостаточно было бы видеть социальный канал, соединяющий продукт с человеком, лишь в полезности продукта, обусловленной нуждой в нем человека. В этом случае социальность потребительной стоимости продукта не становится социальной формой последнего, а непосредственно определяется потребностями человека, т. е. потребительная стоимость как бы превращается в свойство человека, в его атрибут. Полезность, таким образом, становится мерой удовлетворения потребностей людей, мерой соответствия свойств вещи человеческим потребностям, берется в рамках отношений людей к вещи, а не в системе их отношений друг к другу по поводу собственного воспроизводства посредством потребления.

Вне рассмотрения в составе объективных производственных отношений людей может происходить субъективизация социальной формы потребительной стоимости, ее понимание как субъективной полезности. В этом случае потребительная стоимость приобретает характер субъективной ценности, приравниваемой к тому значению, которое приписывается человеком благу в силу его полезности, а не является свойством самим по себе. С этим связаны попытки соизмерять потребительные стоимости по степени их субъективной полезности, считать, например, таким соизмерением расположение человеком различных благ в известный ряд сообразно иерархии своих потребностей и предпочтений.

Переход от продукта к субъекту представляет собой, как говорилось, распредмечивание содержащегося в продукте овеществленного прошлого труда. Оно, как и процесс опредмечивания, имеет двойственную природу, которая определяется двойственностью опредмеченного в продукте труда —его конкретным и абстрактным характером. Соответственно снятие опредмеченности предполагает, что в процессе распредмечивания исходная двойственность продукта, возникающая из соответствующей природы прошлого труда, не отрицается, а сохраняется, хотя и в иной форме — в виде двойственности воспроизводимого субъекта и процесса потребления.

Продукт в форме вещественного образования есть нечто мертвое, и в индивидуальном потреблении в этом своем качестве он участвует как условие воспроизводства жизни человека, т. е. его биологической жизни, способности к продолжению деятельности. Но этот продукт есть форма прошлого труда, его потребительностоимостная форма.

Наряду с природной стороной этого процесса, связанной с вещественными свойствами продукта, присутствует социальная сторона, которая замыкается в собственно социально-экономическую сущность продукта. Дальнейшее движение этой основы от состояния опредмеченности к состоянию распредмеченности образует механизм процесса воспроизводства общественных отношений.

В воспроизводстве социального продукт участвует своими социально-экономическими качествами. Они образуются из того, что продукт является инобытием человеческой (субъективной) деятельности — труда, хотя эта субъективность существует в предметной форме. Предметность, однако, не мешает тому, что общественная природа прошлого труда, выступая в форме общественного бытия вещи, в процессе потребления реализуется в общественных свойствах человека. Социальные потенции прошлого труда в живой деятельности работника не исчезают, а прибавляются к ней. Сущностью произведенного продукта (предмета), первичным по отношению к нему, выражаясь языком Гегеля, остается человек, его труд. Отсюда и социальность отношения между предметом и человеком: индивид овеществляет свою деятельность в продукте; потребляя продукт, обладая им, он тем самым реализует и развивает себя. «Каждая форма натурального богатства, пока оно не заменено меновой стоимостью, предполагает существенное отношение индивида к предмету, так что индивид с одной из своих сторон сам овеществляет себя в предмете и его обладание предметом выступает вместе с тем как определенное развитие его индивидуальности; например, богатство в виде овец выступает как развитие индивида в качестве пастуха, богатство в виде зерна — как развитие его в качестве земледельца и т. д.» {247}.

Потребительная стоимость приобретает социально-экономический смысл как фонд потребления, который соответствует потребностям общества, воспроизводящего свое естественное существование. Этот фонд принимает различные исторические формы, например форму так называемого рабочего фонда при капитализме или фонда полного благосостояния и всестороннего развития личности в условиях коммунистического способа производства. Фонд потребления следует рассматривать сначала как категорию производства, т. е. представлять не в виде личных доходов, образующихся в результате распределения и перераспределения национального дохода, а до этих социально-экономических процедур, т. е. в качестве непосредственного предметного результата процесса производства.

В условиях простого воспроизводства фонд потребления служит для реализации отношения между производством и потреблением: фонд потребления выступает средством поддержания человеческого существования, содержания работника как производительной или рабочей силы, а по отношению к остальному обществу — способом обеспечения жизни населения, занятого в непроизводственной сфере или вообще незанятого в народном хозяйстве. Тем самым общество воспроизводит себя в производстве как совокупного потребителя, а в потреблении — как производителя.

Потребительную силу общества можно рассматривать как соответствующую его производительной силе и их соотношение брать за первичную систему отсчета потребительной силы общества в каждый данный момент времени. Если, например, нужно установить исходную потребительную силу общества в данном году, то она, измеренная в единицах труда, будет равняться количеству занятых в материальном производстве (производительная сила субъективного фактора) и остальной части населения. Так, в 1986 г. 94,5 млн занятых в отраслях материального производства в СССР обеспечивали свой потребительный фонд и потребительный фонд остальной части населения страны в количестве 184,3 млн человек {248}. Дополнительная потребительная сила, созданная работниками материального производства, относилась к их собственной потребительной силе примерно как 2:1.

Если рассматривать фонд индивидуального потребления только с точки зрения вещного продукта, то его можно считать той частью совокупного общественного продукта, в которой выражается конечный результат материального производства, выходящий за пределы самого производства. Из сферы производства в сферу потребления переходят предметы, которые в своей совокупности составляют фонд потребления. Все остальное поглощается самим производством.

В фонде потребления остаются неучтенными деятельность в непроизводственной сфере по реализации данного фонда, развитие человеческих способностей, улучшение условий труда и окружающей природной среды. Потребительный фонд по этой причине не может выступать конечным результатом хозяйственной деятельности. В лучшем случае он характеризует функционирование законов потребительного производства, обеспечивающего человеческое существование. Этот фонд свидетельствует лишь о полноте или степени удовлетворения жизненных потребностей людей на определенном этапе развития общества, а не о всестороннем и гармоничном развитии личности. Для развития личности необходимо соответствующее свободное от производства время, которое нельзя включать в состав потребительного фонда.

Историческое назначение производства состоит в том, чтобы вывести непосредственного производителя материальных благ из узких рамок его воспроизводства только как исполнителя производственных функций, ликвидировать условия, при которых фонд потребления обеспечивает существование работника лишь в качестве рабочей силы, а потребление превращается в «эпизод» производственного процесса, т. е. когда потребление жизненных благ, необходимых для воспроизводства мускулов, мозга рабочих, приобретает значение воспроизводства рабочего как средства производства, принадлежащего капиталу и обреченного на труд ради высокого развития господствующих классов. Его собственное потребление, следовательно, образует лишь одну из статей издержек производства капитала.

Чтобы подчеркнуть важность развития личности и преодолеть так называемый «потребительский подход», в литературе иногда центр тяжести с потребления переносится на производство, на труд, как на арену гармоничного развития человека. Конечно, потребительный фонд создается трудом, и в этом смысле первенство производства и труда перед потреблением неоспоримо. Проблема, однако, решается не простым возвращением к труду, а рассмотрением деятельности и вне производства. Функционирующий в производстве живой труд остается средством для достижения высоких целей общества, а не превращается в самоцель. Процесс труда — это звено на пути к этим целям. Конечно, труд должен стать первой потребностью в жизни, но это не значит, что он перестанет быть средством удовлетворения этой потребности.

Трудности в достижении достаточно полного удовлетворения разумных потребностей трудящихся масс не могут быть объяснены ссылками только на процесс труда. Неотделимость рабочего от условий производства в социальном смысле, т. е. его собственность на эти условия, не тождественна развитию способности к труду и самого труда, вещественного и личного факторов производства. Если сферой развития личности рабочего считать только процесс труда, то его развитие будет ограничено его ролью как средства производства, т. е. такими функциями, которые вполне могут быть переданы машине или системе машин (роботам).

Действительно, в процессе труда продукт, в том числе потребительный фонд, еще не дан, он еще должен возникнуть. Следовательно, продукт для потребления исключается из факторов, воздействующих на развитие способности к труду, в их числе остаются орудия, предметы производства и сам человек, функционирующий в роли средства производства. Этим умаляется роль потребительного фонда и потребления как способа воспроизводства человека, его способности к труду. Практически же иного средства собственного развития, кроме создаваемого в процессе

труда продукта, у рабочего нет. Поэтому непосредственное производство лишь тогда выступает в роли фактора развития человека, когда оно служит средством для производства жизненных благ. Последние же потребляются не «производительным трудом» (подобно потреблению электроэнергии машиной), а самими производительными работниками, т. е. производительный труд и производительное потребление не могут быть заменены потреблением жизненного фонда вне процесса производства.

§ 2. Потребление и потребительная деятельность

Понятно, что от человека к продукту нельзя перейти без обращения к труду как творческому началу этого процесса; осуществить переход от продукта к человеку также нельзя без опосредствующего звена —потребления. Тем более невозможно понять процесс воспроизводства общества и человека без социально-экономического анализа потребления и потребительного производства. Если в предыдущем изложении производство человека посредством труда было представлено в абстрактном виде, причем подчеркивалась значимость производства средств к жизни в этом процессе, то теперь речь пойдет о втором источнике — потреблении, в котором продолжается воспроизводство человека и его труда. О производительном потреблении, совпадающем с материальным производством, написано много книг. О человеческом потреблении из социально-экономической литературы можно узнать лишь то, что потреблением кончается производство. Между тем потребительное производство не менее сложный процесс, чем производство материальных средств к жизни. Это непосредственное производство самой жизни, самого человека, которое реализуется через потребление.

Исключение потребления из предмета социально-экономического анализа, в частности из политической экономии, можно во многом объяснить тем обстоятельством, что в процессе потребления стоимость превращается в «нестоимость», как бы завершает свое существование. Следовательно, она не входит во «владения» политической экономии как трудовой теории стоимости, теории о стоимостных экономических отношениях. Поскольку «стоимость» в потреблении исчезает, превращается в «нестоимость» (или, точнее, здесь продукт выступает со стороны потребительной стоимости), она вроде бы перестает быть предметом экономического или социального исследования. Д. Рикардо, например, считал, что политическая экономия лишь внешне затрагивает потребительную стоимость {249}. Согласно его взглядам и мнению других политэкономов, потребление «лежит, собственно говоря, вне политической экономии, за исключением того, что оно, в свою очередь, оказывает обратное воздействие на исходный пункт и вновь дает начало всему процессу» {250}.

К. Маркс в то время не высказал своего мнения по вопросу о месте категории потребления в политической экономии. В «Экономической рукописи 1861-1863 годов», обсуждая данную проблему, он в скобках заметил: «К этому вопросу следует вернуться позднее» {251}. Впоследствии у него сложилось вполне определенное мнение о необходимости включения индивидуального потребления в систему воспроизводства. «В процессе своего обращения, — писал он, — индивидуальный капитал функционирует лишь как часть совокупного общественного капитала. Его движение определено не только его общественными связями с другими частями совокупного общественного капитала, но и со всем товарным миром, со всем общественным процессом воспроизводства, включающим в себя общественный процесс потребления, не только производительного, но также и индивидуального» {252}.

Включение потребительной деятельности в воспроизводство человека и общества определяется ее местом в основаниях производства. К. Маркс во «Введении» к «Критике политической экономии» характеризует потребление как уничтожающую продукт материального производства противоположность, как второй вид производства — потребительное производство, в котором производится и воспроизводится сам человек. «Что, например, в процессе питания, представляющем собой одну из форм потребления, —писал К. Маркс, — человек производит свое собственное тело, — это ясно; но это же имеет силу и относительно всякого другого вида потребления, который с той или другой стороны, каждый в своем роде, производит человека. Это — потребительное производство» {253}.

Из приведенного суждения важно выделить утверждение о широком значении потребления, объясняющее не только биологическое воспроизводство человека, но и другие, не менее важные формы человеческой жизни посредством соответствующих разнообразных видов потребления и потребительного производства. Уже здесь заложена мысль о двойственной природе потребительного производства, включающего наряду с воспроизводством человеческой жизни как таковой и социальное производство. В этом же плане высказывался Ф. Энгельс относительно двух родов производства и воспроизводства непосредственной жизни: «С одной стороны — производство средств к жизни: предметов питания, одежды, жилища и необходимых для этого орудий; с другой — производство самого человека, продолжение рода» {254}.

Суждения о втором роде производства впоследствии вызвали различные споры и толкования. В этих словах Ф. Энгельса одни увидели ограниченность материалистического понимания истории вследствие необходимости обращения к неэкономическому фактору. Другие пытались второй вид производства — потребительное производство — не включать в категории материалистического понимания истории, полагая, что для его объяснения вполне достаточно обращения к производству средств производства и средств к жизни [32].

Ф. Энгельс, разумеется, не отходил от материалистического понимания истории, в том числе и при объяснении развития первобытного общества. Во всех обществах производство выступает определяющим фактором. Подобно тому, как недостаточно сводить стоимость просто к труду, а надо иметь в виду каждый раз его двойственную природу, так и производство выступает решающим фактором одновременно и в исходных, и в превращенных формах, т. е. как производство средств производства и самой жизни, причем не только социальной, но и биологической. Производство, конечно, обусловливает ход развития любого общества прежде всего посредством производства орудий труда. На этой основе возникло и развилось первобытное общество, и не кто иной, как Ф. Энгельс, на первое место ставил производство дикарем орудий [33].

Односторонним было бы и выпячивание производства второго рода, особенно сведение его к воспроизводству человеческой жизни посредством обычного потребления или деторождения, тем более противопоставление последнего производству вещей. Нет оснований, например, полагать, что развитие первобытного общества в решающей или огромной степени определялось условиями производства не материальных благ, а людей. Условия производства вещей являются и условиями воспроизводства самого человека. Нельзя, следовательно, считать, будто Ф. Энгельс внес такую поправку к формуле материалистического понимания истории, после которой определяющим моментом наряду с производством материальных благ должно считаться производство самого человека, т. е. детопроизводство, играющее первенствующую роль в первобытную эпоху, когда производительность труда была слишком низкой.

Для К. Маркса и Ф. Энгельса, с самого начала выступивших против сведения производства к процессу создания лишь вещей и рассматривавших его как производство общественных отношений и человека, потребление выступало необходимым моментом производства, придающим последнему свойство быть производством самой человеческой жизни. Так, К. Маркс еще в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» отмечал, что труд производит не только товары, но и себя, и рабочего. Труд и, следовательно, производственная жизнь оказываются средствами для удовлетворения человеческих потребностей, в том числе и потребности в сохранении физического существования {255}. В «Немецкой идеологии» К. Маркс и Ф. Энгельс производство собственной жизни, а также жизни других людей вместе с производством средств к жизни трактуют как три стороны, три совместно существующих момента общественного производства, социальной деятельности. Что касается производства жизни (как собственной, так и чужой), то оно с самого начала выступает двояким отношением: естественным и общественным {256}.

Приведенные выше положения классиков относительно потребления как необходимого момента общественного процесса производства должны быть положены в основу современных исследований по проблемам потребительного производства, интерес к которым в последнее время значительно возрос и уже появились первые работы {257}. В них вполне справедливо подчеркивается широкий смысл потребительного производства, ни в коем случае не сводимого ни к физическому восстановлению человеческой жизни, ни тем более к детопроизводству в рамках семьи {258}.

Потребительное производство, реализующее создаваемые средства к жизни, имеет дело прежде всего с воспроизводством личного фактора процесса труда — человека как субъекта всего общественного производства {259}. Но в этом процессе одновременно воспроизводится человек как совокупность всех общественных отношений и человек в его общественных связях и отношениях, что делает потребление социальным производством {260}. Социальным, однако, оно становится не потому, что выпадает из сферы экономического движения, а потому, что вне социального не могут происходить экономические процессы.

Правильное понимание потребительного производства (потребления) предполагает прежде всего четкое разграничение обычного процесса потребления и процессов, посредством которых производится и воспроизводится социальное содержание жизни, социальная определенность человека. Потребительное производство, не заменяя материальное производство, участвует в производстве и воспроизводстве человека и общества, Причем эти два вида производства не просто стоят рядом, а отражают единство процессов опредмечивания и распредмечивания.

Особого внимания заслуживает созидательная функция потребления. Недаром потребление называется производством. Обладание человека предметом в потреблении является способом развития его способностей. Это важно отметить, потому что нередко в литературе потребление фигурирует только как ликвидация всего созданного производством, как его завершающая стадия. «Уничтожение» при потреблении жизненных средств их стоимости, а также то обстоятельство, что их цена и заработная плата работника не входят в процесс труда, иногда понимается как отсутствие здесь созидательного процесса вообще. Так, отдельные философы, справедливо указывая на необходимость трактовки производства человека в форме «специфического процесса производства человеческих сил», все же полагают, что здесь в основе находится «не процесс потребления, а творческий, во всяком случае, созидательный процесс, который хотя и сопровождается потреблением, но не сводится к нему, который, наконец, направлен не на простое потребление, а на развитие человеческих способностей» {261}.

Потребление — не менее созидательный, творческий процесс, чем производительный труд. Именно им воссоздается способность к труду, т. е. труд в возможности, потенциально, ибо «потребление порождает способности производителя» {262}. Только под влиянием представления о господстве меновой стоимости могло сложиться мнение о вынесении потребления за сферу воспроизводства или его ограничении производительным потреблением, восстанавливающим рабочую силу человека. Но даже согласно закону стоимости, стоимость потребляемых жизненных средств равна стоимости воспроизводимой на этой основе рабочей силы, т. е. из уничтожаемой в процессе потребления стоимости жизненных средств возникает для продажи равная ей стоимость рабочей силы, и, следовательно, в процессе потребления жизненных средств их стоимость не исчезает, а лишь превращается в иную форму — в стоимость рабочей силы, оставаясь той же по величине.

Потребление и потребительная стоимость по их созидательной силе превосходят силу созидающего стоимость труда, ибо в реализации жизненных средств в виде потребительной стоимости самой рабочей силы заложена творческая сила производительного труда, его способность производить не только эквивалент стоимости рабочей силы, но и избыток труда. Возможность создания новой человеческой силы заключена в потреблении — в развитии человеческих способностей. Потребление завершает акт производства лишь в том смысле, что уничтожает вещно самостоятельную форму продукта. Но этим одновременно оно продолжает воспроизводственный процесс, поскольку повышает «посредством потребности в повторении способность, развитую в первом акте производства, до степени мастерства; оно, следовательно, не только тот завершающий акт, благодаря которому продукт становится продуктом, но и тот, благодаря которому производитель становится производителем» {263}.

Через потребление индивид возвращается к самому себе, но уже как производящий и воспроизводящий себя человек. Стало быть, потребление выступает моментом процесса производства, производством высшего, главного его результата — человека. Но без производства продукта потребление беспредметно, поэтому первое является господствующим и исходным моментом, а потребление — продолжением производительной деятельности. Потребление есть и особая деятельность, в которой реализуется потребительная сила общества. Одна ее часть расходуется в процессе производительного потребления рабочей силы, в котором человеком затрачиваются способности к труду, другая —в непроизводительном потреблении, в котором восстанавливаются и расширяются человеческие способности. Непроизводительное потребление в этом отношении совпадает с непроизводительным трудом. Нет, следовательно, особой нужды называть потребительные силы производительными силами, так как первые не теряют своей созидательной роли [34]. Потребление выступает вторым после производительного труда источником воспроизводства человека.

О социальном значении этой деятельности в современной общественной науке пока сказано мало [35]. Чаще всего она исследуется в плане субъективных форм ее проявления: потребностей, интересов, ценностных ориентаций. Между тем, чтобы понять названные субъективные формы, надо исходить из объективного содержания процесса потребления, посредством которого, с одной стороны, они связываются с материальным производством, а с другой —воспроизводятся. Здесь важно подчеркнуть, что именно потребление воспроизводит потребность. Оно полагает предмет производства идеально, как внутренний образ, как потребность и цель; этим создается потребность в новом производстве, т. е. идеальный, внутренне побуждающий мотив производства, являющийся его предпосылкой {264}.

В потреблении процесс созидания самой потребности находит материальную основу. Потребление завершает процесс производства, превращая продукт в действительный продукт, оно делает его тем самым продуктом для человека и одновременно наделяет свойством полезности. Это свойство придает продукту потребление, поскольку оно входит в производственную деятельность в качестве необходимого момента и создает для продукта субъект с его потребностями, целями, мотивами. Вне реальной потребительной деятельности полезность продукта оказывается субъективным отношением, открывающим возможность для сведения ее к субъективной полезности, определяемой только потребностями, интересами, целями, ценностными ориентациями человека. Вот почему, на наш взгляд, не могут быть приняты предложения о том, чтобы сделать исходным в экономике отношение общественной полезности, или целевое отношение, возникающее между людьми по поводу цели производства. Общественная полезность, цель, потребность не могут служить исторически первичным отношением или стать всеобщей формой функционирования системы производственных отношений {265}.

