Социальная экономия труда: Общие основы политической экономии — страница 7 из 24

«Общество никак не сможет прийти в равновесие, пока не станет вращаться вокруг солнца труда».

К. Маркс

«Именно в труде, и только в труде, велик человек».

М. Горький

Раздел V ТРУД-ОСНОВА ВОСПРОИЗВОДСТВА ОБЩЕСТВА

Объяснить, как формируются и воспроизводятся те или иные общественные отношения, а также общество в целом —одна из центральных задач общественной науки. Ее решение применительно к обществу связано не только с дальнейшим развитием научной политической экономии в условиях новой общественной эпохи, но и с разработкой центральных проблем общественной теории на современном этапе развития. Раскрыть пути и способы расширенного воспроизводства общественных отношений — значит, по существу, ответить на наиболее важный вопрос — как вывести из труда и трудовых отношений соответствующие общественные формы, а не только и не просто с помощью анализа находить их технологическую основу. Посредством труда воспроизводится не только сам труд, но и само общество, общественные отношения.

Исследование общества с точки зрения его производства и воспроизводства связано, по глубокому убеждению автора, с разработкой методологических принципов построения научной политической экономии и с новым этапом ее дальнейшего развития, т. е. с необходимостью создания ее концептуальной системы на основе трудовой теории воспроизводства. В последнее время учеными {371}предложены различные теоретические схемы как для анализа общей структуры политэкономии [50], так и для изучения более или менее частных ее вопросов. По мнению автора, воспроизводственный подход к обществу может быть использован для решения многих проблем. При таком подходе научное понимание общества предстает учением, объясняющим не только генезис общественных процессов, но и раскрывающим способы создания новых общественных форм и показывающим, как возводится общественное здание, из какого «материала» и каким образом строятся его отдельные этажи.

В свое время имели место утверждения, что материалистическое понимание истории якобы выявляет лишь функциональные зависимости между общественным бытием и общественным сознанием, базисом и надстройкой, но не объясняет возникновения одного из другого, процесса создания общественных форм. Это понимание, являясь общей методологией, позволяет якобы вскрыть лишь необходимую обоюдную связь между экономической сферой жизни людей и их идеологической, культурной деятельностью. У К. Маркса вроде бы нигде не шла речь о том, что экономика творит социальные и идеологические явления, что последние есть продукт экономики, т. е. согласно этой интерпретации общественное бытие только функционально воздействует на социальные и идеологические явления, но не порождает, не производит, не создает их. Материализм же, если его применить к социальной области, начинается, мол, только там, где ставится вопрос о сотворении духовного из материальных элементов {372}. Современные представители этой точки зрения пытаются сблизить техницизм и технократические концепции с историческим материализмом, функциональную зависимость технического и социального («техническим изменениям соответствуют социальные» они выдают за научное толкование общественного развития. Некоторые отечественные авторы пытаются отделить общественное бытие от его материальности и наделить его исключительно функциональными свойствами, лишенными субстратного, предметного содержания. В частности, социальное бытие в отличие от бытия природных вещей они трактуют как нечто зависимое лишь от практики, но не имеющее объективно существующего (т. е. вне человеческого опыта) содержания. Другие авторы объективность общественного бытия сводят к наличию в нем опять-таки лишь объективно функционирующих за спиной человека закономерностей. В этом случае социальная предметность общественного бытия заменяется объективностью, его первичность определяется только в зависимости от функционального назначения категории «объективное» {373}.

В этой связи весьма существенным является вопрос о том, как понимать процесс созидания общественных форм и какое место ему отвести в системе материалистического понимания общества. Здесь возникли серьезные проблемные ситуации и противоречия, не получившие разрешения в современных исследованиях. Отдельные авторы полагают, что при разработке материалистического понимания истории и в изложении К. Маркса в «Предисловии» к работе «К критике политической экономии» он не считал историю продуктом деятельности людей как сознательных существ. Он будто бы раскрывал логику мировой истории, смену способов производства не посредством обращения к человеческой деятельности, труду, а при помощи диалектики производительных сил и производственных отношений. Пользуясь этими категориями, К. Маркс якобы отвлекался от особенного и индивидуального в истории, характеризовал лишь общие, безличные структуры, в которых эта деятельность осуществляется, т. е. он показал их диалектику только с точки зрения функционирования естественноисторического процесса {374}. Отсюда делается заключение о необходимости дополнения подхода к истории как к естественноисторическому процессу, ее понимания как деятельности и продукта деятельности.

В зарубежной литературе, например, югославским философом Г. Петровичем утверждалось, что в историческом материализме все «вертится» вокруг общества, условий материальной жизни, производительных сил и производственных отношений, общественной необходимости, а что касается человека, человеческой деятельности, то о них нет ни слова {375}. В последнее время эта проблема обсуждалась в связи с работой Д. Лукача «Онтология общественного бытия», который в ранних книгах сводил исторический материализм и марксизм в целом к теории практики, а в указанной книге вновь признал существование социальной материи. В итоге в его концепции онтология общественного бытия оказалась разделенной на онтологию социальной материи, где господствует необходимость, и на онтологию деятельности, практики, где преимущество за свободным выбором решений и альтернатив. В последней онтологии, по свидетельству И. С. Нарского, исчезает (или повисает в воздухе) материально-предметная основа сущности труда, деятельности. В свою очередь, объективные закономерности общественного бытия хотя и связываются с индивидуальными актами действий людей, все же наделяются некоей независимой от них силой, проявляются как бы вопреки воле всех участников исторического процесса. Сам же механизм формирования объективных законов истории у Лукача уходит в тень, их связь с деятельностью, практикой «постулируется на уровне их взаимодополнительности, а не подлинно диалектического синтеза» {376}. Этим он дает повод утверждать, что К. Маркс был сторонником двух онтологий — детерминистской «онтологии» общественного бытия и творческой, свободной «онтологии» практики, — разделяющих исторический материализм на материализм «материи», естественно- исторического процесса и материализм сознательной деятельности, человеческой практики. В этом случае марксизм подгоняется под неокантианское разделение социального мира на мир «вещей в себе» и мир явлений.

Важным в этой области является преодоление концепции «праксиса», сторонники которой пытаются объяснить историю с помощью теории человеческой деятельности, без обращения к социальной субстанции, материальной основе общества. Они претендуют на разработку вопросов «творения» и «созидания» различных форм и институтов человеческой жизни, производства самого человека вне учета материальных условий производства. Созидание человеком самого себя и окружающих обстоятельств они противопоставляют социальной необходимости, которая, по их мнению, может функционировать лишь за пределами субъективной человеческой деятельности, является инобытием практики как свободной деятельности.

Некоторые сторонники теории «праксиса» хотят сблизить ее с марксизмом, представить как интерпретацию работ К. Маркса (особенно ранних), как ключ к «аутентичному» пониманию марксизма, построению научной системы исторического материализма {377}. Другие полагают, что если история есть продукт человеческой деятельности, то методологическим ключом и исходной точкой ее теоретического анализа должна быть теория деятельности, а не способ производства. Категория деятельности вроде бы позволяет представить практику и складывающиеся в ходе ее развития человеческие отношения в качестве фундамента социально-исторического исследования и во главу угла поставить творчество людей {378}.

С такой позицией, однако, не согласна значительная часть философов: они вполне обоснованно отвергают «двоякое» или «троякое» понимание истории, поскольку оно возникает из вольного или невольного противопоставления ее как естественноисторического процесса и как процесса деятельности людей, осуществления гуманистических идеалов. Они предостерегают от расплывчатой трактовки деятель-ности и от абсолютизации методологического значения категорий «деятельность», «действие» в системе историко-материалистических категорий {379}.

Таким образом, проблема налицо. Она не может быть решена простым совмещением указанных противоположных подходов — деятельностного и субстанционального — как дополняющих друг друга в понимании общества, хотя в чем-то эти крайности могут оказаться тождественными («крайности сходятся»). Автор предлагает решить эту проблему посредством теории воспроизводства общества, основанной на труде и трудовых отношениях. Очевидно, что за методологическими способами и инструментами в решении вопроса надобно обращаться к произведениям создателей исторического материализма, в частности к «Капиталу» К. Маркса, в котором, к тому же, имеется очень важное суждение на этот счет:

«Технология вскрывает активное отношение человека к природе, непосредственный процесс производства его жизни, а вместе с тем и его общественных условий жизни и проистекающих из них духовных представлений... Конечно, много легче посредством анализа найти земное ядро туманных религиозных представителей, чем, наоборот, из данных отношений реальной жизни вывести соответствующие им религиозные формы. Последний метод есть единственно материалистический (курсив мой. — В. Е.), а следовательно, единственно научный метод. Недостатки абстрактного естественнонаучного материализма, исключающего исторический процесс, обнаруживаются уже в абстрактных и идеологических представлениях его защитников, едва лишь они решаются выйти за пределы своей специальности» {380}.

С этой точки зрения чрезвычайно односторонней представляется концепция постиндустриального общества Д. Белла, построенная на изолированном от общественных отношений рассмотрении общества только со стороны технологии. Он подгоняет развитие истории под модернистскую «трехчленку» «до — теперь — после»: доиндустриальное, индустриальное, постиндустриальное. Д. Белл при этом без всяких на то оснований считает, что он в методологическом отношении превзошел К. Маркса, который рассматривал общественные отношения и технологию как нечто нераздельное, а он, видите ли, разъединил их и представил как две «логически независимые исторические переменные». Для этого воспользовался геометрическим методом координат, расположив технологию и общественные отношения как две оси, направления вращения которых будто бы определяет последовательность движения общества. Если вращать ось технологии, то получится движение от доиндустриального к постиндустриальному. В этом он видит свое методологическое «превосходство» {381}.

Материалистическое понимание истории, открытое К. Марксом и Ф. Энгельсом в 40-х годах XIX в., со времени появления «Капитала», по словам В. И. Ленина, из гипотезы превратилось в «научно доказанное положение». К. Маркс не написал специальной книги по методологии подобно тому, как не написал и «Логики», но оставил логику «Капитала», оставил исторический материализм в виде методологии, реализованной в его главном труде. В письме к Карло Кафьеро К. Маркс поддержал желание последнего в подходящий момент вернуться к «Капиталу», с тем «чтобы в большей мере подчеркнуть материалистическую основу „Капитала"» {382}.

В «Капитале» при разработке теории развития капиталистического общества К. Маркс идет не от анализа надстройки к ее экономическому основанию и не от производственной (материально-технической) базы к производственным отношениям, а следует за логикой развития самих социально-экономических форм, совпадающей, в общем и целом, с их исторической эволюцией. В «Капитале» их объяснение отличается от движения мысли по схеме «от следствий к причинам». Следствия, например общественные отношения, К. Маркс объясняет, рассматривая их предпосылки в плоскости тех же общественных форм. Что же касается материально-технической базы, то ее рассмотрение подчинено логике развития капиталистического производственного отношения, т. е. анализу производства и воспроизводства прибавочной стоимости, а вместе с ней — капитала.

Главным, существенным для материалистического понимания истории, процесса «творения» общества является представленная в «Капитале» трактовка общественного производства, об определяющей роли которого постоянно должен помнить исследователь при анализе общества. В экономических работах К. Маркс не раз предостерегал от понимания производства как производства лишь вещей, ибо этим мало что можно объяснить в развитии общества и нельзя выйти на материалистическое истолкование истории, хотя производство вещей (материальных благ) остается необходимой и определяющей предпосылкой, основой существования общества. В «Капитале» дается более глубокое понимание производства.

Этот фундаментальный для материалистического понимания истории вывод еще не извлечен из «Капитала», в том числе и теми авторами, которые претендуют на разработку соответствующих концептуальных схем материалистического понимания истории. По Марксу, не только материальные условия процесса производства выступают его результатом, но и их специфически общественный характер; производятся, являются постоянно возобновляющимся результатом этого процесса общественные отношения, а следовательно, и общественное положение агентов производства по отношению друг к другу, сами производственные отношения {383}. Последние являются столь же важным результатом процесса производства, как и его материальный результат.

Материалистическое понимание истории К. Маркс обосновал в «Капитале» не только тем, что, обращаясь к материальному производству как к решающему фактору развития общества, считал производство вещей (вещных условий) определяющим, но и тем, что рассмотрел производство как производство общественных отношений. Для него производство есть одновременно и процесс производства материальных условий существования человеческой жизни, и протекающий в специфических историко-экономических отношениях процесс производства и воспроизводства самих производственных отношений, а тем самым и носителей этого процесса (людей), т. е. материальных условий их существования и взаимных их отношений. Следовательно, проблема, принявшая в современной литературе форму дилеммы между «социальной субстанцией» и «деятельностью», решается в теории производства как производства не только вещей, но и общественных отношений и человека. Именно такая теория позволяет ответить на вопрос: как создаются, творятся общественные формы, общество и человек. Его решение позволило К. Марксу доказать и обосновать материалистическое понимание истории, преодолеть фейербаховскую концепцию предметной, чувственной деятельности и гегелевскую онтологию абсолютной идеи. Современные концепции «праксиса» и «онтологии» естественноисторического процесса, особенно попытки эклектически дополнить их друг другом, свидетельствуют о неспособности иных теоретиков подняться до истинных масштабов теоретического мышления Маркса, Энгельса, Ленина, о неумении применить в процессе изучения вопросов деятельности громадную интеллектуальную мощь их учения {384}. Обращение к деятельности (например, для понимания производства общественных отношений) мало что дает, как и обращение к производству, сведенному к простому описанию элементов процесса труда по созданию вещей.

Глава 14. Производство и воспроизводство общественных отношений

В предыдущих разделах был рассмотрен воспроизводственный цикл «человек (труд) —> продукт —> человек» внутри производства. Теперь предстоит рассмотреть воспроизводственный процесс внутри всего общества. Он, соответственно, будет выглядеть как движение «общество (человек) —> труд (продукт) —> общество (человек)», где труд выступает и воспроизводством человека, но уже его сущности как совокупности всех общественных отношений.

Если раньше исследовались не собственно общественные отношения, а предметные формы их выражения, то теперь будет анализироваться воспроизводство общественных отношений. С одной стороны, все производство человека не будет до конца понято, если оно не представлено через производство общественных отношений, совокупность которых образует сущность человека [51]. От этого не изменяется то обстоятельство, что общественные отношения производятся самими людьми, т. е. человек не теряет своего определения как предпосылки и основы всякого производства. Изменяется лишь способ рассмотрения воспроизводства человека: предпосылкой его анализа становится воспроизводство общественных отношений.

С другой стороны, производственные и общественные отношения вообще, в которых осуществляется воспроизводство человека, образуют не только результат, но и условия воспроизводства. Воспроизводство человека в системе собственности определяется не только трудом, ибо отношение человека к условиям производства как к собственности составляет предпосылку, а не только результат труда. Общественные отношения (общество), или человек, являются предпосылкой и результатом воспроизводства—это не только вопрос диалектически понятого противоречия и его правильного логического решения, но и проблема действительных этапов и форм исторического развития. В рамках старого общественного разделения труда, например развитие немногих, части общества, осуществляется за счет всего общества в ущерб индивидуальному развитию большинства. И наоборот, превращение индивидуального развития каждого члена общества в условие и предпосылку развития всех, всего общества составляет способ воспроизводства общественных отношений в формации, где социальное разделение труда преодолевается.

§ 1. Производство как производство вещей и общественных отношений

Производство (труд) со своей наиболее простой и очевидной стороны предстает процессом созидания той или иной вещи, материального продукта. «Труд, как источник вещественного богатства, — отмечал К. Маркс, — был так же хорошо известен законодателю Моисею, как и таможенному чиновнику Адаму Смиту» {385}. Этого знания, однако, явно недостаточно, если речь идет о сущности производства. Еще в «Нищете философии» К. Маркс выразил неудовлетворенность по поводу сведения производства к обычному процессу производства вещей. «Г-н Прудон-экономист, — писал он, — очень хорошо понял, что люди выделывают сукно, холст, шелковые ткани в рамках определенных производственных отношений. Но он не понял того, что эти определенные общественные отношения так же произведены людьми, как и холст, лен и т. д.» {386}. В другом месте эту же мысль К. Маркс выразил следующим образом: «Г-н Прудон очень хорошо понял, что люди производят сукно, холст, шелковые ткани, и невелика заслуга понять так мало! Но чего г-н Прудон не понял, так это того, что люди сообразно своим производительным силам производят также общественные отношения, при которых они производят сукно и холст» {387}.

Прудон и другие экономисты доходили до признания того, что производство вещей осуществляется в системе определенных общественных отношений, например в условиях частной собственности, в рамках капиталистического отношения. Они объясняли, как совершается производство при указанных отношениях, но оставляли невыясненным, каким образом производятся сами эти отношения, как появляются новые общественные отношения. Они не понимали самого главного —того, что общественные отношения, в которых осуществляется процесс производства, являются в одинаковой мере его условием и его продуктом. Обычная политическая экономия, обращая внимание только на произведенные вещи, совершенно упускает из виду производство самих общественных отношений, т. е. то, что представляет действительную проблему политической экономии как науки о труде и производственных (трудовых) отношениях, законах их движения.

Это столь важно, что К. Маркс, реферируя свои рукописи («Тетради»), выставил данное обстоятельство условием правильного понимания вопроса, записав: «Правильное понимание общественного процесса производства» {388}. В отличие от экономистов, которые поняли, как осуществляется производство в рамках капиталистического отношения, но не увидели, как создается само это отношение, К. Маркс показал не только каким образом капитал производит, но и каким образом он сам производится и как он выходит из производственного процесса существенно изменившимся по сравнению с тем, каким он в него вступил.

К. Маркс усматривал и главный результат общественного процесса производства не в вещах, не в производстве продукта, а в производимых общественных отношениях (при капитализме, например, в создании и постоянном воспроизводстве отношения между наемным трудом и капиталом). Это социальное производственное отношение фактически является, по убеждению К. Маркса, еще более важным результатом общественного процесса производства, чем его материальные результаты. Проследим эту мысль К. Маркса от первоначальных ее формулировок в рукописях «Капитала» до формулировок, вошедших в его окончательный текст. Сравним сначала производственные отношения как главный результат процесса производства с его другими результатами.

Рассматривая буржуазное общество в его целостности, К. Маркс приходит к заключению, что конечным результатом процесса производства всегда выступает само общество, т. е. человек в его общественных отношениях. Что же касается вещных форм результатов этого производства, например создаваемых продуктов, то они выступают в движении общества лишь как момент. Непосредственный процесс производства тоже составляет момент движения общества; соответственно, условия и предметные воплощения процесса производства есть также его моменты. На передний план выходят субъекты общественного производства — люди в их взаимоотношениях, которые они как воспроизводят, так и производят заново. Производство и воспроизводство отношений образуют постоянный процесс движения самих людей, в котором они обновляют сами себя в той же мере, в какой обновляют создаваемый ими мир богатства {389}.

Называя вещественное богатство и материальные условия его производства моментами исторического движения общества, К. Маркс не отрицал первичности и важности создаваемых условий материальной жизни: обновление людьми своих общественных отношений и самих себя происходит в той мере, в какой совершается обновление материального богатства. Дело лишь в том, что материальное богатство и материальные условия производства на каждом новом историческом этапе исчезают, в то время как общество сохраняется, переходя из одного состояния в другое. Общество каждый раз создает материальные условия своей жизни в материальном производстве, являющемся фундаментом всей общественной жизни. Но не в этом только состоит роль и назначение производства. Оно — и это, повторяем, главное — есть производство и воспроизводство общественных отношений. Результатом процесса производства выступают не только его вещные условия, пояснял К. Маркс, но и их специфически общественный характер: производятся, постоянно возобновляются в результате процесса производства общественные отношения, а следовательно, и общественное положение агентов производства по отношению друг к другу, производственные отношения.

