Социальная экономия труда: Общие основы политической экономии — страница 8 из 24

Рассмотрение организации труда внутри процесса производства, предпринятая раньше, нуждается в дополнении анализом его организации внутри общества, т. е. общественной организации труда. Последняя, продолжая первую, охватывает уже все общество и существенным образом влияет на воспроизводство его социального устройства.

Общество начинает с организации труда, основанной на его соединении, которое предшествует его общественному разделению между разными людьми и социальными группами. Вначале, как было сказано, один и тот же работник в своей деятельности сочетает почти все существующие виды труда, или же работники сообща выполняют одну и ту же работу без ее разделения между собой. Соединению труда более всего соответствует социальная организация людей в виде общины.

Исторически возникшим отрицанием практики соединения труда выступает его общественное разделение между людьми, чему соответствует классовая организация общества и сопровождающая ее частная собственность. «Рядом с этим огромным большинством, исключительно занятым подневольным трудом, образуется класс, освобожденный от непосредственно производительного труда и ведающий такими общими делами общества, как управление трудом, государственные дела, правосудие, науки, искусства и т. д. Следовательно, в основе деления на классы лежит закон разделения труда» {461}.

Промышленный и сельскохозяйственный, физический и умственный, исполнительский и управленческий роды деятельности пожизненно закрепляются за определенными классами или социальными группами, что самым серьезным образом воздействует на движение экономической и социальной жизни.

В процессе этого движения вновь встает проблема о воссоединении промышленности и сельского хозяйства, умственного и физического труда, исполнительской и управленческой деятельности и создании соответствующей новой социальной организации всего общества.

Различные функции и виды труда или разделяются между разными людьми, или выполняются одними и теми же работниками путем перемены и сочетания родов деятельности. В первом случае действует закон разделения труда между людьми, во втором — закон перемены и сочетания видов труда. Это — важнейшие законы развития человека как производительной силы общества и его труда.

Рассмотрим сначала содержание закона общественного разделения труда, его характер и место в обществе, а также вопрос о его будущности.

Глава 16. Общественное разделение труда и воспроизводство социально-классовой структуры общества

§ 1. Естественноисторичесная дифференциация видов человеческой деятельности и разделение труда между людьми

Необходимо в первую очередь различать виды и роды общественного разделения труда. Выделяют его общую, частную, единичную формы, разделение труда внутри общества и внутри предприятия, профессиональное разделение труда и его разделение между людьми умственного и физического труда, города и деревни, территориальное и международное разделение труда и т. д. Все указанные виды разделения труда имеют свои особенности, различны источники их происхождения и дальнейшие исторические судьбы.

К анализу общественного разделения труда можно подходить и с точки зрения его двойственной природы: различать неодинаковые стороны внутри самого разделения труда и его видов. Об этом и пойдет речь дальше, ибо данный вопрос наиболее важен. Кроме того, в отечественной литературе значительное внимание уделяется месту разделения труда в системе производительных сил и производственных отношений, что тоже подлежит рассмотрению.

А. Смит, как известно, начал свое исследование о природе и причинах богатства народов с анализа разделения труда. Он считал, что величайшее развитие производительной силы труда, ловкости, сообразительности, мастерства работников явились результатом разделения труда, возникновение которого он связывал со склонностью людей к обмену. В процессе обмена люди получают возможность обменивать большое количество своих изделий на столь же большое количество чужих изделий, что заставляет их усиленно расчленять сам процесс труда {462}. Что касается разделения труда внутри общества, т. е. собственно общественного разделения труда, то ни А. Смит, ни Д. Рикардо ему не придавали нужного значения. Анализ этой стороны впоследствии взяли на себя социологи, в частности Э. Дюркгейм.

В отечественной экономической литературе вопросы разделения труда стали усиленно обсуждаться в 60-е годы прошлого века. Одним из авторов, предложивших определенное решение вопроса о необходимости выделения разных сторон общественного разделения труда, является В. П. Корниенко. Он исходил из необходимости отличать одновременное сосуществование различных производственных процессов, отраслей производства, распределение в определенных пропорциях средств производства между ними от разделения труда между разными людьми, которое выражает закрепление особых категорий работников за теми или иными производственными процессами или отраслями производства. По его мнению, первая сторона вообще не является признаком общественного разделения труда, это «естественное» разделение труда {463}.

Вторая группа экономистов рассматривала в качестве определенной стороны разделения труда его техническое разделение как нечто отличное от общественного разделения. Расчленение общественного производства на различные отрасли и виды труда они считали технической стороной разделения труда, которая, по их мнению, обусловливает существование и взаимодействие различных категорий труда. Под техническим разделением труда иногда понимают распределение функций между рабочими соответствующих специальностей и профессий в производственном процессе {464}. Третья группа авторов проводит разграничение между понятиями разделения труда в узком и широком смысле. Узкий смысл —это одновременное и параллельное сосуществование различных видов производственной деятельности; широкий смысл —не только наличие различных видов производственной деятельности, но и связь между ними или обмен деятельностью {465}.

Предлагают также различать понятия разделение общественного труда и общественное разделение труда{466}, или выделять, например, понятия разделение труда вообще, или всякое разделение труда, и «старое», или существующее, разделение труда[60].

Отечественные авторы разделение труда рассматривали и с точки зрения его отнесения к производительным силам и производственным отношениям. Одни включают разделение труда в содержание производительных сил. «Будучи органическим моментом развития производительных сил, — пишет, например, А. И. Ноткин, — общественное разделение труда вместе с орудиями и кадрами производства и уровнем концентрации производства определяет характер производственных отношений, их развитие» {467}. По мнению В. Н. Черковца, разделение труда представляет собой и способ существования производительных сил, и особую общественную производительную силу труда {468}. В. П. Корниенко считает разделение труда, с одной стороны, производительной силой, с другой — непосредственной формой труда, формой производительных сил на определенном этапе их развития {469}. И. И. Сигов, возражая против характеристики разделения труда как производительной силы, вместе с тем называет его «формой организации производительных сил», «формой производительных сил, предполагающей определенные производственные отношения между людьми» {470}.

Сторонники другого направления относят разделение труда к производственным отношениям. Одни из них полагают, что разделение труда есть «существенный элемент производственных отношений» {471}, выражающий обмен деятельностью между людьми. Другие, проводя различие между техническим разделением труда и общественным, рассматривают последнее «как совокупность определенных форм социальных отношений людей в непосредственном процессе производства» {472}.

Имеется еще одна концепция, которую иногда без особых на то оснований называют дуалистической. Ее представители относят разделение труда одновременно и к производительным силам, и к производственным отношениям. «Разделение труда, — пишет Л. Я. Берри, — сложная социально-экономическая категория, неразрывно связанная как с производительными силами, так и с производственными отношениями каждой данной формации. Развитие разделения труда представляет собой составную часть процесса развития производительных сил... Разделение труда между членами общества в то же время является составным элементом производственных отношений» {473}.

Необходимо остановиться на анализе приведенных мнений и высказать свое отношение к ним. Одной из причин разногласий служит определение способа производства как единство двух сторон: производительных сил и производственных отношений. Но когда взаимодействие производительных сил и производственных отношений рассматривается как отношение «сторон», то любое явление, принадлежащее к сфере экономики, должно относиться или к производительным силам, или к производственным отношениям.

Конечно, производство представляет собой единство производительных сил и производственных отношений. Однако это определение касается производства в целом и недостаточно для характеристики сущности способа производства. Оно лишь указывает на наличие в производстве тесно связанных между собой явлений — производительных сил и производственных отношений. Качественная же особенность самого способа производства в данном случае не учитывается, поскольку он отождествляется с производством вообще. Производительные силы и производственные отношения не просто стороны способа производства. Их взаимосвязь правильнее было бы рассматривать с точки зрения категорий формы и содержания.

Основоположники этой теории под способом производства понимали определенный социально-экономический способ соединения производителей со средствами производства. Понятие способа производства, по их мнению, раскрывает отношение производителей к средствам производства: владеют ли они собственностью на средства производства или нет, находятся ли средства труда в руках трудящихся, или они лишены их. «Каковы бы ни были общественные формы производства, — писал К. Маркс, — рабочие и средства производства всегда остаются его факторами. Но находясь в состоянии отделения друг от друга, и те и другие являются его факторами лишь в возможности. Для того чтобы вообще производить, они должны соединиться. Тот особый характер и способ, каким осуществляется это соединение, отличает различные экономические эпохи общественного строя» {474}.

Из этого определения становится ясным смысл категорий формы и содержания применительно к производительным силам и производственным отношениям. Неправильно думать, что производительные силы —это лишь одна сторона, а производственные отношения — другая сторона способа производства. По отношению к производительным силам (содержанию) формой выступает сам способ производства, и в этом смысле производственные отношения по их сущности совпадают со способом производства.

Такая характеристика соотношения производительных сил и способа производства соответствует общепринятому определению категорий содержания и формы. Содержание, как известно, представляет собой совокупность элементов, образующих данное явление или процесс. Форма есть способ соединения, система организации элементов содержания. Применительно к рассматриваемым категориям это значит, что способ производства как определенное социально-экономическое соединение элементов производительных сил (средств производства и людей) и есть их социально-экономическая форма. Способ соединения средств производства и людей предполагает наличие между ними определенных связей. Эти социально-экономические связи и составляют производственные отношения, и прежде всего отношения собственности.

В трудах К. Маркса и Ф. Энгельса имеется ряд положений, в которых производительные силы сопоставляются и с производственными отношениями, и со способом производства, причем и в те и в другие вкладывается по существу одинаковый смысл. Ф. Энгельс, характеризуя противоречия капиталистического общества, указывает на конфликт между производительными силами и способом производства, {475} выражающийся в том, что «производительные силы восстают против способа производства, который они переросли»{476}. Разрешение этого противоречия, по словам Ф. Энгельса, «может состоять лишь в том, что общественная природа современных производительных сил будет признана на деле и что, следовательно, способ производства, присвоения и обмена будет приведен в соответствие с общественным характером средств производства» {477}.

Необходимо заметить следующее. Производительные силы, выступая как содержание способа производства, имеют свое специфическое содержание и особые формы. Мы можем, например, в качестве содержания самих производительных сил брать совокупность составляющих их элементов, а в качестве формы — конкретные методы организации этих элементов, методы труда и т. п. Производственные отношения в свою очередь также имеют собственное содержание и формы. Если их социально-экономическим содержанием являются отношения собственности, обмена и распределения, то формой — общественная или частная собственность, различные способы обмена и распределения.

Применение категорий формы и содержания при характеристике взаимодействия производительных сил и производственных отношений очень важно для решения вопроса о месте разделения труда в системе производства. Но с помощью этих категорий объясняется далеко не все. В конечном счете в основе разногласий по этому вопросу лежат различные толкования содержания как производительных сил, так и производственных отношений, а решение проблемы в итоге сводится к отрицанию или признанию за трудом с его специфическими закономерностями значения самостоятельного общественного явления. Представляется, что только понимание труда как особого общественного явления со своими специфическими закономерностями развития может привести к правильному ответу. Но это не снимает вопроса о характере связи труда с производительными силами и производственными отношениями.

Если, как уже указывалось, законы эволюции человека как производительной силы совпадают с принципами развития производительного труда, то спор о том, куда отнести указанные закономерности (в том числе и разделение труда) — к производительным силам или к производственным отношениям, по существу сводится к выяснению места труда в системе производства: является ли производственная деятельность элементом производительных сил, процесса производства, или она образует часть социально-экономических отношений. Стоит только перевести проблему в эту плоскость, как сразу обнаруживается несостоятельность позиций авторов, исключающих из содержания производительных сил процессы разделения, кооперации, обобществления труда. Ведь тогда приходится доказывать недоказуемое: производительную деятельность человека, трудовые процессы относить к социально- экономическим отношениям, к общественной форме производства, а не включать в главную производительную силу общества.

Каков же вывод? Процессы, характеризующие труд, вместе с последним входят в содержание производительных сил.

Труд, однако, не есть только целесообразная деятельность. Он включает и определенные отношения производства. Производители без определенных связей друг с другом не могут функционировать, поэтому законы их развития должны отражать и экономические отношения производства. Какие же это отношения и могут ли они быть включены в содержание производительных сил?

Авторы, исключающие разделение труда из системы производительных сил, обычно исходят из того, что последние выражают лишь отношения людей к природе и не содержат элементов отношений людей друг с другом, в том числе их связей как носителей производственных функций. Отсюда возникает мнение, что любые отношения, складывающиеся между производителями в процессе труда, не входят в содержание самих производительных сил, а относятся целиком к производственным отношениям. В частности, обмен деятельностью между производителями переносится из сферы производственного (трудового) процесса в область общественной формы производства и объявляется частью производственных отношений. Это обычно служит основанием и для отнесения разделения труда к области общественной формы производства, поскольку разделение труда объявляется оборотной стороной обмена деятельностью.

Для правильного решения вопроса о месте разделения труда в системе производственных отношений необходимо прежде всего различать разные, так сказать, слои производственных отношений. Один слой, назовем его верхним, образуют социально-экономические отношения людей к средствам производства и продуктам производства как объекту собственности и распределения. Это отношения собственности и вытекающие из них отношения обмена и распределения товаров, продуктов. Они составляют особый экономический строй каждой данной формации и делятся по типу на первобытнообщинные, рабовладельческие, феодальные, капиталистические и коммунистические. Социально-экономическими отношениями охватываются все люди данного общества независимо от того, участвуют они в самом производстве материальных благ или заняты в других сферах общественной жизни.

Другой слой — нижний [61] — состоит из отношений, складывающихся в непосредственном производственном процессе и выражающих связи людей как носителей тех или иных производственных функций. Эти отношения пронизаны существующими в данном обществе отношениями собственности. Но связи людей как производителей не сводятся к отношениям собственности. Они возникают непосредственно в самом процессе производства и служат для осуществления обмена деятельностью в процессе труда.

К числу форм отношений производителей относится, например, кооперация труда. Когда кооперативная организация трудового процесса предполагает существование общественного разделения труда, то последнее тоже представляет собой определенный вид отношений производства. Разделение труда на определенном этапе истории связано и с наличием отношений по обмену деятельностью. Эти отношения образуют специфическую сферу, отличную от отношений собственности. Их отличие от социально-экономического строя общества ныне признается многими авторами.

Так, Б. А. Чагин и А. Г. Харчев считают, что производственные отношения не сводятся лишь к отношениям собственности. Одну сторону производственных отношений, по их мнению, составляют формы собственности и соответствующие им отношения, другую — связи, существующие между производителями в непосредственном процессе производства. К последним они причисляют, например, разделение труда {478}. Другие, соглашаясь с разграничением указанных двух сфер экономических отношений и считая разделение труда определенным отношением между людьми, вместе с тем не характеризуют последнее как производственное отношение. В. П. Корниенко, например, называет разделение труда «трудовым отношением», не являющимся производственным отношением {479}.

Разделение труда, безусловно, является отношением производства. Однако здесь возникают два вопроса: во-первых, к какой стороне, или слою, его относить; во- вторых, можно ли определенные отношения производства включать в область производительных сил, точнее в сферу процессов функционирования человека как производительной силы? По моему мнению, можно и нужно, но только определенную часть производственных отношений, их нижний слой. Было бы неточно считать, что производительные силы выражают отношения людей только к природе. Функционирование людей как производителей включает в себя определенные производственные связи (отношения) между ними самими.

Различая отношения людей как носителей производительных сил и носителей форм собственности, мы должны иметь в виду, что первые отношения не выходят за границу производительных сил, тогда как вторые выходят. Поэтому разделение производительного труда, обмен деятельностью и т. п., будучи производственными отношениями, включаются в сферу производительных сил. Эти отношения составляют непосредственную форму производительных сил (труда). Следовательно, если отношения между производителями, возникающие в процессе выполнения производственных функций, сравнивать с отношениями собственности, первые будут на стороне производительных сил, составляя элемент их содержания.

К. Маркс неоднократно подчеркивал, что отношения совместной деятельности и обмена деятельностью заключены в содержании производственного процесса, а способ совместной деятельности сам выступает как общественная сила труда или ее источник. Обратимся к трудам К. Маркса и Ф. Энгельса и выясним их мнение на этот счет.

Касаясь распределения членов общества по различным родам производства, К. Маркс отмечает, что оно заключено в самом процессе производства, определяет организацию производства. «Рассматривать производство независимо от этого заключающегося в нем распределения есть, очевидно, пустая абстракция, в то время как распределение продуктов, наоборот, дано само собой вместе с этим распределением, составляющим с самого начала момент производства» {480}. Понятно, что здесь К. Маркс имеет в виду под распределением людей по родам производства распределение труда. В экономических рукописях 1857-1858 гг. К. Маркс следующим образом характеризует место обмена деятельностью в производстве: «Ясно, во-первых, что обмен деятельностей и способностей, который совершается в самом производстве, относится прямо к нему и составляет его существенную сторону» {481}. Ф. Энгельс, говоря об историческом развитии производства, замечает, что в производственный процесс медленно проникает разделение труда {482}. При этом разделение труда служит одной из характеристик уровня развития производительных сил. Степень развития производительных сил нации, отмечали К. Маркс и Ф. Энгельс, обнаруживается всего нагляднее в том, в какой мере развито у нее разделение труда {483}.

Из приведенных высказываний К. Маркса и Ф. Энгельса следует, что отношения обмена деятельностью, распределения и разделения труда относятся к области производительных сил, составляют одну из форм самого процесса производства. Отношения по совместной деятельности производителей не только входят в содержание производительных сил, но сами порождают общественные силы труда и выступают как специфическая массовая производительная сила. Способ совместной деятельности приобретает значение производительной силы. На первый взгляд может показаться странным, что определенная сторона производственных отношений выступает как производительная сила труда. Между тем дело обстоит именно так. Известно, например, что разделение труда есть особая форма производственных отношений. В то же время основоположники марксизма это отношение наряду с кооперацией труда и другими подобными явлениями считали производительной силой, принадлежащей совокупному труду. К. Маркс, оценивая положительную сторону учения Петти о разделении труда, писал: «Петти раскрыл значение разделения труда и как производительной силы, и притом в более обширном плане, чем Адам Смит» {484}. Ф. Энгельс, характеризуя «пущенные в ход буржуазией новые производительные силы», включал в их число «прежде всего разделение труда и соединение в одном общем мануфактурном предприятии многих частичных рабочих» {485}.

Разделение труда представляет собой исторический способ функционирования людей (а не вообще производительных сил) как производителей материальных благ и особую общественную производительную силу их труда. (Применимость этого вывода ограничивается, конечно, сферой производственной деятельности. Разделение труда в области искусства, например, не относится к сфере производительных сил.) Из факта существования совокупной массовой производительной силы труда тоже следует, что эта сила не может возникать без связей и отношений составляющих ее отдельных сил частей совокупного работника. Более того, сама эта связь является производительной силой совокупного рабочего.