Обращение к человеку как к цели производства не означает, что он в качестве потребителя перестает быть формой бытия общества, его субстанции, а остается лишь духовным существом. Потребление как процесс не только уничтожения продукта, но и воспроизводства субъекта выступает объективным, материальным процессом. Именно на его базе осуществляется расширенное воспроизводство потребностей, происходит их постоянное возвышение.

Сказанное дает основание ввести потребление в полном объеме в предмет исследования общественных наук и тем самым создать прочную основу изучения потребностей, интересов, ценностных ориентаций. В первую очередь, следует преодолеть недооценку отношений потребления как составной части производственных и всех общественных отношений. Даже в специальных работах, посвященных проблемам потребления, звено, связывающее продукт с субъектом, исключается из системы производственных отношений. Потребительное производство (индивидуальное потребление) предстает внеэкономической и внесоциальной стадией. На этой стадии, говорится в одной из работ, при использовании предмета ликвидируются его потребительные свойства в целях воспроизводства самого человека. Поэтому, мол, личное потребление в данном случае становится объектом исследования биологии, медицины, психологии, т. е. превращается во внеэкономическую стадию, которая определяется как потребительное производство {266}.

В экономической литературе почти не упоминается понятие «потребительное производство», им пользуются чаще всего философы. Такое отношение экономистов к потребительному производству обычно проистекает из пофазного деления производственных отношений (производство, распределение, обмен, потребление), которое хотя и дает формальное основание для отнесения потребления к названному ряду экономических категорий, но лишает его собственно экономического содержания. Потребление, поставленное в один ряд с производством, распределением и обменом, не может быть названо производственным отношением, если оно является отношением субъекта к потребляемому продукту, к вещи, и потому не обнаруживает отношения людей друг к другу по поводу потребления. Там же, где обнаруживается такое отношение, оно считается отношением людей по поводу присвоения. Последнее, осуществляясь на основе эквивалентного обмена, неизбежно поглощается отношениями собственности как классическими отношениями присвоения. В итоге получается, что в производстве создаются предметы в соответствии с потребностями, в распределении они разделяются между индивидами, в обмене доводятся до каждого индивида согласно отдельным потребностям, а в потреблении продукт выпадает из этого общественного движения, становится предметом и слугой отдельной потребности и удовлетворяет ее в процессе потребления. Поэтому потребление, рассматриваемое в качестве конечного пункта и конечной цели движения, лежит, согласно этой концепции экономистов, вне политической экономии {267}.

Желание исключить потребительную деятельность из предмета социально-экономических исследований, имеющих дело с материальными производственными отношениями, усиливается тем обстоятельством, что удовлетворение потребностей чаще всего фигурирует в виде цели производства, идеального образа его результата.

Отношения же потребления, представленные в форме целевых отношений или субъективных предпочтений, не могут включаться в материальные экономические отношения. Утверждается, например, что в фазе потребления личность становится как бы вне законов общества. В формах ее обычной жизнедеятельности все общественные отношения предстают в виде контактов личностей, их поведения и являются результатом их свободного выбора {268}.

По этой причине в большинстве современных экономических работ потребительная деятельность (потребительное производство) остается без внимания, заменяется изучением потребностей в сопоставлении с производством материальных благ, а не с их потреблением. Чаще всего ограничиваются доказательством первичности материального производства по отношению к потребностям, возникающим из производства, хотя и оказывающим на него обратное влияние.

Если же говорится о процессе индивидуального потребления, то он или «прячется» в общем процессе производства — в отношениях присвоения посредством данной общественной формы, путем придания потребительной стоимости значения дохода, или же выносится за пределы собственно экономических отношений под тем предлогом, что потребление как антитеза производству лежит по ту сторону действия общественной формы труда, в нем есть лишь отношение субъекта к вещи и нет отношения человека к человеку. Отношение человека к вещи вполне укладывается в вещно-трудовую форму развития социально-экономических отношений, в категорию социального действия под названием «выбор», причем не только полезных свойств вещи, но и направлений экономического роста {269}.

Включение потребления в систему общественных, прежде всего производственных, отношений основано на понимании производства как производства и воспроизводства человека. Тогда и цель производства получает вполне определенную форму реализации — реального человека с данным уровнем его потребностей, и отношения потребления обнаруживают себя в качестве одной из форм отношений людей по поводу собственного воспроизводства как субъектов. Производство и потребление уже не разделены как две крайности, как два объекта различных наук, а предстают двумя противоположными формами одной и той же сущности. Этим преодолевается ограниченность пофазного деления общественного производства и производственных отношений, а отношения потребления выявляют себя как их продолжение, распространение на сферу потребительного производства.

Если производство понимать, как воспроизводство человека, то оно не может быть представлено вне индивидуального потребления, которое с необходимостью выступает его внутренним моментом. В потреблении воспроизводственный процесс возвращается к человеку, с которого, как со своей предпосылки, он начинается. От труда этот процесс идет к продукту, а затем посредством потребления совершается переход от продукта к субъекту. Этим как бы завершается общий цикл воспроизводства общества на уровне его наличного бытия. Конечным пунктом воспроизводства будет уже не продукт, а сам человек как результат потребительного производства. Переход от человеческой деятельности к продукту (здесь опредмечивается труд) имеет своим источником производительный труд, а от продукта к человеку— потребительную деятельность, в которой распредмечивается опредмеченный труд.

Овладение предметом имеет своим следствием и воспроизводство общественного способа существования индивида т. е. воспроизводство самого индивида, не только в его непосредственной жизненности, но и в определенных социальных отношениях. В итоге конечное присвоение предметов в процессе их индивидуального потребления воспроизводит членов общества в тех отношениях, в которых они находятся друг к другу, — в их общественном бытии. Продукт в свою очередь только в потреблении становится действительным продуктом. Потребление, уничтожая продукт, придает ему завершенность. Продукт выступает не просто как овеществленная деятельность, а как предмет деятельности субъекта в потреблении. Потребительная деятельность оказывается продолжением производства, а потому ее законами являются законы производства, понимаемого как производство потребительной стоимости, предназначенной для удовлетворения человеческих потребностей.

Что же касается «деятельности потребления», в которой продукт труда по отношению к рабочему выступает как потребительная стоимость, то экономическая наука, не открыв специфических законов этой деятельности, подгоняет ее под стоимостную форму: воспроизводство работника рассматривается как воспроизводство его рабочей силы на основе издержек производства его жизненных средств, их стоимости, вложенной в переменный, «человеческий» капитал. И в отечественной литературе (даже в политической экономии социализма) потребительное производство было «уложено» в стоимостную форму [36].

Чтобы подчинить деятельность потребления стоимостной форме, приходится, во-первых, чрезмерно расширять понятие производительного труда, присоединять к нему деятельность по оказанию услуг потребителю (труд парикмахера, официанта, учителя и т. п.), обмениваемую на доход (зарплату или предпринимательский доход), т. е. полагать, что оказанием услуги (обслуживанием) новая стоимость создается так же, как и трудом, производящим жизненные средства (пищу, одежду, жилье) и воплощающимся в их стоимости. Понятое, таким образом, потребление из сферы, где стоимость «уничтожается» (товар или услуга, потребляясь, исчезают как стоимость), превращается в сферу, где она создается. Во-вторых, воспроизводство человека предстает как возмездностоимостной обмен доходов воспроизводимого работника на издержки труда лиц, оказывающих ему услуги. Получается, что не работник воспроизводит себя посредством потребления получаемых им за труд жизненных продуктов, средств и услуг, а его воспроизводят те, кто оказывает услуги или обеспечивает его жизненными средствами.

Именно поэтому воспроизводство человека выглядит как его производство работниками сферы обслуживания через распределение и обмен последних на доход потребителей. Потребление и потребительная деятельность, не создающие новых стоимостей и отличающиеся от деятельности обслуживающего персонала, исключаются из воспроизводственного экономического механизма. В него включается лишь сопровождающая потребление и отождествленная с ним купля-продажа товаров и услуг.

Потребительное производство в натуре несводимо к стоимостным обменным процессам в сфере услуг. Процесс потребления имеет дело не со стоимостью, а с потребительной стоимостью, вернее, с ее превращением из предметной формы в социальную — в свойства человека. Очевидно, что оно не укладывается в рамки обмена стоимостей (услуг на доходы), тем более не предполагает эквивалентности. О каком эквивалентном обмене может идти речь, когда студент за десяток часов усваивает концепцию профессора, на разработку которой последний потратил десятки лет или всю свою жизнь.

Конечно, жизненные средства, которые человек получает для потребления, в условиях товарного производства приобретают свойства стоимости, которая равна общественно необходимым затратам труда тех, кто их произвел. Совсем по-другому обстоит дело, когда ставится вопрос, чем же определяются затраты труда работника на собственное воспроизводство, на восстановление своей рабочей силы. Они определяются потребительной стоимостью приобретаемых жизненных средств и услуг, деятельностью по их потреблению, удовлетворению потребностей. Когда речь идет об этой стороне дела, то доля рабочего в стоимости продукта определяется не стоимостью продукта, а потребительной стоимостью получаемых им жизненных средств, т. е. не затраченным временем на производство продукта, а свойством потребительных стоимостей сохранять живую рабочую силу.

Именно из-за того, что потребительная стоимость определяет издержки воспроизводства работником своей рабочей силы (необходимую часть его труда), она становится важнейшим объектом изучения со стороны экономической науки, претендующей быть политической экономией труда, наукой о производстве и воспроизводстве развитого и благосостоятельного человека. К сожалению, это обстоятельство ныне приходится признавать через вынужденные расчеты минимальной зарплаты на основе натурального содержания потребительской «корзины», т. е. признавать потребительную стоимость предпосылкой стоимости, когда речь идет о жизни человека. Для экономики же, предназначенной служить лучшему удовлетворению потребностей человека, потребление и потребительная деятельность приобретают особое значение.

§ 3. Потребительная сила общества

В отличие от условий производства продукта, ограниченных рамками их воздействия на производительность труда, в условия реализации потребительной стоимости входят другие факторы, в первую очередь — состояние потребительной силы общества.

Введение в анализ понятия потребительной силы, т. е. способности общества к потреблению, позволяет более рельефно выделить объективное содержание потребительной деятельности, отмежеваться от часто встречающейся психологической ее характеристики, например от сведения зависимости потребления от дохода к психологическому закону, выражающемуся в склонности людей к увеличению в известной мере своего потребления с ростом дохода.

Кроме того, категория потребительной силы дает возможность обнаружить и преодолеть ограничения, накладываемые на потребление его зависимостью от стоимости продукта, от доходов потребителей. Поскольку потребительная стоимость продукта и ее мера заключены не в труде, овеществленном в продукте, не в стоимости последнего, то обусловленность потребления (спроса) стоимостью (доходами) и рабочим временем, попадает в ложное положение.

При обилии произведенных для рынка товаров человек может оказаться не только за чертой бедности, но и лишиться необходимых средств к существованию. Рынок признает только платежеспособного покупателя, т. е. того, у которого есть деньги. Он в этом отношении безразличен к потребителю: товар достается не тому, кто больше всего нуждается в нем и имеет настоятельную «склонность» к потреблению. Святая святых рынка —не допускать никакого вмешательства в отношения между спросом и предложением, опираться только на собственное саморегулирование, устанавливать надлежащий порядок посредством собственных экономических механизмов, иметь дело с платежеспособными покупателями.

Общество и люди не могут согласиться с этим безразличием стоимости (рынка) к их потребностям и потреблению, с тем, что, например, заработная плата оказывается ниже прожиточного минимума или ее невозможно получить. Приходится обращаться за помощью к государству, которое вынуждено вмешиваться в дела рынка, применять способы, позволяющие ослаблять опосредованность потребления доходами и ценами.

Есть и другой способ решения проблемы — внедрение собственно экономических методов, позволяющих нормализовать взаимодействие производства и потребления без вмешательства государства и на другой, не стоимостной, а потребительностоимостной основе. В этой ситуации в качестве меры продукта как потребительной стоимости и его производства непосредственно выступает совокупное потребление. Потребительные стоимости должны предлагаться (производиться) лишь в известном объеме. Их мера, кроме зависимости от присущего им специфического качества, будет определяться количеством людей, имеющих в них потребность, нуждающихся в их потреблении. Чтобы установить эту меру, необходимо число потребителей умножить на величину их потребности в том или ином продукте или благе. Величина этой потребности и будет пределом того, сколько обществу надо производить потребительных стоимостей.

Этот предел можно связывать и с субъективной оценкой человеком полезности благ, т. е. мерой брать не объем благ, наиболее важных для удовлетворения имеющихся потребностей, а те дополнительные блага, которые менее всего нужны для человека, удовлетворяют наименее важные потребности, выступают пределом, за которым полезность благ уменьшается или совсем исчезает.

Подобный маржиналистский подход имеет своим основанием не только соответствующие психофизиологические закономерности, но и желание формально согласовывать полезность благ с их стоимостью (ценностью), поскольку ненужные для потребления вещи теряют как полезность, так и стоимость.

К потребностям применимы и другие значения предельных характеристик или величин. Таким пределом, с одной стороны, могут быть абсолютные потребности и абсолютная потребительная сила общества. Производство, движимое стремлением к беспредельному увеличению стоимости (прибыли), тем самым своей границей делает абсолютную потребительную силу общества. То же самое можно сказать о производстве, ставящем своей целью всестороннее развитие личности и максимальное удовлетворение потребностей людей. В обоих случаях речь идет об идеальных потребностях, т. е. потребностях, которые не зависят от конкретных возможностей данного общества и включают в себя то, что требуется в конечном счете при прочих равных условиях или для беспредельного развития капитала, или для свободного развития и максимального удовлетворения нужд каждого человека как представителя всего человеческого сообщества.

С другой стороны, возможности общества удовлетворять потребности людей в каждый конкретный момент ограничены, что позволяет говорить об относительности потребительной способности общества, не об идеальных, а о реальных потребностях, зависящих от уровня производства соответствующих благ. Эти потребности, в свою очередь, могут быть ограничены кругом разумных потребностей, которые отвечают требованиям нормального воспроизводства населения, свободного всестороннего развития личности, ее способностей и потребностей. Разумность и рациональность таких потребностей в конечном счете устанавливаются и проверяются социально-экономической практикой. Последняя позволяет объективизировать субъективные оценки полезности.

Общая характеристика границ потребительной силы, представленная выше, нуждается в конкретизации как со стороны ее обусловленности потребительской природой самих благ, так и общественными нормами (стандартами), проистекающими из свойств социально-экономического и политического устройства общества. Если подходить с первой позиции, то потребность всегда предполагает предмет ее удовлетворения (потребность в «чем-то» зависит от него, т. е. потребление измеряется посредством самой потребительной стоимости. Здесь объем потребности выражается количеством специфических благ (определенного качества), служащих потреблению. Блага же обычно имеют свою собственную природную меру: тяжесть, плотность, длину и т. д. Вследствие этого, например, величину потребности в сахаре можно измерить в тоннах, которые одновременно являются и мерой его полезности для данного населения: для него полезным будет, к примеру, ежегодное потребление 300 тыс., а не 600 тыс. т сахара. В итоге для определения величины потребности в том или ином благе последнее умножается на численность потребителей и таким образом устанавливается мера потребительной способности данного населения.

Такой способ, однако, является довольно-таки ограниченным методом установления меры потребительной силы общества. Человеческие потребности возникают в обществе, они обусловливаются сформированными социальными качествами людей. Вот почему их нельзя измерять только предметами, предназначенными для удовлетворения потребностей, к ним должны применяться общественные мерки, приобретающие значение социально всеобщих форм, порожденных общественными отношениями.

Из такого рода общественных форм до сих пор первое место занимает определение потребления временем (трудом), общественно необходимым для производства и воспроизводства рабочей силы. Для громадной массы трудящегося населения мера потребления обусловливается стоимостью рабочей силы, величиной необходимого по условиям ее воспроизводства труда. В данном случае для определения меры потребления пользуются единицей труда и заработной платой за эту единицу труда — единицей заработной платы в ее денежном выражении {270}. Соответственно, потребности и потребление получают свое выражение в платежеспособном спросе, а их зависимость от меры труда (производства) — в предложении товаров. Спрос и предложение выступают двумя переменными величинами, измеряемыми денежной мерой.

Нас больше всего интересуют общественные мерки, которые касаются потребительной силы и базируются не на стоимостной, а на потребительностоимостной основе. Они должны отвечать природе самой потребительной силы. Там, где господствует потребительная стоимость и сами потребности обусловливают пределы рабочего времени, необходимого для их удовлетворения, рабочее время теряет свое значение меры потребления, ибо оно само удлиняется или сокращается в зависимости от того, сколько нужно доставить того или иного количества потребительных стоимостей. Следует также сказать, что смысл общественного прогресса в этом отношении сводится к тому, чтобы потребление не определялось минимумом времени, необходимого для производства, поскольку само «рабочее время перестает и должно перестать быть мерой богатства, и поэтому меновая стоимость перестает быть мерой потребительной стоимости» {271}.

Сокращение рабочего времени, обусловленное научно-техническим прогрессом, не может приниматься за признак уменьшения потребления. Наоборот, экономия рабочего времени должна вести к увеличению богатства общества и свободного времени. Последнее, превращаясь в мерило развития человека как некоего богатства, тем самым становится и мерой развития способности к потреблению, мерой потребительной силы общества. Это соответствует требованиям закона потребительной стоимости, согласно которому высвобождаемое в результате реализации потребительной стоимости время (свободное время) превосходит затраченное рабочее время и, следовательно, потребление, совершаемое в свободное время, должно измеряться последним. Когда же в качестве меры используется рабочее время, то такое потребление свидетельствует по существу о бедности. Рабочее время, в том числе прибавочное, поглощая почти все время трудящихся масс, лишает их свободного времени, которое становится временем для немногих. Последние и получают простор для своего развития, в том числе и для потребления.

В качестве общественного масштаба потребительной способности могут выступать и многие прикладные формы ее измерителей, например объем дневного (годового) содержания человека, расчеты прожиточного минимума и других различных потребительских бюджетов. В этом отношении особого внимания заслуживает использование «потребительской корзины» в роли единицы измерения, которая должна занимать столь же важное место, как и измерение потребительских доходов в единицах заработной платы, когда речь идет об определении склонности к потреблению через функциональную зависимость между потреблением и доходом (по Дж. М. Кейнсу).

В случае же с «потребительской корзиной» мы имели бы возможность умножить не отдельную потребность в том или ином благе на число лиц, имеющих эту потребность, а определенный, сведенный к общественному масштабу набор благ, учитывающих социально-демографические, национальные и другие особенности потребляющего населения. Потребительские корзины разных уровней, в свою очередь, составили бы содержимое минимального потребительского бюджета и других видов потребительских бюджетов, посредством которых также можно установить потребительную силу общества.

При характеристике потребительной способности общества нельзя ограничиваться ее рассмотрением только «в себе», т. е. в рамках взаимоотношения численности потребителей и величины их потребности в тех или иных благах, выраженных, например, в единицах потребительской «корзины». Потребительная сила должна быть определена не только как сущее «в себе», но и в своем «для себя» бытии в зависимости от факторов, влияющих на нее. К этим факторам относятся прежде всего производительная сила общества, а также состояние пропорций распределения продукта на части, предназначенные для личного и производительного потребления, пропорциональность распределения труда по отраслям производства, соответствие этого распределения структуре потребностей общества.

Потребительная сила общества в общем и целом, в конечном счете, представляет собой функцию его производительной силы. Еще классиками политической экономии было установлено, что чем больше производится потребительных стоимостей, тем выше уровень удовлетворения потребностей людей. Впоследствии, в частности, в работах Дж. М. Кейнса, эта концепция была подвергнута критике. Она, по его мнению, была построена на основе натурального обмена и не учитывала самостоятельной роли денег. Дж. М. Кейнс предложил исходить не из производства, не из предложения, а из спроса, объективные факторы которого лежат на стороне дохода и его различных компонентов.