В третьем томе «Капитала» это положение формулируется следующим образом: общественный процесс производства вообще представляет одновременно и процесс производства материальных условий существования человеческой жизни, и происходящий в специфических историко-экономических отношениях производства процесс производства и воспроизводства самих производственных отношений, а тем самым и носителей этого процесса, материальных условий их существования и взаимных их отношений, т. е. определенной общественно-экономической формы последних {390}. В первом томе «Капитала» приведенному положению придан характер обобщающего вывода: капиталистический процесс производства, рассматриваемый в форме процесса воспроизводства, «производит не только товары, не только прибавочную стоимость, он производит и воспроизводит само капиталистическое отношение — капиталиста на одной стороне, наемного рабочего —на другой» {391}.

К. Маркс много внимания уделял механизму производства общественных отношений, поискам рычагов, посредством которых оно осуществляется, раскрытию звеньев и способов воспроизводства этих отношений. В капиталистическом обществе основным средством воспроизводства капиталистического отношения служит производство прибавочной стоимости. Отношения наемного труда и капитала, производство наемных рабочих и капиталистов выступают основным результатом процесса увеличения стоимости капитала. В рефератах к собственным тетрадям К. Маркс констатирует: «Главный результат процесса производства и процесса увеличения стоимости: воспроизводство и новое производство самого отношения между капиталом и трудом, между капиталистом и рабочим» {392}.

В более позднем варианте рукописи «Капитала» Маркс, делая выводы из рассмотрения непосредственного процесса производства капитала, заключал: «Мы видели, что капиталистическое производство есть производство прибавочной стоимости... оно есть вместе с тем производство капитала и производство и воспроизводство всего капиталистического отношения во все более расширенном (увеличенном) масштабе» {393}. В IV томе «Капитала» эта мысль разъясняется так: «... рабочий-портной производит не только сюртук, он производит капитал, а значит и прибыль; он производит своего хозяина как капиталиста и себя самого как наемного рабочего» {394}. Суть состоит не просто в констатации того факта, что без материального производства общество не может существовать, а в том, что этим производством объясняется движение общественных отношений, что материальное производство представлено производством этих отношений.

В отечественной литературе неплохо показано, каким образом совершается производство в рамках общественных отношений, форм собственности на средства производства. Но недостаточно было выявлено, как производятся сами эти отношения. В работах по политической экономии производство не было представлено производством общественных производственных отношений. В этом плане можно найти лишь случайные, как бы выходящие за пределы общепринятых трактовки производства. Так, например, в публикации «За круглым столом», помещенной в журнале «Вопросы экономики», было сказано: «Действительный конечный результат производства— это развитие, совершенствование производственных отношений...» {395}.

Такое толкование результатов производства, к сожалению, не стало еще общепринятым. Результаты производства обычно сводятся к той или иной форме, или части общественного продукта. Конечно, признается, что этот продукт создается производством в рамках определенной общественной формы, но производство самой этой формы не стало еще предметом анализа. Производственные отношения в качестве предмета политической экономии рассматриваются не как то, что должно производиться производством, а как форма, в которой осуществляется производство другого результата—продукта, вещей. Учебники по политической экономии ограничиваются определением, согласно которому производство есть производство материальных благ, имеющее своим результатом продукт, необходимый как для самого производства, так и для потребления.

Производство как производство общественных отношений, строго говоря, не рассматривалось и в работах по социологии. Обусловленность производственных отношений характером и уровнем развития производительных сил свидетельствует больше об их функциональной, чем генетической зависимости. Функциональная связь, безусловно, имеет здесь место, и закон соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил фиксирует ее. Но эта связь не объясняет процесса созидания производственных отношений, который выражает более глубокую, генетическую связь, раскрывающую способы, источники и механизмы производства общественных отношений.

Поскольку производство в большинстве случаев было представлено не производством общественных отношений, а процессом создания вещей, возникли трудности при объяснении воспроизводства человека, его образа жизни, в том числе воспроизводства рабочей силы, созидательных способностей человека, человеческого фактора производства [52]. К их числу следует отнести, прежде всего, проблему: откуда надо выводить развитие человека, его созидательных способностей — из сферы производства или из сферы потребления?

На первый взгляд кажется, что человек обеспечивает свое непосредственное бытие потреблением, т. е. его развитие определяется сферой потребления, а не материального производства. Возникает тот же вопрос, что и при выяснении происхождения капитала: что является источником — сфера обращения или сфера материального производства? На этот вопрос в то время не ответили ни политэкономы, ни социологи. Выясняя соотношение производства и потребления, классическая политическая экономия остановилась перед дилеммой: с одной стороны, признавалось (например, А. Смитом и Д. Рикардо), что труд, затрачиваемый на формирование производственных способностей рабочего, является непроизводительным и, следовательно, их производство не есть область собственно производства, оно совершается в сфере потребления, не являющегося предметом экономической науки; с другой стороны, производительные силы рабочего включались в состав элементов производства и вместе с орудиями труда относились к функционирующему капиталу, что позволяло рассматривать их воспроизводство так же, как и воспроизводство капитала, хотя делалась оговорка относительно отличия формирования способностей человека от производства вещей.

Эту дилемму не удалось решить и последующим школам — представителям неоклассической политической экономии и сторонникам современных концепций «человеческого капитала». Одни теоретики продолжали искать объяснение воспроизводства созидательных способностей рабочего в сфере потребления, другие — в сфере «производства человеческого капитала». А. Маршалл, например, утверждал, что вложения капитала в воспитание и обучение рабочего, осуществляемые обычно родителями, не должны отождествляться с вложениями капитала в вещественные факторы производства, от которых всегда ожидается превышение стоимости над себестоимостью. Человеческий фактор, по его мнению, «не покупается и не продается, как машины и другие вещественные факторы производства. Рабочий продает свой труд, но сам он остается собственником самого себя; те, кто несет расходы по его воспитанию и обучению, получают лишь малую долю цены, выплачиваемой за его услуги в последующие годы» {396}.

Другие экономисты, занимая противоположную позицию, представляли созидающие способности рабочего таким же капиталом, каким являются средства производства у предпринимателя. Они считали, что рабочий от инвестиций в свой «человеческий капитал» получает доход таким же образом, как и капиталист от инвестиций в средства производства. Вложения в вещественный капитал с этой точки зрения ничем не отличаются от инвестиций в «человеческий капитал». Капиталист на равных условиях с рабочим может участвовать в производстве «человеческого капитала», если он будет вкладывать деньги в формирование созидательных способностей рабочего: как рабочий, так и предприниматель будут иметь определенную долю прибыли от этих вложений. В этом случае совокупный капитал будет выступать как сумма вещественного (воплощенного в вещах) и человеческого (воплощенного в людях) капитала {397}.

Сторонники ни той, ни другой позиции не смогли решить противоречий, возникших в экономической науке, прежде всего потому, что производство созидающих способностей человека в форме ли потребительной деятельности или инвестиций в «человеческий капитал» отрывали от материального производства и от производственных отношений, складывающихся в материальном производстве. Без обращения к последним экономисты смогли лишь на словах «разрешить» противоречие — подогнать потребительную деятельность рабочего под формулу производства капитала, т. е. провозгласить, что рабочий своей деятельностью в сфере потребления, реализуя заработную плату, создает «капитал» в форме своих способностей к труду, от продажи которых он получает возможность не только возместить издержки на их формирование, но и иметь дополнительную стоимость, приобрести соответствующий «капитал».

Это противоречие было разрешено еще К. Марксом на базе трудовой теории стоимости. К. Маркс преодолел присущее политической экономии отождествление труда и рабочей силы, доказав, что труд не имеет стоимости, что рабочий продает не труд, а способность к труду — рабочую силу. Это позволило ему обосновать положение, что рабочий каждый раз в процессе материального производства сам создает продукт, необходимый для воспроизводства своей рабочей силы, ее стоимости.

Если подходить к процессу труда как к таковому, независимо от его общественной формы, то потребление жизненных средств рабочими можно включить в процесс труда. Но рабочий может потреблять лишь во время перерыва или во внерабочее время, хотя это потребление можно уподобить потреблению угля паровой машиной. Независимо от того, где и когда происходит потребление, чтобы трудиться, рабочий должен сначала удовлетворить свои жизненные потребности, иметь соответствующие жизненные средства для восстановления и приведения в движение своих созидательных, производительных способностей. Но главное не в этом.

Хотя жизненные средства рабочего при капитализме приобретают форму переменного капитала, обмениваемого на его рабочую силу, их реализация в потребительной деятельности рабочего не является ни инвестицией в «человеческий капитал» (производительные способности), ни производством «капитала» (человеческого), т. е. здесь капитал не создается. Рабочая сила, конечно, производится и воспроизводится при капитализме как товар, имеющий стоимость, но при этом не создается дополнительной (прибавочной) стоимости, переходящей в руки рабочего.

Если постоянный капитал как таковой в процесс производства входит в форме той же потребительной стоимости, которую раньше имели составляющие его товары (средства производства), то иначе обстоит дело с переменным капиталом. На его место, т. е. вместо потребительной стоимости жизненных средств, в процесс производства вступает «живой фактор проявляющей себя в новых потребительных стоимостях рабочей силы, реального труда; здесь стоимость средств производства, постоянного капитала, как таковая, вступает в процесс увеличения стоимости, между тем как стоимость переменного капитала вовсе не вступает в него, а замещается создающей стоимость деятельностью, выступает в виде деятельности живого фактора, существующей как процесс увеличения стоимости» {398}. Заработная плата, обмениваемая рабочим на жизненные средства, служащие ему для восстановления и развития созидающих способностей, не может участвовать в производстве, приносить рабочему дополнительный доход, т. е. иметь свойство капитала. В производстве вместо жизненных средств (стоимости переменного капитала) участвует живой труд.

Рабочая сила, способность к труду воспроизводятся одновременно и в потреблении, и в производстве, но первоисточником жизненных средств рабочего при капитализме является его наемный труд в материальном производстве. Рабочая сила в качестве товара (стоимости) производится и воспроизводится на основе законов производства товаров, ее стоимость определяется общественными издержками ее воспроизводства, а необходимый продукт, за счет которого она воспроизводится, создается трудом рабочего в материальном производстве. С этой точки зрения жизненные средства и их потребление уже не будут составлять особый элемент процесса материального производства. Он включает лишь живой труд, его орудия и предмет, но без жизненных средств самого работника. Потребление последних, посредством которого воспроизводятся созидательные способности рабочего, оказывается как бы вне процесса производства, хотя без производимых жизненных средств не может совершаться живой труд, не могут функционировать и реализовываться способности к труду. Налицо противоречие, нуждающееся в разрешении.

На основе теории стоимости объяснить расширенное воспроизводство созидательных способностей работника невозможно, ибо они обмениваются на основе эквивалентности. Как для объяснения производства прибавочной стоимости нужно обращаться к потребительной стоимости рабочей силы, так и для объяснения воспроизводства человека как личности необходимо от теории стоимости перейти к трудовой теории потребительной стоимости. Пока эти теоретические положения на базе трудовой теории потребительной стоимости не разработаны, неизбежны противоречия в науке, в частности в трактовке воспроизводства человека.

Они порождаются прежде всего тем, что сам процесс производства не рассматривается как производство человеческих способностей, т. е. как сфера, где воспроизводятся, да еще в расширенном масштабе, способности самих людей. В результате эту сферу ищут за пределами материального производства — в потребительном производстве и соответственно разделяют производство на два вида, в одном из которых производятся средства к жизни, а в другом — сами люди, их способности, их жизнь. «В отличие от способа материального производства, который обеспечивает производство средств жизни, — пишет А. М. Ковалев, — способ производства собственной

жизни есть производство и воспроизводство самого человека...» {399}

А. М. Ковалев считает, что человек воспроизводится не в рамках производства средств труда, а в сфере производства собственной жизни и соответствующего «способа производства собственной жизни». Последний определяется им как социально- экономическая категория для обозначения процесса воспроизводства социального человека, формирования и всесторонней подготовки его к общественно-исторической и трудовой деятельности. Производство собственной жизни включает в себя производство не только человеческих сил и способностей, но и всех форм и видов человеческой жизнедеятельности. Воспроизводство человеческих индивидов означает воспроизводство и естественной основы человеческих потенций, и социального облика людей, т. е. это воспроизводство целостного социального субъекта.

Способ производства собственной жизни, утверждает А. М. Ковалев, имеет специфические производительные силы, средства воспроизводства, а также систему отношений, которые выступают в качестве «производственных» в этом особом виде производства. Его производительными силами являются сами социальные субъекты, средства к жизни и та социальная инфраструктура общества, с помощью которой осуществляется формирование личности, процесс поддержания и развития ее жизнедеятельности. К «производственным отношениям» данного производства относятся семейно-бытовые, кровнородственные, отношения между поколениями, этническими группами в быту, сфере услуг, распределения и потребления.

А. М. Ковалев признает, что все эти отношения опосредованы в конечном счете экономическими отношениями способа материального производства. Но если основу способа материального производства составляют орудия и предметы труда, а также люди, приводящие их в движение, то основой производства собственной жизни выступают люди и производимые ими в сфере материального производства предметы потребления, обеспечивающие их жизнедеятельность, а также вся система социальной инфраструктуры общества, с помощью которой осуществляется социальное воспроизводство в непроизводственной сфере {400}.

Противоречие, возникающее из противопоставления производства собственной жизни материальному производству, А. М. Ковалев решает посредством подведения этих двух способов производства «под более общее понятие — способ производства» всей общественной жизни, охватывающий как материальное производство, так и воспроизводство человека. Этот способ производства представляет собой единство двух неразрывно связанных между собой компонентов: общественных производительных сил (природных, материально-производственных и личностных) и всей совокупности общественных производственных отношений (естественных, природных и непосредственно производственных). В совокупные производительные силы способа производства общественной жизни входят, по А. М. Ковалеву: а) человеческие индивиды, способные производить определенным образом; б) средства производства и социальная инфраструктура общества; в) географическая среда, участвующая в обмене между обществом и природой. Совокупные производственные отношения способа производства общественной жизни включают: а) естественные отношения, т. е. отношения по поводу производства и воспроизводства собственной жизни, отношения между самими индивидами как природными существами; б) социальные отношения, т. е. отношения по поводу производства средств жизни (главные из них — производственные отношения); в) отношения индивидов к природе {401}.

В способе производства общественной жизни А. М. Ковалев выделяет две основные подструктуры — социальную (материально-производственную) и естественную (природную, географическую среду, производство и воспроизводство человеческих индивидов, народонаселения, естественных отношений между полами и поколениями, процесс подготовки человека к труду, к участию во всех сферах жизнедеятельности). Законы общественной жизни он подразделяет на законы производства средств жизни и законы воспроизводства самого человека. В целом структура общественной жизни включает в себя три основных компонента: а) человеческие индивиды; б) материальное производство и возникшие на его основе общественные формы и институты; в) географическую среду как необходимый элемент обмена общества с природой.

Введение понятия «способ производства общественной жизни» дает возможность А. М. Ковалеву утверждать, что основу общественной жизни образует не просто производство средств жизни, а производство и воспроизводство непосредственной жизни; что результатом и конечной целью общественного процесса производства оказывается не производство средств жизни, а воспроизводство самого человека в его общественных отношениях, ибо само материальное производство, его условия и продукты выступают в этом движении лишь как моменты; что и материальное, и духовное производство, общественное сознание, духовная жизнь, производство науки, социальная инфраструктура общества направлены в конечном счете на обеспечение производства собственной жизни, т. е. самого человека как социального существа.

На мой взгляд, эти выводы можно сделать и не вводя категорию «способ производства общественной жизни». Однако А. М. Ковалев прав в том, что в теории общественного воспроизводства проблема производства собственной жизни является наименее разработанной. До сих пор в экономико-философской литературе не установилось даже терминологического единства для обозначения этого процесса: одни называют его производством непосредственной жизни, другие — собственной жизни, третьи, вслед за К. Марксом, — вторым видом производства, четвертые — социальным воспроизводством {402}.

В последнее время некоторые авторы для разрешения противоречия между материальным производством и другими видами производства (собственной жизни, духовного и т. п.) обращаются к способу производства вообще, к общественному производству вообще как к стоящим над этими типами производства. Можно указать, например, на попытки объяснить духовное производство посредством его подведения под родовое понятие «общественное производство», включить в состав последнего в качестве вида (наряду с материальным производством) духовное производство на том основании, что существует «потребность в обобщенном понятии, которое могло бы послужить исходным пунктом социально-философского анализа природы, структуры и функции производства сознания вообще. Таким понятием является «общественное производство»{403}.

От того, что духовное производство объявляется единой с материальным производством отраслью одного и того же общественного производства (оба охватываются единым понятием), у него не появляется свойства производительного труда или способности создавать жизненные средства. Но есть авторы, усматривающие решение проблемы (противоречия) в придании непроизводственной сфере (духовному производству) свойства создавать стоимость, которая должна де увеличивать стоимость, полученную в материальном производстве. Иногда результат непроизводственной сферы считают дополнительным общественным продуктом или особым благом — свободным временем, создаваемым в непроизводственной сфере и присоединяемым к продукту материальной сферы. Даже в случаях, когда последнему суждению противопоставляется положение о достаточности материального производства и способа материального производства для решения поставленных вопросов, трудности и соответствующие противоречия в науке дают о себе знать. Например, понимание производства как процесса создания материальных благ и соответствующих общественных отношений по поводу производства этих благ считается правильным лишь для будущей стадии общества.

На этой стадии производство будет производством человека и общественных отношений по поводу воспроизводства самого человека. В результате вроде бы изменится соотношение между сферой материальной деятельности по созданию непосредственных условий жизни и сферой этой же материальной деятельности, результатом которой становится сам человек в определенной социальной форме {404}. Здесь, по существу, вообще отрицается возможность трактовать производство в качестве производства человека независимо от того, является ли последний членом общины, капиталистом, рабочим, членом социалистического общества. Производством человека оно будет лишь на высшей фазе будущего общества, но тогда оно уже не будет вроде бы производством вещей.

Понять производство общества нельзя, если не представить это производство одновременно и созданием материальных благ, и воспроизводством человека. Здесь уместно еще раз провести аналогию с объяснением возникновения прибавочной стоимости и воспроизводства капитала. Подобно тому, как капитал не может возникнуть вне сферы обращения, но в то же время возникает в сфере производства, так и человек не может воспроизводиться вне потребления, но он производится и воспроизводится материальным производством, поскольку в нем создаются средства жизни и средства развития.

Такая трактовка производства позволяет подойти к объяснению воспроизводства человека не просто через продукт труда и потребление, не просто через сведение его жизни к наличному бытию труда, а посредством производства общественных отношений. Это можно сделать, если производственные отношения не только представить предпосылками самого труда и потребления, но и видеть их наличное бытие в личностных отношениях. Производственные отношения не есть безличностное социальное образование, «немая» общественная связь, которая складывается за спиной живых личностей, но отделена от них и к которой они, субъекты, относятся как к объекту.

Признание историческим материализмом объективности производственных отношений не означает, что они существуют вне человека-субъекта, и их необходимо вместе с субъектом считать двумя началами, которые еще должны быть соединены посредством так называемого «субъект-объектного отношения» и соответствующего метода, т. е. нужно внести, например, субъект в структуру производственных отношений или дополнить последние субъектом. Без этого дополнения или их органичной «координации» якобы обойтись невозможно. Политическая экономия, например, объявляется наукой, которая изучает только объективные «факты, а лица рассматриваются ею как олицетворение этих фактов» [53].

Материализм рассматривает производственные отношения в персонифицированной форме, существующими как отношения людей, даже если в определенных исторических условиях они выглядят отношениями вещей (товарный фетишизм), их олицетворением. Равным образом производственные отношения не могут быть отделены от личности, тем более изъяты из структуры личности под тем предлогом, что они не могут быть персонифицированы и интериоризованы в ней.