Основоположники марксизма при анализе взаимодействия производительных сил и отношений собственности очень часто первые характеризовали состоянием развития производительного труда. К. Маркс, например, неоднократно рассматривал противоречие между производительными силами и отношениями собственности капиталистического общества как конфликт между дальнейшим обобществлением труда и сохраняющейся частной собственностью. «Централизация средств производства и обобществление труда, — писал он, — достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой» {486}. В данном случае обобществление труда, развитие общественного, кооперативного характера процесса труда служит у К. Маркса характеристикой производительных сил и противопоставляется капиталистической форме собственности.

На эту сторону дела обращал внимание Г. В. Плеханов. Он подчеркивал, что организация труда в современной механической мастерской определяется нынешним состоянием техники и характеризует собой состояние производительных сил, а не хозяйственный порядок общества, который выражается прежде всего и главным образом свойственными данному обществу имущественными отношениями {487}. Г. В. Плеханов считал организацию труда хозяйственным явлением, определенным отношением производства, но вместе с тем настаивал на необходимости отличать это явление от имущественных отношений, которые могут противоречить первому отношению, т. е. некоторая часть общественных отношений производства может не соответствовать другой их части {488}. При этом непосредственные отношения производителей в процессе производства (например, организация труда) он относил к материальным условиям существования имущественных отношений.

Процессы разделения труда, обмена деятельностью и тому подобные явления, принадлежащие к сфере развития производительных сил, следует отличать от их социально-экономического выражения в отношениях собственности и классов. Если в первом случае мы имеем дело со взаимоотношениями людей как субъектов труда, то во втором случае —как носителей собственности, занимающих в определенных исторических условиях различное положение в обществе, т. е. разделенных на классы и социальные группы.

Разделение труда и обмен деятельностью, например, между рабочим и инженером как членами совокупного рабочего персонала имеют место и при капитализме, и при социализме. И там, и здесь их производственное значение одинаково: они служат необходимым фактором функционирования производительных сил. Но в процессе разделения труда и обмена деятельностью между рабочим и инженером всегда присутствуют определенные отношения, которые характеризуют указанных работников не только как носителей разных производственных функций, но и как носителей существующих в обществе отношений собственности. В капиталистическом обществе это отношения частной собственности на средства производства, в социалистическом — отношения общественной собственности. Особый тип собственности выражается в свою очередь в наличии классов и их социальных взаимоотношений в обществе. Поэтому в каждом данном обществе отношения производителей, лежащие в сфере производительных сил, приобретают тот социально-экономический характер, который присущ данному типу собственности.

Связь между разделением и обобществлением труда, с одной стороны, и отношениями собственности (и делением общества на классы) — с другой, можно характеризовать опять-таки как отношение содержания и формы. «Различные ступени в развитии разделения труда, — писали К. Маркс и Ф. Энгельс, — являются вместе тем и различными формами собственности, т. е. каждая ступень разделения труда определяет также и отношения индивидов друг к другу соответственно их отношению к материалу, орудиям и продуктам труда» {489}.

Что касается деления общества на классы, то оно также имеет в качестве своей основы в конечном счете общественное разделение труда между людьми, т. е. выступает как социальная сторона этого разделения. Большие группы людей, закрепляемых благодаря разделению труда за тем или иным родом деятельности, необходимо оказываются особыми классами или социальными группами. Социально-экономические отношения (формы собственности, распределения, обмена), пронизывая связи людей как носителей производственных функций, не растворяются в последних, а сохраняют свое собственное содержание. В то же время социально-экономические отношения не могут охватывать все связи людей в непосредственном трудовом процессе.

Таким образом, специфические закономерности развития главной производительной силы выражают, с одной стороны, эволюцию и функционирование человека как работника и поэтому относятся к производительным силам; с другой стороны, они охватывают определенные взаимоотношения людей, складывающиеся в процессе выполнения производственных функций, и поэтому включают в себя известные элементы производственных отношений. Подобного рода отношения людей в производстве при их сопоставлении с социально-экономическими отношениями входят в производительные силы.

Из приведенных высказываний (конечно не всех) вырисовываются самые разнообразные варианты подхода к анализу содержания разделения труда. При рассмотрении природы разделения труда необходимо отличать разделение и распределение труда (именно труда) от разделения и специализации орудий труда, производственных процессов, предприятий, отраслей производства, а также от распределения средств труда по предприятиям и отраслям хозяйства. Понятно, что здесь речь идет о разделении и специализации вещественно-технических элементов производства, а не о человеческом труде и людях. Указанные процессы имеют место во всех обществах и, конечно, никогда не могут исчезнуть. Производство всегда будет предполагать сосуществование разнообразных производственных процессов и отраслей. Не исчезнут, например, некоторые особенности добывающей или обрабатывающей промышленности. С развитием общества характер их, безусловно, изменится, но никогда не наступит их полная нивелировка. Это относится и к производственным процессам внутри отраслей производства.

Подчеркивая важность разграничения разделения производства и разделения труда, следует тем не менее учитывать его недостаточность, поскольку оно не затрагивает различий сторон внутри разделения труда.

Что же касается разделения самого живого человеческого труда, а не материально-технических процессов, то здесь необходимо выделить и строго разграничить две не совпадающие друг с другом его стороны: 1) естественноисторическую дифференциацию видов человеческой деятельности и 2) их разделение между людьми.

Чем характеризуется первая сторона расчленения труда? При рассмотрении труда как целесообразной человеческой деятельности перед нами выступает раньше всего его деление на качественно разнообразные формы, или виды. Так, трудовая деятельность в области земледелия имеет свои специфические особенности, отличающие ее от занятий в сфере промышленности. Точно так же умственная и физическая деятельности с самого начала различаются как особые, несводимые друг к другу формы человеческого труда. В этом отношении разделение труда представляет собой одновременное и параллельное существование качественно различных форм человеческой деятельности. «Разделение труда в некотором смысле есть не что иное, как сосуществующий труд, т. е. сосуществование различных видов труда, представленное в различных видах продуктов или, точнее, товаров» {490}.

Труд, рассматриваемый с вещественной стороны, т. е. в качестве труда, производящего разнообразные потребительные стоимости, выражает совокупность различных видов деятельности и эта совокупность, будучи общим состоянием общественного труда, означает его разделение {491}.

Дифференциация трудовой деятельности представляет собой естественное состояние общественного производства на всех этапах его развития. Разделение труда в этом его значении обусловлено состоянием технического прогресса, структурой и характером технологии и является постоянным спутником производства.

Дифференциация труда на качественно различные виды предполагает и их распределение в определенных пропорциях между отраслями производства и сферами общественной жизни вообще. Об этом можно судить, например, по распределению населения по отраслям народного хозяйства. Совокупный общественный труд расчленяется на определенные пропорции, которые состоят из различного количества качественно определенных видов человеческой деятельности. Чтобы поддерживать нормальное функционирование производства и общества в целом, эти пропорции должны быть строго определенными. В случае если бы общество перестало известную часть совокупного общественного труда тратить на производство продуктов потребления, а весь труд использовало бы для создания средств производства, оно просто не смогло бы существовать. Поэтому общество вынуждено разделять или, точнее, распределять труд в определенных пропорциях между сферами и отраслями общественного производства.

Имея в виду этот смысл разделения труда, К. Маркс писал: «Всякий ребенок знает, что каждая нация погибла бы, если бы она приостановила работу, не то что на год, а хотя бы на несколько недель. Точно так же известно всем, что для соответствующих различным массам потребностей масс продуктов требуются различные и количественно определенные массы общественного совокупного труда. Очевидно само собой, что эта необходимость распределения общественного труда в определенных пропорциях никоим образом не может быть уничтожена определенной формой общественного производства, — измениться может лишь форма ее проявления. Законы природы вообще не могут быть уничтожены. Измениться, в зависимости от исторических различных состояний общества, может лишь форма, в которой эти законы прокладывают себе путь» {492}.

Таким образом, указанная сторона разделения труда, которую можно назвать естественноисторической дифференциацией труда, выражает два момента: а) совокупность и сосуществование качественно разнородных видов труда и б) их распределение в определенных пропорциях между отраслями производства и сферами общественной жизни. Подобное деление труда обусловливается в конечном счете тем, что как отдельный человек, так и общество в целом имеют многообразные потребности в разных вещах и предметах и удовлетворяться они могут лишь посредством разнообразия самих форм человеческой целесообразной деятельности. Разделение общественного труда в этом отношении означает, во-первых, что сам труд рассматривается как целесообразная человеческая деятельность вообще и его деление (разделение) состоит только в наличии качественно различных форм, распределяемых в определенных пропорциях между сферами производства; во-вторых, что такого рода разделение является вечным состоянием труда, имеет значение естественного, непреходящего закона, существующего в любом обществе независимо от того или иного типа производственных отношений; в-третьих, что подобное разделение труда само по себе еще не выражает закрепленность или незакрепленности качественно разных видов труда за теми или иными социальными группами, т. е. не характеризует разделения труда между разными людьми.

Эту очевидную сторону разделения труда, еще не раскрывающую, однако, его социально-экономической сущности, зависимости от общественно-экономических форм организации труда, нужно отличать от его второй стороны — разделения форм человеческой деятельности между разными людьми и социальными группами.

В чем же состоит смысл второй стороны разделения общественного труда?

Когда идет речь о разделенном между разными людьми труде, имеется в виду не просто его качественная дифференциация и пропорциональное распределение. В данном случае труд рассматривается как персонифицированный труд, и его разделение означает, что за особыми видами человеческой деятельности закреплены разные люди. На определенном историческом этапе за особыми видами человеческой деятельности постоянно закрепляются специальные люди, а потому разные формы труда становятся сферой деятельности отдельных групп работников. «Дело в том, что как только появляется разделение труда, каждый приобретает свой определенный, исключительный круг деятельности, который ему навязывается и из которого он не может выйти...» {493}.

В результате подобного разъединения труда физическая и духовная деятельность, например, выпадают на долю различных индивидов. Умственный труд приобретает характер особой деятельности определенных социальных слоев, а физический труд соответственно становится уделом других социальных категорий людей.

Разделение труда между людьми по своей роли в обществе и по социальным последствиям глубоко противоречиво. В определенных исторических условиях оно необходимо для прогресса производительных сил и общества в целом. Пока человеческий труд был еще малопроизводительным и давал только ничтожный избыток над необходимыми жизненными средствами, до тех пор рост производительных сил, развитие государства и права, создание искусства и науки были возможны лишь при условии разделения труда, имевшего своей основой крупное разделение труда между массой, занятой простым физическим трудом, и немногими привилегированными, которые руководили работами, занимались торговлей, государственными делами, а позднее также искусством и наукой {494}.

Однако исторический прогресс, происходящий на основе разделения труда, осуществляется в результате ограничения сферы деятельности целых классов, одностороннего развития личности. В условиях разделенного труда большие массы народа, занимаясь пожизненно одним видом деятельности, например физическим трудом, лишаются возможности развивать свои умственные способности, что наносит огромный ущерб их интеллектуальному развитию. В классовом обществе разделение труда приводит к крайней узости развития человека. «Разделение труда внутри современного общества характеризуется тем, что оно порождает специальности, обособленные профессии, а вместе с ними профессиональный идиотизм» {495}.

Но дело не только в этом. Различия людей, закрепленных за отдельными видами труда, оказываются в конечном счете социальными различиями, которые в классово антагонистическом обществе приобретают характер враждебной противоположности. Ее сущность состоит не в самом факте разделения труда между людьми, а в том, что умственный труд, например, монополизируется господствующим классом и используется им в качестве средства порабощения работников физического труда. Даже наука, применяемая в капиталистическом производстве и реализованная в средствах производства, принадлежащих классу капиталистов, выступает по отношению к рабочему как принадлежность капитала, как орудие увеличения прибавочной стоимости. Что же касается работников государственного аппарата, высших чиновников, являющихся нередко непосредственными представителями класса буржуазии, то их взаимоотношения с трудящимися массами носят характер открытого социального антагонизма.

Социально-экономический смысл разделения умственного и физического труда в капиталистическом обществе проявляется также в создании многочисленных преград, не позволяющих массе простых людей переходить от занятий физических к умственным формам деятельности. Последние настолько социально закрепляются, что очень трудно обычному рабочему подняться до уровня интеллигенции. К тому же образование, особенно высшее, монополизируется привилегированными слоями общества, буржуазией. Трудящиеся лишаются возможности непосредственно участвовать в управлении производством и обществом, развивать свои умственные способности. Их уделом остается физический труд.

Современный капитализм довел до крайнего предела противоположность между умственным и физическим трудом, что обнаруживается не только в самих капиталистических странах, но особенно глубоко в пределах мировой системы капиталистического хозяйства. Там, где империализм хозяйничал в течение веков и где еще сохранилось его господство, он всюду поддерживал и поддерживает невежество огромного большинства масс, их неграмотность, культурную отсталость.

Таким образом, главную, социально-экономическую сущность общественного разделения труда составляет его разделение между разными людьми. Это значит, во-первых, что качественно особые виды трудовой деятельности выпадают на долю разных людей, пожизненно закрепляются за ними, а деятельность каждого отдельного человека ограничивается отдельной сферой. Вследствие этого, во-вторых, человек оказывается подчиненным разделению труда, теряет возможность свободного выбора и смены профессий, получает одностороннее развитие.

При разделении труда между людьми различия в труде приобретают характер различий самих людей и выступают как профессиональные, социальные и классовые грани. Закрепленность больших групп людей за крупными видами разделенного труда, например за промышленной деятельностью или сельским хозяйством, за умственным или физическим трудом, дает классовые или социальные различия, а ограничение человека определенной профессией приводит к существованию профессиональных групп и профессиональных различий.

Из сказанного видно, что разделение труда имеет две несовпадающие стороны. Первая — это сосуществование различных видов труда, качественная дифференциация форм человеческой деятельности и их распределение в определенных пропорциях по отраслям производства и сферам общественной жизни. Если применить в данном случае родственный термин специализация, то он будет означать лишь тот факт, что каждый раз человеческая деятельность протекает в конкретной, качественно особой, т. е. специальной, форме.

Можно ли эту сторону назвать моментом общественного разделения труда или ее следует вывести вообще за его рамки? Нам кажется, что можно, хотя лучше было бы здесь употреблять понятия дифференциация, деление, распределение труда. Но при всяких условиях это общественное разделение труда. Естественным его можно назвать лишь в одном определенном смысле —по его характеру как естественной необходимости, имеющей силу и значение закона природы.

Вторая сторона разделения труда — это разделение людей по тем или иным формам деятельности, закрепление за определенным видом труда особых групп лиц, что находит социальное выражение в существовании классов, социальных и профессиональных групп. В данном случае тот или иной вид, или род, труда выступает в качестве обособленной сферы деятельности особой категории людей, а специализация труда —как специализация людей, ограничение их деятельности рамками особой специальности.

Ясно, что качественная дифференциация видов человеческой деятельности и их разделение между разными людьми не совпадают друг с другом, нетождественны.

Тот факт, что необходимо разграничить естественноисторическую дифференциацию видов человеческой деятельности и разделение труда между разными людьми, не подлежит никакому сомнению. Однако в экономической и социологической литературе необходимость такого подхода признается не всеми. Вышеотмеченные, явно отличные друг от друга стороны общественного разделения труда обычно не замечаются, а некоторыми авторами просто смешиваются. Притом наиболее неправильным в настоящее время является сведение социально-экономической сущности разделения труда к качественной дифференциации и сосуществованию различных видов человеческой деятельности, наделение первой стороны свойствами и признаками второй стороны {496}.

Отличать качественную дифференциацию труда от его разделения между разными людьми еще не значит решить проблему. Можно, например, различать указанные две стороны разделения труда, но при этом утверждать, что они всегда и при всех условиях сопутствуют друг другу и взаимополагают друг друга, т. е. сосуществование качественно различных видов труда всегда предполагает их разделение между разными людьми и лишь в этом последнем оно проявляется. Но если рассуждать так, нужно признать, что социально-экономические различия людей, вытекающие из различий в условиях труда, существуют с самого начала истории и останутся в будущем. Или если согласиться с точкой зрения о том, что разделение труда является основой и предпосылкой развития каждой формации, свойственно любому общественному строю, то различия в труде (видов труда) всегда должны выступать как экономические или социальные различия самих людей, занятых в труде.

С подобными мнениями нельзя согласиться. Чтобы доказать их ошибочность, достаточно обратиться к истории.

Различия видов человеческой деятельности, ее дифференциация на качественно особые формы существуют с момента возникновения человеческого общества. Умственные и физические функции, например, с самого начала играют неодинаковую роль в труде. Первые направлены на познание окружающей действительности, на управление производственными процессами, определение цели и результатов процесса труда. Вторым принадлежит роль практического исполнителя, непосредственного воздействия на предмет труда, с тем чтобы приводить в движение орудия труда и изменять форму вещества природы соответственно человеческим потребностям.

Правомерно поставить вопрос: были ли эти безусловно отличные друг от друга формы человеческой деятельности с момента возникновения общества разделены между разными людьми, т. е. предполагали ли они существование особых лиц умственного труда и людей физического труда?

Если строго следовать логике некоторых авторов, то ответ может быть только одним: да, были, да, предполагали. История же свидетельствует как раз об обратном.

Разделение умственного и физического труда между людьми не существовало извечно. Оно возникло на определенном историческом этапе. Более того, если иметь в виду разделение труда не внутри общества в целом, а в самом производственном процессе, то оно является продуктом еще более поздней эпохи.

Первоначально, как отмечалось, один и тот же производитель объединял в себе все функции трудового процесса, как физические, так и духовные. Отдельный человек не может воздействовать на природу, не приведя в движение свои собственные физические силы под контролем своего мозга. «Как в самой природе, —указывал К. Маркс, — голова и руки принадлежат одному и тому же организму, так и в процессе труда соединяются умственный и физический труд. Впоследствии они разъединяются и доходят до враждебной противоположности» {497}.

С общественным разделением труда на материальный и духовный возникает особый вид общественной деятельности и особая, специальная группа лиц умственного труда. Умственный труд уже выступает как специализированная деятельность специальной группы людей.

Процесс отделения умственного труда от физического в истории совпадает с образованием классов и государства. Господствующий класс выделяет из своей среды людей — работников умственного труда. Сначала это были духовные лица. Например, в древнем Египте духовная деятельность, как правило, была достоянием жрецов. Занятием эксплуатируемых классов оставался физический труд. Первый угнетенный класс — рабы — использовался только как материальная рабочая сила. Если в первобытном обществе у работника или у свободного ремесленника Средних веков производственные успехи в значительной мере зависели от изощренности умственных сил, его умения и ловкости, то труд раба основывался на применении физической силы, освобождался от интеллектуального содержания. Рабы были лишены объективной возможности развивать духовные потенции производства.

Разделение труда на умственный и физический имеет глубокое историческое оправдание. Оно было обусловлено экономическими причинами. По мере того как труд становился кооперированным и приобретал первые признаки обобществления, возникали новые, более сложные операции в процессе производства, требующие для своего осуществления специальных дополнительных знаний.