Нельзя, конечно, недооценивать влияние потребления на величину производства, но оно не отменяет решающей роли производства в удовлетворении потребностей, т. е. не следует пренебрегать общей зависимостью потребительной силы от производительной силы общества. Более того, многие проблемы спроса и предложения, не решаемые с позиции опосредствующих их стоимостных механизмов, легко могут быть решены, если исходить из взаимодействия производства и потребления в потребительностоимостной плоскости. Ф. Энгельс был прав, видя истинный смысл конкуренции (соревнования) во взаимоотношениях потребительной и производительной сил общества. В будущем строе, достойном человечества, с его точки зрения, не будет иной конкуренции, кроме этой. Общество должно рассчитывать, что можно произвести при помощи находящихся в его распоряжении средств, и сообразно с отношением своей производительной силы к массе потребностей определять уровень удовлетворения потребностей {272}.

Если производительную силу общества выразить величиной высвобождаемого из сферы материального производства труда (производительного рабочего времени), то этот высвобождаемый для других видов деятельности труд (время) в расчете на душу населения будет индексом роста потребительной силы. Увеличение производительности труда в общественном масштабе предполагает, что существующие потребности удовлетворяются с помощью применения в производстве меньшего количества труда (времени), чем прежде. Следовательно, высвобождаемый труд (время) может быть затрачен на удовлетворение новых или иных потребностей, не реализуемых в прежних условиях. Отношение же труда, высвобождаемого из сферы материального производства, к занятому в нем труду может служить нормой повышения потребительной способности общества. Эта норма является формой выражения закона возвышения потребностей. Содержанием же этого закона будет образование новых или ранее не удовлетворенных потребностей. Их возрастание обеспечивается в первую очередь превращением сэкономленного в материальном производстве труда и рабочего времени в другие виды деятельности, порождающие и удовлетворяющие новые потребности. Тем самым в возвышении потребностей закон потребительной стоимости получает свое адекватное выражение.

С ростом производительности труда норма потребительной способности неизбежно повышается, что никак не вмещается в стоимостную схему движения конечного совокупного продукта, предлагающую падение этой нормы в связи с растущим преобладанием труда по производству той части продукта, которая идет на производственное потребление.

Повышение же потребительной способности общества подчиняется другому закону — закону возвышения потребительной стоимости и может быть выражено схемами воспроизводства, построенными на потребительностоимостной основе. Из них следует приоритетность потребления и его определяющее влияние на объемы производственного накопления. В этом случае конечным результатом общественного материального производства следует считать фонд индивидуального потребления, а затраты деятельности по реализации этого фонда, в том числе по воспроизводству рабочей силы, должны быть исключены из состава издержек материального производства.

Если же подходить к этому вопросу с точки зрения изменения стоимостного строения производства (капитала), то приходится признать постоянное увеличение труда (С), расходуемого на производство средств производства, и сравнительное уменьшение труда (V), затрачиваемого на производство предметов потребления. Из изменения этого соотношения (C>V) следует, что развитие производительной силы не сопровождается таким же развитием потребительной силы общества. Наоборот, ограниченность потребления населением становится полюсом, противостоящим стремлению капитала развивать производительные силы.

В результате того, что этому стремлению противостоит ограниченность потребления масс, возникают кризисы, разрушающие производительные силы и еще больше снижающие уровень потребления населения. Чтобы не допустить возможности делать такие выводы из анализа движения стоимости, ее защитникам ничего другого не остается, как изъять из стоимости конечного продукта производства стоимость средств производства (С), растворить ее в стоимости необходимого и прибавочного продукта (V+M), т. е. вернуться к положению А. Смита о том, что конечный продукт по стоимости полностью разлагается на заработную плату, прибыль, ренту.

На деле же нет никакой необходимости возвращаться от К. Маркса к А. Смиту [37].

Надо лишь признать, что законом эквивалентного обмена (законом стоимости) не объясняется ни источник происхождения прибавочной стоимости, ни соответствующий рост потребления общества. Чтобы это понять, следует обращаться к потребительной стоимости рабочей силы —к труду, в горниле которого человек создает больше, чем потребляет.

Кроме зависимости от распределения труда между двумя подразделениями производства, потребительная способность общества во многом обусловливается общим распределением труда между различными сферами производства и пропорциональностью этого распределения. Если общество при данном состоянии производительных сил на производство тех или иных потребительных стоимостей может затратить лишь строго ограниченное количество своего времени, то его совокупное потребление тоже будет иметь строго определенные структуру и уровень. Так, от количества затрат особого вида земледельческого труда зависит степень обеспеченности всего населения продуктами питания. Тем самым потребление и потребительная способность людей оказываются под влиянием разделения труда как в самом сельском хозяйстве, так и в обществе в целом.

Глава 11. Взаимодействие труда и потребления

Движение от человека к продукту, от последнего вновь к человеку подчиняется определенным законам. Ими, напомним, не могут быть закон стоимости и его производные, поскольку речь идет о производстве потребительной стоимости, о воспроизводстве самого человека, который имеет дело не со стоимостью продукта, а с его потребительной стоимостью, качеством и количеством последней. Классикам политической экономии приходилось заниматься анализом взаимодействия конкретного труда с создаваемой потребительной стоимостью, т. е. рассматривать труд источником не только стоимости, но и вещественного богатства, состоящего из массы потребительных стоимостей. У А. Смита это взаимодействие было представлено в форме соответствия между разделенным на качественно различные виды трудом (сосуществующим трудом) и различными потребностями общества. Представители социалистических школ, например Ж. Сисмонди, в этом законе видели основной принцип будущего производства, полагая, что там стоимость, выражая необходимое рабочее время, будет сводиться к отношению между потребностями всего общества и количеством труда, которого должно быть достаточно, чтобы удовлетворить данные потребности {273}. В этом же духе высказывался Ф. Энгельс в первой экономической работе, противопоставляя существовавшему толкованию стоимости ее определение как отношение издержек производства к полезности {274}

В той мере, в какой труд сопоставляется с производимой им потребительной стоимостью, обнаруживается необходимость определенного соотношения между наличными потребностями общества и количеством разнообразного труда, идущего на их удовлетворение. Это обстоятельство позволило К. Марксу сформулировать данное соотношение в виде закона: «Точно так же известно всем, что для соответствующих различным массам потребностей масс продуктов требуются различные и количественно определенные массы общественного совокупного труда. Очевидно само собой, что эта необходимость распределения общественного труда в определенных пропорциях никоим образом не может быть уничтожена определенной формой общественного производства, — измениться может лишь форма ее проявления»{275}.

В простом товарном производстве формой осуществления указанной необходимости выступает меновая стоимость, а регулятором соответствующей пропорциональности-закон стоимости. Вместе с тем закон стоимости, товарная форма общественного производства не исключают общей необходимости определенного соответствия между массой подлежащих удовлетворению потребностей и нужным для этого количеством различных видов труда. Более того, закон стоимости в снятом виде предполагает действие этой необходимости, имеющей значение закона природы. В товарном производстве заключен момент подчиненности производства потребностям, поскольку потребительная стоимость товара является условием реализации его меновой стоимости, т. е. предпосылкой стоимости выступает потребительная стоимость.

Из данного условия следует, что если потребительная стоимость отдельного товара зависит от того, удовлетворяет ли он сам по себе какую-либо потребность, то потребительная стоимость определенной массы общественных продуктов зависит от того, адекватна ли она количественно определенной общественной потребности в продуктах каждого рода, и, следовательно, от того, в соответствии ли с этой общественной потребностью распределен труд между отраслями производства. Здесь долю общественного трудового времени, приходящегося на ту или иную сферу производства, определяет общественная потребность, т. е. потребительная стоимость в общественном масштабе. Это, по мнению К. Маркса, «все тот же закон, который обнаруживается уже по отношению к отдельному товару, а именно: что потребительная стоимость товара есть предпосылка его меновой стоимости, а потому и его стоимости» {276}.

Известна и более конкретная трактовка взаимодействия производства и потребления. Так, Ф. Энгельс в ранней политэкономической работе «Наброски к критике политической экономии» обратил особое внимание на соотношение затрат труда на продукт и его полезности. После уничтожения частной собственности, согласно Ф. Энгельсу, противоположность стоимости и потребительной стоимости из сферы обмена переносится в сферу производства и выражает уже отношение издержек производства вещи к ее полезности. «Общество, — писал он, — должно будет рассчитать, что можно произвести при помощи находящихся в его распоряжении средств, и сообразно с отношением этой производительной силы к массе потребителей определить, насколько следует повысить или сократить производство, насколько следует допустить или ограничить роскошь» {277}

К. Маркс, конспектируя данную статью Ф. Энгельса, выделяет его суждение о том, что стоимость есть отношение издержек производства к полезности, что она применяется прежде всего при решении вопроса о том, следует ли вообще производить, покрывает ли полезность издержки производства {278}. Отмечая незрелость этой своей статьи, Ф. Энгельс впоследствии защищал мысль о взвешивании полезного эффекта и трудовой затраты при решении вопроса о производстве (этот момент из определения стоимости, по его мнению, сохраняется в коммунистическом обществе). В то же время он писал, что «научное обоснование этого положения стало возможным лишь благодаря „Капиталу" Маркса» {279}.

Выявить это обоснование — задача важная и еще нерешенная. Очевидно, что для производства, имеющего целью лучшее удовлетворение потребностей общества, указанное положение приобретает особую значимость. Проблема состоит в том, чтобы закон потребительной стоимости сделать средством анализа не только исторических предпосылок обобществленного производства, но и его собственного функционирования. Таким средством он еще не стал, т. е. данный закон еще мало используется для объяснения движения общей основы воспроизводства общества.

§ 1. Приоритет потребления в определении размеров производства

В производстве, рассматриваемом в качестве процесса создания вещного богатства, потребительных стоимостей, предпосылкой определения объемов производства выступает человек с его потребностями, т. е. потребитель. Это является необходимым моментом закона потребительной стоимости и отличием его от закона стоимости.

В условиях капиталистического производства, как известно, потребление самого производителя определяется общественно необходимым рабочим временем, затрачиваемым им на производство продукта, равного стоимости его рабочей силы. В обществе, где производство подчинено удовлетворению потребностей, «потребление уже не будет определяться минимумом времени, необходимого для производства; наоборот, количество времени, которое будут посвящать производству того или другого предмета, будет определяться степенью общественной полезности этого предмета» {280}.

В этом случае рабочее время, взятое как затрата труда вообще, не может определять потребление потому, что не выражает специфику потребительной стоимости продукта, на производство которого оно тратится. Последняя определяется качеством конкретного труда, затрачиваемого на ее производство. Что касается массы потребительных стоимостей, нужных для удовлетворения данного объема потребностей, то она зависит от производительности конкретного труда, а не просто от его продолжительности. Рабочее время может сокращаться, доходить до определенного минимума, но это не значит, что будет сокращаться масса потребительных стоимостей, а потребление индивидов будет доводиться до минимума. Таковыми могут быть лишь условия и последствия производства стоимости, регулирующего потребление производителей посредством необходимого рабочего времени, затрачиваемого ими на воспроизводство собственной рабочей силы. Именно для аналогичных условий доля каждого производителя в жизненных средствах определяется необходимым рабочим временем, которое служит мерой индивидуального участия в труде и в индивидуально потребляемой части продукта.

Вместе с тем производство стоимости не снимает границ, диктуемых потребительной стоимостью. Во-первых, предпосылкой стоимости товара остается ее потребительная стоимость, т. е. если товар не будет обладать потребительной стоимостью и не найдутся его потребители, то он перестанет быть стоимостью. Остается в силе закономерность, в «соответствии с которой общественное признание произведенного товара как стоимости осуществляется прежде всего через его признание в качестве потребительной стоимости непосредственными производителями» {281}. Во- вторых, пропорции распределения труда, согласно наличным потребностям, устанавливаются на основе потребительной стоимости. Там, где рабочее время регулирует потребление и, следовательно, определяет соответствие производства продукта существующим потребностям, это соответствие является результатом действия закона взаимодействия спроса и предложения. Пропорциональная доля данного продукта во всем совокупном производстве устанавливается не просто продажей данного продукта по цене, равной стоимости, а на основе колебания цен вокруг равновесия спроса и предложения.

Иное дело, когда потребление и потребности определяют нужное для производства рабочее время. Здесь потребительная стоимость из предпосылки, ограничителя меновой стоимости превращается в ведущее начало для определения размеров производства. Его пределы определяются не движением меновой стоимости, а необходимостью удовлетворения потребностей общества: расширение или сокращение производства обусловливаются его отношением к общественным потребностям, к потребностям человеческого развития. «Как только меновая стоимость, — писал К. Маркс, — перестанет составлять предел для материального производства, и его предел будет определяться его отношением к целостному развитию индивида, то отпадет вся эта история с ее судорогами и страданиями» {282}.

В основе производства и воспроизводства развитого человека заключено общественное отношение между потребительной стоимостью, общественными потребностями, подлежащими удовлетворению определенной массой полезных предметов, с одной стороны, и трудом, который должен быть затрачен на производство этих продуктов, — с другой. Это отношение исторически приходит на смену отношению между стоимостью и затратами труда товаропроизводителей. Оно приобретает всеобщую форму с развитием новой общественно-экономической формации, в которой общественное производство регулируется непосредственно потребностями общества и совершается под его контролем.

Но если потребление, потребности определяют вторую сторону выражаемого законом отношения — рабочее время, или затраты труда, необходимые для удовлетворения наличных потребностей, то не будет ли это время величиной стоимости продукта, нужного для потребления, и тогда потребительная стоимость явится определителем находящейся в ней стоимости, т. е. стоимость продукта будет определяться его полезностью, его потребительной стоимостью. Если идти от рабочего времени, необходимого для производства продукта, к его отношению к потребностям человека в продукте и полагать, что’ первое соответствует вторым, то нельзя ли стоимость выразить через потребительную стоимость и на этом кончить дело, сохраняя старую основу — стоимость?

К такому выводу можно прийти, полагая, что труд обладает стоимостью, а не только определяет ее величину. Если исходить из того, что полезность продукта обусловливает трудовые затраты на его производство, а затраты труда принимать как стоимость, то стоимость логично определить, как отношение издержек производства к полезности продукта, т. е. через его потребительную стоимость. Однако труд не может иметь стоимости, таковой обладает не труд, а рабочая сила. Что касается живого труда, то он выступает лишь потребительной стоимостью рабочей силы.

Маржиналисты не восприняли этот вывод К. Маркса. Они предложили специальную теорию об измерении стоимости полезностью с тем, чтобы лишить труд функции определителя величины стоимости. Но пока сохраняется производство, основанное на стоимости, оно не может регулироваться полезностью производимого продукта. К. Маркс и Ф. Энгельс выступили против подмены стоимости потребительной стоимостью, против отождествления стоимости вещи, определяемой трудом, со стоимостью, определяемой ее полезностью, а величины стоимости, измеряемой рабочим временем, со степенью (пределом) полезности.

«Самой модной теорией, — писал Ф. Энгельс, — считается здесь в настоящее время теория Стэнли Джевонса, согласно которой стоимость определяется полезностью, т. е. меновая стоимость = потребительной стоимости, а, с другой стороны, пределом предложения (т. е. издержками производства), что есть просто запутанный и окольный способ сказать, что стоимость определяется спросом и предложением. Вульгарная политическая экономия везде и всюду!» {283}.

Когда говорится о затратах труда, которые определяются потребительной стоимостью продукта и соответствующими потребностями в нем людей, то труд и его затраты понимаются не в качестве определителя стоимости. Труд в этом случае рассматривается как источник не стоимости, а потребительной стоимости, и не имеет никакого смысла апеллировать к среднему общественному труду, ибо он несопоставим с полезными свойствами продукта, с его потребительной стоимостью. Но это не значит, что между трудом — нестоимостью — и количеством (качеством) нужного для потребления продукта не возникают отношения соответствия или другие связи, позволяющие их сопоставлять.

Качественно разнообразные потребности в специфических продуктах предполагают соответствующие конкретные виды труда, и в этом смысле потребности определяют виды конкретного труда: количественная дифференциация труда соответствует дифференциации объемов потребностей. Взаимодействие потребления и производства реализуется в общем законе, согласно которому совокупный общественный труд распределяется в зависимости от различных потребностей общества в тех или иных предметах или услугах. Его можно рассматривать как закон разделения (распределения) конкретного труда, производящего потребительные стоимости и выражающего совокупность различных видов деятельности, соответствующих разнообразным человеческим потребностям.

Между трудовыми затратами и определяющими их потребностями в предметах возникают также количественные зависимости и отношения. Рабочее время, необходимое для производства продукта, удовлетворяющего данную массу потребностей, приобретает количественную характеристику: определенное количество продуктов и объем потребностей требуют определенного количества конкретного труда того или иного вида. Рабочее время, следовательно, остается необходимым полюсом экономического отношения, сохраняет свое значение, но выступает уже в другой роли: показывает, сколько затрачивается труда на получение полезного эффекта от продукта как средства производительного или индивидуального потребления. Взвешивание трудовых затрат и полезного эффекта при решении вопроса о производстве — вот «что остается в коммунистическом обществе от такого понятия политической экономии, как стоимость...» {284}

Рабочее время не перестает быть созидающей субстанцией богатства и мерой издержек, необходимых для его производства. Не теряет оно и функции регулятора развития производства: «... никакая форма общества не может помешать тому, чтобы рабочее время, имеющееся в распоряжении общества, тем или иным путем регулировало производство» {285}. Посредством его планомерного распределения между отраслями народного хозяйства общество устанавливает надлежащее соотношение трудовых функций и удовлетворения различных потребностей.

После уничтожения товарного производства, отмечал К. Маркс, определение стоимости, выражающее общественный характер производства, остается господствующим в том смысле, что регулирование рабочего времени и распределение общественного труда между различными группами производства становятся важнее, чем когда бы то ни было {286}. Обществу приходится строго учитывать общественное рабочее время, поскольку это вытекает из общественного характера труда. За стоимостью, если даже она исчезает, остается общеэкономическое содержание: стоимость товара выражает в исторически определенной форме то, что существует во всех общественных системах, а именно — общественный характер труда, затрата общественной рабочей силы {287}.

Однако определение количества общественно необходимого рабочего времени, каким бы обязательным и строгим оно ни было, относится здесь к потребительной стоимости, а не к меновой. Мера издержек, необходимых для производства, предполагает, что этим производством является созидание потребительной стоимости. Рабочее время, хотя и является общественно необходимым, не выполняет функции определителя стоимости полезных свойств продукта. Отношение рабочего времени к потребительной стоимости продукта не выражает и его стоимости, оно может служить лишь формой установления количественной определенности между производительной и потребительной силой общества.

Это обстоятельство необходимо особо подчеркнуть, ибо под влиянием теории стоимости некоторые авторы пытаются истолковать рабочее время только как определитель стоимости. Достаточно оптимальные затраты труда приравнять к общественной полезности его продукта, как взаимосвязь потребительной стоимости с рабочим временем переводится в плоскость закона стоимости. Если, например, утверждается, что общественная полезность благ равна общественно необходимым затратам труда на их производство, то это будет определением их стоимости посредством их общественной полезности {288}. Не случайно поэтому категорию полезности предлагают выражать стоимостными показателями: ценой, прибылью, рентой {289}.

К. Маркс в свое время показал несостоятельность утверждения, что меньшие затраты труда в стоимостном отношении равны (пропорциональны) большей общественной полезности их продукта. «Г-н Прудон, — писал он, — действительно старается доказать, что рабочее время, необходимое для производства продукта, выражает истинное отношение его к потребностям, так что вещи, на производство которых требуется наименьшее количество времени, имеют наиболее непосредственную полезность, и так далее, в том же порядке» {290}. Но утверждать так, поясняет К. Маркс, — значит считать, что самые дешевые продукты должны обладать самой большой полезностью, и говорить рабочему, что для него картофель полезнее мяса, а водка —еще полезнее, поскольку ее производство требует еще меньшего труда {291}.

Потребительные стоимости не могут оцениваться по степени своей полезности как меновые стоимости, т. е. считаться дешевыми или дорогими в зависимости от степени их полезности или наоборот. Они не могут быть пропорциональными относительно затрат абстрактного труда, ибо тогда они превращаются из потребительных стоимостей в меновые, которые безразличны к потребностям людей и натуральным особенностям предметов.

Общественно необходимое рабочее время в смысле времени, расходуемого обществом на удовлетворение данного объема потребностей людей, т. е. рабочее время в сопоставлении с потребительной стоимостью, с полезным эффектом, не выступает стоимостью данной потребительной стоимости. «Такого рода необходимый труд имеет отношение к потребительной стоимости, а не к меновой стоимости. Это означает, что речь здесь идет не о рабочем времени, необходимом для того, чтобы создать ту или иную стоимость, которая может быть сведена к сумме продуктов, необходимых рабочему для его существования; речь здесь идет об относительной необходимости потребностей, удовлетворяемых продуктами различных видов труда» {292}.