Производственные отношения являются объективными не за пределами субъекта, а в качестве отношений субъектов, т. е. не чем-то существующим рядом с субъектами, вне людей. Они объективны «не в том смысле, чтобы общество сознательных существ, людей, могло существовать и развиваться независимо от существования сознательных существ (только эти пустяки и подчеркивает своей «теорией» Богданов), а в том смысле, что общественное бытие независимо от общественного сознания людей» {405}. Если у К. Маркса, как отмечал В. И. Ленин, анализ капиталистической формации ограничен лишь производственными отношениями между членами общества, то это не значит, что он рассматривает людей как стоящих вне этих отношений субъектов. Когда речь идет о развитии производственных отношений (совокупность которых составляет общественно-экономическую формацию) как об естественноисторическом процессе, то этот процесс не есть некий поток событий, происходящих по ту сторону и помимо действий живых личностей, которые могут лишь так или иначе влиять на него.

Признание объективности существования общего вовсе не означает, что можно рассматривать общество, совокупную жизнь не как взаимодействие отдельных личностей, а как особое существо, вступающее в особое взаимодействие с отдельными жизнями. Соответственно, когда мы изучаем общественные, производственные отношения людей, тем самым исследуем и реальные личности, из деятельности и взаимодействия которых слагаются сами общественные отношения. При анализе производственных отношений, общества от людей никак нельзя абстрагироваться.

Экономические отношения всегда функционируют в персонифицированном виде, олицетворяются. На это неоднократно указывал К. Маркс. Уже при анализе простого товарного производства он рассматривал обмен товаров как отношение товаровладельцев: «Товары суть вещи и потому беззащитны перед лицом человека... Чтобы данные вещи могли относиться друг к другу как товары, товаровладельцы должны относиться друг к другу как лица, воля которых распоряжается этими вещами: таким образом, один товаровладелец лишь по воле другого, следовательно, каждый из них лишь при посредстве одного общего им обоим волевого акта, может присвоить себе чужой товар, отчуждая свой собственный. Следовательно, они должны признавать друг в друге частных собственников» {406}. Соответственно, экономические маски лиц — это только олицетворение экономических отношений, в качестве носителей которых эти лица противостоят друг другу.

То же самое происходит с собственностью капитала на условия труда, отношениями между капиталом и наемным трудом. В обмене между капиталом и трудом для- себя-сущий труд необходимо выступает в виде рабочего, для-себя-сущий капитал — в виде капиталиста. Таким образом, понятием «капитал» необходимо охватывается и капиталист. «Я могу, конечно, — заметил К. Маркс, — отделить капитал от этого отдельного капиталиста, и он может перейти к другому капиталисту. Но, теряя капитал, капиталист теряет и свойство быть капиталистом. Следовательно, капитал может быть отделен от отдельного капиталиста, но не от капиталиста вообще, который как таковой противостоит рабочему вообще» {407}. Капитал как собственность персонифицируется в капиталисте, выступает как собственность личности, чуждой рабочему.

Характеристика производственных отношений будет незаконченной, если не получит завершения в определенной личностной структуре общества. При обобществленном производстве отношения людей уже не представлены в виде стоимости принадлежащих им вещей. Здесь общественной величиной выступает не стоимость, а человек, его развитие и удовлетворение его потребностей. От обобществленности производства отношения людей не делаются менее личностными, чем, например, в условиях частной собственности или личной зависимости. Общественные отношения всегда персонифицируются. Но для этого вовсе не требуется, чтобы они приобрели сугубо частный характер, форму личной зависимости или совпадали с индивидуальностью, спецификой данного индивида как частного лица. Они остаются общественными отношениями, т. е. не превращаются в частные отношения конкретных личностей, касающиеся только их. Общественный характер производства приводит к тому, что в личности субъективируется подлинно общественная сущность (вместо субъективированной меновой стоимости), служащая основой всего личностного и индивидуального во взаимоотношениях людей, в их социальном развитии.

В настоящее время как на Западе, так и в России много говорится о необходимости перехода на социально ориентированную экономику, о ее подчинении социальным отношениям, обществу. Карл Поланьи в свое время предупреждал о деградации общества, которое все более превращается в придаток рынка, в то время как раньше экономическая деятельность была подчинена общей системе социальных связей. «Теперь, — пишет он, — уже не экономика „встраивается“ в систему социальных связей, а социальные связи —в экономическую систему» {408}.

Из этой трактовки соотношения экономики и общества, из их противопоставления можно было сделать выводы о замене экономического (рыночного) общества, т. е. общества, встроенного в экономику, обществом, освободившимся от подчинения экономике. Будущее общество многими авторами, в том числе отечественными, стало представляться постэкономическим, в котором теряет свое значение общественное материальное производство, а общественный труд заменяется индивидуализированной творческой деятельностью.

Во многом такого рода суждения объясняются формально логическим подходом к соотношению экономики и общества. Понятия «экономика» и «общество» по своему логическому объекту представляются как два круга, которые или перекрещиваются, или поглощают друг друга. В действительности взаимодействие экономики и общества в историческом плане может быть решено на базе теории воспроизводства общества.

Эта теория предполагает, что предпосылкой экономической деятельности, труда выступает само общество. Производство с этой точки зрения возможно только в обществе и посредством общества. То же самое относится к человеку: только в обществе возможно свободное и полное развитие его личности. Общество, однако, не только предпосылка человеческой трудовой деятельности, но и ее результат. Этот результат достигается посредством общественного производства. Оно само должно быть таким, чтобы воспроизводить общество способным доставлять личности полное развитие и свободу.

Такой подход к анализу общественного производства и экономики более всего был представлен в экономической и социологической литературе советского периода. И это было сделано не случайно, а вполне обоснованно: целью экономики и производства было объявлено развитие человека и максимальное удовлетворение его материальных и духовных потребностей. В этой связи и было обращено особое внимание исследователей на проблемы соответствия экономических отношений указанным целям и способам достижения социальной ориентации экономики.

§ 2. Отношение по воспроизводству человека в системе общественных отношений

Чтобы продвинуть анализ процесса производства общественных отношений, опять-таки надо выделить его исходный пункт. Поскольку в теории воспроизводства конечным результатом производства выступают общественные отношения, то исходным в них будет не просто человек, а отношения по воспроизводству человека. В истории они принимают различные формы, начиная с отношений личной зависимости, затем они превращаются в вещную зависимость, а после преодоления последней — в отношения свободных индивидуальностей, основанные на универсальном развитии индивидов и их коллективном достоянии.

Здесь речь пойдет об исходном начале развития в сфере самой сущности, на базе которого необходимо раскрыть законы движения отношения по воспроизводству развитого человека. Это отношение не тождественно отношению, совпадающему с воспроизводством существования индивида посредством подчинения производства потреблению. Чтобы раскрыть специфику отношения по поводу воспроизводства человека, необходимо найти дополнительные предпосылки, которые модифицируют первую, исходную основу, превращая ее во всеобщую форму воспроизводства общества и человека.

Ее всеобщность утверждается посредством самого общественного производства. Поэтому важно понять не только как производство ради непосредственного потребления человека становится всеобщим и господствующим, но и какую новую сущность оно обретает благодаря активному действию указанного отношения, составляющего differentia specifica самого общества. В этой связи уместно особо подчеркнуть активную творческую роль самой общественной формы производства, которая становится субъектом процесса собственного расширенного воспроизводства, реализует творческое начало социальной субстанции. Лишь труд со стороны своей определенной формы, подчиняющей производство воспроизводству условий развития человека, образует субстанцию развивающегося собственно человеческого общества.

В поисках этой формы чаще всего обращаются непосредственно к общественным отношениям или к их общей форме как таковой. Одни авторы основным отношением считают общественную собственность, другие — отношения коллективности и т. д. Третьи полагают, что поскольку производство, труд, продукт и т. д. приобретают общественный характер, то можно исходным назвать непосредственно общественное отношение. «... Исходным отношением, — пишет А. К. Покрытая, — выступает непосредственно общественное отношение индивидов» {409}.

Общественные отношения, как и производство, труд, продукт, безусловно, выявляют себя общественными. Однако если добавляется к общественным отношениям определение «непосредственный», то этим утверждается, что они реализуются в данной общественной форме. Ведь когда производство трактуется как непосредственно общественное, то этим лишь указывается, что оно осуществляется в системе строя общественной собственности на средства производства. Непосредственно общественный характер отношений означает непосредственно общественный характер производства, труда, т. е. производство, труд функционируют в условиях этой общественной формы. Общественная собственность, например, характеризует общество со стороны его наличного бытия, но еще не раскрывает его сущности, как не раскрывает и частная собственность специфической сущности капиталистического общества.

Но нельзя выдавать за сущность отношения общественной собственности, планомерности или другие формы непосредственно общественных отношений, ибо должна быть познана еще их сущность, скажем суть строя общественной собственности. Соответственно, порядок категорий, отражающих область бытия, не является еще порядком категорий, выражающих сущность. Если, например, отношения общественной собственности берутся в качестве основы или исходного пункта, а планомерность, коллективность — их дальнейшими определениями или наоборот, то речь идет о расположении категорий, отражающих бытие общества. Общенародный или частный характер присвоения средств производства выступает как очевидный, реальный факт, наблюдаемый в обществе.

Если производством специфического общественного отношения является, например, производство в рамках общественной собственности, то что здесь производится вместо отношения наемного труда и капитала и каким способом? Сказать, что воспроизводится общественная собственность, — значит ограничиться утверждением, аналогичным тому, что при капитализме воспроизводятся отношения частной собственности. Но известно, что не всякая частная собственность реализуется как отношение наемного труда и капитала.

Известные формы бытия социалистического общества (общественная собственность, планомерность, товарищеское сотрудничество, непосредственно общественный труд и др.) наукой давно определены, и мы должны из них исходить, если в познании двигаться от первоначальных простых определений к более богатым конкретным положениям. Еще раз следует подчеркнуть, что эти простые определения нельзя выдавать за характеристику сущности самой общественной системы, что, к сожалению, нередко бывает. Дело заключается не только в разных точках зрения, а в том, что наука еще не дошла до ее познания.

Переход от знания бытия к раскрытию сущности общества, в частности к определению исходного отношения, труден. Наука приходит к выявлению основы изучаемых явлений не сразу. Историческое развитие всех наук, по словам К. Маркса, приводит к их действительным исходным пунктам лишь через множество перекрещивающихся и окольных путей, причем ученые в отличие от архитекторов могут возводить отдельные жилые этажи здания раньше, чем закладывается фундамент {410}.

Это относится и к исследованию исходного общественного отношения по поводу социалистического общества. Долгое время, например, производство толковали как процесс созидания материального, хотя и непосредственно общественного, продукта, не задумываясь над тем, что оно, по сути, является производством определенного рода общественных отношений. Не менее трудно найти предметные воплощения искомого сущностного отношения: производством «чего» или «кого» является производство в условиях непосредственно общественных отношений. Утверждать, что оно производит непосредственно общественный продукт или непосредственно общественную потребительную стоимость — значит довольствоваться знанием вещных форм проявления бытия общества.

В литературе производство теоретически должным образом не было представлено производством самого человека как основного богатства общества. В концепциях постиндустриального, постэкономического общества почти до нуля низводится значимость самого материального производства, участвующих в нем труда и человека. Производство лишается труда как своей человеческой основы, своей созидающей субстанции, оно перестает быть ареной удовлетворения материальных потребностей {411}.

Чтобы в теории производство представить производством развитого человека, недостаточно ограничиваться его толкованием в рамках общей первоначальной основы. Подобно тому, как производство прибавочной стоимости не совпадает с производством стоимости как таковой, так и производство человека не совпадает с воспроизводством человеческого жизненного существования. Не выводит на решение задачи и теория воспроизводства человека как производительной, или рабочей силы. В этом качестве, т. е. как фактор производства, человек давно стал предметом многочисленных исследований: о воспроизводстве рабочей силы, квалифицированной рабочей силы написано много книг, но они не раскрывают производство как воспроизводство развитой личности [54].

Речь должна идти о качественно новом подходе к рассмотрению человека — о признании самого отношения людей по поводу расширенного воспроизводства свойств личности основным отношением и о воспроизводстве этого отношения. Оно еще не осознано в качестве основного, сущностного отношения общества, которое реализуется и через отношение собственности на средства производства, и через общественный характер, и социальную справедливость и т. д. В литературе, посвященной поискам основного и исходного отношения общества, указанное отношение не фиксируется. Но это не значит, что ученые о нем не говорят. Если это отношение действует хотя бы в тенденции, то на него неизбежно наталкиваются в специальных исследованиях и при изучении других вопросов.

Так, обсуждая вопрос о критериях социально-экономической эффективности производства, отдельные авторы, в частности В. С. Вечканов, трактуют эту эффективность как «выражение производственных отношений, складывающихся в обществе ассоциированных производителей по поводу всестороннего увеличения жизненных благ и свободного времени в целях обеспечения наиболее полного удовлетворения постоянно растущих потребностей и всестороннего развития своих членов» {412}. В этом же направлении вели поиски представители теории оптимального функционирования советской экономики (СОФЭ). С их точки зрения, если не основным, то «исходным производственным отношением может служить общественная полезность, а исходной теоретической моделью — задача на поиск ее максимума» {413}.

Стремление связать исходное производственное отношение с общественной полезностью объясняется повышением значимости роста народного благосостояния как высшей цели общества. Отсюда желание представить это исходное отношение как производственное отношение, которое возникает между членами общества по поводу его цели, т. е. как целевое отношение. Поскольку цели возникают в начале и предполагаются первыми в программно-целевых методах, то и в теории они выступают носителями исходного отношения.

Исследование основного отношения должно начаться с отношения, служащего исходным пунктом анализа сущности. Но им не может быть исходное отношение бытия, которым, как уже было показано, является производство человека с точки зрения его существования, поскольку человек фигурирует здесь не в форме элементарного бытия богатства общества, а в ином качестве —как развитая личность. В этой связи недостаточно ограничиваться рассмотрением простого процесса труда, обеспечивающего бытие человека, удовлетворение его необходимых жизненных потребностей.

Предпосылки воспроизводства общественного отношения по производству и воспроизводству развитой личности связаны с тем, что труд не только обеспечивает потребности существования человека, но и создает условия для его развития. Аналогично тому, как для возникновения прибавочной стоимости первоначально требуется определенная величина стоимости, а затем — способность наемного труда увеличивать стоимость, так и для воспроизводства человека в качестве развитой личности необходим определенный уровень производительности труда, благодаря которому кроме обеспечения нормального материального существования достигается производство общественного времени для развития человека. При этом дело не только в том, чтобы обусловленное ростом производительности труда сокращение необходимого рабочего времени превращать в прибавочный труд, а в том, чтобы экономию рабочего времени трансформировать в свободное время общества и отдельного работника.

Для этого нужны определенные исторические предпосылки, прежде всего способность человека производить больше, чем нужно для его собственного содержания, определенное, исторически достигнутое возвышение уровня человеческих потребностей над потребностями непосредственного существования. Можно указать на естественные основы производства прибавочного продукта: его существование не предполагает ничего иного, кроме такой естественно возникшей производительности труда, благодаря которой не все рабочее время человека идет на поддержание собственного существования или на воспроизводство его собственной рабочей силы. Физическая возможность получения такого продукта может определяться двумя обстоятельствами: во-первых, невысоким уровнем потребностей, для удовлетворения которых при низкой природной производительной силе труда достаточна лишь часть рабочего времени (это дает возможность другую его часть выделять для образования прибавочного продукта); во-вторых, высоким уровнем природной производительности труда и его факторов, позволяющим малым количеством затраченного рабочего времени (необходимого) добывать нужные жизненные средства, а остальное время затрачивать на производство прибавочного продукта {414}.

Можно в какой-то мере принять в расчет общеисторическое назначение производства — доставлять достаточно полную массу жизненных благ, включающую как нужное количество потребительских благ, так и их многообразие, необходимое для развития человека как производительного работника, его производительных способностей {415}. Исторически рост производительности труда приводит к увеличению массы производимых потребительских благ, в том числе и потребляемой производителями части продукта, хотя в классово-антагонистических формациях прибавочный продукт присваивается в расширяющихся масштабах непроизводительными классами.

Не выпадает из общих предпосылок повышения плодотворности труда и капиталистическая эпоха. В той мере, в какой человек используется в качестве рабочей производительной силы, его развитие становится фактором процесса производства. Культивирование всех качеств общественного человека и производство его как человека с возможно более богатыми свойствами, связями, потребностями являются условием и такого производства, которое основано на капитале {416}. К. Маркс признавал правоту (для своей эпохи, разумеется) Рикардо, представившего производство ради производства формой развития производительных сил человека, а значит, и развития богатства человеческой природы.

Но К. Маркс не согласился с Сисмонди, возражавшим против того, чтобы производство сделать самоцелью и пренебрегать интересами отдельного человека — производительного работника. При таком подходе, заметил К. Маркс, остается непонятым то, что развитие способностей рода «человек», хотя оно в определенный период истории и совершается за счет большинства человеческих индивидов и трудящихся классов, в конце концов преодолеет этот антагонизм и будет совпадать с развитием каждого отдельного индивида {417}. С этой точки зрения нельзя не принять во внимание, что возрастание прибавочного продукта не только выступает условием возникновения классов, не участвующих в производительном труде, но и в конечном счете составляет предпосылку преодоления классового деления общества, т. е. прибавочный труд из средства порабощения человека превращается в средство его освобождения.

Однако как бы высоко ни было значение прибавочного труда и прибавочного продукта в качестве исторических, или общесоциальных, предпосылок воспроизводства развитого человека, они не могут служить характеристикой сущности отношения по поводу воспроизводства развитого человека как основного отношения. Не могут быть приняты суждения о том, что воспроизводство своего основного отношения в СССР начинали с овладения прибавочным продуктом. «Первоначально, — пишет А. К. Покрытая, — общество в лице государства овладевает преимущественно прибавочным продуктом в стоимостной форме, что выражается в контроле за его аккумуляцией и использованием. Лишь постепенно общество начинает контролировать движение не только стоимостной, но и натурально-вещественной структуры прибавочного продукта» {418}.

Превращение производства в производство самого человека и воспроизводство соответствующего отношения в советской России начиналось с мероприятий по сохранению и воспроизводству главной производительной силы общества—рабочего, при этом основное внимание обращалось на потребительную стоимость как в сфере распределения и потребления, так и в сфере производства. В дальнейшем ставилась задача наряду с подъемом благосостояния всех слоев и социальных групп населения усилить социальную ориентацию развития экономики, ее направленность на создание лучших условий для гармоничного развития личности, все более полную реализацию принципа социальной справедливости.

Общественное отношение в своем движении, в процессе своего воспроизводства подчиняется соответствующему закону. В экономической науке, поскольку в ней изучаются производственные отношения, он называется основным экономическим законом общества. Однако, как уже подчеркивалось, производственные отношения составляют ядро всех общественных отношений, и уже по этой причине закон их движения не может не выступать законом развития всего общества [55]. Необходимо, стало быть, рассмотреть собственно социальные звенья закона, опускаемые обычно в исследованиях экономистов, и представить его не только основным экономическим, но и одновременно основным социальным законом. Главное для выявления его социальной природы —это трактовка его как закона движения отношения по производству и воспроизводству человека и общества.

Для этого нужно рассмотреть механизм действия данного закона: выразить его не только через связь цели и средств общественного развития, но и посредством взаимодействия его предпосылок и результатов. Цель в этом случае фиксируется не только в форме возможности, но и как нечто действительное, превращенное в реальный результат. Следовательно, основной закон будет представлять собой, с одной стороны, взаимосвязь предпосылок и результатов движения господствующего общественного отношения, с другой — тенденцию этого движения, что также предопределяется диалектикой взаимодействия предпосылок и результатов.