Уже простая кооперация порождает особые функции надзора и управления производством, вытекающие из природы общественного процесса труда. Кооперация, вызванная потребностью выполнения сложных трудовых процессов, для своего функционирования нуждалась в отделении умственного труда, науки от производства. История показывает, что более или менее ясно выраженные научные теории и системы возникают в то время, когда в значительных масштабах начинает применяться кооперированный труд. Крупные ирригационные и другие сооружения древности, требовавшие объединения больших масс людей для одновременных работ, могли выполняться по плану и при участии работников не только физического, но и умственного труда.

Необходимо иметь в виду, что до возникновения крупной промышленности люди умственного труда, а следовательно, и наука, как правило, непосредственно не выполняли духовных функций производства. Кооперация же труда, вызывавшая необходимость деятельности специальных лиц умственного труда, носила в древнем обществе спорадический характер.

Процесс отделения умственного труда от физического, начавшийся в простой кооперации, развивается и углубляется в мануфактурном производстве. В мануфактуре на одном полюсе духовные потенции производства увеличивают свой масштаб, на другом — исчезают. Здесь рабочий пожизненно прикрепляется к выполнению одной и той же частичной функции, а его способности получают одностороннее развитие. Сведение труда рабочего к однообразному управлению частичным орудием нарушает первоначальное многообразие его занятий.

Однако процесс отделения умственного труда от физической деятельности в мануфактуре не заканчивается. Дело в том, что технической основой мануфактурного производства оставалось ремесло. Каждая отдельная операция сохраняла свой ремесленный характер, выполнялась орудиями ремесленного типа и во многом зависела от умственных и физических способностей рабочего: от его силы, ловкости, умения обращаться со своим инструментом. В мануфактуре сама машина была обязана своим существованием личной силе, личному искусству, т. е. зависела от мускульной силы, верности глаза и виртуозности рук частичного рабочего {498}. Поскольку техническая база производства оставалась старой, мануфактура сохраняла некоторые интеллектуальные потенции производства в деятельности самого рабочего. Вместе с тем в мануфактурном производстве появились первые научные и технические элементы крупной промышленности.

Разделение умственной и физической деятельности между людьми получает свое завершение в крупной капиталистической промышленности, где оно доходит до крайней противоположности. По мере развития капиталистической крупной промышленности рабочий все более становится простым органом машины. Если в мануфактуре и ремесленном производстве непосредственный производитель заставляет орудие служить себе, то здесь он сам служит машине, должен приспособиться к работе машины. Мертвый механизм (система машин) существует независимо от рабочих, рабочие же являются живыми его органами.

Итак, различия умственного и физического труда как качественно своеобразные формы человеческой деятельности появились с момента образования человеческого общества. Их же разделение между разными людьми, социальными группами, классами возникло лишь на известной ступени развития общества, причем первоначально внутри всего общества, а потом в сфере процесса материального производства. Поэтому говорить о постоянном и вечном сосуществовании качественной дифференциации видов труда и их разделении между людьми неправильно.

Разделение труда между людьми представляет собой своеобразную, исторически возникшую надстройку над качественной дифференциацией видов человеческого труда и производственных процессов. В этом значении оно выражает подчинение самих людей этой качественной дифференциации и приобретает собственно социально-экономический смысл, поскольку за разделением труда стоят различия классов, социальных и профессиональных групп.

Непонимание или непризнание двойственной природы разделения труда приводит к выводу о вечном и прогрессивном характере разделения труда между людьми. Так, например, Э. Дюркгейм, который по сей день считается непререкаемым авторитетом в вопросах разделения труда, полагал, что социальное разделение труда вечно и никогда не может исчезнуть. Оно имеет значение общебиологического закона, основы которого заключены в свойствах организованной материи вообще. Подобно тому, как совершенство биологического организма растет вместе со специализацией его функций, так по мере эволюции общества каждый его член становится все более специфичным и индивидуальным в своих занятиях {499}. Назначение общественного разделения труда Э. Дюркгейм видел в том, что оно, кроме увеличения производительности и ловкости работника, отвечает якобы потребности людей в солидарности. Если, рассуждал он, солидарность смелого и слабого проистекает из их различия, мужчины и женщины —из противоположности полов, то главным источником солидарности на уровне всего общества выступает специфика занятий людей. «Действительно, — писал он, — с одной стороны, всякий тем теснее зависит от общества, чем более разделен труд, а, с другой стороны, деятельность всякого тем личнее, чем специальнее» {500}.

Неизбежность постоянного прогресса социального разделения труда Э. Дюркгейм пытался объяснить непрерывным увеличением «моральной плотности и объема общества», которые были бы невозможны, если бы не прогрессировало разделение труда, не росли социальные и иные различия между людьми. В противном случае, т. е. при нарастании социального сходства, люди были бы вовлечены в такую же постоянную борьбу, какую в животном мире вызывает сходство особей, а именно — в соперничество и внутривидовую конкуренцию. Разделение же труда, согласно Э. Дюркгейму, выступая неким социальным «расхождением признаков», «есть результат борьбы за существование, но оно представляет смягченную развязку ее» {501}. Поскольку, по его мнению, классы составляют организацию разделения труда, которое вечно и вызывает социальную солидарность, то всякая классовая борьба есть лишь «ненормальная», «патологическая» форма разделения труда, не соответствующая его истинному назначению {502}.

В данном случае он выступал против К. Маркса, который выдвинул стройную научную концепцию об исторической неизбежности ликвидации социального разделения труда. Он считал, что будущее общество на высшей стадии своего развития покончит со старым разделением труда и всеми его последствиями. В этом обществе, писали К. Маркс и Ф. Энгельс еще в «Немецкой идеологии», где никто не ограничен исключительным кругом деятельности, а каждый может совершенствоваться в любой отрасли, общество регулирует все производство и именно поэтому создает для человека возможность делать сегодня одно, а завтра другое, утром охотиться, после полудня ловить рыбу, вечером заниматься скотоводством, после ужина предаваться критике — как его душе угодно, не делая его в силу этого охотником, рыбаком, пастухом или критиком {503}.

Нельзя не видеть за этими примерами К. Маркса и Ф. Энгельса их глубокую убежденность в исчезновении разделения труда между людьми. Подобные мысли К. Маркс и Ф. Энгельс высказывали и в более поздних работах. Так, Ф. Энгельс в «Анти-Дюринге» утверждал, что в новом обществе на место старого разделения труда «должна вступить такая организация производства, где, с одной стороны, никто не мог бы сваливать на других свою долю участия в производительном труде» и где, «с другой стороны, производительный труд, вместо того чтобы быть средством порабощения людей, стал бы средством их освобождения, предоставляя каждому возможность развивать во всех направлениях и действенно проявлять все свои способности, как физические, так и духовные» {504}.

В «Критике Готской программы» К. Маркс писал, что на высшей фазе коммунистического общества «исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда» {505}. В. И. Ленин в разделении труда между людьми видел одну из основ социального деления общества, а в уничтожении этого разделения — предпосылку полного устранения классовых, социальных различий между людьми. Для полного уничтожения классов надо, по мнению В. И. Ленина, не только свергнуть эксплуататоров, помещиков и капиталистов, не только отменить их собственность, но нужно отменить и «всякую частную собственность на средства производства, надо уничтожить как различие между городом и деревней, так и различие между людьми физического и людьми умственного труда» {506}.

В другом случае В. И. Ленин прямо говорил о необходимости уничтожения разделения труда между людьми: «Капитализм неизбежно оставляет в наследство социализму, с одной стороны, старые, веками сложившиеся, профессиональные и ремесленные различия между рабочими, с другой стороны, профсоюзы, которые лишь очень медленно, годами и годами, могут развиваться и будут развиваться в более широкие, менее цеховые, производственные союзы (охватывающие целые производства, а не только цехи, ремесла и профессии) и затем, через эти производственные союзы переходить к уничтожению разделения труда между людьми (курсив наш. — В. Е.), к воспитанию, обучению и подготовке всесторонне развитых и всесторонне подготовленных людей, людей, которые умеют все делать. К этому коммунизм идет, должен идти и придет, но только через долгий ряд лет» {507}.

Итак, К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин определенно говорили об исчезновении общественного разделения труда между людьми, социальными группами в будущем обществе. В их произведениях содержатся неоднократные и прямые высказывания на этот счет.

§ 2. Социально-экономические условия преодоления общественного разделения труда

Первым условием, позволяющим преодолеть порабощающее человека подчинение его общественному разделению труда, является, безусловно, устранение отчуждения труда, связанного с частной собственностью на средства производства и враждебностью интересов трудящихся и господствующих классов. Эту миссию исторически берет на себя социалистическое общество.

Что может сделать на этом пути социалистическое общество, если иметь в виду результаты его существования в СССР? Как обстояло дело с разделением труда?

Качественная дифференциация видов человеческой деятельности при социализме сохраняется и развивается — это очевидно. Что же представляло собой разделение труда между людьми в социалистическом обществе: пережиток ли старого общества или необходимый способ функционирования общества на социалистической стадии его развития?

Думается, что общественное разделение труда, сохраняющееся при социализме в виде существенных различий между работниками умственного и физического труда, города и деревни, а также в форме профессиональных различий, нельзя считать пережитком прошлого.

Разделение труда между людьми на этой стадии остается необходимым фактором развития и функционирования производительных сил. Социализм призван ликвидировать старое разделение труда в том отношении, что преодолевает его классово антагонистический характер, устанавливая единство коренных интересов классов и социальных групп; преодолевает его отрицательные последствия, присущие эксплуататорскому обществу.

Устранение антагонистических противоположностей между людьми, закрепленными за различными видами общественной деятельности, вытекает из ликвидации частной собственности, отношений эксплуатации и монополизации образования. В стране первоначально была подорвана, а затем и ликвидирована монополия на определенные виды трудовой деятельности строго определенных социальных групп и классов. Устранение имущественных, классовых и иных социально-экономических барьеров в получении высшего образования было огромным социальным завоеванием. Социальной базой для формирования работников умственного труда служили рабочий класс и крестьянство, что значительно расширяло возможность воспроизводства интеллигенции, позволяло полнее выявить и использовать таланты и способности представителей всех классов и социальных групп.

Ликвидируя антагонистическое содержание прежнего разделения труда, социалистическое общество вместе с тем сохраняло само общественное разделение труда между людьми. Причины его сохранения были заключены в характере производительных сил и объясняются в конечном счете относительно недостаточным уровнем их развития. Не был достигнут еще такой уровень развития производительных сил и богатства, который дал бы возможность всему населению при сведении необходимого рабочего времени к минимуму выполнять духовные функции производства. Пока таких условий нет, остается историческая необходимость выделять из общества особую социальную группу людей, освобождать ее от непосредственного производства материальных благ и закреплять за занятиями по государственному управлению, развитию науки, искусства и т. п. В сфере материального производства функции научного труда не могли осуществляться непосредственно всеми производителями, что опять-таки требует существования особой категории инженерно-технических и научных работников.

Относительно недостаточным уровнем развития производительных сил объясняется и разделение труда между городом и деревней. Общество на этом этапе вынуждено одной части населения поручать ведение сельского хозяйства, другой — развитие промышленного производства.

Общественное разделение труда между людьми в наиболее крупных формах в литературе было представлено в виде существенных различий между работниками умственного и физического труда, города и деревни.

Какова социально-экономическая природа этих различий?

В большинстве работ авторов того периода сущность различий между людьми умственного и физического труда сводилась к разнице в культурно-техническом уровне рабочих и инженерно-технических работников. Это мнение установилось и укрепилось в связи с выходом работы И. В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». В ней, как известно, различия между умственным и физическим трудом были разделены на существенные и несущественные. Первые из них выражают неодинаковый культурно-технический уровень инженерно-технических работников и рабочих и должны исчезнуть. Вторые проистекают из различия в условиях работы людей умственного и физического труда и сохранятся в будущем.

В этой характеристике обращал на себя внимание прежде всего тот факт, что различия, которым придается существенное значение, переносятся в область культуры, образования. Можно ли согласиться с этим? Безусловно, эта сторона различий между работниками умственного и физического труда важна и ее невозможно обойти. Однако если ограничиться сопоставлением только культурно-технического уровня рабочих и инженерно-технического персонала, то не затрагивается сама основа существования различий между людьми умственного и физического труда, лежащая не в сфере сознания, а в общественном бытии, в экономическом и социальном положении указанных категорий работников.

В то же время различиям, которые считались несущественными, придавалось социально-экономическое содержание, поскольку они характеризовались как неравенство условий работы «руководящего состава» и «рабочих». В результате складывалось странное положение: существенные различия лишались своих главных, социально-экономических черт, а несущественные наделялись ими.

В условиях начальной фазы социалистического общества границы между людьми умственного и физического труда действительно имели существенный характер. Но они были существенными прежде всего потому, что выражали социально-экономические различия людей, стоящих за этими видами труда.

Безусловно, решению задачи по их преодолению в огромной мере может содействовать рост культурно-технического уровня трудящихся масс, дальнейшее развитие народного образования. Однако главным фактором, материальной основой соединения умственного и физического труда служит преобразование техники, характера и условий труда, технологического способа производства.

При рассмотрении разделения материального и духовного труда следует иметь в виду, что умственная и физическая деятельность в общем плане всегда были, есть и будут различными по существу независимо от того, разделены они между разными людьми или сочетаются в одном и том же человеке. В этом смысле грани этих двух форм человеческой деятельности всегда существенны, выражают отношения материального и духовного. Представляется, что в условиях разделения труда между людьми различия работников физического труда и работников умственного труда было бы более точно и строго называть социальными различиями.

Но что означают эти различия людей и чем они порождены?

Различия между людьми умственного и физического труда являются одним из видов общественного разделения труда между людьми. Больше того, они составляют исторически последний вид разделения труда между людьми в этой области. Их преодоление по существу совпадает с устранением одного из крупных видов разделения труда.

Почему общественное разделение труда на умственный и физический тождественно с социально-экономическими различиями и в чем последние проявляются?

Известно, что умственный и физический труд по своему характеру и общественному назначению занимает неодинаковое место и играет разную роль в системе общественного производства и в жизни общества в целом. В тех условиях, когда эти виды труда распределены между разными людьми, различия видов труда неизбежно становятся различиями самих закрепленных за ними работников. Это значит, что люди умственного и физического труда отличаются друг от друга по их месту в системе общественного производства и положению в обществе. Работники физического труда выполняют функции непосредственно в сфере производства материальных благ и связаны в своей деятельности с орудиями производства. Что касается лиц духовного труда, то на их долю выпадает главным образом производство духовных ценностей. Уже поэтому между ними существует фактическое неравенство в их связях с материальным производством.

Общественное разделение труда, порождая различие работников по их месту в системе общественного производства и по общественному положению, тем самым вместе с формами собственности обусловливает существование социальных групп и классов, ибо положение людей в системе производства является одним из признаков класса. Люди физического труда образуют классы рабочих и крестьян, а люди умственного труда — социальную группу (интеллигенцию).

Общественное разделение духовной и материальной деятельности обусловливает неодинаковую роль разных групп людей в организации труда, что также является одним из признаков существования классов и социальных слоев. Пока организация общественного труда основана на его разделении между людьми, функции управления производством и обществом в целом обособляются и становятся областью деятельности прежде всего лиц умственного труда, поэтому последним принадлежит особая роль в общественной организации труда. Непосредственные производители могли все более и более вовлекаться в управление хозяйством и обществом, и многое делали в этой области, хотя управление предполагало существование особой категории людей, для которых функции управления являются профессией, специальностью. Разделение умственного и физического труда внутри производства, например, необходимо связано с выделением функций управления и со специализацией работников, осуществляющих данные функции. Планирование, организация обслуживания и подготовка производства обособляются в самостоятельную область — становятся сферой деятельности инженерно-технического персонала. Управление обществом в целом также является специфической сферой труда определенных лиц — работников государственного аппарата. Обособление организаторских функций как в производстве, так и в обществе в конечном счете означает разделение людей умственного труда и работников физического труда, так как управленческая деятельность по преимуществу является умственной работой.

Разъединение труда предполагает различия в условиях труда. Условия труда интеллигенции и рабочих разные. Безусловно, качественное разнообразие видов человеческой деятельности само по себе еще не предполагает социальных граней между людьми. Но когда общественное разделение труда закрепляет неодинаковые условия труда за особыми группами работников, то различия самих групп выступают как социально-экономические. Например, неодинаковый характер труда руководящего персонала предприятий и рабочих в рамках разделения умственной и физической деятельности проявляется как социальное различие данных категорий работников и останется таковым до тех пор, пока указанные формы деятельности для своего осуществления предполагают существование обособленных групп людей, т. е. разъединение материального и духовного труда.

Общественное разделение труда, ставя членов общества в неодинаковое положение по работе, тем самым обусловливает и их различие в присвоении предметов потребления, так как труд, имеющий различный характер и играющий неодинаковую роль, оплачивается по-разному. Более высокую оплату имеет сложный, высококвалифицированный научный труд и менее высокую — простой, малоквалифицированный. Поэтому при равном праве получать по труду возникает своеобразие в социально-экономическом положении работников умственного и физического труда, что находит выражение в различии той доли общественного продукта, которая им поступает при распределении. Поскольку люди имеют различную квалификацию, неравную одаренность и способность трудиться, разный состав семьи, то, естественно, при равной оплате за равный труд они фактически имеют неравные доходы, неравенство в долях, полученных при распределении продуктов. Предполагалось, что при социализме не может быть глубокого разрыва между оплатой труда рабочих и основной массы работников умственного труда, так как издержки производства последних берет на себя государство. Академик С. Г. Струмилин в свое время отмечал, что «с момента, когда государство берет на себя обязательство обеспечить не только бесплатность обучения, но и содержание всех учащихся за время обучения, экономические основания для резкой дифференциации в оплате рабочего и инженера отпадают» {508}.

Вместе с общественным разъединением умственной и физической деятельности происходит разделение и культурно-образовательных предпосылок труда. Большинство современных видов физической деятельности в области производства для своего осуществления требует более низкого культурно-технического образования человека, чем выполнение специальных функций умственного труда.

Дело, конечно, не только в том, что общество еще не могло обеспечить всем всеобщее высшее и законченное среднее образование, но и в том, что многие еще существующие формы физической деятельности, особенно ручного труда, экономически не требуют высокого образования для своего функционирования. Чтобы по культурно-техническому уровню люди умственного и физического труда сравнялись, необходимо коренное преобразование содержания производительного труда на основе качественных изменений в технической базе производства.

Сохраняющиеся существенные различия в культурно-образовательном уровне людей физического и умственного труда, следовательно, были обусловлены всей совокупностью экономических и социальных условий. При этом, исходя из основных принципов материалистического понимания истории, нужно придавать решающее значение экономическим различиям. Именно они, а не только культурно-технические грани делают разницу между людьми умственного и физического труда существенной.

Итак, разделение духовного и материального труда предполагает различия соответствующих работников по месту в системе общественного производства и положению в обществе; по роли в общественной организации труда; по условиям и характеру труда; по размерам дохода и условиям быта и, наконец, по культурнообразовательному уровню.

Все эти различия в конечном счете объясняются состоянием развития производительных сил и производственных отношений, разделением умственного и физического труда между людьми. Развитие производительных сил —главное условие преодоления социального разделения труда, устранения социальных граней между работниками умственного и физического труда.