Однако отсюда не следует, что необходимое рабочее время, взятое по отношению к потребительной стоимости продукта, перестает быть количественным выражением общественного труда как такового, израсходованного на создание данного продукта. Время будет измерителем труда, сведенного к общему основанию. В данном случае оно выражает обычную трудоемкость производства продукта. Для определения количества общественного труда, заключенного в продукте, не требуется приложения особой, окольным путем найденной меры — стоимости. Подсчет труда, затраченного на производство продукта данного количества и качества, осуществляется в естественной и абсолютной его мере — рабочим временем: количеством проработанных человеко-дней, человеко-часов при известной продолжительности рабочего дня. Все это делается при обычных расчетах производительности труда.

§ 2. Взаимосвязь общественной полезности продукта и трудовых затрат

Чтобы измерить полезный эффект продукта, недостаточно определить время, необходимое для его производства. Надо еще найти объективную меру, посредством которой можно установить полезный эффект продукта и соответствующую основу для его соизмерения с трудовыми затратами.

Решение этой задачи в рамках закона стоимости сводится к сопоставлению степени полезности, в частности предельной, с трудоемкостью продукта, а также к установлению соответствующей пропорциональности между ними. «Стоимостной критерий предполагает, что все наличные платежеспособные потребности одинаково значимы и подлежат удовлетворению в равной мере... Именно поэтому в конечном счете предельные полезности благ оказываются пропорциональны их трудоемкости» {293}.

По-иному ставится данная проблема в рамках закона потребительной стоимости. Она считается одной из самых сложных, поскольку ее решение связывается с выходом за пределы трудовой теории стоимости {294}. Закон потребительной стоимости регулирует производство так, что мера удовлетворения потребностей не определяется трудоемкостью производства соответствующих продуктов, а, наоборот, полезный эффект последних диктует объем трудовых затрат на их производство. Чтобы определить эти затраты, надо сначала соизмерить полезные эффекты различных продуктов между собой, а затем сопоставить их с трудовыми затратами. Как и на какой основе это можно сделать?

Ясно, что такой основой может быть только труд. «Нельзя соизмерить потребительные стоимости сами по себе, в отрыве от труда: всякая попытка соизмерять продукты труда без учета затрат труда —это отступление от основного принципа марксистской политической экономии» {295}. Однако этими затратами не может быть количество прошлого труда, воплощаемого в тех или иных предметах, ибо в этом случае мы имели бы дело с определением их стоимости. Чтобы избежать этого, М. П. Осадько предлагает соизмерять потребительные стоимости не просто по затратам труда, а по их эффективности, т. е. виды труда, затрачиваемые на производство различных потребительных стоимостей, «необходимо соизмерять по их эффективности» {296}. Потребительные стоимости в этом случае выводятся за процедуры соизмерения, поскольку считается, что всякая попытка соизмерить продукты не по труду, а по их потребительскому эффекту, понимая под последним степень полезности, обречена на неудачу.

Но можно ли, заменяя количество трудовых затрат их эффективностью, обойтись без измерения и соизмерения потребительского эффекта самих продуктов, их полезности? Нам представляется, что нельзя обходить данный вопрос, поскольку это не ведет к решению задачи. Оценка потребительных стоимостей по эффективности затрат труда на их производство важна при распределении самого труда в зависимости от наличных потребностей общества. Однако здесь учитывается эффективность труда, а не его продукта. Производительность труда является показателем количества продукта, нужного для удовлетворения потребностей, а не его качества, его полезности для индивидуального потребления. Последняя же связана с качеством продукта, с реализацией его особых, полезных свойств. Соизмеряя полезные свойства продукта, надо помнить, что основой здесь выступают не затраты прошлого труда, не его производительность, а сэкономленный в результате его потребления труд.

Соизмерению подлежат два полюса одного и того же труда как источника потребительной стоимости: на одном из них труд, реализованный в полезных свойствах продукта (конкретный труд) и выраженный мерой его полезного эффекта, на другом — количество затрат времени (естественная мера труда) на производство продукта с данным полезным эффектом. Сравниваются, следовательно, полезный эффект продукта и затраты труда на его достижение. Сравнение идет на одной и той же объективной основе — по труду. Задача сводится к тому, чтобы найти меру труда, создающего полезный эффект продукта, и этот эффект сравнить с количеством затраченного на его достижение рабочего времени. Она должна быть решена в рамках закона потребительной стоимости, являющегося законом движения конкретного труда, который служит источником потребительностоимостного богатства. Это богатство составляют прежде всего предметы индивидуального потребления, полезный эффект которых необходимо определить в единицах труда. На наш взгляд, этим трудом является не затраченный на достижение такого эффекта труд, а труд сэкономленный, высвобожденный. Эффектом потребления продукта в данном случае выступает сбережение будущего труда. Оно может определяться следующим образом.

Известно, что продукты производства, не предназначенные для личного потребления, остаются внутри производства, подвергаясь производительному потреблению. Из производства выходят и попадают в сферу индивидуального потребления только предметы личного потребления, которые образуют так называемый «жизненный фонд общества». Результатом его потребления, как было показано, является человек, воспроизводство многих его свойств, в том числе главного — способности к труду, его рабочей производительной силы. Следовательно, здесь полезный эффект потребления заключается в потребительной стоимости рабочей силы, доставляющей труд, причем труд прежде всего для воспроизводства самих людей.

Но дело не только в том, чтобы воспроизвести самого работника. Объем доставляемого труда должен быть больше объема труда, затраченного на воспроизводство рабочей силы работника; это необходимо для роста населения, создания новых средств труда и удовлетворения других потребностей общества. «... Потребительная стоимость рабочей силы заключается именно в избытке того количества труда, которое доставляется рабочей силой, над тем количеством труда, которое овеществлено в ней самой и которое требуется поэтому для ее воспроизводства» {297}. Производительное население доставляет определенное количество труда, часть которого расходуется на воспроизводство населения, а часть, оставшаяся сверх нужд для его воспроизводства, представляет собой прибавочную часть производительного труда.

Дополнительное количества труда, если отвлечься от потребительной стоимости применяемых в труде технических средств, связано с тем, что в процессе потребления человек развивает свои способности и производительную силу своего труда, т. е. совершенствует субъективные производительные силы, проявляющиеся как его свойства. В результате труд более высокой производительности высвобождает определенное количество живого труда, которое остается от затрачиваемого на воспроизводство его собственной рабочей силы. Образуется, следовательно, разница между прошлым трудом, заключенным в рабочей силе, и трудом, выполняемым ею. Она и служит мерой потребительной стоимости рабочей силы. Потребительная стоимость произведенных продуктов, находя свое выражение в потребительной стоимости рабочей силы, в конечном счете, реализуется в производительной силе человека — субъективного фактора производства.

Исходным основанием для определения потребительной стоимости рабочей силы общества в каждый данный момент времени является разность между производительным и непроизводительным населением. В общем случае потребительная стоимость рабочей силы (Пр) измеряется количеством высвобождаемого ею (благодаря ее производительности) живого труда, взятого по отношению к труду, расходуемому на ее собственное производство:

П_р = Т₂ - Т₁,

где Т₂ — количество высвобождаемого рабочей силой живого труда при производстве данного объема продукции; T₁ — количество труда, затрачиваемого на воспроизводство самой рабочей силы.

Количество высвобождаемого живого труда устанавливается на основе сопоставления количества труда (работников), необходимого для производства данного объема продукции при сохранении исходной производительности субъективного фактора, и количества труда, нужного в условиях повышения этой производительности:

Т₂=Ч₁-Ч₂,

где Ч₁—количество труда, нужного для производства данного объема продукции при базовом уровне производительности рабочей силы; Ч₂ — количество труда, расходуемого на производство того же объема продукции при повышении потребительной стоимости рабочей силы, т. е. при росте производительности субъективного фактора в последующий период.

В объем сэкономленного живого труда включается экономия, получаемая от повышения потребительной стоимости рабочей силы за счет потребления не только материальных, но и духовных благ, а также различного рода услуг, оказываемых работнику. Среди них особое место занимают образование и медицина, во многом определяющие повышение потребительной стоимости рабочей силы.

Абсолютный полезный эффект рабочей силы образуется из той экономии живого труда, которая получается после вычитания из всего высвобождаемого труда затрат, идущих на воспроизводство самой рабочей силы. Их величина (Т₁) будет соответствовать объему труда, занятого в непроизводственной сфере по обслуживанию воспроизводства рабочей силы.

К продуктам, общественная полезность которых нуждается в определении, относятся, безусловно, и продукты производительного потребления — средства производства. Их полезный эффект реализуется также в их потребительной стоимости. Так, потребительная стоимость техники, или ее производительная способность (способность участвовать в создании продукта как потребительной стоимости), выявляется в усилении производительной способности работника. Техника заменяет определенные функции работника и освобождает людей, их выполняющих. «... Замещение ею (машиной. — В. Е.) человеческого труда, — писал К. Маркс, — и есть ее потребительная стоимость...» {298}.

Замена, или высвобождение, человеческого труда, живого труда, создающего продукт, образует ту единую основу, с помощью которой могут быть соизмерены различные технические средства как потребительные стоимости. Количества высвобождаемого труда составляют величины потребительных стоимостей различных машин, и эти величины количественно сравнимы. В этом случае мы остаемся в плоскости отношений потребительной стоимости, не обращаясь к стоимости техники. «Потребительная стоимость машины... — отмечал К. Маркс, — не определяет ее стоимости, последняя определяется трудом, необходимым для ее собственного производства» {299}.

Высвобожденный человеческий труд, чтобы быть измерителем производительности данной машины, должен быть сопоставлен с трудом, затраченным на разработку и производство этой машины. Если прошлого труда, реализованного в машине, больше, чем живого труда, который она замещает, то она в качестве потребительной стоимости теряет свое значение: живой труд по своей дееспособности более эффекта- вен, чем предназначенная для его замены техника. Следовательно, производительность машины должна характеризоваться не общим количеством высвобождаемого труда, а тем его количеством, которое остается после вычитания прошлого труда, затраченного на производство машины, т. е. абсолютным количеством высвобождаемого труда. Чем больше разница между высвобождаемым машиной живым трудом и прошлым трудом, израсходованным на ее производство, тем выше потребительная стоимость машины, ее производительность.

Потребительную стоимость (Псп) средств производства можно выразить формулой:

П_сп = Т₂ — T₁,

где Т₂ — количество живого труда, высвобождаемого машиной при производстве данного объема продукции; T₁ — количество прошлого труда, израсходованного на разработку и производство машины.

Количество высвобождаемого труда (Т₂) определяется путем сопоставления количества труда (работников), необходимого для производства заданного объема продукции без применения машины и с ее применением:

T₂=Ч₁-Ч₂,

где Ч₁ — количество труда, расходуемого на производство данного объема продукции без применения машины; Ч₂ — количество труда, затрачиваемого на этот же объем продукции с применением машины [38].

Чтобы сопоставить высвобождаемый машиной живой труд с трудом, затраченным на ее производство, необходимо этот прошлый труд измерять в тех же естественных единицах меры труда — в единицах рабочего времени (человеко-час, человеко-год), которые одинаковы как для живого, так и для прошлого труда. Прошлый труд, реализованный в машине, в этом случае выступает как трудоемкость ее производства.

С этой точки зрения исчисление трудоемкости средств производства является обязательным условием определения их производительности (потребительной стоимости). И наоборот, отсутствие этого показателя учета затрат труда серьезно затрудняет функционирование хозяйственного механизма, основанного на отношениях потребительной стоимости. Поэтому приходится обращаться к «услугам» стоимости и сопоставлять стоимость техники с количеством высвобожденного ею живого труда, т. е. с потребительной стоимостью.

Но возможно ли в принципе такое сопоставление? С одной стороны, известно, что производительность техники и ее стоимость — это разные вещи, одно не определяет другое (например, производительность машин не зависит от их стоимости). С другой стороны, и стоимость, и потребительная стоимость могут быть сведены к одноименной величине, к количеству реализованного в них труда, ибо и прошлый, и живой труд имеют одну и ту же меру — время. Правда, в случае с меновой стоимостью это будет не время затраченного прошлого труда, а общественно необходимое, общественно среднее рабочее время. Но и оно может быть соизмерено с производительностью машины — высвобождаемым количеством живого труда —хотя бы как минус по отношению к ее производительности {300}.

Отсюда следует, что количество труда, затраченного на разработку и производство машины, приобретает важное значение для определения относительного объема высвобожденного ею живого труда, т. е. потребительная стоимость машины выражается отношением экономии, получаемой от применения данного средства, к труду, затраченному на его изготовление. «По существу, — замечал В. А. Медведев, — это изменение отношения между потребительной стоимостью и стоимостью средства производства, их сравнительная динамика» {301}.

К сожалению, такая оценка потребительной стоимости средств производства не получила в литературе теоретической интерпретации, хотя на практике количество рабочей силы, высвобождаемой за счет повышения технического уровня производства, нередко используется для оценок потребительной стоимости (производительности) средств производства {302}. Можно указать, например, на практику планирования производительности труда, когда экономия затрат труда в результате механизации, автоматизации производства или внедрения передовой технологии и нового оборудования определяется путем сравнения численности работников, необходимой для производства планового объема продукции при неизменном техническом уровне, с их численностью при внедрении новой техники и технологии.

Когда речь идет о выборе различных вариантов технических средств, в частности новой и старой техники, то для оценки их сравнительной эффективности в плане их потребительной стоимости высвобождаемое количество труда необходимо сопоставлять с трудом, затрачиваемым на создание технических (технологических) новшеств, т. е. получать и сравнивать абсолютные величины их полезного эффекта. Более эффективным будет то средство производства, которое высвобождает большее количество живого труда, т. е. дает наибольшую разницу между высвобождаемым трудом и затрачиваемым прошлым трудом.

Подобным же образом определяется потребительная стоимость другой важнейшей части вещественного фактора производства — применяемых материалов и предметов труда вообще. Воздействие науки на эффективность этих средств производства в значительной мере реализуется в повышении их потребительной стоимости, а в более широком смысле —в использовании полезных свойств ресурсов, новых природных сил, материалов и т. д. Их потребительная стоимость в конечном счете сводится к экономии живого труда, которая опять-таки должна сопоставляться с затратами прошлого труда, связанными с использованием данного предмета труда. Если в качестве природного ресурса, предмета или силы природы они не содержат прошлого труда (поскольку не имеют стоимости), то их использование обычно сопровождается затратами труда. Последние должны также вычитаться из высвобождаемого в результате их применения живого труда. Экономия может увеличиваться также за счет рационального использования сырья, материалов и прошлого труда, затрачиваемого на их производство.

Итак, полезный эффект жизненных средств и средств труда, рассматриваемый в рамках производства потребительных стоимостей, может быть сведен к единой мере — количеству высвобождаемого труда. Оно служит тем общим основанием, по которому можно измерять потребительные стоимости различных продуктов (начиная с предметов личного потребления и кончая предметами производственного назначения), соизмерять их полезные эффекты как между собой, так и с трудовыми затратами на их достижение. Это позволяет преодолеть попытки соизмерения потребительных стоимостей путем их сведения к единице полезности, т. е. попытки непосредственного соизмерения потребительных стоимостей с их качественной стороны без предварительного сведения к одинаковому основанию, без качественного приравнивания друг к другу. «Забывают, — отмечал К. Маркс, — что величины различных вещей делаются количественно сравнимыми только после сведения их к одному и тому же единому началу. Только как выражения одного и того же единого начала они являются одноименными, а потому и соизмеримыми величинами» {303}.

Чтобы различные потребительные стоимости могли быть приравнены друг к другу в количественном отношении, должно быть найдено нечто такое, что выражало бы их единое качество, и разными количествами которого они являлись бы. Когда же не соблюдается это условие, то соизмерение потребительных стоимостей уподобляется процедуре нахождения величины тяжести у самой тяжести, величины полезности у самой полезности посредством «единицы» соответствующего качества, например «веса» самой тяжести или «предела» самой полезности. Очевидно, что подобные процедуры не имеют смысла как действительное, объективное количественное измерение.

Качественно одинаковым не может быть затраченный на производство продуктов конкретный труд, ибо тогда мы имели бы дело не с потребительной стоимостью, а со стоимостью продуктов, т. е. их потребительные стоимости были бы сведены к стоимости. Но единым началом для потребительных стоимостей продуктов, если имеется в виду материальное производство, не может не быть труд. Однако им является высвобождаемый труд, а не прошлый, затраченный. Следовательно, трудовая основа сохраняется и для объяснения движения потребительных стоимостей продуктов. Что касается прошлого труда, с которым сопоставляется высвобождаемый живой труд, то потребительная стоимость продукта как бы сопоставляется с тем общим, что лежит в основе меновой стоимости и имеет место в каждой формации, и с тем, что остается от стоимости в будущем обществе, т. е. с общественным трудом как созидателем потребительных стоимостей.

Полезный эффект в виде высвобождаемого труда есть не что иное, как производительная сила труда, рассчитанная на основе закона потребительной стоимости. При этом затраты труда сопоставляются не с произведенной массой потребительных стоимостей, а с высвобождаемым живым трудом. Тем самым потребительная сила общества выражается через его производительную силу. Полезный эффект всех факторов производства суммируется в производительной силе применяемого живого труда, т. е. предполагается, что продукт создается не средствами производства, а живым трудом при помощи средств производства. При таком подходе можно установить долю участия в общей экономии труда различных факторов, например средств производства и субъективного фактора — повышения потребительной стоимости рабочей силы. В таком ракурсе, отмечает В. Н. Черковец, становится правомерной постановка вопроса о значении разнообразных факторов в определении уровня производительности труда, об измерении их вклада в ее повышение {304}.

Итак, потребительные стоимости, или полученные эффекты различных продуктов производства, могут быть соизмерены на основе высвобождаемого труда, в котором проявляется производительная сила труда, отражающая потребительную силу общества. Высвобождаемый труд является не только показателем производительной силы общества, извлекаемой из потребительной стоимости объективных и субъективных факторов производства, но и критерием превращения этой производительной силы в потребительную силу общества.

В современной литературе движение потребительной стоимости в такой трактовке не встречается. Вместе с тем возникает нужда в законе, который отражал бы исходные общие основания производства, направленного непосредственно на удовлетворение человеческих потребностей. Например, эффективность производства выводится из сопоставления производства и потребления. Об этом свидетельствуют работы, авторы которых конечным социально-экономическим эффектом производства считают фонд индивидуального потребления. Соизмерение последнего с затратами труда по существу основывается на законе потребительной стоимости, а результаты этого соизмерения объявляются критерием социально-экономической эффективности производства. По мнению В. С. Вечканова, эффект производства «связан с увеличением производства жизненных средств и сбережением рабочего времени» {305}.

В последнее время все настойчивее ощущается необходимость перевода механизма измерения производительности труда с плоскости стоимости в плоскость потребительной стоимости, натурального выражения национального дохода. Так, В. Т. Смирнов считает, что объективная необходимость повышения степени общественной полезности результатов и затрат всех видов конкретного труда в целях достижения высокой производительности и потребительной силы общества может быть выражена законом общественной полезности {306}. На наш взгляд, в первой части формулировки этого закона разговор идет о росте эффективности производства, ибо повышение общественной полезности затрат и результатов очень близко по содержанию к росту производительности труда. Этот рост связан, безусловно, с повышением степени общественной полезности факторов труда. Вторая часть формулировки, где говорится об оптимальном соотношении производительной и потребительной сил общества, более соответствует обсуждаемому закону.

С помощью категории «общественная полезность» пытаются выразить общественное отношение по поводу воспроизводства продуктов, наиболее соответствующих системе общественных потребностей и приоритетов, и учесть народнохозяйственную трудоемкость. Слабым местом в определении данной категории остается, как нам кажется, ее замыкание на потребляющего субъекта, его отношение к потребляемой вещи — к ее потребительной стоимости, а трудовые затраты лишь учитываются. Возникает определенная односторонность в самом отношении «субъект — вещь», где в центре оказывается субъект, а полезность вещи выступает инобытием субъективной оценочной деятельности человека, формой существования общественной полезности. Поэтому нам представляются вполне резонными возражения против введения категории общественной полезности наряду с категорией потребительной стоимости. Конечно, продукт становится общественной потребительной стоимостью только в силу его полезности для общества, человека, но этого недостаточно для конструирования категории общественной полезности, поскольку тем самым потребительная стоимость низводится до одной из форм полезности. Именно способность вещи удовлетворять какую-либо общественную потребность, а не ее оценка делает вещь потребительной стоимостью {307}.