Вопрос о том, что основной закон предполагает рассмотрение целей общества, решен. Более того, взаимодействие цели и средств ее реализации обычно используется в качестве исходной теоретической схемы анализа закона. Вместе с тем центральный компонент этой цели — развитие человека — иногда выносится за сферу самого производства. Об этом, например, речь шла в начале 50-х годов прошлого века, в частности, в связи с утверждением Л. Д. Ярошенко о том, что с отнесением человека с его потребностями к целям самого производства якобы утверждается примат потребления над производством, тем самым отрицается значение последнего как основы жизни общества. Тогда пришли к выводу, что целью производства является не прибыль, а человек с его потребностями, т. е. максимальное удовлетворение его материальных и культурных потребностей, средством — непрерывное совершенствование и рост производства на базе высшей техники.

В 60-е годы XX в. определенной негативной реакцией на выдвижение человека целью производства явилось утверждение о том, что человек и его развитие служат целью лишь всего общества или по крайней мере всего воспроизводственного процесса, но не самого процесса производства. Особенно оспаривался тезис о человеке как цели производства в оценках деятельности предприятия. Утверждалось, например, что «предприятие имеет собственную цель производства и собственный критерий эффективности, соответствующий его особенным экономическим интересам. Такой целью предприятия выступает прибыль» {419}. В настоящее время подобные суждения стали повсеместными.

Умаляется роль человека и в том случае, когда цель производства низводится до уровня потребления, удовлетворения потребностей, т. е. потребление необходимо не связывается с развитием личности работника. Правильное решение этого вопроса зависит опять-таки от того, понимается ли под производством производство человека, или оно сводится к процессу создания вещей.

Последний подход ведет к ограничению развития человека сферой потребления—к требованиям лучшего удовлетворения нужд человека. Следовательно, отношения здесь замыкаются на отношениях по производству материальных благ. Не считая производство производством человека и отношений между людьми по поводу воспроизводства развитой личности, экономику приходится трактовать только в терминах производства материальных благ, т. е. рассматривать в лучшем случае в категориях закона потребления, но не движения общественных отношений, включающего в качестве результата развитие человека.

Потребительский подход тоже обозначился в литературе: было выдвинуто положение о законе потребления, требования которого обычно сводятся к тому, чтобы общество в соответствии с достигнутым уровнем производства, трудовым вкладом обеспечивало всем членам определенный необходимый уровень (меру) потребления материальных и культурных благ {420}. При исключении из формулировки закона указания на развитие человека как на непосредственную цель производства легко обнаружить, что речь фактически идет об общем исходном основании производства— о взаимодействии производства и потребления, взаимозависимости труда и благосостояния.

Обращение к этому основанию позволяет выявить и в производстве, и в распределении по труду моменты воспроизводства человека. Если, например, закон распределения свести лишь к количественной мере — получению жизненных средств по труду, то остается в тени исходная субстанциальная характеристика распределения — непосредственная подчиненность производства удовлетворению человеческих потребностей, степень удовлетворения разумных потребностей [56].

Важно поднять понимание производства на более высокую ступень и избавиться от «услуг» так называемого «закона возмещения затрат рабочей силы», согласно которому необходимый труд (затраты) связывается с обеспечением прожиточного минимума, достаточного лишь для воспроизводства рабочей силы человека. Уже тот факт, что потребности постоянно возвышаются, не позволяет ограничиваться простым воспроизводством рабочей силы человека и вообще его воспроизводством в качестве лишь рабочей силы.

Вместе с тем такое понимание производства (подчинение его потреблению) наталкивается на трудности в объяснении существа дела. Они проистекают из того, что отношение по воспроизводству человека трактуется лишь как воспроизведенное исходное отношение, а производство — лишь как создание материальных благ, вещей. Звено от продукта к человеку при этом исчезает из механизма экономического и социального процесса и из предмета общественных наук, в частности из политической экономии. Тем самым человек и его развитие выпадают из результатов общественного производства.

Его содержанием в этом случае становится отношение не по воспроизводству самого человека, а по производству и воспроизводству материальных благ. Стало быть, трактовка этого содержания приспосабливается к пониманию производства как производства продуктов, вещей, а не общественных отношений и их носителей — людей. Даже тогда, когда учитывается производство общественных отношений, утверждается, что такими отношениями являются отношения по поводу производства материальных благ, и лишь в будущем осуществится переход к системе, в которой отношения будут складываться по поводу производства и воспроизводства социальной определенности человека. Только в будущем процесс материального производства приобретет характер производства непосредственно человека. «Процесс воспроизводства общества принимает форму воспроизводства преимущественно самого человека без каких-либо опосредований (кроме опосредования самой формы его общественной организации), отношения между членами складываются уже не по поводу условий и результатов производства, распределения и обмена материальных благ, а по поводу условий обеспечения воспроизводства весьма подвижной и динамичной структуры совокупной деятельности членов общества» {421}.

Производство никогда не перестанет быть производством материальных благ. Одновременно оно всегда выступает производством человека в качестве определенного социального или классового индивида. Отношения людей по поводу условий производства и распределения всегда есть, по существу, отношения по поводу условий существования и воспроизводства самих людей, классов, социальных групп. И наоборот, отношения людей друг к другу по поводу их общественного воспроизводства предполагают всегда наличие их отношения к средствам производства, к производимому продукту. Вопрос лишь в том, что на определенном этапе условия существования и развития людей еще недостаточны для обеспечения всестороннего развития личности, еще не достигается достаточно полное благосостояние.

Однако производство и здесь должно выступать производством отношений по воспроизводству как можно более развитого человека, хотя еще во многом ограниченного в своей деятельности, подчиненного условиям существования своего класса или социальной группы, общественного разделения труда. Без выхода на человека, на расширенное воспроизводство его способностей невозможно раскрыть сущностную основу социально справедливого общества, поскольку эта основа низводится до общего исходного генетического основания — обеспечения производством простого жизненного существования человека.

В действительности общество не должно ограничиваться воспроизводством своей общей исходной генетической основы, а должно подниматься до воспроизводства отношения по поводу производства и воспроизводства всех членов общества как развитых личностей, хотя этим не уничтожается исходная основа и ее предметное выражение — отношения людей по поводу производства вещей, материальных условий своего существования и развития.

Еще дальше от человека уводит трактовка производства и его результата как производства чистого продукта (в форме национального или народного дохода) или другой какой-либо части или формы общественного продукта. В ней теряются даже те небольшие преимущества, которыми сопровождается рассмотрение потребностей и нужд в качестве непосредственной цели производства. Если подходить к проблеме с этой точки зрения, то становится понятной прежняя забота экономистов по поводу того, что при обсуждении вопроса о цели производства следует переходить к конкретной, детальной разработке параметров развития человека, облика работника, закономерностей развития его потребностей, путей формирования справедливой модели потребления {422}. На этом до сих пор настаивает В. Н. Черковец, по мнению которого целью производства должно выступать «не потребление, не распределение, взятые сами по себе, а потребление, развитие человека» {423}. Он предлагает удовлетворение общественных потребностей рассматривать в качестве исходной экономической категории, заменяющей прибыль как исходную форму реализации цели капиталистического производства. Однако значение потребностей умаляется, поскольку высокая мера удовлетворения всех общественных потребностей оказывается величиной весьма расплывчатой и практически пока не поддающейся точному измерению. Остается лишь традиционный способ выражения цели — продуктовый агрегат, в данном случае совокупный (валовой) общественный продукт {424}. Невольно возникает вопрос: может, вообще не следует браться за измерение уровня удовлетворения потребностей, лучше ограничиться измерением этого уровня суммой денег, необходимой для воспроизводства человека как рабочей силы, т. е. заработной платой?

Проблема, на наш взгляд, заключается в том, что иногда правильный подход к определению цели производства не сопровождается соответствующей трактовкой его результатов. В их числе обычно значатся лишь те или иные формы общественного продукта. Что касается человека, то он относится не к результатам производства, а к системе затрат или ресурсов производства (трудовые ресурсы). Вроде бы и не отрицается, что целью производства является удовлетворение потребностей и развитие человека, но эта цель не берется в качестве его результата. Это обстоятельство имеет серьезное значение для понимания существа общественного производства.

Цель, не доведенная до реализации, не превращается в действительный результат, остается на уровне идеи, идеального образа будущего. Соответственно, экономические отношения предстают как целевые отношения, ценностные отношений людей, а не действительно материальные отношения. Согласно концепции оптимального функционирования экономики, цель развития общества в виде максимизации общественной полезности сводится к особым «производственным» отношениям, возникающим между людьми по поводу этой цели {425}. Одновременно утверждается, что целевыми отношениями определяются все другие общественные отношения: коллективизм выступает отношением согласования целей (интересов) между отдельными членами общества, с одной стороны, и обществом в целом — с другой; планомерность является категорией, производной тоже от целевого отношения {426}.

С этим, разумеется, согласиться нельзя. «... Суть дела, — отмечал Гегель, — исчерпывается не своей целью, а своим осуществлением, и не результат есть действительно целое, а результат вместе со своим становлением; цель сама по себе есть безжизненное всеобщее, подобно тому как тенденция есть простое влечение, которое не претворилось еще в действительность...» {427}.

Цель производства должна быть представлена в ее реализации, осуществлении, т. е. как цель, превращающаяся в результат производства, ибо именно этот результат должен выступать целью производства. Если лучшее удовлетворение потребностей, всестороннее развитие человека определены в виде цели производства, то они должны присутствовать в его результатах. Развитие самого человека, степень удовлетворения его разнообразных потребностей охотно признаются результатом функционирования общества в целом, включающего все сферы деятельности людей — и производственную, и непроизводственную. Если же берется только материальное производство, то его эффективность, его результат ограничиваются производством продукта.

Стало быть, отводя человеку должное место в системе целей производства, обычно не считают развитие человека одним из результатов производства. В этом случае диалектика результата и предпосылки (то, что выступает предпосылкой, оказывается результатом, а результат в свою очередь служит предпосылкой) остается незавершенной. Между тем последовательное применение здесь диалектики неизбежно приводит к выводу о том, что человек является не только исходной формой, но и результатом производства. Именно это обстоятельство порождает необходимость обращения к потребительной стоимости, которая приобретает определенность экономической формы. Задача состоит в том, чтобы от потребительной стоимости перейти к человеку и включить его производство и воспроизводство в качестве развитой личности в теорию развития производства.

Механизм воспроизводства развитого человека включает в себя человека, конечно, не только в качестве результата производства, но и как предпосылку. Человек в этом аспекте выступает субъективным фактором производства, затрачивающим способности, субъективные производительные силы; поэтому необходимо учитывать и движение затрат человеческого труда. Оно имеет свою специфику, определяемую сущностной основой общества. Оно не может быть выражено предлагаемым иногда законом возмещения затрат рабочей силы, поскольку в нем игнорируются потребности развития человека как личности. Затраты труда ограничиваются пределами необходимого продукта, а сам закон в общем и целом приспосабливается для объяснения одной из сторон производства прибавочного продукта в его стоимостном значении. Еще менее приемлемы суждения, согласно которым общество, максимизируя стоимостное (валовое) выражение общественного продукта, тем самым якобы максимизирует и удовлетворение потребностей непосредственных производителей.

В механизме воспроизводства развитого человека пределы затрат определяются их отношением не к меновой стоимости, а к степени удовлетворения потребностей. Конечно, и здесь предполагается, что обществу требуется столько рабочего времени, сколько необходимо для покрытия его потребностей. Но этого мало: для расширенного воспроизводства фонд жизненных средств должен расширяться до такого объема, который, с одной стороны, допускается наличной производительной силой общества и которого, с другой стороны, «требует полное развитие индивидуальности» {428}. Затраты производства, определяемые потребностями, должны раздвигаться до границ, диктуемых всесторонним и гармоничным развитием каждого члена общества.

Условием такого развития может служить не просто определенное количество затрат труда, а их всемерное сокращение. Если закон стоимости ограничивает свои требования количеством рабочего времени, нужным для удовлетворения потребностей воспроизводства рабочей силы, то производство потребительной стоимости требует сокращения самого рабочего времени до возможного минимума. В этом основная специфика его действия, о которой говорилось в предшествующем анализе.

От предлагаемого понимания результата и предпосылок производства во многом зависит и понимание существа распределения. Необходимость в удовлетворении растущих потребностей людей, их развитии не всегда считается принципом распределения. Во всяком случае, функции распределения чаще отдаются закону распределения по труду, а не по условиям потребления. В современных условиях при распределении учитывается прежде всего количество труда. Возникает впечатление, что субстанциональная характеристика распределения подменяется его мерой. Между тем «развитие... производства больше всего стимулируется таким способом распределения, который позволяет всем членам общества как можно более всесторонне развивать, поддерживать и проявлять свои способности» {429}.

Поскольку принцип потребления не включается в распределение, постольку потребление как процесс реализации цели производства не учитывается в качестве закономерности развития производства. Однако без обращения к потребительному производству невозможно раскрыть сущность и пути реализации цели материального производства, воспроизводства общественных отношений.

С «введением» человека в систему результатов производства изменяются и существующие представления о принципах распределения. Когда человек и его труд фигурируют лишь в системе затрат и отсутствуют среди результатов производства, то и распределение продукта происходит по затратному принципу. Вместе с тем, как уже говорилось, масса потребительных стоимостей зависит не только от количества труда, но и от его производительности. Более того, с ростом производительности труда неизбежно сокращается количество живого труда и рабочего времени, затрачиваемое на единицу продукции, что, однако, не может служить основанием для уменьшения объема потребления. Поэтому потребление и, соответственно, распределение не могут быть ориентированы только на рабочее время как на определяющий фактор и меру, они должны исходить из цели и результата производства, а не только из затрат труда.

В. И. Ленин в свое время подверг критике тезис Р. Люксембург о неизбежном отставании производства средств потребления именно потому, что объем потребления трудящихся определялся только затратами живого труда, т. е. это отставание объяснялось неизбежным сокращением доли живого труда в общей сумме труда, воплощенного в общественном продукте {430}. Способ распределения, как известно, определяется способом производства. Если способ производства предполагает в качестве цели и результата развитие человека и более полное удовлетворение его потребностей, то они должны быть исходным принципом распределения. Оплата по труду, выступающая в качестве издержек производства, и соответствующее ей потребление обычно связаны лишь с необходимым продуктом. Производимый же рабочими прибавочный продукт с самого начала должен служить удовлетворению потребностей самих рабочих, развитию их способностей и равноправному пользованию всеми достижениями культуры {431}. Необходимо, следовательно, дополнить формулу о цели производства указанием на то, что не просто удовлетворение нужд, а обеспечение полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества «за счет всего общества» {432}.

Богатство общества в виде развитых способностей всех людей зависит не от продолжительности труда, а от его производительности, обеспеченности производства соответствующими условиями. Вполне очевидно, что распределение и потребление, поставленные в зависимость от производительной силы труда, будут иными, чем в случае, когда они замыкаются на продолжительности рабочего времени, количестве труда, его затратах, а не на результатах в виде потребительной стоимости. Признавая зависимость оплаты труда от его производительности, нельзя подменять сущность распределения его мерой посредством труда.

Следует подчеркнуть, что приведенное известное марксистское положение о всестороннем и гармоничном развитии человека, об обеспечении полного благосостояния и свободного развития всех членов общества как цели общественного развития ныне положительно воспринимается не только видными западными теоретиками, но всем мировым сообществом в лице ООН. Достаточно сослаться на высказывание основателя Римского клуба А. Печчеи, выразившего глубокую убежденность в «необходимости полного и всестороннего развития возможностей и способностей всех людей планеты, как непременного условия преодоления существующего неравенства и обеспечения здоровой и достойной жизни каждого». Именно этим целям, по его мнению, должны быть подчинены все стратегии, политические программы и перспективные планы в национальных и глобальных масштабах {433}. Такого же мнения придерживался А. Эйнштейн.

Сегодня, однако, речь идет не просто об отдельных суждениях на этот счет. Мировое сообщество признало развитие человека в качестве цели общественного развития, которая ранее связывалась с социализмом. В разработанной ООН в 1990 г. Программе развития (ПРООН) именно развитие человека, человеческого потенциала принято в качестве оценки достигнутого состояния прогресса всего мирового сообщества и отдельных стран. Начиная с 1990 г. ООН ежегодно публикует доклады о человеческом развитии, проводит сравнительный анализ состояния этого развития в разных странах на основе индекса человеческого развития (ИЧР) или индекса развития человеческого потенциала (ИРЧП).

Глава 15. Труд и собственность

§ 1. Тождество (единство) труда и собственности

Труд в качестве основания воспроизводства общественных отношений (общества) выявляет свою сущность в присвоении человеком предметов и сил природы, осуществляемом в процессе самого труда. Такое присвоение является исходным в отношениях людей по участию в труде — отношением собственности. Здесь будет уместным привести известное положение К. Маркса: «Всякое производство есть присвоение индивидом предметов природы в рамках определенной формы общества и посредством нее. В этом смысле будет тавтологией сказать, что собственность (присвоение) есть условие производства» {434}. Без отношений собственности производство не существует.

Труд в значении исходного основания собственности составляет одно из всеобщих условий воспроизводственного движения общественных отношений. С этой точки зрения собственность определяется как отношение человека к условиям и продукту своего труда как к своей собственности, как к принадлежащим ему.

Отсюда, т. е. из общей формулы, из принадлежности условий труда самому труду нельзя, однако, делать прыжок, предупреждает К. Маркс, к частной собственности, что нередко делается теми, которые последнюю считают единственной и общей формой всякой собственности, если она существует. В наше время в этом плане особенно усердствуют постмодернисты, не желающие допустить общественную собственность для своих «post» -oв и надеющиеся на индивидуализацию творчества и установление только личной собственности (иное название частной собственности).

Отечественный автор В. Л. Иноземцев, не желая иметь дело с трудами историков, готов отказать первобытной общине в праве иметь всякую форму собственности, чем признать в ней общую, общественную собственность. В качестве аргумента им приводится взятая на вооружение зеноновская апория «дихотомия»: собственности, как человеку принадлежащему объекту, противопоставляется нечто, не принадлежащее другим людям, т. е. исключаемость всех других от собственности на этот объект. Если всем, то уже никому и никому другому. Так как община вроде бы не была связана с другими общинами, то не оставалось места для второго полюса отношения собственности — объекта, принадлежащего другим людям, другой общине. Это, по его мнению, означает скорее отсутствие собственности как таковой, чем гипотетическое наличие общественной собственности {435}. После того как автор, претендующий на знание не только будущего, но и прошлого человечества, «доказал» при помощи апории Зенона невозможность существования общественной собственности, так же легко, но посредством уже другой модернистской «трехчленки» (до —теперь—после), устанавливает этапы развития отношений собственности: отсутствие собственности (до) — частная собственность (теперь) — личная собственность вместо частной (после).

Как в рассуждениях В. Л. Иноземцева, так и его предшественника Д. Белла, отсутствует главное — труд, в процессе которого осуществляется присвоение предметов природы и возникает отношение собственности к условиям и продукту труда. К сожалению, трудовая теория собственности, без которой невозможно понять эволюцию этого общественного отношения, остается вне поля зрения многих современных авторов, и не только постмодернистов. Между тем именно на основе трудовой теории были сформулированы основные законы движения отношений собственности и выявлены тенденции их развития в будущем обществе. [57] Согласно этой теории, исходным выступает закон собственности на продукт своего труда, или, по выражению К. Маркса, закон тождества труда и собственности {436}.