Наряду с существенными различиями между работниками материального и духовного труда общественное разделение труда при социализме предполагает различия между городом и деревней.

В чем смысл этого вида общественного разделения труда?

В работе Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» грани между сельским хозяйством (деревней) и промышленностью (городом) сводились прежде всего и главным образом к тому, что в промышленности существовала общенародная собственность на средства производства и продукцию производства, тогда как в сельском хозяйстве имелась не общенародная, а групповая, колхозная собственность.

Если исходить только из различий в форме собственности, следует признать, что существенных различий между деревней совхозной (совхозным сельским производством) и городом (промышленностью) у нас не было, поскольку и в совхозах, и в промышленности была одинаковая форма собственности. Выходило, что город отличался лишь от колхозной деревни. Но известно, что сельское хозяйство независимо от того, колхозного оно типа или совхозного, в целом существенно отличалось от промышленности. Их различие проистекает из более глубокой основы, чем форма собственности, а именно из неодинакового характера, уровня и состояния развития производительных сил в сельском хозяйстве и в промышленности.

Существенная разница между городом и деревней в уровне развития соответствующих производств порождает и различные условия труда в этих отраслях народного хозяйства. Причем условия труда неодинаковы не просто потому, что в одном случае производится, скажем, зерно, а в другом —машины, а потому, что техническая база и степень обобществления труда в сельском хозяйстве в целом значительно ниже, чем в промышленности.

Эти различия нельзя считать несущественными, сводить их к качественной специфичности видов труда и тем самым подменять последней действительные, вытекающие из уровня развития производительных сил различия между трудом в сельском хозяйстве и в промышленном производстве. Конечно, и впредь качественные особенности, например процесса производства автоматов и выращивания кукурузы, будут неодинаковыми. Но понятие различные условия труда имеет и другой смысл: одно дело, например, сажать картофель лопатой, другое — производить машины на автоматической линии или управлять тракторами автоматически. Именно таким образом понятое неравенство условий труда, т. е. взятое как неодинаковая степень технической вооруженности и обобществления указанных видов труда, позволяет объяснить сущность граней между городом и деревней. Что же касается наличия двух форм собственности, то оно является следствием названной более глубокой причины.

При всей важности различий в уровне развития промышленности и сельскохозяйственного производства ими не исчерпывается содержание существующих граней между городом и деревней. Вопрос не только в том, что сельское хозяйство по уровню развития производительных сил отстает от промышленности. Если даже предположить, что эти уровни нивелируются, но одна часть населения по-прежнему останется постоянно закрепленной за земледелием, то все равно существенные различия между городом и деревней не отпадут. Они представляют собой разделение труда между представителями деревни и города, а это означает, что сельскохозяйственный и промышленный труд выпадают на долю различных групп работников, каждая из которых в своей деятельности ограничивается одной из этих сфер [62].

Итак, существенные различия между городом и деревней, а также между работниками умственного и физического труда совпадают с наиболее общими видами разделения труда между людьми. Они в то же время являются социальными различиями: обусловливают вместе с отношениями собственности сохранение рабочего класса, крестьянства и интеллигенции.

Дальнейшее прогрессивное развитие общества предполагает устранение социального и экономического неравенства между людьми, постепенное нарастание социальной однородности общества, что представляет необходимую предпосылку построения общества без классов и социальных групп. Изживание социальных границ между работниками умственного и физического труда, города и деревни предполагает коренное изменение содержания и характера труда. Органическое соединение разных функций труда в деятельности каждого работника означает создание в сфере материального производства условий для проявления многосторонних способностей человека, для всестороннего развития его личности.

Решение этой проблемы неотделимо от ликвидации старого разделения труда, ограничивающего возможность приложения и развития способностей работников. Неодинаковая степень развития способностей работников складывается под воздействием социально-экономического характера труда и форм его общественного разделения. Закрепление работника на длительное время за определенным и односторонним видом трудовой деятельности ограничивает, закрывает возможность проявления и развития всех других его способностей. Это проявляется в большей мере в профессиях физического труда, но и односторонний характер умственного труда не может создать всесторонне развитого работника.

Преодолеть односторонность трудовой деятельности работников физического и умственного труда можно лишь на основе органического соединения умственного и физического труда в деятельности людей, что предусматривает коренные преобразования в материально-технической базе производства, составляющей основу существования определенных видов общественного разделения труда, в частности разделения умственного и физического труда между различными людьми.

Кроме того, формирование всесторонне развитой личности неотделимо от создания предпосылок для выявления и совершенствования способностей людей. Уже в процессе воспитания и обучения должны быть предоставлены всем равные возможности, позволяющие обнаружить таланты и развить их. Для этого опять-таки нужна высокая экономическая зрелость общества.

Как же решается вопрос об условиях преодоления старого общественного разделения труда? Поскольку различия между работниками умственного и физического труда, города и деревни составляют главное содержание общественного разделения труда, то вместе с их ликвидацией должно быть устранено общественное разделение труда в его основных формах. Это очевидно. Можно было не касаться данного вопроса, если бы была однозначная его трактовка.

Говоря об уничтожении разделения труда между людьми, необходимо особо подчеркнуть, что здесь речь может идти не об устранении качественной дифференциации видов трудовой деятельности, их сосуществования и пропорционального распределения, а о преодолении социальных различий между людьми умственного и физического труда, города и деревни. В данном случае правильное понимание природы разделения труда, строгое разграничение указанных двух сторон этого явления имеет принципиальное значение для решения вопроса о судьбах общественного разделения труда. Более того, без этого невозможно даже правильно поставить саму проблему.

В самом деле, если сущность социальных граней между работниками умственного и физического труда свести к разнице в их культурно-техническом уровне, то остается открытым вопрос о разделении этих видов труда между различными людьми и специальными группами или вообще отрицается необходимость ликвидации этого разделения в развитом обществе.

Одно только повышение культурно-технического уровня рабочих не решает еще проблемы уничтожения разделения членов общества на работников умственного и физического труда, существования интеллигенции как особого социального слоя, т. е. всего того, что непосредственно касается сущности общественного разделения труда между людьми, социальными группами. В этой связи возникло утверждение о сохранении и впредь так называемого руководящего состава предприятий, поскольку якобы их условия работы неизбежно должны отличаться от условий труда исполнителей.

В данном случае несущественные различия возводятся в ранг социальных граней. Поскольку считалось, что несущественные различия останутся, то из этого неизбежно следовал вывод о сохранении и разных общественных групп людей. В основе подобного решения вопроса, следовательно, лежало предположение вечного существования общественного разделения умственного и физического труда между разными людьми и социальными группами, сохранения в качестве особой социальной группы интеллигенции.

Кроме того, объяснение различий между работниками умственного и физического труда лишь неодинаковым уровнем их культурно-технического развития приводит не только к игнорированию проблемы ликвидации разделения умственного и физического труда, но и к ограничению этой проблемы сферой материального производства, к отрицанию необходимости соединения умственного труда с физической деятельностью, с производительным трудом.

Разделение умственного и физического труда распространяется не только на область материального производства, но и на общество в целом. Нельзя упускать из виду другие весьма многочисленные отряды людей умственного труда: работников государственного управления, просвещения, культуры, искусства и т. д. В противном случае социальная задача по преодолению различий между людьми умственного и физического труда не была бы осуществлена или решалась бы не в полной мере.

Соответственно без соединения умственной деятельности работников непроизводственной сферы с производительным трудом на практике произойдет отрыв обучения от производительного труда.

Действительно, если ограничить многосторонний процесс преодоления различий между людьми умственного и физического труда лишь подъемом культурно-технического уровня рабочих и крестьян до уровня производственно-технической интеллигенции, то интеллигенция, незанятая непосредственно в производстве, должна остаться особой социальной группой на вечные времена. Во всяком случае, согласно этому представлению, процесс соединения умственного и физического труда не затрагивает указанные слои интеллигенции.

Аналогичный вывод вытекает из смешения разных сторон общественного разделения труда: разделения труда между людьми и естественноисторической дифференциации видов человеческой деятельности.

То, что естественноисторические различия видов труда и необходимость их пропорционального распределения по сферам производства и общественной жизни не могут потерять своего значения, это очевидно и бесспорно. Конечно, возникнут новые виды труда, и общественная форма распределения труда по сферам и отраслям производства не будет предполагать обмена товаров. Но сама необходимость пропорционального распределения труда и разнообразие форм человеческой деятельности исчезнуть не могут.

Конечно, веками сохраняющееся общественное разъединение труда продолжает влиять на теоретическое сознание. Некоторым его преодоление кажется чем-то невероятным, выходящим за пределы привычных отношений. И многие аргументы, приводимые в защиту разделения труда между людьми, порождены именно этим обстоятельством. Особенно это касается вопроса о перспективах профессионального разделения труда, ибо спор о судьбах разделения труда между людьми нередко сводится к вопросу о будущности профессионального разделения труда. Здесь мы сталкиваемся с определенными трудностями как при определении понятия профессионального разделения труда, так и при характеристике перспектив его развития. В литературе под профессиональным разделением обычно понимается единичное разделение труда, существующее внутри предприятия или какого-либо иного учреждения. Отдельные авторы считают его универсальной формой проявления и существования всякого общественного разделения труда {509}.

Не касаясь этого вопроса по существу, надо лишь заметить, что профессиональное разделение труда представляет собой особое качество, обладает определенными особенностями, отличающими его от других видов общественного разделения труда как по содержанию, так и по историческим судьбам. Нельзя, например, деление людей на работников умственного и физического труда, города и деревни отождествлять с профессиональным разделением труда, ибо в первом случае мы имеем дело не с профессиональными, а с социальными группами.

В западной социологии, особенно в теориях «стратификации», довольно широко распространена подмена классовых и социальных граней между людьми профессиональными различиями. Многие авторы настойчиво «доказывают» исчезновение классов в современных капиталистических странах, их растворение в профессиональных группах. В качестве одного из доводов они приводят тезис о поглощении разделения труда внутри общества его разделением внутри предприятия. В старое время, говорится в изданной во Франции книге по социологии труда, разделение труда внутри предприятия имело тенденцию принимать форму разделения труда внутри общества. Для современного общества характерно-де иное положение: разделение труда внутри предприятия становится более важным, чем его разделение в обществе в целом, аспект вертикальный (социальное разделение) поглощается аспектом горизонтальным (техническим и профессиональным разделением) {510}. Причем утверждается, что в дальнейшем останутся лишь профессиональные слои и соответственно этому, как полагал еще Э. Дюркгейм, социальная организация общества и разделение труда приобретут исключительно профессиональное основание {511}.

Конечно, никакой замены классов профессиональными слоями в рамках капиталистического общества не происходит.

Что касается будущности профессиональных различий между людьми и профессионального разделения труда, то, видимо, после устранения классовых границ они еще останутся и будут существовать довольно долго, хотя и не вечно. В конечном счете они тоже отомрут. Проблема эта, однако, сложная, и надо сначала установить, какой смысл вкладывать в утверждение о преодолении профессионального разделения труда. В одном отношении профессиональное деление труда означает существование конкретных, качественно особых или специальных форм труда, которые мы обычно называем профессиями. Например, вид труда у токарного станка именуется профессией токаря, у кузнечного молота — профессией кузнеца.

Основу профессиональной классификации труда составляет вид трудовой деятельности, который в свою очередь определяется характером орудий производства. Соответственно этому критерием профессионального расчленения труда служит число качественно особых форм трудовой деятельности.

В данном случае понятие профессии служит для обозначения качественно особого, единичного вида труда и свидетельствует лишь о том, что всегда и всюду трудовая деятельность совершается в конкретных, специальных формах. Профессии, специальности как особые виды труда никогда не могут быть ликвидированы. Их существование обусловлено особенностями техники, орудий производства. Применение конного плуга, например, порождает один вид деятельности, трактора— второй, комбайна —третий, автомата — четвертый и т. д.

Другое дело, когда конкретные формы человеческого труда разделяются между разными людьми и пожизненно закрепляются за ними. Здесь уже возникают профессиональные различия между самими людьми, что составляет собственно профессиональное разделение труда. Работа по обслуживанию трактора и деятельность комбайнера, например, чем-то не походят друг на друга, образуют два особых вида труда, или две профессии. Когда они поручаются разным работникам и делаются пожизненным их занятием, то перед нами профессиональное разделение труда.

Но оно перестает быть таковым, как только работы на тракторе и комбайне выполняются одним и тем же человеком, который одновременно является и трактористом, и комбайнером, т. е. механизатором в широком смысле слова. В одно время он работает на тракторе, в другое — на комбайне. Тогда остаются уже не профессиональные различия людей, а различия самих специальностей (профессий) как особых форм труда. Экономисты, например, на практике учитывают, с одной стороны, «квалификацию работы» (каких навыков, знаний она требует), с другой — «квалификацию рабочего» (подходит ли он для выполнения данного вида труда), его профессиональное лицо и подготовку. В литературе очень часто понятие профессиональное разделение труда подменяется категорией специализация труда, что значительно затрудняет анализ и того и другого.

Четкое разграничение разных аспектов профессионального разделения и специализации труда является необходимым условием правильного решения вопроса об их будущности. Специальности, профессии, рассматриваемые как особые формы человеческой деятельности, постоянно изменяясь, безусловно, сохранятся на все времена, ибо труд всегда будет совершаться в конкретных формах.

Иначе обстоит дело с разделением специальных видов труда между разными людьми и вытекающим из него существованием профессиональных групп. Они вряд ли будут нужны развитому обществу.

Сторонники вечности профессионального разделения между людьми для обоснования своей точки зрения приводят отдельные высказывания классиков марксизма, толкуя их довольно субъективно. Ссылаются, например, на следующие слова

В. И. Ленина: «Таким образом, пределы развитию рынка, при существовании капиталистического общества, ставятся пределами специализации общественного труда. А специализация эта, по самому существу своему, бесконечна — точно так же, как и развитие техники» {512}.

При внимательном ознакомлении со всем текстом становится ясно, что здесь В. И. Ленин имеет в виду образование новых специализированных видов производственных функций, качественную дифференциацию труда и соответствующую ей специализацию производства. Вслед за вышеприведенным положением В. И. Ленин разъясняет свою мысль: «Для того, чтобы повысилась производительность человеческого труда, направленного, например, на изготовление какой-нибудь частички всего продукта, необходимо, чтобы производство этой частички специализировалось, стало особым производством, имеющим дело с массовым продуктом и потому допускающим (и вызывающим) применение машин и т. п. Это с одной стороны. А с другой стороны, прогресс техники в капиталистическом обществе состоит в обобществлении труда, а это обобществление необходимо требует специализации различных функций процесса производства...»{513}.

Ясно, что в дальнейшем специализация производственных функций и процесса производства будет углубляться и развиваться. Но нельзя на этом основании говорить об углублении профессиональных различий между людьми. Это несовпадающие процессы.

Далее, иногда приводят известное письмо К. Маркса Л. Кугельману от 11 июля 1868 г., где К. Маркс считает деление общественного труда на определенные пропорции вечной необходимостью. Однако в своем письме К. Маркс говорит о пропорциях распределения труда в соответствии с массами общественных потребностей, что, как убедительно доказал академик С. Г. Струмилин {514}, никакого отношения к профессиональному разделению труда не имеет.

Приводят, наконец, еще одно место из «Капитала» К. Маркса: «Вследствие разделения общественных отраслей производства товары изготовляются лучше, различные склонности и таланты людей избирают себе соответствующую сферу деятельности, а без ограничения сферы деятельности нельзя ни в одной области совершить ничего значительного. Таким образом, и продукт, и его производитель совершенствуются благодаря разделению труда» {515}.

Эти слова отдельные авторы рассматривают как важный аргумент для защиты мысли о том, что без профессионального разделения труда между людьми невозможно ограничение сферы деятельности и надлежащее развитие склонностей человека. Но обычно упускается из виду то обстоятельство, что здесь К. Маркс выражает не свою точку зрения, а перелагает взгляды представителей классической древности. Что это действительно так, показывают примечания К. Маркса, относимые им к цитируемому выше тексту, а также сам контекст. В примечании 78, например, К. Маркс делает ссылку на слова: «Одно дело радует сердце одного, другое-другого», взятые им из сочинений Секста Эмпирика. В примечаниях 79 и 80 он подтверждает правильность изложения мысли писателей древности об ограничении сферы деятельности ссылкой на существовавшее тогда изречение: «Много знал он дел, но каждое из них знал плохо», а также на текст из Платона: «Ведь каждая вещь производится легче и лучше и в большем количестве, когда человек делает лишь одно дело, соответствующее его склонностям...» {516}. Это положение Платона почти дословно совпадает со словами из приведенной выше цитаты.

Попутно следует заметить, что толкование профессионального разделения труда как непреходящего способа рационального использования природных способностей человека довольно широко распространено и в западной социологии. Э. Дюркгейм, например, объявляет различие склонностей единственной причиной, определяющей будущий способ разделения труда. Более того, по его мнению, трудовая деятельность разделяется нормально только тогда, когда общественное неравенство точно выражает естественные различия между людьми {517}.

Чаще всего необходимость профессионального разделения труда «обосновывается» тем, что оно якобы лучшим образом обеспечивает возможность работы по способностям и склонностям. Иногда прямо говорят, что профессиональное разделение труда в наибольшей степени соответствует принципу «от каждого —по способностям, каждому — по потребностям». «Трудиться по способностям, — пишут А. В. Андреев и Я. В. Тимошков, — это значит трудиться по специальности, добровольно выбранной человеком, согласно его склонностям и способностям» {518}. Казалось бы, для проявления и развития своих способностей человек не должен был бы замыкаться в рамки одной профессии или специальности, а чередовать и сочетать разные виды деятельности, ибо только таким путем он может практически выявить и развить свои склонности и использовать их в полную меру для блага общества. А. В. Андреев и Я. В. Тимошков же предлагают ограничить деятельность человека одной определенной специальностью, вместо того чтобы «говорить об уничтожении разделения труда и перехода к утопическим схемам, представляющим человека коммунистического общества чередующим различные виды труда» {519}.

Обвинения в утопизме обычно проистекают из того, что с самого начала фетишизируются последствия уничтожения профессионального разделения труда между людьми. Часто, например, заранее постулируется, что преодоление профессиональных различий между людьми означает только то, что каждый должен заниматься абсолютно всем, чуть ли не каждый час переходить в совершенно другую сферу деятельности, знать абсолютно все. Раз этого достигнуть нельзя (что совершенно верно), то высказывается мысль о неуничтожимости самого профессионального разделения труда.

Но уничтожение профессиональных различий между отдельными членами общества вовсе не предполагает того, что нам рисуют некоторые философы и экономисты. Оно означает нечто реальное и достижимое. Их преодоление означает не что иное, как сочетание в одном человеке конкретных, специальных видов деятельности по обслуживанию материального производства со столь же конкретными, специальными видами духовной деятельности вне производственной сферы. Его труд в каждой данной области остается конкретным трудом, человек должен быть специалистом своего дела, знать его. Он каждый раз занимается определенной формой деятельности, но сочетание этих конкретных и специальных форм труда в одном и том же лице в то же время означает ликвидацию профессионального разделения труда между работниками.