Конечно, нельзя объективный характер потребительной стоимости сводить к простому соответствию природы продукта содержанию конкретного труда, т. е. в свойствах вещи видеть лишь воплощение свойств конкретного труда. Потребительная стоимость и закон ее движения, безусловно, выражают не технологический способ придания продукту нужных для потребления свойств, а социальное отношение между людьми, вступающими в общественное взаимодействие в качестве производителей и потребителей. Как и в законе стоимости, здесь устанавливается связь между затратами труда и их результатом, взятым в форме не меновой, а потребительной стоимости. Она же, как было показано, не менее социальна, чем форма меновой стоимости товара.

Труд и потребительная стоимость продукта относятся друг к другу как общественные явления. «На стороне» продукта, его потребительной стоимости «стоит» человек со всеми его потребностями, уровнем их удовлетворения, а «на стороне» затрат—тот же человек, но как производитель продукта. Их связь предстает в форме отношения «суммы производительных сил к сумме существующих потребностей» {308}, производительной силы общества к его потребительной силе. Общество, стало быть, устанавливает связь между производством и потреблением, между количеством общественного рабочего времени, затрачиваемого на производство определенного продукта, и объемом общественной потребности, подлежащей удовлетворению при помощи этого продукта {309}. Эта связь и составляет общее содержание закона потребительной стоимости. Он позволяет сопоставлять полезный эффект продуктов и трудовых затрат. Сопоставление полезных эффектов различных предметов потребления друг с другом, а также с необходимыми для их производства количествами труда и есть то, что в будущем обществе при решении вопроса о производстве остается от такого понятия, как стоимость {310}. Общественное производство регулируется здесь непосредственными потребностями общества. Люди получают возможность контролировать производство, вести его планово, согласно необходимости удовлетворения своих многообразных потребностей.

Закон потребительной стоимости — это закон воспроизводства человека. Потребление, составляя необходимое звено механизма действия данного закона, предполагает воспроизводство человека не только как предпосылки и творческого начала производства, но и как его конечный результат. Как потребительная деятельность, так и снятая ею трудовая деятельность человека превращаются в состояние его индивидуального и общественного бытия, т. е. в нечто ставшее. Если непосредственным результатом производственного потребления является продукт, отличный от своего производителя, то «продукт индивидуального потребления есть сам потребитель» {311}. Через потребление произведенного продукта человек «возвращается опять к самому себе, но уже как производящий и воспроизводящий себя самого индивид» {312}.

При капитализме результатом индивидуального потребления рабочего выступает его существование в качестве рабочего: его жизненные средства превращаются в рабочую силу, служат для воспроизводства мускулов, нервов, костей, мозга, а также для производства новых рабочих. «Следовательно, индивидуальное потребление рабочего класса в его абсолютно необходимых границах есть лишь обратное превращение жизненных средств... в рабочую силу, пригодную для новой эксплуатации со стороны капитала» {313}.

Потребительное производство выводит на результат, связанный со всем спектром человеческих качеств, с развитием как потребностей, так и способностей человека. Если для перехода от труда к капиталу нужно иметь в качестве предпосылки товар, то для перехода от труда к человеку предпосылкой выступает сам человек — естественный носитель труда. Труд в качестве своего конечного результата в условиях производства, направленного непосредственно на создание потребительной стоимости продукта, полагает человека, а не стоимость. Следовательно, осуществляется не опосредованный товаром (стоимостью) переход от труда к человеку.

Этот процесс не может быть объяснен трудовой теорией стоимости, которая часто считается единственной собственной теоретической базой политической экономии. Значение этой теории в познании социально-экономической жизни бесспорно, доказано исторической практикой. Вместе с тем существуют и ее познавательные пределы, границы объясняемого ею исторического периода. Последней ступенью развития стоимостного отношения и основанного на стоимости производства, отмечал К. Маркс, является полагание общественного труда в форме наемного труда {314}. Вызываемое научно-техническим прогрессом все более растущее несоответствие между рабочим временем и производимым в его рамках действительным богатством (массой потребительных стоимостей) находится в явном противоречии с законом стоимости, требующим оценивать богатства в строгом соответствии с количеством общественно необходимых затрат труда. В условиях научно-технического прогресса рабочее время перестает быть мерой потребительной стоимости. Тем самым рушится производство, основанное на меновой стоимости.

Отказ от трудовой теории стоимости при объяснении социально-экономического развития новой формации воспринимается некоторыми теоретиками как ликвидация социально-экономической науки. Это, конечно, не так. Некоторые авторы считают, что проблема соизмерения действительного богатства и затрачиваемого на его производство времени может быть решена только в соответствии с теорией трудовой стоимости, а всякий иной подход отождествляется с выходом за пределы теории вообще {315}.

Нам представляется, что необходима разработка новой теоретической базы для этого соизмерения. В решении этой задачи заложены основные теоретические резервы, в том числе принципиально новые методы ускорения социально-экономического развития общества на основе активизации человеческого фактора. Границы развития производства, структура и темпы этого развития, определяемые теорией стоимости, известны и вряд ли могут вывести на принципиально новые решения. Для таких решений нужна новая теоретическая база, которой, как уже отмечалось, должна служить трудовая теория потребительной стоимости.

§ 3. Мера труда и мера потребления

а) Измерение затрат и результатов по условиям производства и потребления

Анализ состояния потребительной стоимости продукта и трудовых затрат необходимо дополнить еще одним важным аспектом — соотношением меры труда и меры потребления, не получившим более или менее удовлетворительного исследования.

В этом анализе следует исходить из взаимосвязи двух полюсов — затрат и результатов: производство выступает как затраты труда; потребление — как результат реализации овеществленного в продукте труда. Получается, что на стороне как затрат, так и результатов находится труд, хотя в одном случае в виде неопредмеченного, в другом — опредмеченного труда. Отсюда можно заключить, что затраты и результаты можно соизмерить на одной и той же основе — на основе труда и таким способом устанавливать соотношение между мерой труда и мерой потребления.

Вопрос, однако, решается не так-то просто. Его решение зависит от решения другого вопроса — существует ли равенство (тождество) между трудом, содержащимся в затратах, и трудом, содержащимся в результатах и реализуемом при потреблении. Однозначного ответа здесь не может быть: в одном случае можно сказать «да», в другом — «нет». Все зависит от того, что имеется в виду: затраты и результаты труда, производящего потребительную стоимость, или затраты и результаты труда, выраженные в меновой стоимости. Соответственно, по-разному будет выглядеть соизмерение труда и потребления, соотношение их мер.

Согласно трудовой теории стоимости общественно необходимые затраты труда равны труду, овеществленному в стоимости его продукта (товара). Это равенство (эквивалентность) является краеугольным камнем теории трудовой стоимости. Применительно к труду и потреблению это означает, что мера труда и мера потребления тоже находятся в пределах их равенства. Потребление работника определяется стоимостью рабочей силы, выраженной в зарплате, и, следовательно, его мера будет соответствовать мере общественно необходимых затрат на воспроизводство этой рабочей силы. То же самое можно сказать о потреблении предпринимателя (работодателя): его потребление тоже определяется включенным в общественно необходимые затраты прибавочным трудом, выполненным работниками, и тем, в какой пропорции распределятся прибавочная стоимость на личное потребление, производственное потребление и накопление.

Если в рамках стоимостного отношения определение меры потребления затратами труда на воспроизводство рабочей силы выглядит вполне очевидным, то обратная зависимость меры труда от меры потребления не столь ясна и исследована. Более того, в теории предельной полезности труд вообще выведен из меры потребления, вместо него фигурируют субъективные предпочтения человека. Затраты труда низводятся к отрицательной полезности. Полезность же заработной платы приравнивается к предельной тягостности труда, в условиях которой за данную заработную плату уже никто не будет согласен работать. Дж. М. Кейнсу пришлось отказаться от основных постулатов неоклассиков (полезностных оценок), чтобы доказывать зависимость меры труда от потребления и ввести в качестве единицы измерения труд и выражающую его оплату. Он предложил при анализе функционирования экономической системы в целом строго ограничиваться двумя единицами измерения — единицей труда и единицей заработной платы. Однородность трудовой единицы измерения должна устанавливаться пересчетом часа квалифицированного труда на час неквалифицированного труда в соответствии с соотношением между их оплатой {316}.

В отечественной экономической науке взаимодействие труда и потребления наиболее основательно исследовано В. В. Новожиловым. Он, базируясь на трудовой теории стоимости, полагал, что затраты в экономике должны измеряться трудом и только трудом, хотя формы их трудового измерения не остаются неизмененными. Учет затрат посредством себестоимости, по его мнению, является неполным, поскольку из них выпадают затраты прибавочного труда, идущие на создание прибавочного продукта для общества. Кроме того, себестоимость должна дополняться затратами на капитальные вложения (С+Е₀К, где С— себестоимость, Е_о —нормативный коэффициент эффективности капитальных вложений, К — капитальные вложения). В указанных случаях, как представляется, имеются в виду не действительные издержки производства, сводимые к труду, и не то, что рабочему «себе» в действительности стоят затраты как необходимого, так и прибавочного труда, а затраты с позиции работодателя, для которого издержками является только их часть, которую он оплатил. Прибавочный же труд, который остается работодателем неоплаченным, не включается в издержки, хотя для рабочего он так же стоит израсходованной силы, как и непосредственно оплаченный труд. Работодатель же результат, который он получил без оплаты, превращает в свои затраты и в свою прибыль.

Что касается измерения результатов производства, то В. В. Новожилов, настаивая на их измерении общественно необходимым трудом, в то же время предлагал необходимым считать лишь труд, соответствующий общественной потребности, спросу. Соответственно, результаты в стоимостном отношении должны измеряться модифицированной формой стоимости — ценами производства, образование которых предполагает введение в механизм их исчисления величины прибыли. С учетом этого обстоятельства он предложил формулу равенства (равновесия) между затратами и результатами труда:

{317}

Из предложенного равенства, построенного по закону стоимости и модифицированного с учетом полезности результатов, следует, что мера труда и мера потребления должны соответствовать друг другу. Это соответствие производства потребностям осуществляется при равенстве потребительных оценок затратам труда. При этом именно затраты труда, а не максимизация функции общественной полезности или функции потребления должны быть взяты в качестве измерителя. «Все потребительские оценки как средств производства, так и предметов потребления выражаются в той же единице, в какой измеряются затраты общественного труда» {318}.

Примат производства по отношению к потреблению при этом сохраняется: их равенство в конечном счете обусловливается левой частью — затратами труда, необходимого по условиям производства, т. е. мера потребления ограничивается затрата

ми труда на воспроизводство рабочей силы, хотя известно, что эти затраты зависят от свойств потребляемых жизненных средств, от их потребительной стоимости, что в данном случае не учитывается.

По-другому взаимодействуют труд и потребление в потребительностоимостном измерении. В том простом случае, когда каждый человек работал бы на удовлетворение своих непосредственных нужд, люди меру своего труда имели бы в объеме (мере) своих необходимых потребностей, выраженных в соответствующих производимых благах. Они трудились бы и производили не больше того, в чем они непосредственно бы нуждались: границы их потребления определяли бы границы их труда.

Однако потребительностоимостное измерение не сводится к простой смене местами меры труда и меры потребления: в одном случае трудом определяется мера потребления, в другом — мера труда. В производстве, в котором целью является потребительная стоимость и возвышение потребностей, труд тоже кладется в основу их измерения, но в ином качестве —как труд, создающий превосходящий затраты результат. Это значит, что соизмерение осуществляется не затраченным трудом, выраженным в стоимости, а высвобождаемым, сэкономленным трудом, получаемым от реализации потребительной стоимости продукта. Соответственно, единицей измерения и соизмерения будет единица высвобождаемого труда (человеко-час, человеко-день, человеко-год). Тем самым преодолеваются ограниченности как затратной теории трудовой стоимости, так и субъективистской теории предельной полезности, исключающей труд из положительных измерителей полезности и заменяющей его субъективными оценками. В результате их преодоления и перехода на антизатратные позиции создается возможность измерять полезность объективным показателем — сэкономленным трудом.

Для этого необходимо, чтобы труд, находящийся на стороне производства, оценивался величиной его экономии (столько-то труда сэкономлено, не затрачено), которая проистекает из потребительной стоимости средств производства (техники), реализуемой в производительном их потреблении, в производстве. Таким же способом оценивается труд, оказывающийся на стороне потребления: потребление жизненных средств, реализация их потребительной стоимости позволяют работнику посредством повышения своей производительности тоже сэкономить труд в размерах, превышающих затраты прошлого труда на производство этих жизненных средств.

В итоге на стороне потребляемого результата, рассматриваемого как предмет и процесс производительного, так и личного потребления, оказывается сумма как затраченного, так и сэкономленного труда (две величины), а на стороне производства—только затраченный труд. Отсюда вывод: труд, необходимый по условиям потребления, не равен труду, необходимому по условиям производства, первый больше второго. Их равенство, предполагаемое законом трудовой стоимости, исчезает, заменяется неравенством, оно (равенство) возможно лишь при обмене меновых стоимостей. В условиях производства и потребления продукта как потребительной стоимости создаются возможность и необходимость превышения меры потребления над мерой труда. Эта возможность предопределена уже тем, что время, требуемое для воспроизводства рабочей силы, зависит не от стоимости жизненных средств, нужных для этого воспроизводства, а от их потребительной стоимости. Именно ее реализация в потреблении создает дополнительный запас рабочей силы, позволяющий сэкономить время необходимого труда и получить новые возможности для человеческого развития.

Предположим, что продукция работников земледельческого труда заключает в себе восемь часов необходимого труда каждого. По стоимости продукт каждого равен восьми часам затрат труда. Что же касается потребительной стоимости продукта, то в ней содержится дополнительный запас рабочей силы каждого, реализация которого позволила бы работать еще дополнительно четыре часа, т. е. всего 12 часов. Этот запас своим источником имеет отчасти опыт и знания работника, отчасти природные силы (энергию солнца и др.). В случае реализации указанного дополнительного потенциального труда работник имел бы возможность свой труд ограничивать четырьмя часами, а остальное свое время считать своим нерабочим (свободным) временем, заполнить его другими видами деятельности. Если же он является наемным работником, то его дополнительные четыре часа труда оказываются его прибавочным трудом, присвоенным работодателем. Соответственно, в значении стоимости этот труд входит в стоимость продукта. Однако как в первом, так и во втором случае источником экономии и прибавочного труда остается потребительная стоимость рабочей силы, в которой реализуется потребительная стоимость потребляемых благ.

В условиях производства, в котором господствовала бы потребительная стоимость, мера труда и мера потребления выглядели бы следующим образом:

   1. Мера труда, необходимого по условиям производства, подпадает в зависимость от потребительной силы общества: общественные потребности обусловливают количество труда, которое общество должно отводить производству, чтобы воспроизводить человека и себя в расширяющихся масштабах развития.

   2. Потребительная сила общества, мера потребления, в свою очередь, оказываются под определяющим влиянием производительной силы труда, т. е. не продолжительности, а продуктивности труда.

   3. Чем выше поднимается производительная сила труда, тем более мера потребительной силы общества будет превышать меру необходимого рабочего времени, что расширяет возможности лучшего удовлетворения потребностей общества и его развития.

   4. Пропорциональность между производством и потреблением получает в качестве своей основы вместо тождества стоимости рабочей силы и необходимого времени ее воспроизводства, пропорциональное превышение труда по условиям потребления над трудом по условиям производства.

   5. Весь труд становится общественно необходимым как по условиям производства, так и по условиям потребления, и тем самым снимается противоположность необходимого и прибавочного рабочего времени как основы для существования наемного труда и его эксплуатации.

   6. Весь произведенный продукт переходит в собственность тех, кто его производит и кто на добровольных началах делится со всеми остальными, выполняющими другие функции, а также выделяет необходимые доли для всякого рода резервов и дополнительного развития производства.

б) Необходимый труд и рабочее время (рабочий день) по условиям потребления

Если исходить из производства, подчиненного созданию потребительной стоимости и удовлетворению человеческих потребностей, то нужно пересмотреть понятие и принципы установления необходимого труда и необходимого рабочего времени, возникшие из условий производства стоимостей.

В. В. Новожиловым предложено понятие общественно необходимого труда растолковать не только с позиции трудовой теории стоимости, но и одновременно с учетом условий потребления, т. е. считать необходимым лишь тот труд, продукт которого соответствует потребностям общества и получает реализацию в потреблении. При этом сохраняется в качестве исходного определение необходимого труда как труда по условиям производства стоимости и стоимостного обмена. Что касается учета условий потребления, то этот момент считается дальнейшим развитием трудовой теории стоимости, что якобы не мог предвидеть К. Маркс {319}.

Действительно, К. Маркс деление труда на необходимый и прибавочный, а также определение общественно необходимым трудом стоимости не считал вечными принципами. Но их преодоление он относил к производству, в котором господствует потребительная стоимость. Он полагал, что если снять с заработной платы, как и с прибавочной стоимости, как с необходимого труда, так и с прибавочного труда, специфически капиталистический характер, то останутся уже не эти формы, но лишь основы, общие всем общественным способам производства {320}.

Такой общей основой является производство потребительной стоимости, в котором необходимый труд (необходимое рабочее время) приобретает иной смысл, чем в производстве стоимости: «для удовлетворения общественной потребности необходимо столько-то рабочего времени» {321}, хотя это потребление учитывается и в производстве стоимости, ибо предпосылкой последней является потребительная стоимость товара.

Однако ограничение времени труда общественно необходимым его количеством обусловливается при производстве потребительной стоимости не стоимостью, а условиями потребления, ибо общество при данных условиях производства на такой-то продукт определенной потребительной стоимости может затратить лишь определенное количество времени из своего совокупного рабочего времени. Это предопределяется общим законом распределения труда между различными сферами согласно наличным потребностям в особых продуктах или услугах. Общие условия, диктуемые производством потребительной стоимости и ее соответствием общественной потребности, не имеют отношения ни к прибыли, ни к ренте. Эти условия предполагают, во-первых, необходимость затрат производителями больше того времени, которое нужно для воспроизводства их собственной рабочей силы; во-вторых, они должны иметь материальные производительные средства и естественные ресурсы, позволяющие совершать прибавочный труд и иметь такую часть рабочего времени, которой бы хватало для их воспроизводства и самосохранения как производительных работников, т. е. чтобы производство необходимых им жизненных средств не поглощало потенциал всей их рабочей силы. Требуются, следовательно, определенное развитие общественной производительной силы труда и наличие определенных природных ресурсов, чтобы были возможны прибавочный труд и прибавочный продукт. При всем этом обязательным условием остается одно — производство должно быть производством потребительной стоимости, причем не только отдельного продукта, но и всей массы общественных продуктов. «Общественная потребность, т. е. потребительная стоимость в общественном масштабе, — вот что определяет здесь долю всего общественного рабочего времени, которая приходится на различные особые сферы производства. Но это —все тот же закон, который обнаруживается уже по отношению к отдельному товару, а именно: что потребительная стоимость товара есть предпосылка его меновой стоимости, а потому и его стоимости» {322}.

Этим законом, как было сказано, объясняющим превращение общественно необходимого труда из условий производства меновой стоимости в общественно необходимый труд по условиям производства потребительной стоимости, является закон разделения (распределения) труда, касающийся производства опять-таки потребительной стоимости. Речь идет о распределении общественного труда между различными сферами пропорционально общественным потребностям в соответствующих различных потребительных стоимостях. Общественно необходимым здесь труд делается потому, что одни предметы потребления обмениваются на другие предметы потребления в количествах, определяемых потребностями их потребителей.

Очевидно, что эти потребности у каждого имеют пределы своей необходимости, большей или меньшей предпочитаемости. Однако общественно необходимое время труда для их удовлетворения устанавливается в зависимости от общественной потребительной стоимости предметов потребления и соответствующего ей распределения общественного труда в пропорциях, адекватных общественным потребностям в тех или иных продуктах. Здесь имеется в виду не необходимая доля рабочего времени для производства того или иного отдельного продукта, а отношение совокупного количества рабочего времени в той или иной сфере производства к времени, затраченному на производство того или иного продукта. Именно с этой точки зрения необходимый труд и необходимое рабочее время приобретают другой смысл, отличный от условий производства меновой стоимости.