Первоначально, как об этом свидетельствуют исследователи первобытной истории, в частности Морган, люди трудились сообща, предпосылкой и субъектом трудовой деятельности были община или другой коллектив. Из определения собственности как отношения к условиям своего труда, как к своим собственным, не следует, что собственность возникает из отношения отдельного человека к этим условиям. Изолированный человек, например Робинзон, может присваивать объективные условия своей жизнедеятельности, относиться к природным или созданным им предметам как к своим, но это еще не будет отношением собственности. Для того, чтобы оно возникло, нужны другие люди, нужно сообщество людей. Именно тогда, когда происходит совместное, коллективное присвоение вещных условий, объектов природы, возникает отношение собственности как общественное, социальное отношение. Поэтому к первоначальному определению собственности как отношения человека к вещам добавляется новый существенный момент—это отношение людей между собой по поводу их отношения к вещам. То есть отношение человека к вещи дополняется отношением человека к человеку по поводу вещей, по поводу участия в совместном их производстве и распределении.

Что касается характеристики собственности как отношения людей между собой по поводу вещей, то людские отношения тоже могут быть поняты в двух смыслах. Во-первых, они могут быть сведены к отношениям субъекта к своим собственным, принадлежащим ему силам и свойствам, например к своему телу или к своим мыслям. Есть авторы, которые полагают, что собственность имеет своим источником природу самого человека, что возникает, например, из того, что ум человека, его воля, тело —это его собственность. Юристы выделяют из вещных прав личные права, например исключительное право на результаты интеллектуальной деятельности (интеллектуальная собственность). Здесь, как и в случае с Робинзоном, отношение собственности в его собственном смысле еще не возникает. Если человек соотносится лишь с самим собой, то он еще не вступает в отношения собственности. Чтобы они были, необходимы другие люди, с которыми он может находиться в отношениях собственности по поводу присвоения его субъективных сил, способностей, умений и т. д. Отношения собственности, во-вторых, могут и должны рассматриваться как отношения между самими людьми по поводу вещей или субъективных факторов, лежащих на стороне человека (его рабочих или созидательных сил). Другой человек по отношению к данному человеку в последнем случае приобретает свойства объекта, а отношение собственности — характеристику объективного общественного отношения, поскольку люди в качестве лиц, отличая себя от себя и относясь друг к другу, приобретают наличное бытие как собственники. В собственности снимается голая субъективность личности (Гегель).

Итак, собственность в своем исходном определении есть общественное отношение (отношение между людьми) и, лишь будучи таковым, является отношением к вещам как условию человеческой жизнедеятельности, труда. Отношение человека к вещам как к своим опосредуется его отношением к другим людям. Как язык, так и собственность не могут быть продуктом отдельного человека. Поскольку собственность не существует как замкнутое в себе самом отношение индивида к самому себе, а предполагает наличие того или иного сообщества людей, то именно последнее является первичным субъектом собственности. Человеческое сообщество может выступать собственником непосредственно, например в лице общины или рода, народа (когда основные средства производства и земля объявляются общим достоянием народа), а также посредством государства. Исторически первой предпосылкой собственности было наличие человеческого коллектива, общины, т. е. наличие социального образования. К. Маркс утверждал: «собственность означает принадлежность индивида к какому-либо племени (коллективу) (означает иметь в нем основу для своего субъективно-объективного существования), а через посредство отношения этого коллектива к земле как к своему неорганическому телу — отношение индивида к земле» {437}.

Движение отношений собственности как собственности на продукты своего труда, выраженных законом их тождества, приобретает различные исторические формы, обусловленные изменением социального содержания самого труда. Очевидно, что первоначальная форма собственности — общая (общинная) собственность — имела своим базисом совместный (общий) труд в виде кооперации, не знающей еще социального разделения труда. Вполне обоснованно утверждается, что первоначально умственная деятельность непосредственно вплетена в материальную деятельность и реальное общение людей. Один и тот же работник объединяет все функции трудового процесса, как физические, так и духовные. «Как в самой природе голова и руки принадлежат одному и тому же организму, так и в процессе труда соединяются умственный и физический труд. Впоследствии они разъединяются и доходят до враждебной противоположности» {438}.

Так обстояло дело первоначально всюду, где труд оставался целостным, не разделенным между различными группами людей, например ремесленный труд, труд мелкого крестьянина, цеховое производство и т. д. В первобытном обществе не существовало еще особой группы лиц, выполняющих только духовные функции производства, т. е. людей умственного труда. Практические знания были достоянием каждого члена общества. Все они одинаково осуществляли и физические, и интеллектуальные функции труда. К тому же в силу низкого уровня развития производительных сил общество в то время не могло производить излишки жизненных средств, необходимых для содержания особой группы людей, освобожденных от физической работы.

Это положение в истории сохранялось во всех тех формах хозяйства, где производственный процесс по своему техническому уровню мог функционировать на основе практических знаний самого производителя. Однако на определенном общественном этапе дальнейшее совершенствование производительных сил, техники становится невозможным без специфического, обособленного интеллектуального труда. Непосредственные производители, поскольку они отдавали все свое время материальному производству, в новых условиях оказались не в состоянии выполнять усложнившиеся духовные функции процесса производства.

Вместе с тем производительные силы общества достигают в рамках первоначальной целостности труда такого уровня, что общество стало производить излишек жизненных средств, за счет которого могла существовать определенная группа людей, освобожденных от материального производства. Когда рабочая сила человека становится способной давать значительно больше продуктов, чем необходимо для существования производителя, то это и есть в основном та самая ступень, на которой возникает разделение труда и товарный обмен между отдельными лицами.

Собственность на продукт своего труда предполагает еще одну важную особенность самого труда — его направленность на производство потребительной стоимости, служащей удовлетворению человеческих потребностей. В условиях трудовой собственности преобладающим выступает производство, в котором господствует создание благ для непосредственного потребления, а не для продажи и получения денег. Производство здесь имеет своей предпосылкой потребление, подчинено напрямую потреблению. Производство в этом случае выступает для человека как воспроизводство самого себя в качестве члена сообщества, причем посредством кооперации в труде, совершаемом в общих интересах. В той мере, в какой человек принадлежит к общине и воспроизводится в определенных отношениях к общине, он не может приобретать резкую обособленность в своих взаимоотношениях с другими лицами. Поэтому древнее воззрение, согласно которому человек выступает как цель производства, является более возвышенным, чем представление о нем в мире капитала, где целью производства служит вместо человека стоимостное богатство.

Вместе с тем общинный строй ограничивает возможности труда в воспроизводстве индивида по ряду причин. Во-первых, долгое время наиболее распространенным объективным условием труда была природа, а не сами орудия как результат труда, что, безусловно, снижает инновационные способности самого субъекта труда. Во-вторых, привязанность к общине и устойчивость ее предписаний ограничивали самостоятельность индивида по отношению к общине.

Формы собственности, возникающие на основе собственного труда, во многом зависят от характера объекта и субъекта собственности. Из определения собственности как отношения людей к условиям и продукту труда, как принадлежащим им, следует, что ее объектом служат прежде всего объективные условия жизнедеятельности. К ним относятся, прежде всего, материальные, вещные условия и средства: средства и продукт производства, земля, предметы потребления и т. п. Имеются и субъективные условия, и факторы производства и жизнедеятельности, начиная с самого человека как физического существа и кончая идеальными способностями и силами человека и общества, которые тоже могут в определенных условиях составлять объект собственности.

Все ли, что окружает человека и общество и служит условием его жизнедеятельности, может быть объектом собственности? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно сначала выставить определенные критерии: а) исходить из того, что собственность по отношению к личности (субъекту) выступает ее наличным бытием, обладающим внешней, а потому и вещной формой существования; б) предполагать, что то или другое явление может стать объектом собственности, лишь будучи опосредованным отношением людей друг к другу по поводу этого объекта.

Согласно названным критериям, объектом собственности, во-первых, не может служить то из внешней сферы, что не является условием, фактором жизнедеятельности людей, не используется ими, т. е. не составляет элемента наличного бытия личности. Кроме того, чтобы быть объектом присвоения, требуется, во-вторых, превращение субъективных условий и факторов (свойств и сил самих людей) во внешнюю форму (в форму вещей, работ, услуг или в другие формы непосредственного бытия. В-третьих, собственностью может стать лишь тот объект, отношение к которому опосредовано отношениями между самими людьми, т. е. когда имеет место отношение людей, а не одного лица по поводу данного объекта.

Что касается субъекта первоначальных форм собственности, то им выступает как община в целом, так и отдельный член общины. Объект и субъект собственности, взятые вместе, дают возможность выделить самые разные формы собственности, основанные на собственном труде.

Это, прежде всего, собственность, выражающая отношение труда к своему изначальному природному условию — к земле. Там, где имеет место земельная собственность, она предполагает в качестве своего субъекта общину, члены которой от имени общины являются собственниками, причем имеется в виду непосредственно общая собственность. К. Маркс считал, что исходной и общей формой земельной общинной собственности является азиатская форма, модифицированная у славян и служащая основой как античной, так и германской форм собственности {439}. В этом случае люди относятся к земле как к непосредственной собственности коллектива, производящего и воспроизводящего себя в живом труде. Каждый отдельный индивид является собственником или владельцем только в качестве члена этого коллектива.

Античная форма собственности своей первой предпосылкой тоже предполагает общину, которая сосредоточивается в городе, и земля которой располагается вокруг города. Здесь община как субъект собственности уже не выступает ее непосредственной субстанцией, а индивиды — только как составные части. Общинная собственность, общая земля, отделена от частной собственности на землю, которая уже не является непосредственно общинной собственностью, хотя базируется на собственном труде ее владельца и его семьи. Предпосылкой для присвоения земельного участка здесь продолжает оставаться членство в общине, и как член общины отдельный человек становится частным собственником. Существование общины обеспечивается сохранением равенства между образующими ее свободными и самостоятельно работающими на свое существование крестьянами, а также их собственным трудом как условием существования. Собственность на свой труд опосредствована собственностью на условия труда —на участок земли, а эта собственность гарантирована существованием общины. В производстве жизненных средств индивид оказывался в условиях, делающих целью не приобретение богатства, а самостоятельное обеспечение своего существования, воспроизводство себя как собственника земельного участка и как члена общины. Прибавочный труд (прибавочное время) отдавался общине, приобретая различные формы, в частности форму военной службы.

Ближе всего к частной собственности на землю (природные условия), но как собственности работающих индивидов, подошла германская община. Отдельный член общины здесь уже не был совладельцем общей собственности, как в восточной общине. Община получала внешнее существование, собственниками земли выступали отдельные лица, общинные леса или луга лишь дополняли индивидуальную частную собственность. Сама же община существовала не как нечто самостоятельное, отличное от частных собственников, а как их сумма.

Кроме земельной формы собственности, основанной на своем труде, объектом собственности работающих собственников могли служить орудия труда. В этом случае речь идет о ремесленном труде и о ремесленнике как субъекте собственности и, соответственно, о цеховом строе производства и труда. Благодаря тому, что от работника зависело то или иное использование орудия труда, повышалась его производительность, в том числе за счет особого мастерства работника. Коллективная форма организации ремесленного труда в этих условиях уже не определялась природными условиями, как при земельной собственности, она становилась продуктом самих работников. Даже если продукция ремесленного производства обменивается как меновая стоимость, само производство непосредственной и главной целью делает обеспечение существования ремесленника, стало быть, производство потребительной, а не меновой стоимости. Труд подчинен потреблению, которое выступает предпосылкой самого производства.

В истории имеет место и третья форма собственности (рабство, римский плебс), при которой сам труд выступает как объективное условие производства (раб как живое орудие), а работник имеет в собственности лишь жизненные средства, т. е. не относится ни к земле, ни к орудиям и самому труду как к своим собственным.

Итак, первоначальные формы собственности сводятся к отношению к объективным условиям и результатам труда как к своим собственным, они образуют экономическую основу различных форм общины, и сами имеют общину в качестве своей предпосылки. В условиях общинного способа производства превращение продукта труда в товар хотя и случается, но играет подчиненную роль. То же самое можно сказать и о бытии людей как товаропроизводителей — они таковыми не являются вплоть до упадка общинного уклада жизни.

Закон собственности на продукт своего труда продолжает свое действие в простом товарном производстве. Здесь собственность положена тоже как присвоение продукта посредством труда. Если же речь идет о продукте труда другого производителя (чужого труда), то он присваивается посредством опять-таки собственного труда. В этом простом обмене продуктами труда (деятельностями) сохраняется тождество труда и собственности, т. е. сохраняется первый закон, хотя и в модифицированном частной собственностью виде. Взаимодействие работающих собственников по своему содержанию обусловливается не погоней за богатством (деньгами), а необходимостью удовлетворения потребностей, хотя по форме это происходит как обмен меновыми стоимостями. Содержание же собственности здесь исходит из тождества живого и овеществленного труда. В простом товарном производстве, поскольку все работники выступают одновременно производителями, продавцами и покупателями как своих товаров, так и товаров других людей, они каждый раз продукт своего труда, равный, например, восьми часам рабочего времени, обменивают на продукт восьмичасового труда другого производителя. Обмен происходит по меновой стоимости, он предполагает стоимостную эквивалентность, меняются лишь виды потребительных стоимостей. Обмениваются не только равные количества овеществленного труда, но и определенное количество живого труда обменивается на равное количество овеществленного труда. В этом случае стоимость овеществленного в товаре труда выражает такое его количество, которое равно количеству живого труда, необходимого для производства товара.

Из того факта, что в простом товарном производстве обмен труда на труд (при тождестве живого и овеществленного труда) происходит по форме обмена меновых стоимостей, нередко делается вывод, что производство при всех своих формах, в том числе и при капитализме, зиждется на эквивалентном обмене труда на труд, предполагает всегда равенство обменивающихся сторон без всякой эксплуатации друг друга и без всякого безвозмездного присвоения продукта чужого труда. К такому выводу склоняются и некоторые современные отечественные авторы. Для этого, во-первых, труд и трудовые отношения, имеющие своей предпосылкой общину, исключаются из экономических категорий и экономических отношений собственности. Таковыми они вроде бы становятся лишь тогда, когда труд становится товаром, объектом купли- продажи. Во-вторых, не только овеществленному в товаре, но и живому труду работника приписывается свойство товара и стоимости, т. е. восстанавливается известное второе определение стоимости А. Смита посредством стоимости самого труда. В- третьих, труд и рабочая сила, находящиеся на стороне рабочего, объявляются человеческим капиталом, обмениваемым на вещный капитал как на овеществленный труд. В итоге взаимодействие живого труда, производящего потребительную стоимость, и овеществленного в стоимости капитала труда, подменяется обменом труда на труд, причем труд на обеих сторонах, т. е. как живой, так и овеществленный, одинаково объявляется товаром, обмениваемым как меновая стоимость. Поскольку обмен живого труда на овеществленный прикрывается формой простого товарного производства и законом стоимости, объявляемым основным законом капиталистического производства, то снимается проблема эксплуатации труда. Капиталистическое присвоение чужого труда подгоняется под присвоение на базе простого товарного производства, имеющего своей основой трудовую частную собственность.

К. Маркс предвидел подобный поворот дела. «Такое положение вещей, —писал он, — при котором происходит только обмен труда на труд — будь это в форме непосредственного живого труда или в форме продукта — предполагает отделение труда от его первоначальной сращенности с его объективными условиями, вследствие чего труд выступает как всего лишь труд, а с другой стороны, его продукт как овеществленный труд приобретает в противовес [живому] труду вполне самостоятельное существование в качестве стоимости. Обмен труда на труд — который кажется условием собственности работника — имеет своей основой отсутствие собственности у работника» {440}. В процессе развития меновых отношений частная собственность приводит к разрыву между трудом и собственностью на его продукт, закон собственности простого товарного производства превращается в закон капиталистического присвоения: труд создает чужую собственность, а собственность опосредуется чужим трудом. «Первый закон есть тождество труда и собственности; во втором законе труд выступает как отрицаемая собственность или собственность как отрицание чуждости чужого труда» {441}.

Отчуждение труда от собственности имеет своей предпосылкой дальнейшее преобразование частной собственности, объективных и субъективных условий самого труда. Работники лишаются* собственности на условия своего труда различными путями, которые в итоге приводят к лишению земледельцев собственности на землю, ремесленников — на орудия труда, рабов и крепостных — на жизненные средства.

Не входя в подробное рассмотрение этих исторических путей, т. е. как они осуществлялись в прошлом, остановимся вкратце на том, как в СССР происходило отделение труда от общественной собственности на его объективные условия: проведем лишь параллель с тем, как это происходило в Римской империи.

Было время, когда каждый римлянин имел в своем владении участок общеримской земли, принадлежащий ему как римлянину, как гражданину римского государства. Впоследствии государство в лице крупных земельных собственников лишило своих рядовых граждан собственности на землю. Бывшие владельцы этих земельных участков, утратив собственность на землю, получили название privati, т. е. лишенные своей доли, ограбленные. Плиний Старший свидетельствует, что пока действовал благотворный закон об общественной земле (ager publicus), согласно которому каждому римлянину давалось право собственности на землю, Рим пребывал в благосостоянии и могуществе. Когда же государственные мужи убедили римлян в том, что общественная земля —это бесплодное бремя, что частная поземельная собственность производительнее, чем общественная, когда «ager publicus» перешел в руки крупных частных собственников, Италия разорилась и Рим погиб.

Нечто подобное произошло в современной России в результате приватизации собственности на условия труда — на средства и продукт производства, на землю.

Предприятия (фабрики и заводы, производственные объединения) оказались в руках частных собственников. В пользу замены общественной собственности на частную приводился тот же аргумент — неэффективность общественной собственности по сравнению с частной. Наличие собственности российского гражданина на общественное богатство было признано, поскольку всем были выданы приватизированные чеки (ваучеры), стоимостью всего в 10 000 условных единиц, которые на практике скупались за бесценок. В результате рядовые граждане быстро лишились своей чековой мизерной доли общественного богатства, оказались обездоленными, ограбленными (privati). Страна разорилась, около 40% населения оказалось за чертой бедности, минимальная оплата труда стала одной из самых низких в мире. Как и Римская империя, СССР распался.

Пришлось признать, что раньше, когда трудящиеся были совладельцами общественной собственности, они имели социальные гарантии, в том числе на труд и общественные фонды потребления, за счет которых им обеспечивались бесплатное образование, медицинские услуги и условия отдыха, а также оплата жилья и транспорта. Потеря этих благ — такой оказалась цена отчуждения труда от собственности.

§ 2. Отчуждение труда от собственности

Собственность, основанная на труде работника, в своем историческом развитии, как было сказано, сначала приобретает частную форму, которая в последующем превращается в частную собственность, отчужденную от труда. Закон частной собственности, покоящийся на простом товарном производстве и товарном обращении, переходит в свою противоположность: обмен эквивалентов, имевший место в обычном товарном обращении, по своей сущности становится формой присвоения чужого прибавочного труда без всякого эквивалента.

Понятие «отчуждение», используемое еще Л. Фейербахом и Г. Гегелем, было представлено сначала молодым, а затем умудренным К. Марксом одной из существенных характеристик труда капиталистической эпохи. Это понятие означает, в первую очередь, лишение собственности работника на им же созданный продукт своего труда. Его нельзя путать с имеющим место в простом товарном производстве и обращении отчуждением своего продукта в обмен на продукт другого (чужого) труда, когда оба товаропроизводителя остаются собственниками продуктов своего труда. В капиталистическом товарном производстве рабочий теряет собственность на продукт своего труда, ибо лишается собственности на средства труда и остается лишь собственником своей рабочей силы, которую он вынужден продавать хозяину средств производства, т. е. капиталисту. В отличие от раба, который как таковой может быть продан и иметь стоимость, рабочий формально остается свободной личностью, его труд и он сам не могут быть товаром и меновой стоимостью. Такие свойства приобретает его рабочая сила как способность к возможному труду. Именно капитал, а не сам рабочий, придает рабочей силе значение меновой стоимости.