Если, например, современный рабочий совмещает профессии токаря, слесаря, фрезеровщика, то он уже в определенной мере преодолел одну из форм профессионального разделения труда. Он слесарь, токарь, фрезеровщик одновременно, его нельзя отнести к одной строго определенной профессиональной группе людей. Нечто подобное, а не сверхъестественное, разумеется под преодолением профессионального разделения труда между людьми.

Различия конкретных видов деятельности, безусловно, останутся. Никто никогда не утверждал, что преодоление профессионально разделенного труда возможно лишь при условии, когда человек станет заниматься всеми существующими науками и работать по всем производственным специальностям. А вот заниматься одновременно и определенным физическим трудом, и конкретной областью духовного творчества должны в конечном счете все трудоспособные члены развитого общества. Причем, повторяем, человек каждый раз должен глубоко знать то дело, которое выполняет, должен быть специалистом своего дела.

Не соглашаясь с перспективой сочетания человеком разных видов деятельности, сторонники сохранения разделения труда между людьми в качестве одного из аргументов приводят так называемый принцип выбора работы по склонности, или, как иногда называют, работы «по душе», любимой работы. Нередко утверждается, что профессиональное разделение труда нужно для того, чтобы каждый смог выбрать работу «по душе». Правда, обычно сразу же делается оговорка: труд «по душе» не исключает возможности заниматься и другими видами деятельности. Эту оговорку можно понять в том смысле, что хотя каждый и выбирает деятельность «по душе», но должен выполнять еще и другие работы, которые, видимо, ему уже будут не «по душе». Получается, как у М. Штирнера: человек выполняет «человеческий труд» и работу «единственного».

Но если каждый человек будет заниматься лишь одним определенным видом деятельности, то о каком всестороннем, гармоничном развитии всех его способностей может идти речь? Ограничение круга занятий человека одной формой деятельности неизбежно предполагает сохранение в обществе разделения труда между людьми и развитие лишь одной какой-либо склонности. К. Маркс, например, одобрительно относился к высказываниям А. Смита по поводу того, что различия в природных способностях людей и в их занятиях, соответствующих этим различиям, не причина, а скорее следствие разделения труда. В свою очередь К. Маркс чрезвычайно метко характеризовал влияние разделения труда на развитие способностей человека и род его деятельности. «Первоначальное различие между носильщиком и философом, — писал он, — менее значительно, чем между дворняжкой и борзой. Пропасть между ними вырыта разделением труда» {520}.

Принцип работы по специальности, которую человек считает отвечающей своим склонностям, существует всюду, где развито общественное разделение труда между людьми. «Разъединение различных частей труда, — писал К. Маркс, — предоставляющее каждому возможность заняться той специальностью, к которой он чувствует наибольшую склонность, — это разъединение, начало которого г-н Прудон относит к первым дням существования мира, существует только в современной промышленности, при господстве конкуренции» {521}.

Для будущего общества этот принцип не подходит, ибо он предполагает развитие у человека одной какой-либо способности, односторонне, а не всесторонне развитую личность. Ф. Энгельс резко критиковал Е. Дюринга, который полагал, что будущая «хозяйственная коммуна», не уничтожая разделения труда между людьми, совершит переворот, как только станут приниматься во внимание личные способности человека. По Дюрингу, отмечал Ф. Энгельс, каждая личность должна отдаваться исключительно одному роду деятельности, выбор которой наряду с учетом личных способностей покоится на личной склонности и удовольствии, которое человек получает от занятий именно этим, а не другим видом труда. Ф. Энгельс по этому поводу заметил: все остается по-старому с одним лишь отличием — теперь человек ликует и получает удовлетворение от того, что занимается именно этим, а не другим видом деятельности, т. е. человек настолько уродуется, что радуется своему порабощению и превращению в однобокое существо {522}.

Общественное ведение производства, по словам Ф. Энгельса, не может осуществляться такими людьми, какими они являются сейчас, — людьми, из которых каждый подчинен одной какой-нибудь отрасли производства, прикован к ней, развивает только одну сторону своих способностей за счет всех других и знает только одну отрасль производства. Уже нынешняя промышленность все меньше оказывается в состоянии использовать таких людей. «Промышленность же, которая ведется сообща и планомерно всем обществом, тем более предполагает людей со всесторонне развитыми способностями, людей, способных ориентироваться во всей системе производства. Следовательно, разделение труда, подорванное уже в настоящее время машиной, превращающее одного в крестьянина, другого в сапожника, третьего в фабричного рабочего, четвертого в биржевого спекулянта, исчезнет совершенно» {523}.

С представлением о преодолении разделения труда между людьми не согласны авторы современных концепций постиндустриального (информационного) общества. Согласно, например, М. Кастельсу, труд и впредь будет разделяться на родовой труд и труд единственного. Первый может быть замещен машинами или любыми другими субъектами родового труда —людьми-роботами. Второй труд —это индивидуализированная деятельность, обусловленная информационными технологиями, порождающими новое разделение труда {524}. «В этой новой системе производства, — пишет он, — труд предопределен в своей роли производителя и резко дифференцирован в соответствии с характеристиками рабочих. Существует большое различие между тем, что я называю родовым трудом, и самопрограммируемым трудом. Ключевым критерием этих двух видов труда является образование и возможность доступа к более высоким уровням образования, т. е. включенные в структуру труда знания и информация» {525}.

У отечественного представителя постэкономического общества В. Л. Иноземцева индивидуализация деятельности выводится из замены производства стоимости созданием субъективных полезностей. Они не будут нуждаться в общественных издержках производства, последние уступят место индивидуальным издержкам, имеющим своим результатом индивидуальные ценности. В отличие от общечеловеческого труда, производящего стоимость, работу единственного заменить никто не сможет: «никто не может воспроизвести созданное человеком новое знание» {526}.

Глава 17. Перемена труда и развитие личности работника

В объективном процессе преодоления старого разделения труда между людьми первостепенное значение имеет закономерность перемены и сочетания родов деятельности и развития личности. Современный технический прогресс порождает потребность в перемене труда. Наиболее крупные общественные процессы (стирание различий между людьми умственного и физического, промышленного и сельскохозяйственного труда) составляют проявления этой закономерности, что вызывает всестороннее развитие личности работника.

§ 1. Перемена и сочетание видов труда — объективная потребность развития современного производства

Если старое разделение труда будет вытесняться, то неизбежно возникает вопрос: что приходит и придет на его место?

С первого взгляда кажется наиболее естественным ответом на поставленный вопрос утверждение о создании нового типа разделения труда между людьми. Некоторые авторы обычно так и рассуждают. Они не говорят прямо о сохранении старого или существующего разделения труда, но признают необходимость нового разделения труда. Правда, в литературе нет еще более или менее четкого определения этого нового разделения труда между людьми; есть только указание на то, что это новое разделение труда будет основано на соединении труда: оно исключает старое разделение труда и предполагает новое, основанное на высокой технике и на преодолении существенных различий между физическим и умственным трудом {527}. Что здесь имеется в виду? Подразумевается ли сохранение несущественных различий между людьми — представителями отдельных видов труда, или автор (Ц. А. Степанян) хочет сказать, что новое разделение будет основываться на соединении труда? Но ведь процессы соединения, например, умственного и физического труда и их разъединения между людьми образуют противоположности и должны в конечном счете отрицать друг друга.

Если иметь в виду не разделение труда между людьми, а качественную дифференциацию видов труда и их распределение по отраслям и сферам производства, то в этой области будущее общество необходимо вызовет к жизни как новую дифференциацию видов труда, так и новые пропорции его распределения. Новым будет, например, органическое соединение умственного и физического труда, а не их разъединение. Но это уже другой закон, точнее одна из форм проявления закона перемены труда: вместо закона разделения труда должен утвердиться закон перемены и сочетания видов деятельности и всестороннего развития личности.

Е. Дюринг в свое время в качестве одного из «естественных» и «фундаментальных» законов хозяйства выставлял принцип: «Расчленение профессий и разделение деятельностей повышает производительность труда». Касаясь этого тезиса Дюринга, Ф. Энгельс замечает: «В той мере, в какой это правильно, это со времен Адама Смита тоже стало общим местом; но в какой именно мере это можно признать правильным, мы увидим в третьем отделе» {528}. В третьем разделе книги «Анти-Дюринг» Ф. Энгельс вновь возвращается к разбору взглядов Дюринга о будущности разделения труда и, критикуя, в частности, ранее приведенное положение Дюринга, пишет: «Точно так же уничтожение старого разделения труда отнюдь не является таким требованием, которое может быть осуществлено лишь в ущерб производительности труда. Напротив, благодаря крупной промышленности оно (т. е. уничтожение старого разделения труда. — В. Е.) стало условием самого производства» {529}. Далее, излагая Марксову характеристику закона перемены труда, Ф. Энгельс со всей четкостью противопоставляет его закону разделения труда.

К. Маркс, изучая развитие крупной машинной промышленности, сформулировал закон перемены труда. Крупное машинное производство, по его мнению, уничтожает необходимость мануфактурно закреплять распределение групп рабочих между различными машинами, прикреплять одних и тех же рабочих навсегда к одним и тем же функциям. Так как движение производственного процесса в целом исходит не от рабочего, а от машины, то здесь может совершаться постоянная смена персонала, не вызывая перерывов процесса труда. Кроме того, та быстрота, с которой человек в юношеском возрасте научается работать при машине, в свою очередь устраняет необходимость воспитывать особую категорию исключительно машинных рабочих.

Постоянное революционизирование технической основы крупного машинного производства делает технически излишним старое разделение труда. Современная промышленность никогда не рассматривает и не практикует существующую форму производственного процесса как окончательную. Поэтому ее технический базис революционен, между тем как у всех прежних способов производства базис был по существу консервативен. Посредством внедрения машин, химических процессов и других методов она постоянно производит перевороты в техническом базисе производства, а вместе с тем в функциях рабочих и в общественных комбинациях процесса труда. Тем самым она столь же постоянно революционизирует разделение труда внутри общества и непрерывно бросает массы капитала и массы рабочих из одной отрасли производства в другую. Поэтому природа крупной промышленности обусловливает перемену труда, функций, всестороннюю подвижность рабочего, но в капиталистической форме она воспроизводит старое разделение труда с его окостеневшими специальностями.

Это абсолютное противоречие уничтожает всякий покой, устойчивость, обеспеченность жизненного положения рабочего, постоянно угрожает вместе со средствами труда выбить у него из рук и жизненные средства и вместе с его частичной функцией сделать излишним и его самого. Но если перемена труда прокладывает себе путь только как непреодолимый естественный закон, то, с другой стороны, сама крупная промышленность делает объективно перемену труда всеобщим законом общественного производства, к нормальному осуществлению которого должны быть приспособлены производственные отношения. Эта необходимость требует уничтожения безработицы, которая держится про запас для изменяющихся потребностей капитала в эксплуатации, и появления работников, абсолютно пригодных к изменяющимся потребностям в труде, вызывает замену частичного рабочего, простого носителя известной частичной общественной функции, всесторонне развитым индивидуумом, для которого различные общественные функции представляют сменяющие друг друга способы жизнедеятельности {530}.

Как видно, К. Маркс имеет в виду принципиально новый закон, противоположный разделению труда между людьми. Эти законы отличаются друг от друга:

   1. Закон разделения труда предполагает закрепление человека за одним, определенным видом занятий; закон перемены труда требует подвижности функций рабочего, смены родов деятельности и сочетания разнообразных функций.

   2. Разделение труда между людьми ведет к прикреплению данного персонала работников к одному определенному предприятию и типу оборудования. При разделенном труде различные работники, составляющие органы совокупного рабочего персонала, выполняют лишь одни, им отведенные частичные операции. В условиях действия закона перемены труда происходит постоянная смена рабочего персонала, общественных комбинаций процесса производства. Этот закон порождает новый тип совокупного рабочего персонала, каждый член которого осуществляет функции, свойственные данному коллективу.

   3. Разделение труда требует подготовки специалистов с узкопрофессиональной производственной культурой, частичного рабочего. Закон перемены труда предполагает политехнизацию производственной культуры, максимальное расширение профиля работника.

   4. Действие закона разделения труда приводит к одностороннему развитию работника, ограничивает возможность проявления и совершенствования способностей человека. Следствием закона перемены труда является всестороннее развитие личности работника, выявление разнообразных его способностей и талантов.

Перечисленные признаки говорят о том, что эти две закономерности по своему содержанию и действию противоположны.

Тенденции к перемене труда, обусловливаемой техническим прогрессом, в условиях старого строя производства противостоит процесс все углубляющегося разделения труда. Эти процессы вступают в столкновение друг с другом как противоположности, протекают крайне противоречиво. Каждый раз воспроизводится старое разделение труда и тем самым чрезвычайно суживается сфера действия закона перемены труда. Поэтому он и выступает здесь лишь как тенденция, настоятельная потребность технического прогресса и действует как слепая разрушительная сила. Крупная промышленность по своей природе порождает материальные предпосылки для ликвидации разрыва между разделенными видами труда, ведет к их сочетанию. Объективно применение машин, автоматизация производственных процессов приводят к тому, что комбинированный совокупный рабочий становится активно действующим субъектом, у него появляются функции наблюдения и контроля, что поднимает духовное содержание его труда, требует знания основ науки. Но эта прогрессивная тенденция наталкивается на непреодолимую социальную преграду — противоположность между людьми умственного и физического труда.

Из технического прогресса, автоматизации производства объективно вырастает потребность замены односторонне развитого и узкоподготовленного рабочего разносторонне развитым индивидом, работником широкого профиля. Научно-техническая революция, преобразование технических основ производства настоятельно требуют переподготовки больших масс рабочих, с тем чтобы их уровень соответствовал изменяющимся потребностям производства. В странах Запада идет интенсивный процесс высвобождения узкоспециализированных рабочих и перемены труда. По данным американской статистики труда, в США в течение лишь одного года 8 млн рабочих сменили работу 11,5 млн раз. Причем 2/3 из этих смен совершены путем перехода в другую отрасль промышленности, а 1/2 —в другую группу профессий {531}. Эти рабочие могут получить работу в иных отраслях производства только при условии приобретения новых специальностей, что связано с их переобучением. Подобные факты отражают потребности производства в рабочих, имеющих широкую техническую подготовку и способных переходить от одного вида труда к другому. Гибкость, приспособляемость и способность к переходу из одной области в другую объективно должны стать самыми важными факторами.

Но рабочие, оказывающиеся вследствие их односторонней специализации ненужными, чаще всего становятся безработными. С каждым техническим переворотом все большее количество рабочих выбрасывается на улицу. По мнению Н. Винера, «внедрение автоматических машин вызовет безработицу, по сравнению с которой современный спад производства и даже кризис 30-х годов покажутся приятной шуткой» {532}. Западногерманский социолог Ф. Поллок предупреждал, что при частной экономике безработица, называемая им технологической, становится угрожающей {533}.

В условиях технического прогресса, изменения и расширения номенклатуры изделий (что особенно характерно для машиностроительных предприятий) узкая специализация рабочих тормозит развитие производства. Наличие на машиностроительных предприятиях значительного количества рабочих-операционников ограничивает маневренность в кадрах. Таких рабочих нельзя при необходимости переводить на другие участки производства, где возникает потребность в квалифицированных рабочих. Узкая специализация вызывает увеличение простоев оборудования и потерь рабочего времени, так как использовать операционников на других работах без предварительного переобучения невозможно. Поэтому одной из главных задач системы повышения квалификации рабочих на предприятиях в условиях быстрого технического прогресса становится переподготовка рабочих-операционников в высококвалифицированных рабочих широкого профиля, что дает возможность приобщить их к труду более творческому, позволяет лучше использовать технику и в конечном счете повышать производительность труда.

Чтобы наполнить труд творческим содержанием, необходимо преобразовать характер производственных процессов, сделать их объектом применения духовных сил работника. Лишь в этих условиях открывается возможность для органического сочетания умственной и физической деятельности, для перемены функций.

Материальной основой расширения сферы действия закона перемены труда является машинная техника на той ступени ее развития, когда осуществляется комплексная механизация и автоматизация производственных процессов. Автоматизация, информатизация производства вызывает настоятельную потребность в перемене и сочетании родов деятельности, во всестороннем развитии работника.

Какие моменты автоматизации и современного технического прогресса вообще порождают эту потребность?

Следует указать в первую очередь на процесс интеграции технической и технологической основы, свойственной современному производству. Эта интеграция проявляется в разных формах. С одной стороны, при автоматизации образуется единый технический базис производства, возникают универсальные технические принципы, применимые к разным сферам и отраслям производства. Работа электронно-счетных машин, например, строится на принципе обратной связи, имеющей универсальный характер.

На этапе механизированного машинного производства тоже создается техническое единство производства. Различные машины, отличаясь друг от друга по конструкции и назначению, строятся на использовании общих форм движения, что дает возможность выявить единое начало в их действии. «Принцип крупной промышленности — разлагать всякий процесс производства, взятый сам по себе и прежде всего безотносительно к руке человека, на его составные элементы, создал вполне современную науку технологии... Технология открыла также те немногие великие основные формы движения, в которых необходимо совершается вся производительная деятельность человеческого тела, как бы разнообразны ни были применяемые инструменты, — подобно тому как механика, несмотря на величайшую сложность машин, не обманывается на тот счет, что все они представляют собой постоянное повторение элементарных механических сил» {534}.

В обычной машинной промышленности, однако, техническое единство, вызываемое наличием общего двигательного механизма, предполагает в другом отношении распадение производства на ряд самостоятельных операций и процессов и не образует еще непрерывного перехода от одной операции к другой без человека как соединительного звена. Автоматизированное производство в этом отношении идет намного дальше. Оно создает единую, взаимосвязанную систему машин и механизмов, работающих как целостная система в виде автоматической линии или цеха (завода). Расчленение производственных процессов на простые операции, характерное для этапа механизации, здесь заменяется противоположным действием — их комбинированием в одной непрерывно действующей системе механизмов.

В этих условиях сам по себе трудовой процесс должен соединять в себе много различных видов занятий, вплоть до объединения физической и умственной деятельности. Возникает новый вид производительного труда, который сочетает в себе многообразные функции и который уже нельзя назвать только физическим или только умственным. Человек, выполняя такой труд, обязан знать и практически сочетать ряд видов деятельности. Он в данном случае не может быть привязан лишь к одной функции, ибо сами различные функции органически соединены в технологическом процессе и не могут разъединяться между разными людьми.

Таким образом, из общности машинных процессов вырастает общность разных видов труда и профессий, интеграция человеческих производственных функций, а из последней — необходимость их сочетать в труде каждого. Таким путем создается наиболее адекватная основа и простор для действия закона перемены и сочетания труда, так как сама техника производства вызывает к жизни новые формы труда, в содержании которых уже слито то, что необходимо выполнять человеку.

Перемена и сочетание разных форм труда в деятельности одного и того же человека вызываются и другой особенностью современного технического прогресса — постоянным изменением технической базы производства.