Механизм установления необходимого труда по условиям потребления предполагает вместо стоимостного обмена обмен потребительных стоимостей. Обмен одного продукта на другой в качестве потребительной стоимости означает, что один продукт возмещается другим в точно таком же количестве, в каком требуется в качестве предмета потребления для других производителей. Предложение со стороны производителя данного продукта равно его спросу на продукт другого производителя, с которым он обменивается продуктами. Процесс обмена продуктами определяется не тем, что они образуют стоимости, а тем, что они —предметы потребления: одни предметы потребления обмениваются на другие предметы потребления.

Этот обмен касается простого обращения предметов, т. е. потребительных стоимостей. В масштабах общества имеются иные механизмы этого обмена. О них можно судить по таблице Кенэ и по тому ее анализу, который был неоднократно проделан К. Марксом, особенно с позиции обращения стоимости и потребительной стоимости, и согласно которой общественно необходимым трудом является земледельческий труд, годовой продукт которого составляет совокупный урожай. Им, соответственно, определяется воспроизводство самого общества и его основных классов: земледельцев, земельных собственников и промышленных работников.

Однако обращения к общим потребительностоимостным основам производства еще недостаточно для обоснования зависимости величины рабочего времени от уеловий потребления. Главный аргумент здесь лежит в плоскости механизма действия закона экономии времени. Если исходить из потребительностоимостного принципа превосходства результатов труда над его затратами, то следует признать, что возвышение потребления предполагает соответствующую экономию труда и рабочего времени, т. е. меру потребления можно выразить через меру экономии, высвобождения труда. Тогда необходимое рабочее время будет определяться вычетом сэкономленного рабочего времени и превращением последнего в свободное от материального производства время общества. Общественно необходимое свободное время, в свою очередь, становится границей общественно необходимого рабочего времени.

В доказательство сказанному еще раз сошлемся на расчеты полезного эффекта производства, выполненные в свое время профессорами В. С. Вечкановым и Г. С. Вечкановым. Согласно их расчетам, полезный эффект материального производства, выраженный в интегральном показателе физического объема фонда потребления в расчете на единицу рабочего времени, одновременно свидетельствует о соответствующей экономии труда и рабочего времени. В свою очередь, эта экономия находит свое интегральное материальное воплощение в приросте физического объема фонда потребления.

Так, по данным авторов, в стране за 25 лет (с 1960 по 1985 г.) годовое производство фонда потребления увеличилось в расчете на одного работника материального производства в 2,9 раза {323} (см. табл. 1).

Таблица 1.

Динамика эффективности общественного производства в СССР

Что касается экономии труда, полученной в 1985 г. от повышения производительности труда по отношению к уровню его производительности в 1960 г., то она выразилась в экономии живого труда в количестве 207,2 млн годовых работников. Если учесть, что часть этой экономии была использована на дополнительные производственные накопления (26,2 млн чел.), а также на покрытие перерасхода потребляемого овеществленного труда, то общее повышение экономии труда выразилось в количестве 181 млн годовых работников. Сравнивая эту сумму сэкономленного труда с числом занятых в материальном производстве в 1985 г., можно получить тот же самый искомый процент прироста общего уровня полезного эффекта производства, который был определен по показателю фонда потребления. В свою очередь, разделив сумму прироста физического объема фонда потребления одним работником, отнесенным к 1960 г., можно узнать экономию живого труда, полученную от роста его производительности в 1985 г. В итоге авторами делается вполне обоснованный вывод: в показателе производства физического объема фонда потребления в единицу рабочего времени «выражается экономия всего потребляемого и накопляемого труда, синтезируются все основные показатели экономической эффективности производства: трудоемкость, материалоемкость и фондоемкость продукции. Этот показатель отражает рост объемов производства жизненных благ для населения и увеличение свободного времени путем экономии общественного труда во всех видах производственной деятельности» {324}.

Глава 12. Рабочее и свободное время общества

Было время, когда общество воспроизводило себя без общественного разделения деятельности на необходимый и прибавочный труд. Пока производительность труда не достигла определенного уровня, у работника не было более или менее значительного количества времени для прибавочного труда. Общество воспроизводило себя в целом необходимым трудом всех своих трудоспособных членов без исключения. В предшествующих капитализму классовых общественно-экономических формациях, в которых преимущественное значение имела не меновая, а потребительная стоимость, прибавочный труд шел на удовлетворение более или менее узкого круга потребностей {325}.

С переходом от производства прибавочной стоимости к производству, имеющему целью развитие личности, т. е. когда место капиталиста занимает непосредственный производитель, во имя которого организуется производство, механизмом воспроизводства общества становятся уменьшение всего рабочего времени, отдаваемого материальному производству, и увеличение свободного времени общества, используемого за пределами этого производства. Время деятельности вне материального производства является свободным временем общества, т. е. временем, «которое не поглощается непосредственно производительным трудом, а остается свободным для удовольствий, для досуга, в результате чего откроется простор для свободной деятельности и развития» {326}. По К. Марксу, царство свободы по своей природе находится по другую сторону собственно материального производства, целью которого является развитие человеческих сил, хотя это царство может расцвести лишь на материальном производстве как на своем базисе {327}. В этом смысле будет рассматриваться свободное время в дальнейшем, т. е. с позиций его общественной определенности, а не как нерегламентируемое время отдельного лица.

Переход воспроизводства членов общества на новую социально-экономическую основу предполагает уничтожение специфически антагонистического отношения между необходимым и прибавочным трудом. В результате прибавочный в общеэкономическом смысле продукт выступает необходимым продуктом, что обеспечивает каждому человеку время для других видов деятельности {328}.

На удовлетворение всех наличных потребностей общества идет все рабочее время, отдаваемое материальному производству как необходимое; таким же будет продукт материального производства. Однако в необходимом рабочем времени можно выделить часть, идущую на удовлетворение потребностей первой необходимости, и часть, превышающую время, нужное для воспроизводства способности к труду и удовлетворения обычных, жизненных потребностей производителей. Если, с одной стороны, свести заработную плату рабочего к ее общей основе, т. е. к той части продукта собственного труда, которая нужна для индивидуального потребления, освободить последнее от стоимостных ограничений и довести до объема, достаточного для полного развития личности рабочего, а с другой стороны, если свести прибавочный труд и прибавочный продукт до размеров, необходимых для образования фонда, используемого в целях расширения производства и страхования общества от всяких бедствий, то останутся общие основы деления отдаваемого материальному производству рабочего времени. Они присущи всем общественным способам производства. Прибавочная часть в целом необходимого рабочего времени состоит, следовательно, из времени, расходуемого на воспроизводство средств производства и создание резервного (страхового) фонда, и времени, которое производительные работники должны затрачивать в пользу еще или уже неработоспособных членов общества {329}. Время, затрачиваемое на содержание неработоспособных членов общества, связано с удовлетворением потребностей не первого, а второго порядка необходимости.

Наличие общих основ деления рабочего времени не означает, однако, что каждое общество не вносит в него свою специфику. Результат труда, который в условиях капитализма присваивается господствующим классом в интересах собственного развития и создается прибавочным трудом рабочего, в других условиях может расходоваться на развитие непосредственных производителей и создается необходимым трудом. В этом смысле общеэкономически понятый прибавочный труд превращается в необходимый. «Устранение капиталистической формы производства позволит, — по мнению К. Маркса, — ограничить рабочий день необходимым трудом. Однако необходимый труд, при прочих равных условиях, должен все же расширить свои рамки. С одной стороны, потому, что условия жизни рабочего должны стать богаче, его жизненные потребности должны возрасти. С другой стороны, пришлось бы причислить к необходимому труду часть теперешнего прибавочного труда, именно тот труд, который требуется для образования общественного фонда резервов и общественного фонда накопления» [39]. Следовательно, этот прибавочный труд в общеэкономическом смысле должен быть отнесен к необходимому труду.

Законно возникает вопрос: что же тогда займет место специфически прибавочного труда? В научной литературе нет достаточно ясного ответа на этот вопрос. Чаще обращаются к общеисторическому толкованию прибавочного труда (фонд накопления и резервы) и рассматривают его как парную категорию необходимого труда и продукта. На мой взгляд, вопрос надо решать по-другому.

Прибавочное рабочее время сменяется внерабочим, свободным временем. Оно уже не входит в состав труда работника, занятого в материальном производстве. Но оно возникает за счет сокращения этого труда, причем всего, а не только его необходимой части. Производительный труд, создающий условия жизни и развития общества, уменьшаясь, увеличивает время для другой деятельности. Результат материального производства, следовательно, — это не только фонд благосостояния, но и приращение свободного времени.

В данной главе основное внимание уделяется анализу производства свободного времени, а не росту благосостояния. Но это не означает, что увеличение свободного времени не ведет к росту благосостояния членов общества как основы их деятельности, свободной от материального производства. Именно в социальной сфере реализуются результаты производительной деятельности, воплощаются высшие цели и ценности общества.

Улучшение условий жизни, когда создаются возможности для расширения творческих способностей личности, для ее умственного и физического развития, должно сопровождаться соответствующим ростом свободного времени общества. Это время не просто одно из благ, а скорее пространство, в котором реализуются условия жизни и осуществляется развитие человека. Производство, продолженное за известные пределы, когда решаются задачи полного удовлетворения жизненных потребностей, становится процессом созидания этого пространства для развития личности, не теряя, конечно, значения материального базиса свободного времени.

§ 1. Производство свободного времени

Свободное время образуется иначе, чем прибавочное рабочее время. Если последнее составляет часть рабочего времени и может увеличиваться за счет сокращения его необходимой части или удлинения всего рабочего времени, то свободное время с самого начала выходит за пределы всего рабочего времени общества. Это, конечно, не исключает его зависимости от продолжительности рабочего времени: оно возрастает за счет сокращения рабочего времени общества. В условиях коллективного производства чем меньше времени общество будет тратить на производство пшеницы, скота и т. д., тем больше времени у него окажется для другого производства, для собственного всестороннего развития, потребления и социальной деятельности {330}.

Как же создается свободное время? Оно возникает не как особое социальное благо параллельно с фондом потребления или после того, как произведен этот фонд. Общество, создавая продукт за меньшее количество рабочего времени, тем самым экономит свой производительный труд. Каждый раз, когда повышается производительность труда, на производство нужного объема продукции и покрытие общественных потребностей общество тратит меньше времени, чем до повышения. Тем самым из сферы материального производства высвобождается определенное количество труда, которое нужно было затратить, если бы развитие производительных сил осталось на старом уровне. Высвобождаемое, или сэкономленное, таким образом рабочее время превращается во внерабочее время лиц, которые не нужны материальному производству.

Произведем небольшой расчет и покажем механизм превращения сберегаемого труда в деятельность, свободную от материального производства (табл. 1).

Таблица 1.*

Динамика деятельности населения вне материального производства

*Рассчитано по: СССР в цифрах в 1982 году. М., 1983. С. 7, 131, 162, 163; Народное хозяйство СССР за 70 лет. М., 1987. С. 411.

Из таблицы видно, что в 1965 г. один работник материального производства за счет роста производительности труда высвобождал для деятельности в непроизводственной сфере 0,25 работника (19,3 : 76,2 = 0,25), т. е. четыре работника производственной сферы высвобождали одного работника для деятельности в непроизводственных отраслях народного хозяйства. Для обеспечения занятых в непроизводственной сфере 19,3 млн человек надо было иметь сэкономленного в материальном производстве труда в сумме 77,2 млн годовых работников (19,3 х 4 = 77,2), или дополнительно к занятым в материальном производстве 76,2 млн человек занять еще 77,2 млн человек.

Иначе обстояло дело через двадцать лет. Поскольку производительность труда выросла, то в 1985 г. один работник материального производства высвобождал для деятельности в отраслях непроизводственной сферы уже больше труда —0,36 работника (34,8 : 95,5 = 0,36), т. е. примерно три (а не четыре) работника материального производства высвобождали одного работника для деятельности в непроизводственной сфере. Соответственно в 1985 г. в деятельность работников этой сферы было превращено сэкономленного в материальном производстве труда, равного труду 96,7 млн годовых работников (34,8x2,78). Из расчетов, проведенных другими авторами, известно, что в 1980 г. была получена экономия живого труда в количестве 96,1 млн годовых работников {331}, т. е. примерно столько же, сколько мы получили по упрощенному расчету.

Чтобы обеспечить деятельность 34,8 млн работников, занятых в непроизводственной сфере в 1985 г., нужно было (при сохранении уровня производительности труда 1965 г.) иметь сэкономленного труда в сумме 139,2 млн годовых работников (34,8 х 4 = 139,2). Поскольку производительность труда поднялась, и в 1985 г. каждые три работника материального производства высвобождали для непроизводственной сферы одного работника, то было высвобождено дополнительно 42,5 млн годовых работников для того, чтобы вовлечь в непроизводственную сферу еще реальных 15,5 млн человек. Всего сэкономлено гораздо больше. Высвобождаемое рабочее время не полностью используется в деятельности работников непроизводственной сферы. Определенная его часть идет на то, чтобы освободить от участия в материальном производстве учащихся, нетрудоспособное взрослое население и другие категории лиц. Так, увеличение на 9,3 млн человек численности незанятого населения в 1985 г. по сравнению с 1965 г. надо было возместить: сэкономить труд еще 18,9 млн годовых работников.

Из приведенных расчетов видно, как производится время, необходимое для свободной от материального производства деятельности: труд, сэкономленный в материальном производстве, может превращаться в другие формы деятельности. С этой точки зрения свободное время является сбереженным рабочим временем общества. Сэкономленное рабочее время, даже когда речь идет об условном высвобождении труда, не пропадает, оно лишь приобретает новую форму — форму свободного времени общества.

Сэкономленный труд не воплощается в продукте материального производства. Этим сэкономленное рабочее время существенно отличается от прибавочного рабочего времени, которое возникает из сокращения необходимой части рабочего времени (а не из экономии рабочего времени вообще), обязательно является рабочим временем и воплощается в продукте (прибавочном) материального производства. Прибавочный труд —это труд, затраченный, потребленный в материальном производстве, сэкономленный — труд не потребленный, не затраченный в нем. Следовательно, сэкономленный, высвобожденный труд не идет на производство фонда потребления для работников непроизводственной сферы: учителей, врачей, управленцев и т. д. Их жизненный фонд, материальные условия их развития создаются не сэкономленным, а израсходованным трудом — потребленным рабочим временем.

Свободное время не создается в форме прибавочного времени и прибавочного продукта, обеспечивающих деятельность работников непроизводственной сферы. Труд врачей, учителей и других работников, оказывающих услуги работникам материального производства, не входит ни в необходимое, ни в прибавочное рабочее время общества. Из рабочего, в том числе прибавочного, времени лишь тогда можно получить свободное время, когда оно не затрачивается, не реализуется в продукте производства, а сберегается, экономится. Этим создается возможность обществу часть своих членов не направлять в сферу материального производства или уменьшать рабочее время занятых в нем работников и высвобождать время для другой деятельности, т. е. создавать свободное, внерабочее время [40].

Рассмотрение воспроизводства общества и человека в плоскости взаимодействия свободного и рабочего времени вместо плоскости «необходимое рабочее время — прибавочное рабочее время» требует введения ряда дополнительных определений и категорий. Обычно воспроизводство общественного продукта характеризуется в пропорциях необходимого и прибавочного рабочего времени и соответственно необходимого и прибавочного продукта. Для этой цели определяется норма прибавочного продукта, рассчитывается ее динамика, т. е. изменение соотношения двух частей стоимости вновь созданного продукта, что обусловлено «фактом разделения стоимости вновь созданного продукта на необходимый и прибавочный» [41]. Отдельные авторы полагают, что суждение К. Маркса об измерении степени богатства общества не абсолютной величиной продукта, а относительной величиной прибавочного продукта имеет общеэкономическое значение [42].

Степень богатства социалистического общества обычно характеризуется ростом нормы прибавочного продукта (табл. 2).

Таблица 2.

Рост прибавочного продукта в СССР за период с 1959 по 1972 г.

Источник: Ситарян С. А. Распределительные отношения... С. 270.

В 1932 г. пропорции необходимого и рабочего времени в составе рабочего дня в СССР составляли соответственно —4,07 и 3,03 (норма прибавочного времени 74%), в 1977 г. — 3,16 и 3,77 (норма прибавочного времени 119%) {332}. В этих расчетах отражена лишь динамика рабочего времени, реализованного в материальном продукте. Экономия рабочего времени не учитывается. Более того, заранее предполагается, что продолжительность рабочего дня остается на прежнем уровне, масса рабочего времени общества увеличивается, но свободного времени у непосредственных производителей не прибавляется: у них может расти фонд потребления материальных благ, но не время деятельности, свободной от материального производства.

Для выражения богатства общества в форме свободного времени нужно, на наш взгляд, вместо затратного измерителя материального богатства ввести измеритель другого рода — норму свободного времени, выражаемую отношением свободного времени общества к его рабочему времени. Динамика нормы свободного времени в ее элементарной форме обнаруживается в изменении пропорций производительного и непроизводительного труда, и занятых в отраслях материального производства и в непроизводственных отраслях. (Об изменении этих пропорций в СССР за 30 лет см. табл. 3).

Таблица 3.

Распределение населения, занятого в народном хозяйстве, по отраслям материального производства и непроизводственным отраслям (%)

Из таблицы видно, что время деятельности, свободной от материального производства, за 30 лет в стране увеличилась почти в два раза. Больше населения было привлечено к деятельности в области науки, искусства, просвещения и в других сферах. При такой ситуации, по словам К. Маркса, «страна тем богаче, чем меньше, при одном и том же количестве продуктов, производительное население по отношению к непроизводительному. Ведь относительная малочисленность производительного населения была бы только другим выражением относительной высоты производительности труда» {333}.

Время, принадлежащее занятым в непроизводственной сфере, можно принять за величину основной части свободного времени общества, а его рост — за увеличение массы этого времени. Так, в 1980 г. в отраслях непроизводственной сферы было занято 32,8 млн человек, т. е. почти в два раза больше, чем в 1950 г. В двенадцатой пятилетке весь прирост занятых в народном хозяйстве предполагалось получить только за счет непроизводственной сферы, а увеличение объемов материального производства обеспечивать практически без привлечения дополнительной рабочей силы в производственную сферу.

§ 2. Экономия рабочего и увеличение свободного времени общества

Экономия рабочего времени, будучи основным способом производства свободного времени и расширенного производства общества, является одним из основных социально-экономических способов развития общества, в котором производство подчинено созданию потребительной стоимости. «... Экономия времени, равно как и планомерное распределение рабочего времени по различным отраслям производства, остается первым экономическим законом на основе коллективного производства. Это становится законом даже в гораздо более высокой степени» {334}. Этот закон пока еще недостаточно используется при объяснении воспроизводственных процессов и в практике социального развития. «Рисуя научную схему системы экономических законов, действующих при социализме, — заметил в свое время В. Н. Кашин, — некоторые ученые вообще „обходятся" без указанного закона» [43].

Это объясняется опять-таки тем, что предметом исследования берется воспроизводство общественного продукта, в котором воплощается лишь рабочее время общества. При этом принимается, что его количество увеличивается соответственно росту численности занятых в материальном производстве. Экономия рабочего времени исчезает и из последствий действия закона роста производительности труда, поскольку производительность, рассчитываемая по заводскому методу, выражает больше динамику стоимостного результата труда, чем его экономию. Валовые показатели требовали не уменьшения, а увеличения затрат рабочего времени, порождали затратный метод оценки результатов производства. В этих условиях об экономии труда говорилось мало, а если ставился вопрос об экономии материальных затрат, то речь шла чаще всего о затраченном прошлом труде, воздействующем на изменение стоимостной структуры продукта. Действительная же экономия труда или выглядела как нечто условное, за которым не оказывалось реального содержания, или рассчитывалась для отчетов.

Между тем именно эта экономия, как уже говорилось, вызывала реальное увеличение свободного времени общества, ускоряла его социальное развитие. Она обусловливается ростом производительности труда, но в другом ее измерении. Так, в двенадцатой пятилетке (1985-1990 гг.) для достижения запланированного объема прироста национального дохода в 19-22% по отношению к 1985 г. без увеличения производительности труда понадобилось бы дополнительно свыше 22 млн человек. Действительный прирост трудовых ресурсов за этот период составил лишь 3,2 млн человек, причем почти все они были направлены в сферу образования, здравоохранения и другие социально-культурные отрасли. Высвобождаемые из материального производства за счет увеличения производительности труда 22 млн, казалось бы, условных производительных работников на деле дали возможность освободить от участия в материальном производстве и занять в непроизводственной сфере 3,2 млн работников. Произошла, следовательно, абсолютная экономия рабочего времени в материальном производстве.