Могут, конечно, возразить: рабочему все-таки принадлежит часть продукта его труда, называемая необходимым продуктом, стоимость которого возмещает стоимость его рабочей силы, т. е. его заработная плата вроде бы и есть принадлежащая ему часть продукта его труда. Кроме того, как утверждают, рабочий ныне может иметь акции, что снимает вопрос об отчуждении труда от его продукта. На этом основании отдельные авторы считают устаревшими взгляды К. Маркса на этот счет {442}.

В действительности же заработная плата не составляет долю рабочего в произведенном продукте. Этот продукт, во-первых, полностью принадлежит собственнику средств производства. Во-вторых, заработная плата —это часть переменного капитала, обмениваемого на стоимость рабочей силы, за которой стоит стоимость жизненных средств рабочего, которая определяется не его трудом, а общественно необходимым трудом, занятым в их производстве. Капиталист лишь возмещает из вновь созданной трудом стоимости продукта ее часть в виде заработной платы. Только в этом смысле заработную плату можно рассматривать как долю работника в стоимости продукта. Рабочий каждый раз в течение всего срока найма должен создавать для капитала эквивалент стоимости своей рабочей силы, а капиталисту — прибавочную стоимость.

Отчужденные от труда его средства и продукт приобретают по отношению к работнику характер некой внешней, господствующей над ним силы, его собственные творения становятся чужими, поскольку за ними стоит эксплуатирующий его труд капитал. Выявляет эту свою чуждую по отношению к труду сущность капитал в своих вещных проявлениях, в образе потребительностоимостных факторов процесса труда.

Отчуждение труда не исчерпывается отношением работника к средствам и продукту труда как к чужой собственности. Оно имеет и вторую сторону — отчуждение самого труда, что делает отношение рабочего к своему труду как чуждой для него деятельности. Это означает, что способность к труду (рабочая сила) в качестве товара приобретается работодателем. Проданная рабочая сила лишь до ее продажи могла быть достоянием работника, после продажи она перестает быть его собственностью.

Соответственно, рабочая сила и в своем реализованном в труде виде, т. е. в виде живого труда, тоже становится отчужденной деятельностью, чем-то внешним, не принадлежащим к положительным свойствам деятельности работника. В этом труде он не утверждает себя в качестве носителя собственно человеческой, родовой (общественной) сущности, а отрицает ее. Труд для него —не удовлетворение самой потребности в труде, а лишь средство для удовлетворения потребностей в средствах существования. Не случайно поэтому еще А. Смит называл труд жертвой: для рабочего, по его мнению, определенное количество труда (времени) всегда количественно выступает одинаковой жертвой, как бы ни менялся результат этого труда. В этом же духе оценивает труд У. С. Джеванс: он считал работу тягостным усилием тела и духа, отрицательной полезностью в отличие от продукта, обладающего положительной полезностью. Многие современные авторы обычно упускают из виду эту сторону отчуждения труда. Под отчуждением самого труда рассматривают очевидную дифференциацию трудовой деятельности, углубляющееся профессиональное разделение труда. «Для нас сейчас, — пишет, например, К. Эриксон, — важны два других источника отчуждения. Первый — нарастающая диверсификация (дробление) профессий и все более узкая специализация трудовых функций. Второй — снижение уровня контроля индивида над работой, которую он выполняет» {443}.

Следует обратить внимание и на то обстоятельство, что отчуждение труда возникает не из самой природы труда, не из присущего всем общественно-экономическим формациям его свойства служить условием обмена веществ между человеком и природой и создавать потребительные стоимости для удовлетворения человеческих потребностей, а из того, что он становится носителем меновой стоимости рабочей силы, а продукт и средства труда превращаются в частную собственность работодателя. Об этом следует напоминать потому, что нередко первый аспект смешивается со вторым: отрицательное значение (отчужденность) придается самому живому труду как таковому, который может заменяться машиной. Такой труд, соответственно, получает отличное от «труда» унизительное название — «работа» {444}.

Из отчуждения труда, из его превращения во что-то внешнее, не принадлежащее к человеческой сущности самого работающего, проистекает еще одна, третья сторона отчуждения — отчуждение человека от человека. Искажается историческое предназначение труда: из труда, посредством которого образуется общество и формируется общественная сущность человека, труд превращается в средство отчуждения этой сущности: общественное подавляется индивидуальным, обособленным, атомизированным существованием.

Таким образом, отчуждение труда от собственности, с одной стороны, выступает результатом установления частной собственности на отчужденные от труда средства и продукт производства, с другой — является предпосылкой этой частной собственности, которая возникает из отчужденного труда. По мере того как труд отчуждается от собственности на свой продукт, и рабочая сила превращается в товар, производство все более становится товарным капиталистическим производством, которое ныне охватывает все сферы жизни. Труд также во все растущих масштабах превращается в наемный труд.

Наемный труд вступает во взаимодействие с капиталом в двух различных не совпадающих друг с другом плоскостях: а) как труд, выраженный в меновой стоимости рабочей силы, которая обменивается на стоимость переменной части капитала; б) как живой труд, производящий потребительную стоимость и используемый капиталом для производства прибавочной стоимости. Первый процесс осуществляется по законам простого товарного обращения на эквивалентной основе, второй не предполагает эквивалентного обмена, в нем капитал взаимодействует не со стоимостью рабочей силы, а с ее потребительной стоимостью. Здесь капитал получает в свое распоряжение сам живой труд, который используется для получения стоимости. Именно этот второй процесс образует специфику капиталистического производства, отличает ее от простого товарного производства и обращения. «Как единство процесса труда и процесса образования стоимости, производственный процесс есть процесс производства товаров; как единство процесса труда и процесса увеличения стоимости, он есть капиталистический процесс производства, капиталистическая форма товарного производства» {445}.

В этих двух процессах опять-таки обнаруживается двойственная природа как труда, так и капитала. Различие между трудом, поскольку он создает потребительную стоимость, и тем же самым трудом, поскольку он создает стоимость, здесь выступает как различие между разными сторонами процесса производства. Капитал, как и простой товар, тоже имеет двоякую форму, т. е. форму меновой стоимости и форму потребительной стоимости. В отличие от своей сущности, т. е. стоимостной формы, в процессе производства капитал принимает образ производящего потребительную стоимость труда и его средств (предмет и орудия труда), т. е. выступает как производящий потребительную стоимость процесс, «надевает» робу работающего человека, выдает себя за создателя прибавочной стоимости.

Без строгого разграничения указанных двух сторон взаимодействия труда и капитала невозможно правильно понять процесс производства прибавочной стоимости. К. Маркс упрекал Д. Рикардо в том, что он не делал различия между рабочей силой как товаром и трудом, являющимся всего лишь потреблением этой силы in actu. Поэтому он оказался неспособным показать, как может получиться прибавочная стоимость, как образуется неравенство между тем количеством прошлого труда, которое капитал отдает рабочему в виде заработной платы, и тем количеством живого труда, которое капиталист получает за количество овеществленного в переменном капитале труда {446}. В наше время чаще всего участие капитализированных средств производства, особенно техники и технологий в производстве потребительной стоимости, выдают за источник прибавочной стоимости вместо или в дополнение к труду. По мнению, например, М. М. Голанского, «так называемая прибавочная стоимость» «не имеет отношения к эксплуатации наемного труда на конкретном предприятии» {447}. Другой отечественный критик К. Маркса Д. П. Горский предлагает в качестве источника прибавочной стоимости рассматривать не только труд, как у К. Маркса, но и технику, т. е. участие последней в потребительной стоимости намеренно смешивается с производством стоимости и прибавочной стоимости {448}.

Особенно широкое распространение ныне получили попытки представить стоимостный обмен между трудом (рабочей силой) и капиталом как обмен двух капиталов: человеческого (стоимость рабочей силы) и капитала работодателя, выделяемого на покупку рабочей силы. Отсюда выводятся всякого рода теории о равенстве и партнерстве, о взаимном доверии между рабочим и капиталистом. При этом потребление капиталистом своего капитала в виде дохода считается расходованием, непроизводительным потреблением, а потребление рабочим своих жизненных средств и услуг, получаемых на заработную плату, объявляется созданием им человеческого капитала.

В действительности реальный капитал может противостоять не капиталу, а только труду. Капитал может полагать себя в качестве капитала, только полагая труд как не-капитал, как чистую потребительную стоимость. Единственную противоположность капиталу как вещественному труду образует не-овеществленный, живой труд{449}. Соответственно, свой источник прибавочная стоимость находит не в стоимости рабочей силы, а в ее потребительной стоимости, реализуемой в живом труде. Если постоянный капитал в виде средств производства входит в процесс производства в той же форме потребительной стоимости, которую раньше имели составляющие его товары, то на место переменного капитала (стоимости рабочей силы) в форме потребительной стоимости купленных жизненных средств выступают не они, а живой фактор (труд), т. е. стоимость переменного капитала замещается создающей и увеличивающей стоимость трудовой деятельностью.

Овеществленный как в жизненных средствах, так и в средствах производства конкретный труд сам по себе капиталом не является. Они получают название переменного и постоянного капитала лишь постольку, поскольку в них воплощен общественный необходимый труд, выраженный в их стоимости, причем не просто в стоимости, а в прибавочной стоимости. Именно этот, а не живой труд становится капиталом, прибавочной стоимостью. Капитал, воплощенный в своем вещном носителе — в средствах производства, заставляет живой труд посредством них служить получению прибавочного труда, прибавочной стоимости. Всасывание прошлым трудом (капиталом) добавочного живого труда есть процесс его самовозрастания, его действительное превращение в капитал, в самовозрастающую стоимость. Причем увеличивается исключительно величина овеществленного в рабочей силе (переменный капитал) труда посредством живого труда, в то время как стоимость средств производства лишь переносится этим же живым трудом на стоимость продукта.

Смешивать присвоение процесса труда с самим процессом труда, а потому превращать вещные элементы простого процесса труда в капитал никак нельзя. «Надо сойти с ума, — писал К. Маркс, — чтобы определенное общественное производственное отношение, выражающееся в вещах, принимать за вещное природное свойство самих этих вещей» {450}. В процессе производства вещные условия труда (средства производства) служат не только для того, чтобы живой труд овеществлялся в продукте, но и для того, чтобы овеществлялось больше труда, чем содержалось в переменном капитале — в стоимости рабочей силы. Средства производства служат для того, чтобы получить больше прибавочного труда, который воплощается в прибавочной стоимости.

Итак, отношения труда и капитала распадаются на два различных процесса: первый процесс касается сферы обращения товаров, выступает как купля и продажа рабочей силы на эквивалентной основе; второй процесс — это производительное потребление купленной рабочей силы, сам процесс живого труда. В первом случае капиталист и рабочий противостоят как владелец денег и владелец товара, их сделка осуществляется по закону обмена равных меновых стоимостей. Во втором процессе рабочий и его живой труд принадлежат капиталу, эквивалентный обмен исключается. Здесь за меньшее количество овеществленного в переменном капитале труда предприниматель получает большее количество живого труда. Что касается вещных форм, которые принимает капитал в процессе труда и которые выступают как овеществленный труд, то они по отношению к живому труду служат для его использования во имя увеличения капитала. Живой труд в этом процессе превращается в овеществленный (капитал) и вместе с тем превращает овеществленный в средствах производства труд в капитал. Средства производства, соответственно, выступают не просто и не только как средства овеществления труда, но и как средства его эксплуатации.

Названные выше два несовпадающих друг с другом процесса взаимодействия между трудом и капиталом обнаруживают себя в двух важных обстоятельствах—в формальном и реальном подчинении труда капиталу. С формальной стороны труд оказывается подчиненным капиталу, как только он покупает рабочую силу и становится ее хозяином, собственником. Это происходит на основе товарного обращения посредством купли-продажи рабочей силы. Вторым актом этого подчинения выступает ее использование капиталом в процессе производства, т. е. реализация рабочей силы в виде живого труда. Сам характер, форма труда в данном случае могут сохраняться в прежнем виде, без внесения существенных изменений. Капиталист лишь ставит в экономическую зависимость работника, поскольку он является владельцем условий труда (средств производства), а работник лишен их, вынужден трудиться, чтобы иметь средства существования. Как жизненные средства, так и средства производства противостоят рабочему как чужая собственность. Здесь, в отличие от акта купли рабочей силы, уже в самом процессе труда образуется экономическое отношение господства и подчинения, т. е. труд выступает как подчиненный капиталу процесс. Форма этого подчинения — формально добровольная (в отличие от рабства и крепостничества), а по существу — вещно-экономическая. Личная зависимость прошлых эпох заменяется вещной зависимостью.

Что касается главного метода формального подчинения труда, то им является продолжительность рабочего дня, позволяющая удлинить время прибавочного труда и тем самым увеличить прибавочную стоимость. Одновременно с этим увеличиваются масштабы применяемого труда, обеспечиваются непрерывность трудового процесса и его интенсивность. Путем формального подчинения труда производится абсолютная прибавочная стоимость. «Удлинение рабочего дня за те границы, в которых рабочий был бы в состоянии произвести только эквивалент стоимости своей рабочей силы, и присвоение этого прибавочного труда капиталом — вот в чем состоит производство абсолютной прибавочной стоимости» {451}.

Хотя формальное подчинение труда и производство абсолютной прибавочной стоимости образуют исходную и всеобщую основу капиталистической системы, ее существо (differentia specifica) составляет реальное подчинение труда производству относительной прибавочной стоимости. Оно предполагает удлинение прибавочного труда не за счет увеличения всего рабочего дня, а за счет сокращения необходимого рабочего времени.

Это достигается посредством существенного преобразования технической основы труда, изменения самого способа его осуществления, его организации, которые позволяют повысить производительность труда и сократить необходимое рабочее время, которое тратится на воспроизводство рабочей силы. В данном случае капитал присваивает себе общественные (социальные) производственные силы труда, возникшие из его кооперирования, разделения, а также силы научно-технического прогресса. Однако прибавочная стоимость и ее увеличение своей причиной имеют не рост производительности труда, а по-прежнему увеличивающееся прибавочное рабочее время. Это обстоятельство следует особо подчеркнуть, ибо стало модой возлагать создание прибавочной стоимости не на неоплачиваемый прибавочный труд работника, его эксплуатацию, а на производительность труда. Последняя, конечно, может влиять на величину прибавочной стоимости, но создавать ее может только прибавочный труд, что вполне соответствует требованиям закона трудовой стоимости. Об этом неоднократно предупреждал К. Маркс. Говоря о том, что Д. Рикардо никогда не задавал себе вопроса о происхождении прибавочной стоимости, К. Маркс писал: «Между тем его школа громко провозгласила, что причиной возникновения прибыли (читай: прибавочной стоимости) является производительная сила труда... Инстинкт совершенно правильно подсказал этим буржуазным экономистам, что очень опасно слишком глубоко исследовать жгучий вопрос о происхождении прибавочной стоимости» {452}.

Посредством труда создается не просто прибавочная стоимость и не просто капитал: конечным его результатом выступает производство и воспроизводство самого социально-экономического отношения между трудом и капиталом. Один полюс этого отношения составляет рабочий, который в результате процесса производства воспроизводит свою рабочую силу, за которую он отдает свою трудовую деятельность, получив заработную плату и обменяв ее на жизненные средства, которые после их потребления служат восстановлению его рабочей силы. Он выходит из процесса производства таким же, каким в него вступил, израсходовав лишь свою рабочую силу и восстановив ее для того, чтобы вновь вступить в процесс производства и вновь отдать свой труд. Ни о каком приобретении им человеческого капитала за продажу своей рабочей силы и за свой труд речи не может быть. Его труд превращается в капитал, но в капитал чужого лица —предпринимателя, капиталиста.

Последний ранее вложенный в производство капитал получает в обновленном виде — с добавлением прибавочной стоимости, которую он извлекает из неоплаченного прибавочного труда рабочего, и которая каждый раз вновь бросается в производство, чтобы увеличить капитал. Одновременно с этим капитал производит все возрастающую массу работников наемного труда. Получается, что не только труд производит свою противоположность — капитал в постоянно расширяющемся масштабе, но и капитал в таких же расширяющихся масштабах производит людей наемного труда. Соответственно, капиталистическое производство не есть простое воспроизводство этого отношения между трудом и капиталом, оно его воспроизводит в постоянно расширяющемся виде. На одной стороне растет противостоящее рабочему накопленное и господствующее над ним и чуждое ему богатство как капитал, и в той же мере ухудшается положение наемных работников (улучшению положения одних, по Парето, соответствует ухудшение положения других). Обнищание носителей наемного труда и обогащение носителей капитала соответствуют друг другу, и ныне этот разрыв в мире достигает громадных размеров.

В связи с этим выглядят неубедительно распространенные ныне суждения о прекращении обнищания наемных работников, об уменьшении их численности в составе населения мира. В действительности, в наше время капитал охватывает почти все ранее не подчиненные ему сферы деятельности, в том числе непроизводственную сферу (духовное производство, культуру, массовые коммуникации, образование, науку и т. д.). Почти все население земного шара превращается в наемных работников, хотя в странах золотого миллиарда собственно наемных рабочих в прежнем смысле слова становится меньше. В то же время растет численность носителей наемного труда, занятых во всякого рода формах бизнеса вплоть до оказания сексуальных услуг, принимающих массовый характер.

Чтобы прикрыть действительное положение вещей, специально отождествляют сферу взаимодействия труда и капитала в производстве со сферой товарного обращения, как будто и здесь создается капитал. Между тем их разделенность продолжает существовать и в процессе воспроизводства самого капиталистического производственного отношения. С одной стороны, в качестве постоянного результата капиталистического процесса производства происходит купля и продажа рабочей силы. Из этой видимости капиталистического отношения как взаимного обмена товарами делается вывод о том, что якобы переменный капитал является вложением в человеческий капитал: один капитал обменивается на другой капитал. Но эта процедура, будучи простым денежным отношением, скрывает действительную сущность сделки — ту ее сторону, которая воспроизводит подчинение труда капиталу. Именно воспроизводство этого производственного отношения составляет главный и специфический результат капиталистического процесса производства.

В условиях отчуждения труда от собственности отношение работника к труду приобретает отрицательное значение: труд для него выступает чем-то чужим, не принадлежащим ему. В этом своем значении труд предстает как труд, производящий стоимость и прибавочную стоимость, принадлежащие не работнику, а предпринимателю, работодателю. Труд, однако, имеет и общеисторическое назначение производить потребительные стоимости для удовлетворения нужд человека и в этом своем качестве не может вызывать отрицательного отношения к себе со стороны работника. Известно, что труд во всяком обществе был и остается средством и естественным условием существования человека. Из этого факта возникает специфическое объективное отношение между человеком и его трудом, которое характеризуется тем, что труд для человека выступает необходимостью, способом удовлетворения его жизненных потребностей. Поэтому отношение между человеком и трудом с самого начала включено в систему производства материальной жизни, образует объективно необходимое отношение этого производства.

Назначение труда не ограничивается его ролью как средства существования общества и человека. Труд выполняет и другую функцию — выступает способом развития человека. Исторически человек стал человеком благодаря труду и развивается в конечном счете посредством труда. Труд, далее, составляя необходимый атрибут человека как общественного существа, является наряду с другими потребностями особой исторически созданной социальной потребностью человека. По этой причине отношение между человеком и его трудом предполагает и такой элемент, который определяется ролью труда как социальной потребности. Эти объективные основы отношения человека к труду проявляются в субъективных формах и оценках, которые проходят через сознание людей, т. е. в которых осознаются объективная роль и место труда в жизни человека. В данном случае отношение человека к труду приобретает характер идеологического отношения, связанного с теми или иными мотивами и побудительными стимулами к труду. Причем субъективная сторона отношения к труду имеет различные аспекты и уровни: психологический, социальнопсихологический, собственно идеологический.