Постоянное изменение техники не может не порождать соответствующее непрерывное изменение функций рабочего, развитие его знаний, способностей. Иначе он не был бы готовым к осуществлению непрестанно возникающих новых производственных и научных задач. Поэтому подвижность функций работника, смена работы на одном виде оборудования работой на другом оборудовании становятся не исключением, а нормой производственной деятельности, объективной необходимостью, техническим требованием. Данное обстоятельство свидетельствует о том, что старое разделение труда между людьми перестает отвечать потребностям производства и заменяется законом перемены труда и развития работника.

К этому ведет, наконец, присущее автоматизации освобождение производственного процесса от необходимости приспособления к нему человека, т. е. развитие объективного принципа построения производственного процесса. Дело в том, что при неавтоматической технике разделение труда между людьми предполагает закрепление человека за определенной функцией и отбор рабочих с частичными способностями, наиболее соответствующими данному виду труда. Автоматизация же, «выводя» человека из непосредственного производственного процесса, тем самым ликвидирует необходимость закрепления человека за частичной операцией. Столь же ненужным становится отбор рабочих для выполнения определенных операций.

Итак, технический прогресс на стадии автоматизации делает излишним старое разделение труда между людьми. Он настоятельно требует прямо противоположного способа выполнения функций человеческого труда — перемены и сочетания трудовых функций. Этот способ отвечает всем рассмотренным особенностям современного технического прогресса: интеграции технических и технологических основ производства, постоянному революционизированию техники, объективному принципу построения производственных процессов.

§ 2. Перемена и сочетание деятельностей — основа развития личности работника

Одной из величайших общественно-исторических задач, признанных ныне ООН, является формирование всесторонне развитой личности. Условия этого могут быть созданы благодаря ликвидации эксплуатации, безработицы, нищеты и дискриминации по признакам происхождения, пола, национальности.

Во всем многообразии условий, необходимых для всестороннего развития личности, решающая роль принадлежит труду. Сфера общественного производства составляет ту материальную основу, без коренного преобразования которой проблема разностороннего развития способностей человека не может быть решена. Всестороннее развитие личности может быть достигнуто лишь на базе экономического прогресса общества, определенных материальных условий производства.

Следует ли считать, что значительное увеличение свободного времени при высоком уровне материальных производительных сил решает проблему всестороннего развития личности? Иначе говоря, верно ли полагать, что развитие способностей, талантов и дарований может происходить лишь вне сферы материального производства? Представляется, что эта проблема не может быть полностью решена, если в общественном производстве отсутствуют экономические условия и потребности в работнике с разносторонне развитыми способностями.

На эту проблему в свое время в отечественной социально-экономической литературе было обращено достаточное внимание: была проведена журналом «Вопросы философии» специальная дискуссия, зачинателем которой явились А. К. Курылев и автор данной книги. Мой оппонент, А. К. Курылев, утверждал, что одним из способов формирования всесторонне развитого человека является разделение труда между людьми, которое-де не только не противоречит этому формированию, но способствует ему {535}. Обычно это положение выдвигается теми, кто считает общественное разделение труда между людьми непреодолимым, вечным. Исходя из этого, они пытаются теоретически совместить всестороннее развитие личности с остающимся, по их мнению, и в будущем разделением труда между людьми.

Об исторической неоправданности вечного разделения труда между людьми было уже сказано. Для правильного решения поставленного вопроса необходимо в первую очередь (и как минимум) четко представить себе, с какой стороной общественного разделения труда сравнивается развитие личности работника. Его можно сопоставлять, например, с той стороной разделения труда, которая характеризуется процессами дифференциации и интеграции видов труда как человеческой целесообразной деятельности вообще. Указанные процессы присущи человеческому труду на всех исторических этапах его развития, хотя их соотношение исторически меняется. Труд всегда делится на конкретные формы, каждый раз возникают его новые виды, которые как бы отделяются от старых форм, но вместе с тем формы деятельности могут интегрироваться, соединяться.

Спрашивается, как влияют эти процессы на развитие личности?

В общей форме можно сказать, что они всегда и всюду способствуют развитию личности и не могут противоречить ее всестороннему совершенствованию. Дифференциация видов труда дает возможность разнообразить деятельность человека, т. е. делать его развитие разносторонним, а интеграция труда — соединять разнообразные занятия и способствовать всестороннему развитию личности. Поэтому если сопоставлять развитие личности с дифференциацией и интеграцией труда, рассматриваемыми в указанном смысле, то здесь никакой особой проблемы — препятствует или не препятствует разделение труда всестороннему развитию человека — не возникает.

Но иногда упускают из виду другую сторону общественного разделения труда, взаимодействие которой с развитием работника принципиально иное. Разделение труда не сводится лишь к делению труда на различные виды, к его протеканию в конкретной, специальной форме. Вторую сторону общественного разделения труда составляет, как мы видели, возникшая в определенных исторических условиях закрепленность отдельных людей и целых социальных групп за определенным видом деятельности, ограничение их деятельности одной какой-либо сферой занятий.

Этой стороне разделения труда исторически может противостоять процесс перемены и сочетания видов деятельности, который является способом преодоления пожизненной закрепленности индивида за одним видом труда. Так вот, если сопоставить развитие личности с подобным разделением труда и процессом перемены труда, то картина возникает иная: разделение труда между людьми ведет к одностороннему развитию личности, противоречит ее всестороннему совершенствованию, несовместимо с ним. Основой всестороннего развития личности в данном случае служит не разделение труда между людьми, а перемена труда.

В обществе, поскольку в нем сохраняется разделение труда между людьми (или в виде профессионального разделения, или в форме разделения людей на работников умственного и физического труда, сельскохозяйственного и промышленного производства), развитие личности неизбежно ограничивается. Это обусловлено в конечном счете недостаточно высоким уровнем производительных сил и производительности труда, который предполагает необходимость закрепления одних людей и отдельные социальные группы за определенной формой общественной деятельности.

Сказанное дает возможность оценить концепцию авторов, которые пытаются совместить разделение труда между людьми со всесторонним развитием личности. Сторонники этой концепции начинают с того, что подменяют вторую сторону разделения труда, характеризуемую закрепленностью человека за одним видом деятельности, первой его стороной — качественной дифференциацией, которая, как уже сказано, ничуть не противоречит всестороннему развитию личности, и делают вывод, что разделение труда в целом совместимо с всесторонним совершенствованием человека.

Приведем высказывания А. К. Курылева. С одной стороны, он пишет о том, что «результаты и дальнейший научно-технический прогресс устремляют человеческую личность к приобретению разнообразных знаний и развитию универсальных способностей», а с другой —о том, что «усложнение процесса общественного производства, колоссальный рост объема знаний вызывают необходимость специализации трудовой деятельности каждого индивида, а следовательно, и необходимость его конкретных специальных знаний» {536}. Легко заметить, что речь идет о тенденции интеграции и дифференциации труда. В другом месте под социальным разделением труда опять-таки понимается обычная качественная дифференциация видов труда, которая автором называется специализацией труда и характеризуется тем, что трудовая деятельность всегда выступает в конкретной форме, что каждый член общества проявляет свою способность к труду через профессию, специальность {537}

Но рассматривать проблему в такой плоскости, т. е. сопоставлять всестороннее развитие личности с тем очевидным фактом, что каждый раз деятельность человека совершается в конкретной, специальной форме, — значит лишать смысла саму проблему. Нельзя же развитие личности ставить в зависимость от количества конкретных форм труда в обществе и рассуждать по поводу того, как влияет на развитие личности существование только двух общих форм человеческой деятельности: умственного и физического труда. Многообразие форм труда может расти, а личность развивается односторонне, и наоборот.

Человеческая деятельность и впредь будет протекать в конкретных, специальных формах. Однако специализацию труда как такового надо отличать от специализации людей, которая является выражением разделения труда и означает ограничение занятий человека рамками одной специальности. А. К. Курылев был бы прав в своем отрицании за дифференциацией (специализацией) человеческой деятельности роли «помехи» всестороннему развитию личности, если бы саму дифференциацию, составляющую лишь одну сторону разделения труда, не выдавал за сущность разделения труда между людьми.

Но качественная дифференциация форм труда представляется им как разделение труда между людьми, которое объявляется столь же вечным и неуничтожимым, как и факт сосуществования различных форм деятельности. А. К. Курылев полагает, что всестороннее развитие человеку нужно для того, чтобы перейти сознательно к конкретной, специальной форме деятельности, которая как бы является острием пирамиды, а всесторонность — ее основанием. При таком понимании специализация невольно отождествляется с ограничением человека одной специальной (конкретной) формой деятельности, а всестороннее развитие личности оказывается необходимым не для смены видов деятельности, не для преодоления исключительного круга занятий, а для его утверждения. С этим согласиться нельзя.

Если человеку всестороннее развитие нужно лишь для того, чтобы выбрать одну, соответствующую его склонности форму деятельности, то это экономически для общества нецелесообразно. Многочисленные средства, затрачиваемые на всестороннюю подготовку человека и развитие всех его способностей, не были бы оправданны, ибо работник, выбрав одну специальность и работая лишь по данной профессии, не использовал бы другие свои знания и способности и не смог бы возместить расходы общества на их развитие.

Разделение труда между людьми, сохраняясь и переходя от одного общественного строя к другому, культивировало и углубляло одностороннее развитие человека. В жертву этому однобокому, узкому развитию и было принесено в прошлом гармоническое, разностороннее развитие духовных способностей и физических сил личности. Стремясь оправдать и увековечить такое положение, пытаются утверждать, что разделение труда между группами людей якобы обусловлено наличием у отдельных лиц естественных способностей лишь к определенному виду деятельности и основано на естественных различиях людей.

Из такой посылки исходил, например, Э. Дюркгейм. Именно из нее он выводил необходимость одностороннего развития личности. По его мнению, «индивидуальная личность не только не уменьшается благодаря специализации, но развивается вместе с разделением труда» {538}. Более того, согласно Э. Дюркгейму, «деятельность становится богаче и интереснее, по мере того как она становится индивидуальнее» {539}. Э. Дюркгейм усматривал действительный «расцвет» личности в глубокой специализации в одной профессиональной отрасли и всячески поносил широту и разносторонность знаний человека и его деятельности, трактуя их как дилетантизм. При этом он считал, что человек приобретает качество личности «только постольку, поскольку в нем есть нечто принадлежащее лично ему и индивидуализирующее его, поскольку он более, чем простое воплощение родового типа его расы и группы» {540}.

В действительности не естественные и личные особенности, а социальные условия определяют одностороннее развитие человека. Конечно, природные задатки, индивидуальные особенности человека имеют значение для совершенствования его способностей. Но они не смогут развиться вне процесса деятельности, вне общественной практики. Только в коллективе, отмечали К. Маркс и Ф. Энгельс, индивид получает средства, дающие ему возможность всестороннего развития своих задатков {541}.

Выдвигая всестороннее развитие способностей людей в качестве идеала общества, классики марксизма вовсе не исходили из признания тождественности способностей у всех людей. Напротив, они отрицали возможность распространения понятия равенства на способности, таланты, склонности, вкусы людей. Определенные индивидуальные различия сохранятся и в условиях, когда разделение труда между людьми будет преодолено. Они, бесспорно, имеют непреходящий характер и не только не исчезнут при будущей организации общества, но наиболее полно проявятся. Именно потому, что человеку присущи известная широта, многообразие духовных и физических способностей, становится реальной постановка проблемы всестороннего развития личности. И уже сейчас там, где постепенно стираются грани, разделяющие, например, умственный и физический труд, преодолевается одностороннее проявление способностей и совершаются первые шаги на пути к разностороннему развитию человека.

Представление о том, что каждому человеку доступна лишь строго определенная профессия, отвечающая его односторонне развитой способности, само является следствием таких социально-экономических условий, при которых развитие способностей и дарований может осуществляться исключительно путем зависимости от избранного вида занятий, профессии. Иногда полагают, что сущность личности составляют ее индивидуальные качества, особенности, только ей присущие способности к соответствующему виду труда. Из этого по существу неправильного (поскольку общественная природа личности смешивается с индивидуальными особенностями человека) определения личности выводится затем понятие развитой личности. В результате всесторонне развитым человеком оказывается тот, кто больше всего имеет индивидуальных особенностей, отличающих его от всех других людей. Далее утверждают, что индивидуальные особенности человека могут быть обнаружены только тогда, когда имеется «поле» для их проявления, т. е. когда человек находит тот особый вид труда, соответствующий его способностям, и ограничивает себя выбранной сферой деятельности. Таким «полем», обеспечивающим возможность обнаружения индивидуальных качеств людей, как иногда думают, должно служить разделение труда между людьми, которое-де не только не противоречит потребности всестороннего развития личности, а, наоборот, является единственным способом ее удовлетворения.

Эту точку зрения критиковал еще К. Маркс. Прудон, как известно, полагал, что разделение труда имеет хорошую сторону (является способом осуществления равенства условий и умственных способностей) {542} и дурную сторону. Задача состоит, по мнению Прудона, в том, чтобы найти такое новое сочетание, в котором сохранялось бы положительное и устранялось отрицательное, но без уничтожения разделения труда, которое, по Прудону, есть вечный закон. Действительная диалектика, согласно взглядам К. Маркса, заключается в том, что уничтожение одной противоположности неумолимо ведет к ликвидации другой и тем самым к гибели данного явления как такового.

Действительное развитие и совершенствование наклонностей и задатков личности наилучшим образом может происходить в условиях смены видов труда, сочетания умственных и физических функций. Перемена труда способна снять препятствия и ограничения, возводимые разделением труда на пути развития всех способностей и дарований личности.

Принцип перемены и сочетания занятий совпадает также с преодолением элементов социальных различий, сохраняющихся при общественном разделении труда, и наилучшим образом отвечает сущности социальной жизни в обществе.

Закрепление разных условий труда за различными социальными группами неизбежно порождает неравенство людей, поскольку неодинаковые условия труда влияют на размеры дохода работников и создают неравные возможности в развитии их способностей. Чтобы члены общества были фактически равноправными во всем, должно быть осуществлено равенство людей по их условиям труда, которое опять- таки становится реальным лишь в той мере, в какой утверждается смена условий труда и чередование занятий.

Одним из важнейших социальных последствий преодоления разделения труда и установления перемены видов деятельности является дальнейшее развитие свободы личности. Зависимость уровня свободы личности от общественного разделения труда по своему характеру и последствиям двояка.

С одной стороны, деление труда на конкретные виды, все более углубляющаяся качественная дифференциация человеческой деятельности составляют необходимый способ развития производительных сил и духовной культуры человечества. Общественный прогресс, господство человека над силами природы и общества и, следовательно, свободная деятельность личности могут осуществляться только путем непрерывного расчленения и возникновения новых форм человеческого труда, их совершенствования и развития. С другой стороны, это расчленение труда на определенном историческом этапе отрицательно воздействует на развитие человека, порабощая его личность.

Разделение труда между людьми в классово антагонистическом обществе подавляет и угнетает личность трудящегося, ограничивает свободное проявление его воли в главном и первом условии человеческого существования — в труде. Сфера трудовой деятельности остается за рамками человеческой свободы. Самое большее, что дается трудящемуся, —это формальные свободы: свобода выборов, свобода слова, совести и т. п.

Идеологи господствующих классов как в прошлом, так и в настоящее время стараются оправдать и увековечить это положение. Одни из них не перестают по сей день утверждать, что свободным человек может быть только в сфере своего сознания, воли. Свобода, по их мнению, может состоять лишь в выборе тех или иных решений в сознании, является внутренним делом, которое «Я» имеет с самим собой. Что касается материального производства, то оно считается областью, где достижение свободы принципиально невозможно.

Другие, например П. Навиль, Ж. Фридман, полагают, что свободу, наслаждение и проявление своей личности человек может находить лишь в досуге, а не в труде {543}. Третьи (О. Шпенглер, Ф. Поллок и другие) {544} изображают технический прогресс явлением, противоположным человеку, «отнимающим» его свободу, рассматривают машины как враждебную человеку силу. В данном случае рыночные условия применения машин они выдают за единственно возможные.

С установлением общественной собственности средства производства должны перестать господствовать над человеком и порабощать его, устраняется прежнее отчуждение труда, противоестественный отрыв сил и условий труда от самого человека.

Важным средством, с помощью которого человек может освободиться от подчинения разделению труда, является дальнейший технический прогресс, автоматизация производства. Одновременно с выходом из сферы непосредственного производственного процесса и устранением своей зависимости от машин человек освобождается от подчиненности естественно-производственной дифференциации труда. Если, например, теперь токарные операции требуют профессиональных токарей, фрезерные — фрезеровщиков и т. д., т. е. люди приноравливают свою деятельность к машинам, то в условиях автоматизации все эти операции передаются машинам. Что касается людей, то их работа в разных отраслях производства будет представлять собой новый характер — регулирование производственных процессов и управление ими.

Освобождение человека от подчинения разделению труда совпадает с достижением действительной свободы в материальном производстве, которая, как указывал К. Маркс, состоит в том, что социализированный человек, ассоциированные производители рационально регулируют свой обмен веществ с природой, ставят его под свой общий контроль, совершают его, т. е. трудятся, с наименьшей затратой силы и при условиях наиболее достойных их человеческой природы и адекватных ей {545}.

Господство человека над естественноисторической дифференциацией труда утверждается не только с помощью технического прогресса, но и путем перемены труда и собственного всестороннего развития, позволяющих ему менять формы занятий, быть пригодным ко многим работам. Если человек становится способным сочетать различные виды деятельности, то он перестает быть подчиненным одному из них и делается в этом смысле свободным.

Важнейшим фактором окончательной ликвидации зависимости человека от старого разделения труда является все возрастающая его деятельность в пределах свободного времени. Между производственной и непроизводственной сферами деятельности как по их назначению, так и по характеру взаимодействия свободы и необходимости имеются известные различия. Маркс указывал, что и в дальнейшем труд в материальном производстве останется царством естественной необходимости, а истинное царство свободы будет лежать по ту сторону сферы собственно материального производства, там, где прекращается работа, диктуемая нуждой и внешней целесообразностью {546}.

Это, конечно, не означает, что сфера материального производства, роль человека как производителя несовместимы со свободным развитием личности, что только деятельность во внерабочее время открывает простор для проявления всех духовных и физических потенций людей. Тем не менее за границами материального производства развитие человека как личности приобретает известную самостоятельность, поскольку разнообразие способностей и интересов, всестороннее развитие членов общества не могут быть достигнуты только в сфере производительного труда, какое бы многообразие видов труда ни было и как бы ни совершенна была организация сочетания и перемены родов трудовой деятельности. Свободное время, используемое в деятельном досуге или в занятиях в области науки, искусства и т. д., служит необходимым дополнением к той свободе, которую люди приобретут в производительном труде. Имея в виду условия совершенствования личности, К. Маркс писал: «Происходит свободное развитие индивидуальностей, и поэтому имеет место не сокращение необходимого рабочего времени ради полагания прибавочного труда, а вообще сведение необходимого труда общества к минимуму, чему в этих условиях соответствует художественное, научное и т. п. развитие индивидов благодаря высвободившемуся для всех времени и созданным для этого средствам» {547}.