Этим создавалась принципиально новая ситуация: если раньше воспроизводство общества и человека предполагало превращение сэкономленного необходимого рабочего времени в прибавочное рабочее время без существенного сокращения рабочего дня, то теперь открывалась возможность поставить его в зависимость от абсолютного сокращения рабочего дня в материальном производстве. Это два социально- экономических способа получения свободного времени: первый создает относительное свободное время общества, второй —абсолютное; в первом случае можно говорить о формальном подчинении производства всестороннему развитию личности, во втором — о реальном его подчинении. Рассмотрим этот вопрос подробнее.

Если экономится лишь необходимая часть рабочего времени и за счет этого увеличивается его прибавочная часть, то посредством такой экономии создается прибавочный продукт, который большей частью идет на материальное обеспечение деятельности высвобождаемых работников для непроизводственной сферы. Поскольку общество может в значительных размерах высвобождать труд из сферы материального производства, то этим оно увеличивает время для других видов деятельности. В рамках рабочего времени работниками материального производства создается продукт для высвобожденной части работников непроизводственной сферы, но прибавочное время занятых в материальном производстве не превращается еще в их собственное свободное время или превращается в таковое в небольших размерах. Обществу долгое время приходится пользоваться относительно свободным временем, т. е. экономию рабочего времени опосредовать увеличением прибавочного времени. Иначе пока невозможно было обеспечивать существование освобожденных от участия в материальном производстве работников. Общество для этого вынуждено было сохранять на значительный период общую продолжительность рабочего дня или осуществлять небольшие его сокращения. Так, средняя продолжительность рабочей недели в промышленности СССР уменьшилась на 18 часов —с 58,5 (1913 г.) до 40,5 часа (1986) {335}.

Недостаточный уровень производительности труда еще не позволяет обществу увеличивать свободное время за счет сокращения всего времени в материальном производстве, а вынуждает использовать для этого лишь сокращение необходимой части этого времени, чтобы за счет прибавочного продукта предоставлять другим время для свободной от производства деятельности, обеспечивать существование лиц, не участвующих непосредственно в производстве потребительных стоимостей. От прибавочного труда не работающие в материальном производстве получали двоякий результат: во-первых, это материальные условия жизни в виде участия в потреблении прибавочного продукта, производимого рабочими сверх того продукта, который идет на воспроизводство их собственной рабочей силы; во-вторых, свободное время, которое могло ими использоваться для осуществления деятельности, не являющейся непосредственно производительной. К такому времени, например, относится время для воинской деятельности, государственного управления или для развития человеческих способностей (искусство, наука, и т. д.), т. е. время, не поглощенное непосредственным производством средств существования. С этой точки зрения производство прибавочного рабочего времени одной частью общества является производством свободного времени для другой его части, следовательно, человеческое развитие в той мере, в какой оно выходит за рамки развития, необходимого лишь для естественного существования людей, состоит исключительно в использовании этого свободного времени {336}.

Данная форма производства свободного времени и его использования для развития человека основана на классовом разделении труда: развитие рабочего человека ограничено рамками воспроизводства его собственной рабочей силы. Свободное время неработающей (производительно) части общества основывается на том, что рабочие все свое время, т. е. все «пространство» для своего развития, должны затрачивать исключительно на производство определенных потребительных стоимостей. Следовательно, «развитие человеческих способностей на одной стороне базируется на тех барьерах, которые поставлены развитию на другой стороне. На этом антагонизме базируется вся существовавшая до сих пор цивилизация и все общественное развитие» {337}.

Может создаться впечатление, что другого способа общественного развития и воспроизводства свободного времени не существует. Противоположность рабочего и свободного времени, их распределение между разными частями населения многими теоретиками выдаются за естественную, вечную основу цивилизации. Экономисты, заметил К. Маркс, любят рассматривать отношение между рабочим и свободным временем капиталистического общества как естественное отношение или божественное установление {338}. Этому в определенной мере способствует абсолютизация общеисторических различий необходимого и прибавочного продукта, общей зависимости прибавочного продукта от производительности труда, что позволяет прибавочный продукт рассматривать вне стоимостной формы, а рабочее время считать необходимым для производства потребительной, а не меновой стоимости. Если, например, два квартера пшеницы являются продуктом того же количества времени, которое раньше реализовывалось в одном квартере, то стоимость этих двух квартеров не будет большей, чем прежнего одного квартера. В то же время при сохранении производительности труда на одном и том же уровне два часа труда дают большую массу потребительных стоимостей, чем один час {339}. Не получая дополнительной стоимости, можно, следовательно, увеличить неработающую часть населения.

Свободное время имеет своей предпосылкой не только прибавочный продукт, расходуемый на жизненные средства не работающих в производстве членов общества, но и создаваемую ростом производительности труда возможность производить весь продукт меньшим количеством производительного труда, с тем чтобы увеличивать массу незанятых в материальном производстве лиц. Это означает, что классы общества, время которых не поглощено материальным производством, должны быть как можно более многочисленными по сравнению с теми классами, время которых почти целиком поглощено материальным производством. Д. Рикардо, например, этим хотел сказать, что необходимо, чтобы на рабство труда обрекалась возможно меньшая часть населения. Это, по словам К. Маркса, есть самое большее из того, до чего добираются представители буржуазной точки зрения {340}. Пролетарские противники идеологов буржуазии с самого начала не приняли этой точки зрения. Прекрасным назвал К. Маркс их тезис: «Нация по-настоящему богата лишь тогда, когда вместо 12 часов работают 6 часов. Богатство» (реальное богатство) «представляет собой не распоряжение прибавочным рабочим временем, а такое время, которым можно свободно располагать за пределами времени, затрачиваемого на непосредственное производство, — свободное время для каждого индивида и всего общества» {341}.

Работа в течение шести часов вместо 12 предполагает, по мнению К. Маркса, что не существует ни прибавочного продукта, ни прибавочного труда, что работать должны все трудоспособные члены общества. Тогда отпадет противоположность между работающими в материальном производстве и занятыми другими формами деятельности вне его: все члены общества за шесть часов работы произведут необходимое изобилие продуктов (больше, чем за 12 часов) и вместе с тем все будут иметь шесть часов времени, которым они смогут свободно располагать, т. е. будут иметь время для удовольствий, досуга и собственного развития, участвуя в разных формах деятельности.

В соединении рабочего и свободного времени в деятельности одних и тех же членов общества следует видеть способ преодоления социальных различий между необходимым и прибавочным трудом, существенное средство абсолютной экономии рабочего времени. При данной интенсивности и производительной силе труда часть общественного рабочего дня, необходимая для материального производства, будет тем короче, чем равномернее распределен труд между всеми работоспособными членами общества, чем меньше возможность «для одного общественного слоя сбросить с себя и возложить на другой общественный слой естественную необходимость труда. С этой стороны абсолютной границей для сокращения рабочего дня является всеобщность труда» {342}. Данный социальный способ сокращения рабочего времени в материальном производстве, т. е. всеобщность производительного труда, предполагает увеличение времени, остающегося для свободной умственной и общественной деятельности каждого индивида. Здесь начинается, отмечал К. Маркс, развитие человеческих сил, которое становится самоцелью, утверждается истинное царство свободы. Но это царство может установиться лишь на базе материального производства, и основным условием для этого является сокращение рабочего дня {343} в материальном производстве, т. е. уменьшение рабочего времени каждого работоспособного члена общества.

С сокращения рабочего дня начинается абсолютная экономия рабочего времени и производство абсолютного свободного времени как времени, принадлежащего непосредственным производителям. Последнее увеличивается не при всякой экономии рабочего времени, а лишь тогда, когда сокращается рабочий день в материальном производстве. Закон экономии времени, как первый закон коллективного производства, по существу предполагает экономию рабочего времени, взятого вне его стоимостной структуры, т. е. экономию не необходимого рабочего времени ради увеличения прибавочного труда, а всего рабочего времени как необходимого, взятого по отношению к наличным потребностям общества.

К. Маркс разъясняет, что такое время существенно отличается от того рабочего времени, которым измеряются меновые стоимости. Если развитие производительных сил привело бы к уменьшению абсолютного числа рабочих, т. е. в действительности дало бы возможность всей нации совершать производство в более короткое время, то большинство населения оказалось бы ненужным для материального производства. «Абсолютное излишнее время, выигрываемое обществом, не интересует капиталистическое производство» {344}. Развитие производительной силы труда здесь нужно лишь постольку, поскольку оно увеличивает прибавочное рабочее время рабочего класса, но не потому что оно вообще сокращает рабочее время в материальном производстве.

Закон экономии времени на базе коллективного производства имеет своим главным результатом сокращение рабочего дня в материальном производстве. В той мере, в какой возникают условия для производства материального продукта в более короткое время, создается возможность сокращать рабочий день и увеличивать свободное время непосредственных производителей. Крупное производство, машины, железные дороги, писал В. И. Ленин, дают тысячи возможностей сократить вчетверо рабочее время организованных рабочих, обеспечивая им вчетверо больше благосостояния, чем теперь {345}. Он полагал, что новое общество может возникнуть лишь как сеть производственно-потребительских коллективов, добросовестно учитывающих свое производство и свое потребление, экономящих труд, повышающих его производительность и обеспечивающих этим возможность сокращать рабочий день до семи, шести часов в сутки и еще меньше {346}. Не случайно переход к социализму при всех экономических трудностях сопровождался сокращением рабочего дня —установлением восьмичасового рабочего дня как максимального рабочего времени.

Пока нет экономических условий, необходимого уровня производительности труда, трудно сократить рабочий день в материальном производстве. Но это не значит, что данная проблема не может возникнуть и стать актуальной. Пока, конечно, экономия труда в материальном производстве, получаемая за счет роста производительности труда, в своей значительной части превращается в свободное время работников непроизводственной сферы, расходуется на образование подрастающего поколения и другие виды социальной и культурной деятельности. Но по мере насыщения этой сферы соответствующими работниками создаются новые возможности для превращения высвобождаемого (сэкономленного) в материальном производстве рабочего времени в дополнительное свободное время каждого производительного работника, т. е. для реального подчинения производства развитию каждого члена общества, когда во все больших масштабах индивидуальное развитие каждого становится условием развития всего общества. Создаются определенные возможности и для применения собственно социальных средств решения данной задачи. Так, в результате научно-технического прогресса численность занятых в материальном производстве практически не будет расти, что позволит значительно увеличить число работников непроизводственной сферы. Возникнет ситуация, при которой одна половина занятых работает в материальном производстве, а другая —в непроизводственной сфере. Можно предположить, что возложив производительный труд на плечи всего трудоспособного населения, можно сократить рабочий день в материальном производстве наполовину, довести до 20 часов в неделю и настолько же увеличить свободное время всех. Получается, таким образом, уже не «шесть часов физической работы для каждого взрослого гражданина ежедневно и четыре часа работы по управлению государством» {347}, а четыре часа производительного труда и четыре часа регламентированной работы в непроизводственной сфере в каждый из пяти дней недели.

Возможна и более благоприятная ситуация. Производительность труда может повыситься настолько, что в материальном производстве вместо 2/3 населения будет непосредственно участвовать всего 1/3. Если раньше 2/3 населения доставляли жизненные средства для 3/3 населения, то в последующем —1/3. При отсутствии социального разделения труда между различными классами и слоями общество могло бы употребить на непосредственное производство 1/3 своего времени вместо прежних 2/3, и, таким образом, все имели бы больше времени (2/3) для непроизводительного труда и досуга {348}. Французский социолог Ж. Эллюль считает первейшей целью установление двухчасовой ежедневной работы {349}.

Всеобщий производительный труд и предоставление всем одинаково большего количества свободного времени могли казаться выполнимой задачей. Предложенный К. Марксом в «Критике Готской программы» принцип распределения общественного продукта, находящегося в распоряжении всего общества, по трудовому вкладу в его производство, предполагает участие в создании продукта каждого трудоспособного в качестве производительного работника. Непроизводительные, но необходимые функции, конечно, останутся, но расходы на их выполнение особой, освобожденной от материального производства частью общества будут покрываться за счет фонда, созданного производительным трудом, до тех пор, пока будет существовать социальное разделение указанных видов труда. «В обществе с обязательным для всех производительным трудом, — а ведь такое общество также „мыслимо”, —это (социальное разделение труда. — В. Е.), — по мнению Ф. Энгельса, — отпадает» {350}.

Необходимость в общественном резервном фонде и в фонде накопления, конечно, останется и в этом случае. Ф. Энгельс полагал, что их производство будет возложено на всех трудоспособных членов общества и критиковал Родбертуса, который под предлогом необходимости «урезать трудовой доход» доказывал вечность бюрократического аппарата. Ф. Энгельс отмечал, что представители утопической теории рабочих денег не исключали расходов на экономически непроизводительные функции за счет общего, всем принадлежащего продукта труда. Ее сторонники считали, что сами рабочие в обычном демократическом порядке должны облагать себя налогом для этой цели. Родбертус же передавал «все дело на усмотрение бюрократии, которая сверху определяет и милостиво выдает рабочему его долю из его собственного продукта» {351}.

В. И. Ленин предполагал, что каждый трудящийся должен бесплатно выполнять государственные обязанности по отбытии им восьмичасового урока производительной работы. Переход к этому он считал трудным делом, но только в этом переходе он видел залог окончательного упрочения нового общества {352}. Задача по увеличению свободного времени непосредственных производителей путем вовлечения в материальное производство как можно большей части трудоспособного населения оказалась в то время трудной и невыполнимой. Очевидно, что сэкономленное в материальном производстве рабочее время не удалось превратить в свободное время непосредственных производителей и потому, что значительно расширившиеся в свое время управленческие функции выполнялись не в порядке самоуправления и потребовали десятки миллионов работников, занятых в управлении обществом, хозяйством [44].

Однако главным средством производства свободного времени остается создание соответствующей материально-технической базы, кардинальное повышение производительности труда. Речь идет не просто об уровне материально-технической базы, но и о ее новой социальной направленности, о новых социальных границах, в рамках которых экономия рабочего времени будет реально служить всестороннему развитию личности, которое одновременно становится главным показателем общественного прогресса, а свободное время —его мерилом.

Глава 13. Потребление как накопление. Воспроизводство трудового потенциала и социального богатства общества

Общественный процесс производства, рассматриваемый в постоянном потоке своего возобновления, одновременно выступает и процессом воспроизводства, а условия производства — условиями воспроизводства. Воспроизводству подлежат прежде всего расходуемые средства производства. Каждый раз общество часть произведенного продукта превращает в средства производства и элементы нового производства. Ни одно общество не может обходиться без этого, хотя в разных формациях расширенное воспроизводство совершается по специфическим законам и в разных масштабах.

Вопросам накопления и воспроизводства общественного продукта уделяется достаточное внимание в литературе, если не сказать больше: накопление вещного богатства, особенно производственных фондов, составляет почти единственный предмет анализа и противопоставляется индивидуальному потреблению как процессу, не имеющему отношения к накоплению или являющемуся минусом по отношению к накоплению. Это объясняется той же причиной, о которой уже говорилось, — сведением содержания производства к процессу создания вещей, а в стоимостном отношении — к овеществленной стоимости. Очевидно, что если стоимость в этой форме расходуется при индивидуальном человеческом потреблении, то она накапливаться не может, она перестает существовать, уничтожается. В отличие от такого подхода в данной главе, согласно поставленной задаче, накопление и расширенное воспроизводство рассматриваются применительно к индивидуальному потреблению и человеку как результату воспроизводственного процесса, с одной стороны, и к обществу в целом как общему, конечному его результату — с другой. В литературе человек, как говорилось, пока еще в большинстве случаев не признается результатом производства, хотя к результатам воспроизводственного процесса его уже относят [45]. Правда, он выступает главным образом в виде рабочей силы, поскольку в рамках стоимостного отношения производится именно она: стоимость жизненных средств в потреблении рабочего не исчезает, а превращается в стоимость рабочей силы, но не больше. Однако в условиях, когда рабочая сила перестает быть товаром и выступать как стоимость, предполагается иное объяснение воспроизводства человека как производительной силы и иная оценка роли потребления в воспроизводственном процессе. Вопрос должен быть поставлен так: как включить индивидуальное человеческое потребление в общую схему воспроизводства и представить его стороной, если не содержанием, процесса накопления общественного богатства?

В работах по вопросам воспроизводства (теория воспроизводства пока является монополией экономистов) трудно обнаружить и воспроизводство производственных отношений, в лучшем случае упоминается о том, что эти отношения тоже должны воспроизводиться. Это означает, что производственные отношения (тем более общество в целом) еще в меньшей мере, чем человек, включаются в общий воспроизводственный процесс и рассматриваются как его результат. Если обратиться к конечным результатам воспроизводства или экономического развития, о чем пишется достаточно много, то производственных отношений и человека мы там не обнаружим [46].

§ 1. Потребление как накопление социального богатства

Необходимость непрерывного воспроизводства средств производства и накопления общественного продукта очевидна. Неясна, однако, роль потребления в накоплении: обычно последнее связывается с производством продукта, а не с индивидуальным потреблением. Не случайно, поэтому, индивидуальное потребление как деятельность в непроизводственной сфере не включается в известные схемы воспроизводства совокупного общественного продукта, в воспроизводственный процесс в целом. Некоторые авторы считают, например, что В. И. Ленин в схемах воспроизводства, касающихся коммунистического способа производства, абстрагируется от непроизводственной сферы, а из фонда потребления берет лишь продукт, идущий на индивидуальное потребление работников производственной сферы [47]. Есть суждения, в которых хотя и признается неправомерность исключения непроизводственной сферы из воспроизводственного процесса, но утверждается, что К. Маркс «при анализе реализации совокупного продукта абстрагировался от наличия в обществе непроизводственной сферы» {353}.

Если потребление, пусть даже частично, в форме условия воспроизводства рабочей силы, включается в воспроизводственный процесс, то из процесса накопления оно почти всегда исключается. Сложилась традиция, согласно которой накопление, как сторона воспроизводства, связывается исключительно с увеличением вещественного богатства и противопоставляется потреблению по формуле: одна часть продукта используется для накопления, другая —для потребления. Богатство, или результаты производства, могут накапливаться вроде бы только в вещественной форме.

Без признания «накопительной» функции потребления нельзя понять расширенное воспроизводство социального, поскольку в этом случае само производство опять-таки низводится до уровня производства вещи, т. е. отрицается главный его результат -расширенное воспроизводство тех или иных общественных отношений и их носителя — человека. Очень важно поэтому представить потребление необходимым звеном как воспроизводства, так и накопления, причем придать потреблению основную роль в накоплении социального богатства, а человека представить не просто рабочей силой, а развивающейся в пространстве свободного времени личностью. Для этого надо более решительно переводить воспроизводство человека с основы, ограниченной присвоением лишь необходимого продукта, на основу, позволяющую передать в фонд личного потребления весь тот продукт, который присваивается господствующими классами и имеет форму прибавочного продукта, используемого в целях потребления.

Прежде всего хотелось бы подчеркнуть, что К. Маркс никогда не исключал потребление из сферы воспроизводства общества и рассматривал его способом накопления главного богатства общества. Об этом свидетельствует отношение К. Маркса к высказываниям по этому поводу пролетарских противников буржуазных политэкономов, в частности Т. Годскина [48]. К. Маркс признал правильным его суждение относительно того, что накопление есть по существу накопление производительной силы самого человеческого труда, что накопление научной силы, мастерства, знаний самих рабочих является основным накоплением, несравнимо более важным, чем отражающее его накопление объективных условий труда. Степень искусности населения К. Маркс считал предпосылкой совокупного производства, главным накоплением богатства, важнейшим сохраненным результатом предшествующего труда.

Действительно, единственная вещь, о которой можно сказать, что она накапливается и не исчезает, — это искусство труда. Но это уже не вещь, а социальное богатство. Из предшествующих эпох почти никаких материальных производительных сил, используемых сегодня в производстве, не сохранилось. Но сохранилась, преумножилась (и в этом смысле накопилась социально) способность человека к труду и вместе с нею воспроизводится все в более развитом виде он сам. Это обстоятельство и позволило К. Марксу согласиться с Т. Годскином в том, что предметный момент производства, вещественное богатство чрезвычайно незначительны по сравнению с живым процессом труда и обладают ценностью лишь как его момент, а сами по себе никакой ценности не имеют. Соответственно, все вещественное богатство оказывается лишь постоянно исчезающим элементом в потоке совокупного производства {354}.