Наличие объективного отношения между человеком и трудом, присущего любому типу общества, предполагает существование определенных исторических стимулов и побудительных мотивов к труду. Так, например, общеисторическое назначение труда как средства существования человека и общества порождает соответствующий общий стимул трудовой деятельности — удовлетворение потребностей. Это конечная цель производства во всех общественно-экономических формациях. При исследовании отношения между трудом и человеком необходимо учитывать общесоциологические моменты этого отношения. Последние очевидны и не требуют глубокого анализа.

Наибольшую сложность составляет разграничение, с одной стороны — общеисторических связей между человеком и трудом, с другой — специфических форм отношения человека к труду, порождаемых данным обществом, данными социальноэкономическими условиями. Эти специфические общественные формы представляют собой особую область отношений между человеком и его трудом, несводимую к общеисторическим моментам. Если труд по отношению к человеку всегда выполняет функцию средства существования, то другое дело — отношение человека к своему труду как средству существования. Человек может относиться или не относиться к своему труду как средству существования, работать во имя получения необходимых жизненных средств или во имя других целей, например для собственного развития, осуществления своих сущностных сил. Точно так же присущее труду атрибутивное свойство быть потребностью человека как социального существа вовсе еще не означает, что человек в любом обществе относится к своему труду как потребности, т. е. работает ради удовлетворения своей потребности в труде. Потребность в труде и отношение человека к труду как потребности — разные вещи, которые нельзя отождествлять. Человеку с самого начала свойственна потребность трудиться. Что же касается работы ради потребности в труде, то это — продукт определенного этапа исторического и социального развития общества, определенных социально- экономических условий.

Главную, социально наиболее важную форму образуют те отношения к труду, которые обусловлены существующим социально-экономическим строем. Труд всегда выступает как труд определенной общественной формы и отношение к нему, структура и механизм этого отношения определяются и соответственно модифицируются способом производства. Если свойства труда быть средством существования и развития, потребностью человека определяются самим трудом, его ролью и историческим назначением, то отношение человека к труду как средству существования или первой потребности жизни целиком и полностью детерминированы социально- экономическими факторами.

В капиталистическом обществе отношение рабочего к труду как средству существования, средству заработать деньги является непосредственным выражением отношений наемного труда и капитала. Рабочий здесь трудится во имя денег, заработка не потому, что трудовая деятельность сама по себе является средством существования, а потому, что рабочая сила наемного работника, отчужденная и эксплуатируемая капиталом, реально выступает товаром, за счет продажи которого человек получает определенные средства существования. Капиталистические производственные отношения, в сеть которых непосредственно вплетены и отношения рабочего к труду, создают противоположность и разрыв между трудом и рабочим. Труд сам по себе является потребностью человека, но человек здесь трудится вовсе не ради удовлетворения потребности в труде. Вместо того чтобы в труде развивать свои способности, рабочий своей деятельностью обогащает и увеличивает чуждые ему силы капитала и поэтому не может рассматривать труд как способ своего развития. Даже отношение к труду как средству существования выступает не отражением естественного назначения труда как условия человеческого существования, а составляет результат господства частной собственности.

При социализме труд сохраняет свое объективное назначение быть средством существования и потребностью человека. Однако отношение к указанным свойствам труда приобретает совершенно иную сущность ввиду установления общественной собственности на средства производства. Так, естественное назначение труда служить средством существования здесь получает форму личной, коллективной и общественной материальной заинтересованности в результатах труда, поскольку человек работает как на себя, так и на все общество. По этой же причине создается основа для преодоления отношения к труду только как к средству индивидуального существования и возникновения нового отношения к труду как средству развития и потребности человека.

Связь между трудом как объектом человеческого отношения и субъектом этого отношения включает в себя две неразрывные стороны: а) отношение к объективным свойствам труда быть средством существования, развития и потребностью людей; б) социально-экономические формы отношения человека к этим свойствам (отношение к труду как средству существования или средству развития, потребности), обусловливаемые данным общественным строем.

В литературе, оправдывающей капитализм, при анализе отношения к труду обычно отбрасывается социально-экономическая форма этого отношения и проводится точка зрения, согласно которой отношение человека к труду определяется самим трудом как таковым, а не существующими социально-экономическими условиями, в которых трудится человек. В то же время западные авторы игнорируют или затушевывают социально-экономическую сущность труда, его зависимость от производственных и социальных отношений. Если и говорят об отношениях людей к труду, то эти отношения обычно сводятся к организационно-технологическим свойствам труда, лишенным социально-экономического содержания. Ввиду этого труд рассматривается только как независимое от общественной формы естественное условие существования общества, а изучение последствий воздействия труда на личность рабочего ограничивается биолого-психологическими рамками.

Труд, конечно, обладает сущностями разного порядка. Процесс труда, безусловно, имеет вещественно-технологическое и организационно-техническое содержание. Однако нельзя забывать, что в труде заключено то или иное экономическое и социальное содержание. Его игнорирование объясняется не какими-либо случайными мотивами, а глубокими причинами: общей методологией исследования труда.

Нельзя, конечно, отрицать разные стороны труда и необходимость его изучения на уровне физиологии, психологии, социальной психологии и т. д. Но научная методология требует исходить из первенства и определяющего значения социально- экономической сущности труда. Это не односторонность подхода, как часто пишут иные авторы, а научный методологический принцип. Без учета определяющего воздействия социально-экономических условий нельзя правильно понять действительное положение человека в труде, даже если речь идет об отношении работника к вещественно-техническим элементам процесса труда, так как и это отношение всегда воплощает в себе свойства того или иного социально-экономического строя.

Этого не учитывают, например, американские авторы Ф. Херцберг и М. У. Майнер в своих исследованиях удовлетворенности работников своим трудом. Они по существу исключили из факторов, влияющих на эту удовлетворенность, социальный строй труда, его социально-экономическую форму и соответствующие ей духовные моменты: заработную плату, социальные условия труда и его функцию производить стоимость и прибавочную стоимость, отношения наемного труда и капитала, идеологические мотивы. Эти факторы они посчитали внешними и незначительно влияющими на удовлетворенность трудом: их доля среди факторов удовлетворенности трудом составила всего лишь 20%. Что касается внутренних мотивов, связанных с оценкой конкретной работы, ее содержательности, то они заняли все остальные 80% факторов {453}.

Аналогичным образом поступали отечественные авторы, изучавшие в 60-х годах XX в. отношение к труду молодых ленинградских рабочих. Они также отказались от учета влияния на состояние удовлетворенности трудом социальных отношений, в частности отношений собственности (отчужден ли труд от собственности на условия труда, или нет), посчитав их одинаково действующими на всех уровнях. Следуя методическим рекомендациям Ф. Херцберга, они удовлетворенность трудом отнесли на сторону содержательности конкретной работы, ее творческих моментов. Результаты получились почти одинаковыми с американскими: фактор содержательности занял 68-70% удовлетворенности конкретной работой, а фактор «размер заработной платы», отнесенный к социально-экономической среде процесса работы, составил лишь 28-32% этой удовлетворенности {454}.

Иными, даже противоположными выглядят оценки труда с позиций имеющихся отношений собственности на условия и результаты труда, форм распределения и отношений между работодателями и наемными работниками. На эти факторы, отнесенные к внешним, по американским данным падает 70% неудовлетворенности трудом. По данным отечественных авторов, лишь 28-32% опрошенных выразили удовлетворенность размером заработной платы (фактор сферы распределения). У остальных размеры заработной платы не получили удовлетворительной оценки, т. е. 68-70% оценок падали на неудовлетворенность трудом по этому фактору. Получается, что оценки труда со стороны его потребительностоимостного содержания (моменты содержательности живого процесса труда), оказываются прямо противоположными его оценкам со стороны социального содержания, выраженного в категории стоимости [58]. В этом случае речь идет об отношениях между наемным трудом и капиталом, работниками и работодателями, которые чаще всего остаются вне поля зрения современных экономистов и социологов, пишущих о труде.

§ 3. Воссоединение труда и собственности

Отчуждению труда от собственности и его подчинению капиталу в историческом развитии противостоит новое воссоединение труда и собственности, которое в литературе получило название третьего закона движения отношений собственности.

Этот закон, по мнению Е. Е. Тарандо, предполагает восстановление функционирования первоначального закона, но оно происходит в других общественно-экономических условиях и на основе более развитого общественного производства с учетом того потенциала, который был наработан на этапе функционирования отчужденной собственности. Если исторически первый закон собственности предполагает собственность на свой труд в условиях общинного или натурального хозяйства (обособленного производства), второй закон — собственность на чужой труд—в условиях развитого товарного производства, то третий закон — в условиях обобществленного производства и совместного труда, превращения средств производства и земли в достояние всех членов общества. Если первому закону собственности соответствует закон присвоения через свой труд как первоначальный способ присвоения, второму — через присвоение чужого труда и обращение стоимостей, то третий закон собственности в качестве формы присвоения делает ассоциированный (обобществленный) труд в масштабах общества, распределение и обмен потребительных стоимостей по условиям потребления.

Становление данного закона осуществляется как естественноисторическое отрицание нетрудовой частной собственности и замена ее общественным присвоением средств производства и общественного продукта. Этот процесс выражает связь общественных условий и предпосылок движения труда как источника общественного богатства с общественными условиями и предпосылками присвоения результатов труда, т. е. такие изменения производства, которые не только определяют его эволюцию от общественного к обобществленному, но и означают преодоление форм частной собственности предыдущего этапа хозяйствования {455}.

Утверждение о необходимости нового воссоединения труда и собственности базируется на выводе К. Маркса из первого тома «Капитала», подтвержденном опытом социалистических революций: «Централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Они взрываются. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют.

Капиталистический способ присвоения, вытекающий из капиталистического способа производства, а следовательно, и капиталистическая частная собственность есть первое отрицание индивидуальной частной собственности, основанной на собственном труде. Но капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса свое собственное отрицание. Это отрицание отрицания. Оно восстанавливает не частную собственность, а индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры: на основе кооперации и общего владения землей и произведенным и самим трудом средствами производства» {456}.

Предпосылкой устранения отчуждения труда от собственности является прежде всего установление собственности коллективного труда на объективные условия труда —орудия и предмет труда, что позволяет носителю труда быть собственником своего продукта. Тем самым снимается исходный пункт отчуждения труда — его отчуждение от своего продукта. Сами работники, будучи собственниками средств производства, должны быть таковыми и по отношению ко всему продукту своего собственного труда.

Поскольку речь идет о коллективной (общественной) собственности на весь продукт, то собственники должны его делить между собой и поделиться с обществом. Возникает проблема взаимосвязи собственности каждого и собственности всех. В первом случае речь идет о восстановлении индивидуальной собственности на продукт, но не индивидуального, а коллективного труда, причем труда в развитой форме.

На какой основе это может произойти? Нужна ли для этого собственность работника на свою рабочую силу, чтобы ее если не продавать, то хотя бы сдавать внаем? Или достаточно быть собственником средств производства?

В свое время К. Марксом был раскритикован тезис относительно положения «о неурезанном трудовом доходе» Ф. Лассаля: «доход от труда принадлежит в неурезанном виде и на равных правах всем членам общества». К. Маркс утверждал, что на самом деле коллективный совокупный общественный продукт, прежде чем дело дойдет до деления между индивидуальными производителями, урезается. От него уходят его части: на возмещение потребленных средств производства, на расширение производства, на страховой фонд и т. д. Из-за того, что индивидуальная собственность на оставшуюся часть предметов потребления К. Марксом поставлена в конец этого процесса деления продукта, нельзя было делать вывода об отсутствии собственности каждого члена общества на весь исходный общественный продукт, который если принадлежит всем, то якобы никому отдельно не достается. Поэтому вроде бы действительной является только индивидуальная собственность.

Такой вывод нельзя признать правомерным. Дело в том, что общая собственность предполагает, что весь общественный продукт труда с самого начала принадлежит всем членам общества и только они, а не какой-либо бюрократический орган выделяет из общего продукта соответствующие части на разные нужды общества, причем в первую очередь на удовлетворение своих потребностей и на свое развитие, чтобы могли жить и продолжать трудовую деятельность.

В условиях воссоединения совместного труда с коллективной собственностью отпадает необходимость в собственности работника на свою рабочую силу как условие для приобретения индивидуальной собственности. Кто владеет объективными условиями труда, т. е. средствами производства, тот не нуждается в собственности на свою рабочую силу. Ни у помещика, ни у капиталиста нет в этом никакой нужды. Рабочая сила становится объектом своей собственности только у наемного работника, лишенного собственности на средства производства. При этом наемный работник выступает собственником своей рабочей силы лишь в условиях ее продажи работодателю. После продажи в процессе самого труда она уже не принадлежит работнику, она становится силой капитала, хотя юридически работник не отказывается от права собственности на свою рабочую силу, поскольку он продал ее на определенное время. Дело лишь в том, что это его право не фиксируется как его неотъемлемое право (в отличие от неотъемлемого права на интеллектуальную собственность работника умственного труда).

В связи с тем, что в условиях общественной собственности на средства производства и землю отпадает необходимость в собственности на свою рабочую силу, возникает трудный в теоретическом и практическом отношении вопрос о восстановлении индивидуальной собственности, о реализации общей собственности как собственности каждого. Имеет хождение точка зрения, согласно которой общественная собственность, как принадлежащая всем, отрицает собственность каждого в отдельности и наоборот, т. е. общее предстает как ничейное. Чтобы убедиться, что это утверждение является софизмом, достаточно сослаться на такое общее благо, как школьное образование: оно потому и является общим, что принадлежит всем детям и каждому ребенку. Приемы софизма в вопросах соотношения общего и единичного используются для того, чтобы придать частной собственности качество единственно возможной. Индивидуальность и частная собственность объявляются гарантом прав и свобод личности. Во имя их защиты многие современные авторы отказывают обществу и, соответственно, общей собственности в праве на реальное существование. По их мнению, реальным и самодостаточным бытием обладает только индивид как частный собственник.

Чтобы человек не претендовал на общественную собственность, его лишают общественной сущности. В. С. Барулин, например, обрушивается на определение К. Марксом сущности человека как совокупности общественных отношений, полагая, что подобная трактовка привела к расхождению между основным направлением мировой социально-философской мысли и философией марксизма и «идеально соответствовала определенному политическому режиму, именуемому „социализмом", и подписывалась им» {457}.

По его мнению, по-видимому, соответствует основному направлению мировой социально-философской мысли его тезис о том, что «определяющая роль человека в обществе абсолютна и принадлежит к числу его фундаментальных качеств» {458}. Поэтому сущность человека не должна выводиться за пределы его личности и переноситься вовне — в общество. Такой выход к обществу, которое, как известно, является полем для социального развития личности, вроде бы «пахнет» социализмом, ибо последний по своему определению служит утверждению общественных, социальных качеств человека, того фундаментального положения, согласно которому только в обществе возможно свободное и полное развитие личности человека. Чтобы не попасть в объятия социалистов, достаточно вроде бы самого индивида принять за сущность общества и общественных отношений. Во имя этого можно отказаться и от прежних симпатий к диалектике. Неважно, например, что согласно диалектике принцип бытия всех единичных явлений составляет общее, что оно укоренено в единичном как сущность, что, следовательно, и отдельный человек имеет своей сущностью не самого себя, а общественные отношения, что по своей сущности он — существо общественное. Все это, по мнению названного автора, уже не соответствует действительности.

В то же время общество обычно лишается статуса реального образования, своей субстанциональности по отношению к составляющим его индивидам. Вполне очевидно, что и общественная, общая собственность в этом случае теряет всякие основания для своего объективного существования, она становится бессмысленной. Полагают, что если под общественной собственностью понимать право каждого индивида на общественное богатство, например на землю как на общее достояние, то каждый в качестве собственника исключает всех других, и общественная собственность становится невозможной. Если же отдельный человек претендует на часть общего достояния, то он становится частным собственником. Соответственно, из конструкций выбрасывается право народа относиться к земле, к крупным средствам производства как к общей (общенародной) собственности. Одновременно охотно признается ничем не ограниченное право индивида на частную собственность. Она, в отличие от собственности народа, охраняется законом.

Нужно, однако, сказать, что именно отдельный индивид с его частной собственностью, взятый в виде абсолюта, самостоятельной, обособленной от общества сущности, теряет оправдание своего существования, свою действительность. Достаточно напомнить, что обещание приватизаторов сделать каждого частным собственником не имело под собой никакого реального основания и не могло осуществиться. Все члены общества, получив ваучеры, не могли стать частными собственниками главных условий своего труда и воспроизводства своей жизни — земли и средств производства. Если бы это случилось, то большинству трудящихся как частным собственникам объективных условий производства не нужно было бы ни продавать свою рабочую силу, ни быть наемными работниками. Приватизация могла позволить лишь некоторым простым гражданам стать мелкими товаропроизводителями (фермерами или ремесленниками). Все таковыми быть не могли, ибо тогда некому было бы работать на фабриках и заводах. Большинство же народа лишается собственности на средства производства, для него она сводится к собственности лишь на свою рабочую силу, на свою способность к труду и на жизненные средства, получаемые от продажи своей рабочей силы или других своих природных сил и способностей (своего тела, волос или других частей организма). Приведем еще раз пример из истории: подобно тому, как римляне, потерявшие собственность на землю, обусловленную их принадлежностью к гражданам Римской империи, оказались приватизированными (privati), т. е. ограбленными, лишенными собственности [59], так и граждане России, переставшие быть носителями общенародной, государственной собственности, превратились в лиц, лишенных собственности на средства производства и землю, т. е. стали приватизированными (privati).

Из сказанного выше следует, что ни общество и общественная собственность, с одной стороны, ни индивид и индивидуальная собственность, с другой стороны, не могут быть признаны одновременно действительными в качестве обособленных, независимых друг от друга противоположных сущностей. Тогда, быть может, соответствующие утверждения о приоритете общественной или частной собственности представляют собой неразрешимую антиномию, и решение вопроса заходит в тупик.

Чтобы не вставать на эту позицию, надо строго различать, когда общественная (общая) собственность и частная (индивидуальная) собственность выступают: а) как две противоположные, не совместимые друг с другом сущности, и б) как различные, противоречивые стороны одной и той же сущности.

В первом случае речь идет о собственности на землю и средства производства, основанной на собственном (коллективном, индивидуальном) труде людей, и о противоположной ей по сущности собственности, базирующейся на чужом труде, т. е. на отчуждении труда и его результатов. Один тип собственности имеет законом своего функционирования тождество труда и собственности: с нее начинает свою историю человеческое общество, она долгое время остается господствующей, принимая форму непосредственно общей, общинной восточного (славянского), античного (греческого) вида, частной собственности германского крестьянина или ремесленника, не эксплуатирующих чужого труда. В советское время она существовала в виде колхозно-кооперативной собственности. Другой вид собственности основывается на чужом труде, законом ее функционирования и развития является отделение собственности на условия и результаты труда от самого труда, превращение последнего в наемный труд. Применительно к рабочему это означает, что купленная его рабочая сила и продукт его труда отчуждаются, становятся чужой собственностью. Очевидно, указанные противоположные по сущности типы собственности не могут образовать некую общую, дуалистическую сущность, они отрицают друг друга: первоначальная общественная собственность, базирующаяся на собственном труде работника, сменяется собственностью, основанной на чужом труде, т. е. капиталистической собственностью, а последняя — социалистической.