В таком обществе труд превращается в орудие окончательного освобождения человека, давая каждому возможность развития и проявления своих способностей, дарований и талантов.

Глава 18. Обобществление труда и формы его социально-экономической организации

§ 1. Процесс обобществленная труда

С развитием производства решающую роль приобретают общественные силы труда. Если в индивидуальном хозяйстве производство основывалось на применении и использовании физических и умственных сил отдельного работника, то современное производство развивается прежде всего на основе совокупных сил, возникших из совместной деятельности многих работников. Простая кооперация, кооперация, базирующаяся на мануфактурном разделении труда, а затем фабрика как вид кооперативной организации трудовых процессов были теми способами, посредством которых создавались и развивались общественные производительные силы труда в эпоху становления капитализма.

Производство относительной прибавочной стоимости, будучи основным методом накопления капиталистического богатства, в значительной степени достигается за счет эксплуатации общественных производительных сил труда. Для того чтобы сократить рабочее время в форме необходимого и увеличить его в форме прибавочного, капитал вызывает к жизни все силы науки и природы, точно так же как и силы общественного сочетания и общественных отношений, чтобы сделать создание богатства независимым (относительно) от затрачиваемого на него рабочего времени {548}. В этих условиях частичное искусство отдельного рабочего, его индивидуальные силы приобретают второстепенное значение по сравнению с наукой, с колоссальными силами природы и силами общественно-массового труда, воплощенного в системе машин {549}. Определяющая роль общественных производительных сил труда проявляется и в том, что их использование служит главным средством экономии в процессе применения постоянного капитала.

Известно, что переворот в технике, с которым связано возникновение капиталистической крупной промышленности, был обусловлен созданием системы машин. Но само широкое применение машин стало возможным лишь благодаря тому, что крупное машинное производство одновременно вызвало к жизни совокупного рабочего, общественно-комбинированный процесс труда и, следовательно, совокупную производительную силу. Поэтому и экономия, вытекающая из условий производства как производства в крупном масштабе, т. е. из концентрации средств производства и их массового применения, «в основном возникает благодаря тому, что эти условия функционируют как условия общественного, общественно-комбинированного труда, следовательно, — как общественные условия труда» {550}.

Однако в условиях капитализма, указывал К. Маркс, не только материальные вещи, но и формы общественно развитого труда (кооперация, мануфактура, фабрика) «получают свое выражение в виде форм развития капитала, и поэтому производительные силы труда, развившиеся из этих форм общественного труда, а стало быть также наука и силы природы, принимают вид производительных сил капитала» {551}. Производительные силы общественного труда и всеобщие общественные производительные силы капитал присваивает себе. При этом силы, порождаемые общественной комбинацией производителей, капиталисту ничего не стоят, являются даровыми. Их в настоящее время чаще всего называют социальным капиталом.

Следует, однако, заметить, что присвоение капиталом общественных производительных сил может происходить только посредством эксплуатации индивидуальных рабочих сил, так как общественные силы функционируют лишь тогда, когда имеются налицо отдельные рабочие силы, из совокупности которых они складываются. Без последних никакая массовая сила образоваться не может, хотя она и не сводится к простой сумме частичных сил.

Прибавочная стоимость, как известно, возникает из прибавочного труда каждого индивидуального рабочего. Поэтому развитие и использование общественных производительных сил при капитализме сопровождается максимальной эксплуатацией отдельного рабочего.

Капитализм порождает резкую противоположность между развитием индивидуальных сил, с одной стороны, и общественных — с другой. Она вырастает из капиталистической частной собственности, в условиях которой общественные потенции труда отчуждаются от непосредственного производителя и направляются против него. Частное присвоение, кроме того, является чрезвычайно ограниченной основой развития общественных производительных сил труда, и поэтому сама историческая необходимость их дальнейшего прогресса становится со временем несовместимой с капиталистическим строем.

Всемирно-историческую миссию освобождения общественных сил труда от оков, порождаемых частной формой присвоения, призван выполнить социализм. Сам социализм экономически неизбежен прежде всего потому, что только он дает простор для применения и всемерного использования потенций общественного труда. Общественная собственность соответствует общественной природе этих потенций, их развитие в свою очередь гармонирует со всесторонним совершенствованием личности и сил каждого отдельного производителя. Социализм, возвращая общественные силы труда самому производителю, тем самым уничтожает прежнюю их антагонистическую противоположность индивидуальному развитию человека.

Прогресс и возникновение новых массовых сил труда в истории выражаются в уровне обобществления трудового процесса. Обобществление труда выступает в качестве способа, посредством которого создаются производительные силы совокупного рабочего организма. Их развитие, определяясь в конечном счете эволюцией материальных средств производства, одновременно зависит от закономерностей развития самого труда — от закона разделения труда и закона перемены родов деятельности. Воздействие этих законов на обобществление труда имеет различный характер.

Крупная машинная промышленность предполагает специализацию отраслей производства и производственных процессов. Эта специализация по своей природе бесконечна, как и развитие техники. По мере технического прогресса производство все более дифференцируется, каждая операция по изготовлению какой-нибудь части продукта имеет тенденцию к обособлению, превращению в особый вид производства.

С другой стороны, производство, основанное на специализации, может функционировать лишь при условии, если отдельные отрасли или производственные процессы органически связаны между собой. Чем глубже дифференциация материальных производственных процессов, тем в более тесную зависимость друг от друга попадают отрасли производства. Этот второй процесс, необходимо вырастающий из специализации, образует собой обобществление производства. Оно состоит в том, что «многие раздробленные процессы производства сливаются в один общественный процесс производства» {552}. В результате устанавливается тесная связь между отраслями производства, которые становятся неотъемлемыми звеньями единого производственного организма. Приостановка какого-либо отдельного звена может затронуть всю данную отрасль или производство в целом.

Специализация и обобществление материальных процессов и отраслей производства соответственно вызывают, с одной стороны, дифференциацию, с другой — обобществление человеческого труда.

Последние процессы, относящиеся к труду, также связаны друг с другом. По мере специализации видов человеческой деятельности возникает необходимость их соединения как в масштабах данного предприятия или отрасли производства, так и в рамках всего хозяйства. В тех условиях, когда за специальными видами труда стоят определенные группы людей, т. е. когда над дифференциацией видов человеческой деятельности возвышается соответствующее ей разделение труда между разными людьми, обобществление труда выступает как общественная связь людей. Обобществление труда в данном случае означает, что «общественная связь между производителями все более и более укрепляется, производители сплачиваются в одно целое» {553}.

Степень разделения труда и его обобществления, как уже сказано, определяется в конечном счете уровнем развития материальных средств производства, специализацией и обобществлением производственных процессов. Однако если абстрагироваться от этих определяющих факторов и рассматривать лишь их следствие — разделение труда и обобществление труда, то можно установить между последними определенную зависимость.

В том случае, когда разделение труда выступает как качественная дифференциация видов человеческой деятельности, его связь с процессом обобществления труда имеет свой специфический характер. Можно сказать, что дифференциация форм человеческой деятельности и обобществление труда всегда предполагают друг друга: чем выше уровень развития первой, тем глубже становится обобществление труда (фактором, положительно влияющим на процесс обобществления труда, является и интеграция видов человеческой деятельности, а не только их дифференциация).

По-другому воздействует на обобществление труда та сторона разделения труда, которая выражается в пожизненной закрепленности отдельного работника или целого класса за определенным видом занятий. Этот вопрос требует особого рассмотрения.

В литературе, как правило, не разграничиваются особенности влияния указанных двух сторон разделения труда на его обобществление. Обычно качественная дифференциация или специализация форм человеческой деятельности выдаются за сущность разделения труда между людьми и именно так понятое разделение сопоставляется с обобществлением трудовых процессов. Соответственно этому делаются выводы: а) разделение труда между людьми и обобществление трудовых процессов всегда и при всех условиях взаимно полагают друг друга, немыслимы друг без друга, б) чем глубже разделение труда между людьми, тем выше уровень его обобществления. Заранее, следовательно, предполагается, что там, где нет расчленения разных видов человеческой деятельности между разными людьми, невозможно их обобществление.

Примером такого толкования вопроса может служить позиция Л. Я. Берри. Утверждая, что всякий общественный труд неразрывно связан с разделением труда, он пишет: «Разделение труда, или специализация общественного производства, — одно из важнейших проявлений процесса обобществления труда, развития общественного характера производства» {554}.

Подобный вывод может служить основанием для мысли о том, что уничтожение разделения труда между людьми в будущем могло бы привести к приостановке процессов обобществления. Поэтому, мол, обобществление труда невозможно представить без дальнейшего углубления разделения труда. Более того, одно из преимуществ социалистического общества в том якобы и состоит, что в нем разделение труда развивается «непрерывно и значительно быстрее, чем при капитализме» {555}.

Разделение труда между людьми и социальными группами не всегда служило и будет служить необходимой предпосылкой обобществления труда. По мере развития крупной промышленности процесс обобществления труда начинает выходить за рамки разделенного труда, прорывать его узкий горизонт. В тенденции основой его дальнейшего развития начинает становиться перемена деятельности, подвижность работников. Соответственно процесс обобществления приобретает новые особенности, не укладывающиеся в рамки старого разделения труда. К их числу относится развивающаяся подвижность населения, которая была невозможна в сколько-нибудь широких размерах до возникновения крупной машинной индустрии. Проявлением этой подвижности могут служить, например, постоянные и все возрастающие переливы сельского населения в промышленность, что ломает и стирает местные и профессиональные различия людей.

С этой чертой связана другая особенность обобществления труда — постоянная изменчивость самих производителей, преобразование их духовного облика и характера. Крупная промышленность с ее переворотами в техническом базисе производства обусловливает непрерывное изменение видов деятельности производственного работника, делает его способным выполнять самые разнообразные работы. Обобществляется, следовательно, сам участник производства, сам производитель материальных благ.

Указанные признаки обобществления трудового процесса, как явствует из изложенного, связаны с действием закона перемены видов деятельности. Они по существу противоречат принципу разделения труда между людьми, поскольку последний предполагает не подвижность работника, а его пожизненную закрепленность за определенным видом занятий. Старое разделение труда и тенденция к дальнейшему обобществлению труда образуют противоположности. Капитализм, например, ослабляет связь земледелия с промышленностью, «но в то же время своим высшим развитием он готовит новые элементы этой связи, соединения промышленности с земледелием на почве сознательного приложения науки и комбинации коллективного труда, нового расселения человечества (с уничтожением как деревенской заброшенности, оторванности от мира, одичалости, так и противоестественного скопления гигантских масс в больших городах)» {556}.

§ 2. Развитие форм организации ассоциированного труда

Если предположить, что общественное разделение труда между людьми в исторической перспективе исчезнет, то произойдет слияние производительного физического и умственного труда, промышленной и аграрной деятельности в лице всех работающих членов общества. Это предполагает их всеобщее участие в производительном труде и духовном творчестве. Имеется ли возможность всеобщего производительного труда?

Существование разделения труда между людьми необходимо предполагает, что производительная деятельность является достоянием не всех трудоспособных членов общества. В этом отношении полное обобществление производительного труда может осуществиться лишь тогда, когда в нем станет участвовать все трудоспособное население, т. е. когда все члены общества будут производителями материальных благ.

Но требует ли развитое общество всеобщего участия непосредственно в производительном труде? Соответствует ли оно природе обобществления труда?

К. Маркс в инструкции к делегатам Временного центрального совета Международного товарищества рабочих писал: «При разумном общественном строе каждый ребенок с 9-летнего возраста должен стать производительным работником так же, как и каждый трудоспособный взрослый человек, должен подчиняться общему закону природы, а именно: чтобы есть, он должен работать, и работать не только головой, но и руками» {557}. Ф. Энгельс, связывая проблему всеобщности производительного труда с преодолением старого разделения занятий, подчеркивал, что в будущем обществе никто не должен возлагать свою долю участия в производстве материальных благ на плечи других {558}. Громадный рост производительных сил, по мысли Ф. Энгельса, «позволит распределить труд между всеми без исключения членами общества и таким путем сократить рабочее время каждого так, чтобы у всех оставалось достаточно свободного времени для участия в делах, касающихся всего общества, как теоретических, так и практических» {559}. На необходимость всеобщего производительного труда указывал В. И. Ленин: «Для того, чтобы соединить всеобщий производительный труд с всеобщим обучением, — писал он, — необходимо, очевидно, возложить на всех обязанность принимать участие в производительном труде» {560}.

К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин видели в привлечении всех к производству материальных благ залог и проявление действительного богатства общества, мощного подъема производительных сил, громадного повышения производительности труда. Экономическая необходимость всеобщего участия в материальном производстве диктуется действием ряда законов: закона экономии времени; перемены и сочетания видов деятельности; закона повышающейся производительности труда.

Высокое развитие производительных сил предполагает, как известно, сокращение необходимого рабочего времени. В этом состоит суть всякой действительной экономии. Сбережение же рабочего времени равносильно увеличению свободного времени, т. е. времени для полного развития индивида, которое само в свою очередь как величайшая производительная сила воздействует на производительную силу труда {561}. Одним из важнейших способов сокращения рабочего времени и соответствующего увеличения свободного времени служит всеобщее участие в производительном труде, т. е. последнее тождественно сокращению необходимого и росту свободного времени и совпадает с возможностью всеобщего участия в жизнеобеспечивающем труде.

Об этом вполне определенно писал Ф. Энгельс. Он полагал, что при современном развитии производительных сил «достаточно уже того увеличения производства, которое будет вызвано самим фактом обобществления производительных сил... чтобы, при всеобщем участии в труде, рабочее время каждого было доведено до незначительных, по нынешним представлениям, размеров» {562}.

Получается так: высшее развитие производительных сил будущего общества приводит к сокращению необходимого рабочего времени; это сокращение в свою очередь предполагает всеобщее участие в производительном труде. В итоге всеобщий производительный труд, выступая средством сокращения необходимого рабочего времени, будет служить росту производительных сил, ибо само это сбережение тождественно с развитием производительной силы.

Отсюда совершенно очевидна связь всеобщего участия в производстве материальных благ с законом непрерывного повышения производительности труда: высокопроизводительным работником может быть лишь человек, получивший всестороннее развитие своих способностей, что невозможно без сокращения необходимого рабочего времени и увеличения свободного времени. Кроме того, привлечение всех трудоспособных людей к материальному производству приведет к возникновению новой общественной производительной силы труда.

Потребность во всеобщем участии в производительном труде обусловливается и действием закона перемены труда. Деление людей на производительных и непроизводительных работников составляет один из видов старого разделения труда. Необходимость его преодоления нет нужды доказывать, ибо она признается даже теми авторами, которые отрицают возможность устранения других форм существующего общественного разделения труда. Но что значит преодоление расчленения общества на работников производственной и непроизводственной сферы? Очевидно, что оно предполагает превращение указанных двух крупных общественных функций в сменяющие друг друга способы жизнедеятельности каждого человека, что является основным требованием закона сочетания труда. Поэтому, как только производственные и непроизводственные функции начинают совмещаться в деятельности всего населения, производительный труд становится достоянием каждого трудоспособного члена общества.

Соответственно, у общества возникает жизненная потребность готовить все подрастающее поколение к участию в производительном труде, преобразовании системы народного образования, чтобы соединить обучение с производительным трудом. В этом отношении заслуживает внимания опыт соединения обучения с производством в советское время.

Длительное время существовавшая практика отрыва образования, обучения и воспитания от производительного труда приводила к формированию у части молодежи нигилистического отношения к производительному труду, и особенно физическому. В печати и в работах советских авторов, посвященных проблемам укрепления связи школы с жизнью и дальнейшего развития системы народного образования, была показана несостоятельность бытовавшего представления о том, что общеобразовательная школа должна готовить молодежь только для поступления в высшие учебные заведения.

К тому времени сложилось такое положение, что удельный вес детей интеллигенции среди учащихся ряда учебных заведений был намного выше, чем детей рабочих и колхозников. При этом многие из детей интеллигенции редко шли на производство, а чаще становились работниками умственного труда. Молодежь, оканчивающая школы, не была подготовлена ни практически, ни психологически для активного участия в материальном производстве. В результате сложилось противоречие между потребностью производства в кадрах рабочих, сочетающих широкую общеобразовательную подготовку с политехническими знаниями, и односторонней общеобразовательной подготовкой учащихся, оторванной от производства.

Возникла необходимость повсеместно внедрить ведущий принцип формирования разносторонне развитых работников — соединение обучения, политехнического образования с производительным трудом. Практика совмещения обучения с производительным трудом, с одной стороны, и развития системы образования без отрыва от производства—с другой, получила довольно значительные масштабы.

Принцип соединения обучения с производительным трудом имел не только воспитательное значение. Его внедрение было обусловлено определенными экономическими потребностями, имело экономические основания. В результате сочетания обучения с работой на производстве большая группа трудоспособного населения, не принимавшая участия в производительном труде, вовлеклась в определенной степени в материальное производство, что предполагало использование новых производительных сил, привлечение новых дополнительных трудовых ресурсов, дающих значительный экономический эффект для всего общества.

Как же согласовать эту перспективу с наблюдаемым сегодня относительным сокращением удельного веса работников, занятых в производственной сфере?

Внедрение новой техники, особенно автоматических машин, приводит, как известно, к уменьшению числа лиц, участвующих в непосредственном производстве: автоматизация высвобождает значительную часть рабочих, занятых на данном производстве. Но чем меньше работников занято в производстве, чем меньше затрачиваемое обществом необходимое рабочее время, тем больше возможностей для привлечения всех к производительному труду, так как лишь при максимальном сокращении рабочего дня (до четырех-пяти часов и меньше) создаются условия для выполнения всеми членами общества как производительных, так и непроизводительных функций. До определенного момента количественные изменения в пропорциях производительных и непроизводительных работников не образуют нового качества. Остается существующее разделение лиц на производительных и непроизводительных работников. В его пределах тенденция к установлению всеобщего производительного труда неизбежно проявляется в уменьшении удельного веса лиц, занятых непосредственно в производственной сфере.

Если считать вечной тенденцией рост количества работников непроизводительного труда и уменьшение числа производительных работников, то надо признать тезис о неуничтожимости старого качества, т. е. существующего разделения трудоспособных членов общества на производительных и непроизводительных работников. Необходимо, следовательно, допустить, что в будущем сокращением совокупной массы рабочего времени, достигаемым посредством повышения производительности труда, общество воспользуется так, что в производстве оставит относительно небольшое количество людей, большинство из них освободит от него и закрепит за другими видами общественной непроизводственной деятельности. Однако такое решение вопроса не выдерживает критики ни с точки зрения экономического, ни социального развития. Экономически подобное допущение означало бы, что производительная часть населения по-прежнему отдавала бы основную массу своего времени производству и не имела бы достаточного свободного времени для своего собственного развития. А это развитие должно быть необычайно высоким, потребует много времени и составит первейшее условие достижения высшей производительности труда. В социальном аспекте подобное утверждение было бы равнозначно мысли о сохранении существующих социальных различий между людьми умственного и физического труда, отказу от необходимости соединения умственного труда с физическим.