Если рассматривать общество в целом, то, по словам К. Маркса, «в качестве конечного результата общественного процесса производства всегда выступает само общество, т. е. сам человек в его общественных отношениях. Все, что имеет прочную форму, как, например, продукт и т. д., выступает в этом движении лишь как момент, как мимолетный момент... Условия и предметные воплощения процесса производства сами в одинаковой мере являются его моментами, а в качестве его субъектов выступают только индивиды, но индивиды в их взаимоотношениях, которые они как воспроизводят, так и производят заново» {355}.

Экономисты-классики выводили личностное потребление за рамки накопления прежде всего потому, что речь шла о накоплении капитала, имеющего форму овеществленного труда. По отношению к живому труду они представляли накопление в виде простого потребления продукта производительными рабочими, т. е. в виде превращения переменного капитала в рабочую силу. Всякое другое потребление с этой точки зрения никакого отношения к накоплению не имеет. «Не может накоплять тот, кто проедает весь свой доход вместо того, чтобы добрую долю его расходовать для найма добавочных производительных рабочих, дающих больше, чем они стоят» [49].

Накопленным богатством в этих условиях может считаться лишь то, что изымается из сферы потребления.

Из стоимостного отношения трудно вывести признание главным богатством общества накопление способности к труду. Стоимость потребляемых рабочим жизненных средств не увеличивает стоимость самой рабочей силы, ибо здесь происходит обмен эквивалентов: из одной и той же стоимости не возникает большей стоимости. Поэтому накопление может возникать только из труда и приобретает форму овеществленного труда — капитала, что предполагает превращение полученной прибавочной стоимости обратно в капитал. Стоимостная концепция накопления заставляет обращаться к прибавочному продукту, с тем, чтобы объяснить возможность накопления вообще. Однако потребляется ли только необходимый продукт, или еще и часть прибавочного продукта, из потребляемой совокупной стоимости большей стоимости опять-таки не получить.

Другое дело, если речь идет о потребительной стоимости продуктов или о дополнительной их массе, выходящей за пределы объема жизненных средств, необходимых для обеспечения простого существования человека. Накопление человеческих сил возможно только на этой основе. Поэтому можно утверждать, что расширенное воспроизводство и саморазвитие индивида необходимым условием имеют растущую массу и улучшение качества предметов потребления, обусловленные повышением производительности труда. Если при капитализме расширенное воспроизводство квалифицированной рабочей силы завершается необходимым продуктом, то в условиях социализма оно должно с этого начинаться. Производимый рабочими излишек должен «служить для удовлетворения потребностей самих рабочих, для полного развития всех их способностей и равноправного пользования всеми приобретениями науки и искусства» {356}.

Накопление посредством индивидуального потребления прибавочного продукта во многом определяется теми пропорциями, которые складываются между материально-вещественным и невещественным накоплением. Следует согласиться с авторами, которые полагают, что оптимальным будет такое их соотношение, при котором обеспечивается максимум фонда потребления {357}. Более предпочтительным для социалистического общества является рост национального дохода при меньшей доле в нем производственного накопления по сравнению с потребительным накоплением. Вместе с тем надо иметь в виду, что с переходом от воспроизводства капитала к воспроизводству богатства в форме развитого во всех отношениях индивида неизбежно перестраивается весь строй воспроизводственного процесса, вступают в силу новые законы накопления. Для этого необходим и высокий уровень развития производительных сил.

Расширенное воспроизводство, или накопление потребительного фонда, в случае если оно совершается в условиях сохраняющегося соотношения живого и овеществленного труда в системе материального производства (органическое строение производства не изменяется), предполагает, что фонд индивидуального потребления расширяется одновременно с увеличением масштабов производственного накопления. И все же специфика законов потребительного накопления связана не с ростом прибавочного продукта для целей производительного накопления, а с экономией рабочего и увеличением свободного времени общества. Поскольку общество освобождается от такого последствия роста органического строения производства, каким является резервная армия труда (безработица), то постоянное уменьшение доли живого труда в общественном продукте по сравнению с овеществленным трудом не ведет к соответствующему уменьшению потребительного фонда.

Но такой вывод можно сделать, если не придерживаться закона стоимости как единственного регулятора производства. Если же рассуждать исходя из этого закона, то уменьшающемуся в материальном производстве количеству живого труда должны соответствовать также сокращающиеся объемы рабочего фонда, поскольку он производится для уменьшающейся массы живого труда. Первое подразделение общественного производства по мере научно-технического прогресса должно неимоверно возрасти, а второе — производство жизненных средств — упасть до самых минимальных размеров.

К такому выводу в свое время пришла Р. Люксембург. «Формула C>V, — писала она, — будучи переведена с капиталистического языка на язык общественного процесса труда, означает не более как следующее: чем выше производительность человеческого труда, тем короче то время, в течение которого данное количество средств производства превращается в готовый продукт. Это —всеобщий закон человеческого труда, он имеет силу и при всех докапиталистических формах производства и будет иметь силу в будущем, при социалистическом общественном строе. Выраженный в вещественной потребительной форме совокупного общественного продукта, этот закон должен проявляться во все более возрастающем применении общественного рабочего времени на производство средств производства по сравнению с производством средств потребления. В социалистически организованном и планомерно руководимом общественном хозяйстве этот процесс должен был бы продвигаться вперед еще быстрее, чем в современном капиталистическом обществе» {358}.

В. И. Ленин не согласился с приведенным суждением Р. Люксембург, особенно с той его частью, где говорится о неизбежном сокращении фонда потребления рабочих по сравнению с фондом производительного накопления. В составленных В. И. Лениным схемах воспроизводства предусмотрен громадный рост «потребления рабочих», причем в значительной мере за счет того «прибавочного» продукта, который раньше превращался в капитал. Если за 200 лет капитализма доля потребления рабочих во вновь произведенной стоимости составила всего 33%, то за 100 лет социализма она достигнет 67% {359}.

Чисто стоимостная схема выражения структуры совокупного продукта неизбежно искажает соотношение производительного и потребительного накопления. Последнее имеет специфические законы своего движения, учитывающие первенство удовлетворения потребностей и их определяющее влияние на объемы производительного накопления. В конечном счете, в условиях нового общества воспроизводственные схемы должны строиться, как представляется, исходя из приоритета накопления потребительного фонда как определяющего фактора накопления человеческого, субъективного богатства, и соответственно на роль первого подразделения общественного производства, на мой взгляд, может быть выдвинуто производство средств потребления. В отношении общества в целом должны прежде всего учитываться пропорции, определяющие соотношение свободного и рабочего времени.

Накопление в процессе потребления, точнее посредством индивидуального потребления, представляет предпосылку и условие расширенного воспроизводства основного отношения по поводу развития самих людей, а не по поводу лишь производства материальных благ. Проблема не в том, чтобы движение потребительного фонда рассматривать в системе общественных отношений, а в том, чтобы представить последние результатом общественного воспроизводства вместе с определенным фондом потребления и человеком в качестве потребителя.

Вновь отметим, что об общественных отношениях как результате воспроизводства и о самом процессе их воспроизводства пока написано очень мало, и не только философами (например, для обоснования материалистического понимания развития общества), но и политэкономами. На словах, как уже отмечалось, обычно признается, что процесс воспроизводства в широком смысле охватывает все стороны существования и развития социалистического общества, т. е. отношения между людьми, членами общества, производственные отношения и производительные силы {360}. На деле же обычно ограничиваются анализом расширенного воспроизводства лишь материальных производительных сил, общественного продукта, т. е. общественного богатства.

§ 2. Развитая личность — главное социальное богатство общества

Воспроизводство отношения по поводу производства самого человека делает последнего конечным пунктом общественного производства. Еще в ранних произведениях К. Маркс писал, что в будущем обществе на место экономического, стоимостного, политэкономического богатства и политико-экономической нищеты приходит богатый человек и богатая человеческая потребность {361}. Имея в виду будущее общество, он полагал, что его богатством будет универсальность потребностей, способностей человека, средств потребления и производительных сил. Выдвижение на первый план социальной (а не вещественной) формы богатства—самого человека, не означает отрицания значения вещественного богатства. Последнее в виде возможностей самого труда или предметов, служащих для удовлетворения естественных или других потребностей, представляется общим для всех формаций.

В учении о богатстве общества К. Маркс поддержал Т. Годскина и других представителей политической экономии труда. Они выступали против буржуазных экономистов как Пиндаров капитала, выдвигающих на первый план предметные элементы производства и богатства. Вещественное богатство, восхваляемое капиталистическим воззрением, является лишь быстро исчезающим моментом совокупного производства. Объективный мир, мир материальных благ, отступает на задний план как всего лишь исчезающее и вновь возникающее проявление деятельности общественно производящих людей, а истинным богатством является человек {362}

К. Маркс, указывая на некоторую недооценку Годскином значения прошлого труда, выразил согласие с его оценкой роли человека, особенно применительно к будущему обществу. В понимании К. Маркса развитие человека с точки зрения непосредственного процесса производства «можно рассматривать как производство основного капитала, причем этим основным капиталом является сам человек» {363} и соответственно богатством — развитая производительная сила всех индивидов. Тем самым снимается первенство и самостоятельность вещественной формы богатства по отношению к человеку. Его труд как источник богатства выступает одновременно как всеобщая возможность богатства. Все то, что не является результатом человеческой деятельности, есть природа и в качестве таковой не есть социальное богатство. По К. Марксу, человек как главное социальное богатство выступает необходимым результатом воспроизводства. С этой точки зрения развитие общественных отношений по поводу места и роли самого человека предстает как смена следующих основных исторических форм и ступеней: первая ступень — отношения личной зависимости; вторая ступень — личная независимость, основанная на вещной зависимости; третья ступень — свободная индивидуальность, основанная на универсальном развитии индивидов и превращении их коллективной, общественной производительности в общественное достояние {364}.

Задача политической экономии труда — представить человека основной формой богатства общества, обобщающим результатом всего общественного воспроизводства. Нельзя сказать, что такую необходимость обществоведы не признают или отрицают. Например, М. С. Кукушкин в свое время писал, что «трудящийся человек является главным богатством нового общества» {365}.

Необходимо перестроить теорию воспроизводства, т. е. преобразовать ее таким образом, чтобы в системе воспроизводства фигурировал человек в качестве его начала и результата. Пока же предусматривается лишь «складируемое» богатство. Национальное богатство социалистического общества, сказано в коллективном труде по воспроизводству, охватывает все материальные, предметно воплощенные средства производства, предметы потребления и средства удовлетворения нехозяйственных нужд, имеющихся в наличии на определенную дату, как искусственного, так и природного происхождения, поскольку их наличие и объем существенно влияют на условия и издержки производства и полноценного потребления {366}. Отнесение людей к богатству общества уничтожает якобы грани между предметами, входящими в производство и потребление, и обществом, деятельность членов которого лишь сообщает этим предметам значение богатства. Однако сами люди при этом подходе таковыми не являются. Стоимостное определение богатства тоже не позволяет выйти на человека, поскольку труд не обладает стоимостью. Не годятся и концепции, объясняющие развитие рабочей силы вложениями в «человеческий капитал», которые приносят такой же доход рабочему, какой имеет капиталист от вложений в вещный капитал.

К. Маркс в свое время назвал вздорными попытки представить рабочую силу в качестве капитала рабочего. Труд для рабочего, т. е. его рабочая сила представляет собой только имеющуюся у него меновую стоимость. По отношению к рабочему его труд в этих условиях не является потребительной стоимостью как таковой и не служит поэтому для него производящей богатство силой, средством обогащения или обогащающей деятельностью, т. е. не делает рабочего капиталистом. Полезность, потребительная стоимость его труда в этом случае ограничивается тем, что рабочий может продать свою рабочую силу как меновую стоимость, которая никак не определяется потребительной стоимостью труда.

То, что обмен капитала на рабочую силу позволяет капиталисту извлечь из потребления рабочей силы, живого труда прибавочную стоимость (капитал), это бесспорно. Но это не значит, что эта стоимость возникает из обмена капитала на рабочую силу, из того, что капиталист вкладывает капитал для оплаты рабочей силы. Вложения капитала как оплаты труда не создают новой стоимости, здесь происходит лишь обмен эквивалентов. Эти вложения не могут заменить живой труд, посредством которого происходит производительное потребление купленной рабочей силы. Он как раз и исключается из формулы «инвестиций в человека», «производства человеческого капитала». Этим создается видимость того, что рабочая сила в качестве товара создается капиталом. На самом деле рабочий сам своим трудом воспроизводит свою рабочую силу.

Не будет производством капитала и процесс потребления рабочим жизненных средств и средств развития (знаний, умений и т. д.), получаемых им в обмен на рабочую силу. В этом потребительном производстве рабочий безусловно воспроизводит и развивает свои жизненные силы, способности к труду. Это делает он прежде всего сам, но может получать услуги от других лиц в обмен на свою зарплату. Как в первом, так и во втором случае никакой новой меновой стоимости и тем более капитала не создается. Здесь воспроизводится и создается новая потребительная стоимость рабочей силы (труда).

Поскольку механизм и законы этого процесса воспроизводства потребительной стоимости рабочей силы в отличие от воспроизводства ее стоимости не выявлены и не получили научной разработки, то ничего другого не остается, как воспользоваться известной стоимостной парадигмой: в затраты включить обычные инвестиции капитала, а в результаты —товарный труд, стоимость товара «рабочая сила», покупка и использование которой как труда приносят хозяину дополнительный капитал. К этому и сводится смысл теории производства «человеческого капитала», т. е. обычного капитала из живого труда.

Чтобы реабилитировать капитал, прикрыть его эксплуататорскую сущность, капиталом стали называть все что угодно. Под маской капитала ныне фигурируют капиталы: «человеческий», «социальный», «интеллектуальный», «символический», и т. д., и т. п. Почти все люди, даже матери и дети после 3-х лет, объявлены обладателями капитала. У тех, кто живет за счет пенсии, оказывается, имеется свой «пенсионный» капитал. Нет среди всех этих «капиталов» только капитала по определению, т. е. прибавочной стоимости, извлекаемой из наемного труда, и нет в составе субъектов «человеческого капитала» настоящих капиталистов, присваивающих результаты чужого труда. Они своим капиталом считают не свои способности к труду, не этот «человеческий капитал», а совсем другой, настоящий капитал — стоимость своего предприятия, свою прибыль, извлекаемую из труда наемных работников. Об этом капитале общество не информируется.

Отечественные экономисты, выступающие с критикой этой теории, вместе с тем полагают, что в потребительном производстве вполне может создаваться новая стоимость. «Признав сферу создания и воссоздания живых творческих сил человека особым видом производства, — пишет В. С. Гойло, —мы обязаны рассматривать его как самое настоящее производство и опираться на теорию трудовой стоимости» {367}. Согласно этой теории, способности к труду определяются всеми общественно необходимыми затратами на их создание и воссоздание. В таком случае они будут составлять не что иное, как стоимость рабочей силы (как и всякого другого товара). Там же, где имеется стоимость, неизбежно возникает вроде бы и капитал, в том числе и «человеческий». Для этого достаточно расширить понятие производительного труда так, чтобы деятельность по формированию и развитию способностей к труду (рабочей силы) объявить производительной, а вытекающий отсюда рост производительности труда посчитать источником стоимости и результатом различных видов капиталовложений, в том числе и инвестиций в человека {368}.

На деле не производительность труда, а прибавочный труд создает соответствующую прибавочную стоимость. Когда К. Маркс писал о производстве человека как основного капитала за счет сбережения рабочего времени, то он имел в виду развитие человека как основной, главной, величайшей производительной силы, обратно воздействующей на производительность труда, т. е. у него речь шла о потребительностоимостной категории. «С точки зрения непосредственного процесса, — писал он, — сбережение рабочего времени можно рассматривать как производство основного капитала, причем этим основным капиталом является сам человек» {369}.

Научное понимание воспроизводства человека как истинного богатства общества невозможно без соответствующей теории, учитывающей природу данного вида богатства. Если его стоимостная форма объясняется трудовой теорией стоимости, то когда речь идет о человеке, его воспроизводстве, такая теория «не работает». Приходится обращаться к новой общей теоретической базе, каковой служит трудовая теория потребительной стоимости.

Оперируя категорией потребительной стоимости в рамках трудовой теории, К. Маркс утверждал, что потребительная стоимость рабочей силы, ее действительное потребление есть сам труд. Специфическую потребительную стоимость для капитала образует, однако, не определенный полезный характер труда и не особые полезные свойства его продукта. Потребительная стоимость труда связана с созданием им меновой стоимости, причем дело не в том, что этот труд представляет определенное количество всеобщего труда, а в том, что он «представляет большее количество абстрактного труда, чем то, которое содержится в цене труда, т. е. в стоимости рабочей силы»{370}. Это замечание К. Маркса имеет важное методологическое значение для трудовой теории потребительной стоимости. Потребительную стоимость рабочей силы Маркс понимает, как общественную форму, а не как способность производить полезные вещи и представлять определенное количество труда. Она выступает общественным отношением, влияющим на движение труда, изменение его структуры и пропорций.

Трудовая теория потребительной стоимости особенно важна для объяснения процесса воспроизводства человека. Необходимо, как представляется, прежде всего общий закон движения потребительной стоимости представить законом всего процесса воспроизводства. Попытки такого рода в современной литературе предпринимались, но они не сопровождались разработкой теории воспроизводства на этом общем основании. Практика все более нуждается в опоре на закон потребительной стоимости как на общий и самый простой принцип функционирования производства, направленного на непосредственное удовлетворение человеческих потребностей, воспроизводство человека как богатой личности.

На базе трудовой теории потребительной стоимости возможно создание хозяйственного механизма реального ускорения социально-экономического развития общества, целью которого является лучшее удовлетворение потребностей трудящихся. Практическая реализация этой цели зависит прежде всего от того, насколько вся система показателей, экономических рычагов сможет обеспечить господствующую роль потребительной стоимости. Их направленность на создание более высокой потребительной стоимости предполагает постоянно растущее замещение живого труда, создание основы для увеличения свободного времени общества и человека. В этой области имеются безграничные возможности для ускорения и развития. Исследование такого рода процессов с точки зрения воспроизводства главного социального богатства —человека является серьезной научной задачей, не получившей еще своего решения. Разработка такой теории способствовала бы преодолению ряда серьезных противоречий, существующих как в политэкономической науке, так и в практике.

В рамках трудовой теории потребительной стоимости получает решение задача соизмерения потребительных стоимостей, которая казалась неразрешимой вне стоимостного критерия. Оказывается, что высвобождаемый, сэкономленный труд служит не менее надежным объективным соизмерителем потребительных стоимостей, чем его затраты — соизмерителем стоимостей. Тем самым преодолевается одна из главных теоретических преград, вставших на пути экономической науки. Из-за наличия этой преграды в свое время возник маржинализм с его отказом от объективного метода и уходом в субъективизм. Маржинализм не сумел преодолеть трудовую теорию стоимости, и вынужден был в лице «Экономикса» пойти на компромисс с ней. Стоимость, в свою очередь, стала распространяться на все то, что не имеет стоимости, но обладает свойством полезности. Продаются дети, человеческое тело, голоса депутатов и избирателей, властные полномочия и т. п. Рабочая сила объявляется человеческим капиталам, человеческий ум — продаваемой интеллектуальной собственностью. Реальная экономика вытесняется мнимой, виртуальной. Становится очевидным, что в этих условиях надеяться на помощь стоимостных механизмов в строительстве социализма было бесполезно. Более того, этим можно лишь опошлить социалистическую перспективу.

Потребительностоимостным принципом превосходства результатов труда над его затратами решается проблема действительной экономической и социальной эффективности. В рамках закона стоимости результат должен быть равным затратам. Единственным эффектом в этих рамках может быть лишь увеличение прибавочной стоимости за счет соответствующего уменьшения стоимости необходимого продукта. Благосостояние одних может быть улучшено при таком же ухудшении благосостояния других (эффективность по Парето), что подтверждается увеличивающимся разрывом жизненного уровня богатых и бедных. Их соотношение в мире достигает соотношения 1 к 74.

Теория потребительной стоимости, делая сэкономленный, высвобожденный труд, положительную разницу между ним и затраченным трудом критерием эффективности, а отрицательную — отсутствием эффективности, тем самым трудовой критерий органически связывает с так называемым индексом человеческого развития, предложенным ООН, хотя в нем исходным остается ВВП на душу населения в стоимостном измерении.

Вывод из сказанного будет следующим. Решение названных и других проблем предполагает разработку в качестве политической экономии в широком ее значении политической экономии труда, базирующейся на трудовой теории потребительной стоимости. Эту задачу не мог в свое время выполнить К. Маркс, хотя ее предвидел.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