Во втором случае имеются в виду различные, противоречивые стороны одного и того же вида собственности, которые не составляют самостоятельных сущностей, а характеризуют с противоположных сторон ту же самую сущность. Каждый из названных типов собственности внутри себя содержит индивидуальные, коллективные, государственные и иные формы, которые предполагают друг друга, находятся при всех своих различиях в определенном единстве. Капиталистическая частная собственность, например, может существовать в формах индивидуальной, коллективной (акционерной), государственной собственности. Все эти формы имеют общее начало — отчуждение работника от условий, средств и результатов труда.

Разграничение общественной и частной собственности как двух противоположных сущностей и как сторон одной и той же сущности позволяет установить различные способы их взаимодействия и разрешения противоречий между ними. Когда речь идет о противоречии между собственностью, основанной на своем труде, и собственностью, отделенной от труда, то она разрешается устранением в ходе истории одной из этих сущностей и, следовательно, установлением другой в качестве необходимой и действительной сущности. Капитализм разрушает общинную собственность, основанную на собственном труде работника, а социализм предполагает устранение нетрудовой капиталистической собственности.

Удалось ли социализму в СССР выполнить эту задачу и развить общественную собственность на ее собственной основе до необходимого и достаточного уровня? Если нет, то почему и как это сделать?

В России после Октябрьской революции оставшейся капиталистической собственности первоначально была противопоставлена общественная собственность в форме непосредственной собственности каждого работника (коммуна). Общий продукт, произведенный коммуной, был непосредственной собственностью каждого ее члена. Была сделана попытка прямой государственной организации производства и распределения продукта путем продуктообмена, без частной торговли.

В дальнейшем эта форма реализации общественной собственности как непосредственно общей собственности подвергается отрицанию со стороны другой, противоположной ей формы — опосредованной собственности. Ее опосредованность развивалась в двояком отношении. С одной стороны, государственная собственность на крупные средства производства и землю все более приобретала статус особого отношения, и тем самым отдельный человек или производственный коллектив в своих отношениях к крупным средствам производства и земле опосредствуются государством как высшим собственником, т. е. отдельный человек или коллектив сами по себе не являются их собственниками, они —лишь их владельцы, а собственниками выступают лишь как члены (органы) общества и государства. С другой стороны, и это, пожалуй, самое главное, общественная собственность в ряде важных аспектов стала реализовываться посредством товарно-денежных механизмов, которые используются государством и опосредствуют отношение отдельного человека к общенародной собственности. Государство по отношению к своим гражданам становится торговцем, главным образом через товарно-денежные механизмы обеспечивает их предметами личного потребления, регулирует отношения классов и социальных групп в области обмена и распределения. Первоначальное допущение мелкотоварного производства как способа реализации условий существования крестьян и средства развития сельского хозяйства неизбежно требовало «одеть» в соответствующую товарную форму и продукцию рабочего класса и, следовательно, внедрить хозяйственный (коммерческий) расчет на государственных промышленных предприятиях. В дальнейшем, после ликвидации частнокапиталистических предприятий и проведения коллективизации, товарные механизмы сохраняются, но выполняют другую функцию — реализуют отношения между государством как высшим собственником и членами общества как сохозяевами этой собственности.

Дальнейшая реализация общественной собственности зависела от того, в какой мере исчерпала свои возможности товарная форма и какова была степень ее подготовленности к переходу к новой форме. То, что ею должна была быть высшая форма — непосредственно общественная собственность, вытекало из развития труда как непосредственно общественного, продукта — тоже как непосредственно общественного продукта, производственных отношений — как непосредственно общественных отношений. Были осуществлены соответствующие преобразования и в области присвоения предметов личного потребления: значительная их часть, предназначенная для совместного удовлетворения потребностей, стала объектом непосредственной собственности. Имеются в виду приобретаемые из фондов общественного потребления бесплатные блага: среднее образование для всего населения и высшее — для его значительной части; услуги участковых врачей и специалистов; государственный автотранспорт для инвалидов, пенсионеров, детей и т. д. Производственными предприятиями из коллективных фондов предоставлялись бесплатные путевки в санатории и дома отдыха, дети работающих обеспечивались бесплатными яслями и детскими садами, некоторые предприятия брали на себя бесплатное коммунальное обслуживание своих работников.

Однако продвигаться дальше по этому пути помешали товарно-денежные механизмы, благодаря которым основную часть предметов потребления (необходимый продукт) трудящиеся присваивали посредством их обмена на стоимость своей рабочей силы, хотя этот обмен принимал форму присвоения по труду. В этом случае рабочему возмещается стоимость его рабочей силы, т. е. он получает лишь ту часть созданного им продукта, которая необходима для воспроизводства своей рабочей силы. Прибавочный продукт, доставляемый его трудом, не включается в этот меновый эквивалент.

Распределение путем эквивалентного обмена труда на продукт лишь на поверхности представляется присвоением посредством труда, т. е. дает рабочему только формальное право собственности на свой продукт. В действительности же обмен труда одной формы на труд другой формы (овеществленный в продукте) уже сам по себе предполагает разрыв между трудом и собственностью, отсутствие собственности у непосредственных работников, а потому и объективную возможность присвоения части их труда без эквивалента. «Основанное на меновой стоимости производство, на поверхности которого происходит указанный свободный и равный обмен эквивалентами, в основе своей есть обмен овеществленного труда как меновой стоимости на живой труд как потребительную стоимость; или, выражаясь иначе, это есть отношение труда к его объективным условиям, —а потому и к создаваемой самим трудом объективности — как к чужой собственности: отчуждение труда» {459}.

За пределами простого товарного производства отношение меновой стоимости, одной из сторон которого является рабочая сила, есть, по существу, отношение присвоения труда. Оно заложено в самой социальной природе труда как созидателя стоимости, поскольку в последней заключен прибавочный труд. Отношение стоимости (меновой) неизбежно закрепляется в определенных формах собственности. Ими являются: с одной стороны, собственность рабочего на свою рабочую силу, а с другой, обратной — собственность нанимателя рабочей силы на средства производства, будь эта собственность государственной, коллективной (групповой) или частной. Нанимателю нет нужды в собственности на свою рабочую силу, но необходимо отчуждение рабочего от собственности на средства производства, ибо тот, кто нанимает рабочего, достоянием которого является только рабочая сила, неизбежно получает право на часть продукта рабочего.

Оценивая ситуацию в данной области, следует сказать: основная задача по изменению системы распределения жизненных благ за годы после революции не была решена; способ распределения этих благ не был приведен в соответствие с обобществлением собственности на материальные средства производства. Если за это время собственность формально, т. е. в виде государственной собственности, была обобществлена применительно к средствам производства, то по отношению к предметам, предназначенным для индивидуальною потребления, этого не произошло. Их основная масса присваивалась непосредственными производителями на базе величины их необходимого труда, стоимости рабочей силы, т. е. на деле реальное обобществление в этой сфере не состоялось.

Принцип распределения по количеству необходимого труда, возникший из недр мелкобуржуазного социализма и сформулированный его теоретиками, в условиях сохранившегося товарного обмена оказался средством сохранения и утверждения наемного характера труда. В результате частнохозяйственный способ распределения жизненных благ оказался в явном противоречии с общественным способом их производства. Не разрешенное обществом противоречие с каждым новым расширением товарно-денежных отношений в сфере распределения жизненных благ обострялось. В этом противоречии и состояла сущность и главная причина кризиса. Наемный характер труда, превращение непосредственного производителя в наемного работника привели к деформации общественной собственности и всего социализма, к потере интереса рабочих и крестьян к труду и его результатам, падению производительности труда, относительному обнищанию рабочего класса. Все это — следствие расширения товарного производства.

Раньше считалось, что при наличии общественной собственности на средства производства и сохранении государственной власти в руках рабочих и крестьян товарное производство и обращение не могут привести к возрождению наемного характера труда и функционированию рабочей силы в качестве товара, к образованию рынка капиталов, безработице и другим неизбежным спутникам товарно-рыночных отношений.

Действительность опровергла прежние представления. Подобно тому, как перевод предприятий на хозяйственный расчет и показатель прибыли в первые годы нэпа привел к взвинчиванию цен и экономическому кризису, так и расширение товарно-денежных отношений, переход к производству прибыли в 60-е годы прошлого века привели экономику к кризису. Произведенные поправки в заложенном реформой стоимостном механизме на время задержали этот процесс (застойный период), но не смогли остановить. Последующая «радикальная» реформа, ориентированная на стоимостные показатели («вал» и прибыль), приблизила кризис, а переход к свободному рынку привел к экономическому краху. Этот переход не мог быть ничем иным, как переходом к рынку капитала и рабочей силы, ибо другие формы рынка, в частности рынок потребительских товаров, у нас существовали и раньше.

Выйти из кризиса и разрешить указанное противоречие можно лишь на основе преодоления наемного труда, передачи собственности на создаваемые рабочими и крестьянами продукты в их собственные руки и утверждении принципа распределения по условиям потребления. Вместо стоимости рабочей силы должна вступить в действие ее потребительная стоимость, а основанием распределения жизненных благ становится потребительная сила труда.

Потребительную стоимость своей рабочей силы работник реализует в живом труде. Особенность рабочей силы как потребительной стоимости состоит в том, что ее реализация предполагает доставление большего количества труда, чем затрачивается на производство жизненных средств рабочего. Их потребление хотя и не входит непосредственно в процесс труда, тем не менее через реализацию рабочей силы в труде, а труда —в созидании продукта приводит к созданию дополнительной потребительной силы общества и человека. Работник, следовательно, может с полным основанием претендовать не только на тот объем жизненных средств, который равен (эквивалентен) стоимости его рабочей силы, но и на дополнительное количество жизненных благ и средств развития, доставляемых его же живым трудом. Тем самым отпадает главный ограничитель благосостояния и развития трудящихся — способ распределения по затратам необходимого труда, осуществляемый пропорционально стоимости приобретаемых им жизненных средств, т. е. стоимости его рабочей силы.

Главное, коренное преимущество распределения по потребительной силе труда, реализованной в потребительной стоимости продукта или полезности, состоит в том, что работники получают право присваивать не только необходимый, но и прибавочный продукт своего труда. Тогда масштаб их потребления уже не ограничивается затратами, стоимостью их рабочей силы, а необходимо предполагает приращение благосостояния тружеников, возможность «прибавочного» их развития. Тем обстоятельством, что они постоянно получают часть прибавочного продукта в качестве своего дохода, работники обязаны уже не только своему труду, но и общественной собственности на средства производства, благодаря которой они превращаются в работающих собственников. Следовательно, воспроизводство работника определяется не одним только трудом. Его отношение к объективным условиям труда как своей собственности выступает не только результатом его труда, но и предпосылкой. Нормой же, по которой распределяется продукт между работающими собственниками, будет отношение потребительной стоимости совокупного общественного продукта к реальным затратам труда.

Принцип распределения, основанный на потребительной стоимости, чаще всего трактуется как распределение по производительности (эффективности) труда: фонд заработной платы на предприятии и оплату труда работника предполагается формировать в соответствии с коэффициентом эффективности труда как отношением полезного результата труда к затратам на его производство. Этим, однако, ограничиваться нельзя. Дело в том, что производительную силу труда надо сначала выразить в его потребительной силе. Если полезный результат берется в натуральных единицах данного вида потребительной стоимости и сопоставляется с затратами, то это будет классическим определением производительности труда. И оно скажет нам лишь о том, что при высокой производительности доставляется больше продукта за ту же единицу времени. Но из этого автоматически не следует повышение благосостояния рабочего.

К тому же условия производства продукции и условия ее реализации существенно отличаются друг от друга. Если первые замыкаются на производительности труда, то реализация продукта зависит еще от ряда обстоятельств: прежде всего от достигнутой пропорциональности отраслей народного хозяйства, от их соответствия структуре общественных потребностей, затем от потребительной силы общественного труда и от того, сколько потребителей будет приходиться на данное количество производителей. Сама потребительная сила общества, в свою очередь, определяется потенциалом существующего способа производства.

Для решения вопроса надо, во-первых, выразить потребительную стоимость (полезность) продукта количеством замещаемого, сэкономленного живого труда за вычетом затрат труда на достигаемый объем экономии, замещения; во-вторых, необходимо перевести исчисляемую таким образом производительную силу труда (в единицах сэкономленного труда) в потребительную силу труда, т. е. определить в итоге потребительную стоимость рабочей силы. Она, с нашей точки зрения, будет измеряться тем количеством сэкономленного рабочего времени, которое, с одной стороны, становится мерой получения благосостояния сверх минимума жизненных средств, а с другой — мерой развития рабочего.

Распределение, следовательно, базируется здесь на законе экономии времени, который, согласно К. Марксу, становится первым экономическим законом на основе коллективного производства. Измерение посредством сэкономленного рабочего времени, отмечает К. Маркс, существенно отличается от измерения меновых стоимостей продуктов затраченным рабочим временем {460}. Очевидно, что распределять жизненные средства на основе сэкономленного труда, достигаемого за счет более высокой потребительной стоимости рабочей силы, можно столь же успешно, как и на основе затраченного труда.

Итак, отвечая на поставленный вопрос, необходимо в заключение сказать следующее: альтернатива в моделях собственности существует лишь между собственностью, основанной на своем труде, и собственностью, основанной на чужом труде. Нельзя отрицать того, чтобы каждый стал собственником, но не собственником за счет чужого, наемного труда, за счет эксплуатации другого человека. Общество призвано на деле воссоединить личность и собственность, восстановить индивидуальную, личную и в этом смысле свою собственность каждого на самой широкой основе —на базе обобществленного, коллективного труда всего общества. Человек должен быть собственником в трех лицах, в трояком отношении.

Во-первых, каждый должен быть собственником как индивид, носитель непосредственной индивидуальной собственности на продукт своего труда. Индивидуальная собственность такого рода может основываться не только на частной собственности на средства производства, но и на общей, коллективной собственности. В этом случае восстанавливается индивидуальная собственность, но не как частная собственность, а как собственность индивида на базе кооперации и общего владения землей и произведенными трудом средствами производства.

Эта база, с одной стороны, позволяет часть произведенных общим трудом общества предметов превратить в личную собственность каждого и в этом смысле их индивидуализировать, сделать достоянием каждого работника, его индивидуальной собственностью. Кроме того, с другой стороны, посредством этой формы собственности присваивается труд в виде той части продукта, которая необходима не для коллективного, совместного потребления, а для индивидуального потребления. (Это — та часть продукта, которая, входя в состав индивидуально потребляемых предметов, должна соответствовать объему потребления, допустимому наличной производительной силой труда, и одновременно обеспечивать развитие индивидуальности личности.)

Можно ли данную задачу в наше время выполнить посредством индивидуальной (частной) собственности, основанной на собственном индивидуальном труде? Практика показывает, что этого сделать нельзя. Фермерам приходится трудиться 14-16 часов в сутки, и ни о каком развитии их индивидуальности речь идти не может. Если кто и развивает свою личность и свое благосостояние, так это та часть общества, которая существует за счет чужого прибавочного продукта — продукта непосредственных производителей, в том числе и фермеров.

Частная собственность на средства производства и землю, даже если она базируется на собственном индивидуальном труде и оправдывается обществом, в современных условиях исключает возможность использования громадных сил всеразвивающегося обобществления труда и производства, которые не могут принадлежать отдельному работнику — носителю обособленного труда и обособленной собственности. В этом случае он лишается могучих потенций современной кооперации труда, без которых невозможно достигнуть нормального развития личности работника.

К этому нужно добавить еще один довод: те, кто связывают свободу личности, ее развитие с частной собственностью, почему-то не задумываются над тем, что все члены общества не могут быть частными собственниками средств производства. Большинству в этих условиях все равно придется оставаться частными собственниками одной только своей рабочей силы, а вовсе не средств производства и земли, собственником которых окажется небольшая часть населения. Собственник же только своей рабочей силы, оставаясь в этом смысле индивидуально-частным собственником, не может получить из результатов своего труда больше, чем затрачивает труда на воспроизводство своей рабочей силы. Эквивалентный обмен его рабочей силы на продукты и услуги, необходимо вытекающий из частно-индивидуальной собственности на рабочую силу, ограничивает развитие работника. Причем стоимость его рабочей силы может упасть настолько, что он окажется за чертой бедности. Ни о каком развитии ему думать не приходится, ему лишь бы выжить.

Во-вторых, каждый кроме собственности на продукт своего индивидуального труда должен иметь в собственности средства и продукт совместного труда, поскольку он является членом определенного трудового коллектива. По отношению к средствам производства член коллектива выступает их совладельцем и одновременно их производительным потребителем. Функция владения ими и использования их в труде дают ему основание претендовать на часть прибавочного коллективного продукта и реализовать его как индивидуальную собственность в личном потреблении посредством отчуждения этого продукта или же получать услуги коллективного пользования, например услуги заводской поликлиники, дома отдыха, и т. д. В итоге члены коллектива присваивают часть коллективного дохода в качестве собственников (совладельцев средств производства), поскольку основные и оборотные средства могут быть продуктом труда других поколений и рабочих других предприятий.

В отличие от предпринимателя, получающего прибавочный продукт на основе частной собственности на средства производства, труженик приобретает его как работающий собственник, осуществляющий производительный труд. Если предприниматель обращается к услугам собственности для получения предпринимательского дохода, то рабочий тем более не должен отказываться от этого права. Причем он имеет все основания претендовать не только на ту часть прибавочного продукта, которая идет на личное потребление и отчуждается им, но и на ту часть, которая предназначена для производственного накопления и используется для обновления оборудования. Соответствующий процент от накопления (с его участием) средств производства должен отчисляться и в том случае, если рабочий выходит на пенсию.

В-третьих, каждый труженик выступает собственником принадлежащих всему обществу, всему народу средств производства, земли и других форм богатства. Основанием для реализации общенародной собственности как собственности каждого, т. е. для ее персонификации, служит опять-таки то, что эти средства производства являются условиями, используемыми членами общества в их производстве, т. е. они относятся к ним как, им принадлежащим и используемым ими в их трудовой деятельности. Вместе с тем индивидуализация общей собственности в виде общих средств производства не предполагает их отчуждения отдельными работниками. В то же время отношение отдельного члена общества к общим условиям своей деятельности не может не входить в структуру общей собственности. Всякое отдельное так или иначе включается в общее, предполагает это общее как свою основу. Поэтому общая собственность может и должна реализоваться как собственность каждого, как общественно-индивидуальная собственность.

Конечным звеном этой реализации выступает потребление части общественного продукта каждым членом общества. Это вынуждены были формально признать и при проведении чековой приватизации: каждому гражданину выплачена определенная сумма денег по специальному приватизационному чеку, т. е. выдана как бы его доля из принадлежащего всему обществу дохода. Важно, чтобы он получал такую долю постоянно, ежедневно.

В итоге, трудящийся человек, чтобы посредством распределения и потребления реализовать себя как собственника во всех трех измерениях, должен: а) как индивид — получать доход от применяемого им индивидуального труда, присваивая часть продукта своего труда; б) как член коллектива — присваивать часть коллективного дохода на основе производительного использования средств производства и совместного владения ими; в) как член общества — присваивать долю национального дохода на основе того, что он участвует в его создании и является владельцем общенародного достояния. Его доход, следовательно, складывается с учетом его собственности на все факторы производства и основывается на общественном труде как источнике доходов, а не ограничивается только заработной платой наемного рабочего, равной стоимости лишь необходимой части его продукта и эквивалентной стоимости сдаваемой им внаем рабочей силы. Надо распределить общественный продукт так, как подобает это делать собственникам средств производства и продукта, т. е. как это делают предприниматели, работодатели: по условиям производительного потребления средств производства и индивидуального потребления жизненных средств.

«Классы составляют организацию разделения

труда».

Э. Дюркгейм

Раздел VI ОРГАНИЗАЦИЯ ТРУДА ВНУТРИ ОБЩЕСТВА: ОБЩЕСТВЕННОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ И ОБЪЕДИНЕНИЕ ТРУДА