Принимая иную теоретическую посылку — положение об уничтожении разделения производительного и непроизводительного труда между людьми, мы должны сказать, что в будущем существование особых производительных и непроизводительных работников потеряет смысл, хотя различие между производительной и непроизводительной сферами останется. Тогда сокращение необходимого рабочего времени действительно станет тождественным всеобщему участию в материальном производстве и мы сможем вместе с К. Марксом сказать: часть рабочего дня, нужная для общественного производства, будет тем короче и время, остающееся для свободной умственной и общественной деятельности индивида, «тем больше, чем равномернее распределен труд между всеми работоспособными членами общества... С этой стороны абсолютной границей для сокращения рабочего дня является всеобщность труда» {563}.

Всебщность производительного труда предполагает и всеобщее участие в духовном творчестве. Необходимо ли наряду с привлечением всех к материальному производству и всеобщее участие в духовном творчестве?

Если в сфере труда, направленного на производство материальных благ, уже ныне достигнута довольно высокая ступень обобществления, то этого нельзя сказать относительно духовной деятельности, в частности науки. В этой области последствия системы общественного разделения меньше всего преодолены.

Научный труд обладает свойствами, наиболее благоприятными для его обобществления. В отличие от обычного совместного труда научный труд, как указывал К. Маркс, обладает достоинством всеобщности. «Всеобщим трудом, — писал К. Маркс, — является всякий научный труд, всякое открытие, всякое изобретение. Он обусловливается частью кооперацией современников, частью использованием труда предшественников. Совместный труд предполагает непосредственную кооперацию индивидуумов» {564}.

По мере усиления связей науки с производством процесс обобществления все больше охватывает само содержание науки. Научные достижения начинают становиться плодом больших коллективов ученых и практиков, различные отрасли научно-технического творчества соединяются воедино, попадают в тесную зависимость друг от друга, что придает научно-технической деятельности глубоко общественный характер. В. И. Ленин, касаясь природы крупной промышленности, отмечал: «Получается гигантский прогресс обобществления производства. В частности, обобществляется и процесс технических изобретений и усовершенствований» {565}.

Повышение уровня обобществления духовного творчества проявляется и в увеличении населения, занимающегося умственной деятельностью. В этом отношении чрезвычайно показательным был быстрый рост количества работников умственного труда в советский период. Если в дореволюционной России, по данным переписи 1897 г., насчитывалось только 79 тыс. учителей, 4 тыс. инженеров и 17 тыс. врачей, то в советское время масштабы использования духовных сил общества не шли ни в какое сравнение с прошлым. В 1975 г. в СССР насчитывалось 2 млн 703 тыс. учителей, 3 млн 683 тыс. инженеров, 765,4 тыс. врачей. В 1989 г. в народном хозяйстве было занято 37 млн специалистов с высшим и средним специальным образованием. В стране на 10 тыс. человек населения приходилось 179 студентов (во Франции — 169, ФРГ-142, Японии-150) {566}.

Общество не может не только в отдаленном будущем, но уже теперь обходиться интеллектуальными силами меньшинства. Ныне, когда чрезвычайно возрастает роль науки, возникает практическая потребность вовлекать как можно в больших масштабах умственные потенции всего трудоспособного населения, и в первую очередь духовные возможности работников физического труда.

В развитых странах количество работников науки растет очень быстро — на 7% в год, или удваивается каждые 10 лет. По свидетельству Дж. Бернала, в течение столетия число участвующих в научном труде может составить примерно 20% всего населения, а академик Н. Н. Семенов полагает, что в будущем половина человечества тем или иным путем займется решением научных задач. Что касается будущего общества, то, по мнению академика С. Г. Струмилина, число лиц, находящихся на уровне инженерно-технического труда и имеющих высшее образование, составит все 100% тружеников производства {567}.

На путях к будущему обществу научное исследование приобретает черты кооперативного труда, коллективной деятельности, основанной на массовом участии людей. В перспективе производство и наука перестанут быть обособленными сферами занятий и станут сочетаться каждым членом общества, всеми людьми [63]. Превращение функций по развитию науки и духовной культуры из занятий лишь одной части населения, притом меньшей, в достояние всех совпадает с высшей ступенью обобществления умственного труда. Оно приведет к установлению тесной зависимости всех членов общества не только как производителей материальных благ, но и как творцов духовных ценностей.

Важнейшей формой организации обобществленного труда служит соединение промышленного и сельскохозяйственного труда.

В настоящее время связи промышленности и сельского хозяйства стали намного теснее, чем когда-либо. Вместе с тем эти две крупные отрасли народного хозяйства в силу существующего разделения труда не образуют еще единой системы производства. Если в промышленности процесс обобществления достигает довольно высокого уровня, то в сельском хозяйстве он остается сравнительно низким. Сельскохозяйственные предприятия все еще представляют собой относительно обособленные и независимые друг от друга хозяйственные единицы. Их взаимоотношения все еще развиты недостаточно, даже меньше, чем их связи с промышленностью города.

Обобществление производства внутри самого сельского хозяйства в общем и целом происходит в рамках отдельного кооператива. Причины такого положения в конечном счете коренятся в состоянии развития производительных сил: кооперативы и фермеры не имеют еще достаточного количества общих мощных средств производства, которые могли бы их объединить в целостный производственный организм. Для этого недостаточен и уровень специализации отраслей и видов сельскохозяйственного производства. Специализация привела бы сельскохозяйственные предприятия к непосредственной зависимости друг от друга, тогда как сейчас часто отдельный кооператив производит почти все сельскохозяйственные продукты и может в определенной степени существовать независимо от других кооперативов.

Сказанное, однако, не означает, что процессы обобществления внутри сельскохозяйственного производства отсутствуют. Диалектика развития такова, что процессы обобществления, оставаясь в общем в рамках отдельного хозяйства, вместе с тем выходят за эти рамки. В этом отношении наиболее важным и прогрессивным является укрепление и расширение межхозяйственных производственных связей.

В советское время ускоренными темпами происходило образование межколхозных производственных объединений по самым различным сферам хозяйства: в строительстве, в создании предприятий строительных материалов, межколхозных электростанций, предприятий по обработке сельскохозяйственных продуктов и т. д.

Развитие межколхозных производственных связей играло важную роль в обобществлении сельскохозяйственного производства. Оно вело к созданию предприятий промышленного типа внутри сельского хозяйства, которые переставали быть формой только сельскохозяйственного производства и которые, следовательно, способствовали соединению земледельческого труда с промышленным.

Межколхозные предприятия составляли базу для объединения колхозов не только между собой, но и с городской промышленностью. Высокообобществленная промышленность могла быть соединена со столь же обобществленным сельским хозяйством, а не с отдельными и обособленными колхозами. Межколхозные производственные объединения, содействуя укреплению связей сельского хозяйства с промышленностью, все же еще не выводили процессы обобществления труда за пределы сельского хозяйства. Генеральный путь обобществления сельского хозяйства лежит через его соединение с городской промышленностью. Только на этом пути можно достигнуть высшего обобществления как сельскохозяйственного производства, так и всего производства вообще. Материальные условия качественно нового этапа в обобществлении труда могут быть подготовлены общим мощным развитием производительных сил как в промышленности, так и в сельском хозяйстве.

Энергетическое перевооружение сельского хозяйства даст возможность создать единую с промышленностью техническую основу, т. е. комплексно механизировать и даже в определенной степени автоматизировать сельскохозяйственные производственные процессы. В результате сельское хозяйство приблизится к уровню промышленности по технике и организации производства, что приведет в конечном счете к превращению труда в сельском хозяйстве в разновидность промышленного труда и послужит материальным основанием высшего обобществления сельскохозяйственного и промышленного производства.

В будущем обществе промышленность и сельское хозяйство будут органически сочетаться в едином комбинированном процессе, что означает не только расширение рамок обобществления производства, но и качественное преобразование его характера. Смысл подобного преобразования состоит в том, что процесс обобществления перестает базироваться на разделении труда между городом и деревней и начинает основываться на их соединении.

В связи с этим следует отметить, что отдельные экономисты, совершенно справедливо связывая высшую ступень обобществления производства с фактом соединения промышленности и сельского хозяйства в одно целое, в то же время видят в подобном сочетании проявление процесса дальнейшего углубления общественного разделения труда и растущей специализации производства {568}. Здесь явно отождествлено разделение труда между городом и деревней со специализацией промышленных и сельскохозяйственных производственных процессов, с их отличием по предмету труда и т. п.

Но ведь разделение труда между городом и деревней имеет такую немаловажную сторону, как закрепленность сельского населения за земледелием, а городского — за промышленностью. Поэтому новое качество в обобществлении производства никак не может характеризоваться углублением общественного разделения труда. Оно, наоборот, возникает вследствие преодоления пожизненного закрепления одной части общества за сельским хозяйством, другой — за промышленностью. В будущем, когда сельское хозяйство и промышленность станут двумя видами единого комбинированного и кооперированного в масштабах всего общества производства, город и деревня соединятся в одно целое {569}. Соответственно этому, «одни и те же люди будут заниматься земледелием и промышленным трудом» {570}, произойдет «смешение и слияние земледельческого и неземледельческого населения» {571}.

Будущее соединение сельского хозяйства и промышленности в деятельности одних и тех же работников нельзя представлять в виде имевшихся форм привлечения городского населения, особенно студенчества, к сезонным сельскохозяйственным работам. В перспективе сельское хозяйство перестанет быть обособленным видом деятельности и превратится в разновидность промышленного труда. Сочетание указанных двух видов труда в деятельности одних и тех же людей станет основываться на их объективном воссоединении.

Итак, будущее обобществление труда предполагает всеобщее участие в производстве материальных благ; превращение умственного труда, духовного творчества в достояние всех; слияние промышленной и сельскохозяйственной деятельности. Все эти признаки обобществления труда, однако, нельзя рассматривать изолированно друг от друга. В том и состоит высший уровень обобществления труда, что одно и то же население одновременно участвует во всех указанных крупных видах общественной деятельности. Общественный характер будущего труда образуется из слияния разных, прежде разделенных между различными группами людей форм общественной деятельности. Его основой, следовательно, становится закон перемены и сочетания труда.

Историческая неизбежность и целесообразность этого нового этапа обобществления труда в конечном счете определяются потребностями достижения высшей производительности труда. Высшее обобществление труда, основанное на перемене и сочетании видов деятельности, необходимо порождает новые общественные производительные силы труда.

Каким путем они возникают и в чем их сущность?

Обобществление производительного труда в рамках всего общества порождает кооперацию и взаимную связь всех членов общества как производителей. Из кооперации, объединяющей все общество, неизбежно возникает новая массовая производительная сила труда. Здесь количество переходит в качество в том отношении, что образуется сила совокупного рабочего, тождественного со всем обществом.

Всеобщий производительный труд может служить фактором роста производительных сил, конечно, не всегда. В тех исторических условиях, когда состояние развития производства необходимо вызывает общественное разделение труда между людьми, привлечение всех к материальной деятельности экономически не было бы оправдано, привело бы к снижению уровня производительности труда. Чтобы получить высший экономический эффект от такого привлечения, требуется необычайно высокий уровень развития самого производства, т. е. такое его развитие, которое было бы несовместимо с разделением труда между людьми и социальными группами. Только в этих условиях создалась бы возможность для возникновения единого, внутренне связанного совокупного производительного работника в виде всего трудоспособного населения. Для этого, повторяем, нужно высшее обобществление самих производственных процессов, ибо в противном случае не будет целостной и единой кооперации работников и, следовательно, новой общественной силы труда.

Однако с созданием качественно иной, высшей материально-технической основы общества, способной объединить все виды и отрасли производства в один производственный комплекс, необходимо образуется совокупный работник, тождественный всему обществу, и, следовательно, всеобщий производительный труд становится необходимым условием функционирования самого производства и роста производительности труда. Подобно тому как возникшая крупная машинная промышленность не могла бы обойтись без определенного типа общественно комбинированного работника, без общественного сочетания труда, так и производство будущего общества невозможно без всеобщего совокупного работника и общественных сил высшей кооперации труда.

Было бы неправильно представлять дело так, что передача функций по производству материальных благ всему трудоспособному населению всегда и всюду связана с низкой производительностью труда. Верно, конечно, что на ранней стадии человеческой истории эта связь имела место. И в настоящее время поголовное занятие одним только производством материальных благ не привело бы к росту производительной способности общества. Но если иметь в виду будущее общество, то в нем всеобщность производственной деятельности станет играть иную роль — превратится в величайший фактор развития и использования общественных производительных сил труда. Действительно, во сколько раз возрастет массовая сила труда, кооперированного в масштабах всего общества!

Другим столь же важным источником образования новой массовой силы труда явится высшее обобществление научной деятельности, ее превращение во всеобщее достояние.

Наука, как известно, развивается как сумма знаний, приобретенных многими сменяющими друг друга поколениями. Сила науки, однако, зависит и от количества людей, участвующих в ее развитии и применении на практике, а также от состояния, форм и масштабов кооперации. Отсюда само собой вытекает, что если научный труд становится достоянием всех членов общества, то уже по этой причине неизмеримо увеличиваются силы науки.

Но, пожалуй, самым важным фактором возрастания научных потенций станет будущая всеобъемлющая кооперация научного труда, вырастающая из соединения всех отраслей знаний и из общественного сочетания умственного труда всей массы членов общества. Как здесь не вспомнить любопытные, хотя и фантастические, мысли Ш. Фурье. По его подсчетам, в гармоническом обществе, когда население земного шара вырастет до 3 млрд человек, на всей земле будет 37 млн поэтов, равных Гомеру, 37 млн математиков, равных Ньютону, 37 млн драматургов, равных Мольеру, и по стольку же других талантов. Вот какого великолепия, по мнению Фурье, достигнут науки и искусства в новом обществе {572}.

Новые силы обобществленной науки и производственной деятельности в лице всего общества возникают не просто из этих факторов, взятых изолированно, т. е. их порождает не само по себе всеобщее участие в производительном труде, не простое превращение духовного творчества в достояние всех, а соединение этих факторов, образование совокупного работника, объединяющего в своей деятельности и в деятельности каждого своего члена одновременно физические и духовные потенции. Только такое слияние способно поднять на новый этап процесс обобществления труда и породить соответственно невиданную в истории качественно новую совокупную производительную силу. Особенность ее носителя, т. е. новой трудовой кооперации, состоит не только в том, что эта кооперация охватывает всех членов общества, но и в том, что в каждом ее органе и во всей ее системе органически сочетаются производство и духовное творчество, умственный и физический труд.

Правильное понимание данной проблемы упирается в вопрос о зависимости развития общественных сил труда от закона разделения труда и от принципа перемены родов деятельности.

Касаясь данного вопроса, следует в первую очередь отметить крайне слабую изученность в литературе общественных (массовых) производительных сил труда. В их исследовании сделан лишь первый шаг — разграничены понятия производительность труда и производительная сила труда, производительность труда отдельного рабочего и общественная производительная сила труда. К тому же некоторые экономисты отрицают целесообразность и этого шага, т. е. различения указанных понятий.

Неразработанность данной проблемы является одной из причин довольно распространенного мнения, что якобы прогресс общественных производительных сил и производительности труда имеет в качестве своей постоянной предпосылки разделение занятий между людьми. По этой причине углубление разделения труда между людьми считается необходимым фактором достижения и высшей производительности, а его преодоление якобы несовместимо с ростом общественного производства.

В действительности повышение производительности труда не связано на вечные времена с разделением труда между людьми. Ф. Энгельс, например, говоря о всеобщем производительном труде, отмечал, что он недостижим при сохранении старого разделения труда и что уничтожение последнего отнюдь не нанесет ущерба повышению производительности труда {573}. У Ф. Энгельса не было сомнения в том, что сочетание деятельности, возникшее на почве машинного производства, является более действенным средством подъема производительных сил, нежели система старого разделения занятий. В другом месте, касаясь формулы Дюринга — «расчленение профессий и разделение деятельностей повышает производительность труда», Ф. Энгельс замечает: «Эта формулировка ошибочна, так как она верна лишь для буржуазного производства, причем разделение специальностей уже и тут ограничивает развитие производства вследствие уродования и окостенения индивидов, в будущем же оно совершенно исчезнет» {574}.

Почему же разделение труда не может быть основой возникновения новых общественных сил труда и что является такой основой?

В условиях разделения видов общественной деятельности между разными группами людей новая сила труда не может возникнуть потому, что в этих условиях невозможно формирование общественно комбинированного работника в масштабах всего общества, соединяющего умственную и физическую деятельность. Связь людей как производителей в этом случае остается ограниченной рамками одной части населения: она касается лишь участников материального производства, производительной сферы. Разделение труда хотя и порождает необходимую связь людей и соответственно производительную силу труда, но сама эта сила вырастает из соединения односторонне развитых производителей и уже потому ограничена. При разделенном труде только совокупный рабочий выступает в качестве всесторонне развитого работника, объединяющего комплекс разнообразных специфических способностей к физическому и умственному труду.

Но совокупный работник, включающий людей, сочетающих функции умственного и физического труда, уже не будет подвержен разделению труда. Новая форма кооперации труда будет выступать как сочетание общественной деятельности, в которой слиты в органическое целое функции физического и умственного труда, где будет окончательно устранено их разделение между разными людьми. Новый совокупный работник и новая кооперация труда призваны обеспечить ту высшую производительность, которая будет характерна для труда. В этих условиях, по словам К. Маркса, в роли «производителя выступает скорее комбинация общественной деятельности» и действительным богатством общества станет «развитая производительная сила всех индивидов» {575}. Всесторонне развитый работник явится самым могущественным в истории производителем материальных и духовных ценностей.

Исследование общественных производительных сил труда чрезвычайно важно и для понимания эволюции общественной сущности человека. Эта сущность находится в тесной зависимости от уровня обобществления труда. С этой точки зрения необходимо подчеркнуть тот факт, что старое разделение труда между людьми, ограничивая процесс обобществления труда, на определенном этапе становится фактором, мешающим развитию общественной природы человека. Это проистекает, во-первых, из того, что в рамках разделенного труда общественная связь производителей не может стать до конца универсальной, так как она предполагает существование обособленных трудовых коллективов, а непосредственная связь производителей имеет место лишь в рамках данного предприятия.

Во-вторых, на этапе обобществления, основанном на разделении труда, сама связь между производителями неизбежно носит односторонний характер, ибо каждый отдельный производитель вступает в нее со стороны одной какой-либо своей деятельности: или как промышленный рабочий, или как носитель сельскохозяйственного труда, или как инженерно-технический работник и т. д.

Указанные ограничения отпадут с установлением нового этапа в развитии общественного труда, предполагающего возникновение всеобщего совокупного работника и перемену родов деятельности. Образуется, с одной стороны, универсальное общение одних и тех же людей как производителей, а с другой — как носителей духовных потенций общества. Соответственно «местно-ограниченные индивиды сменяются индивидами всемирно-историческими» {576}, а их общение становится универсальным. Из универсального, всемирно-исторического бытия людей разовьется их высшая, столь же всемирно-историческая сущность.

Сказанное выше своей большей частью относится к перспективам развития общества, если оно пойдет по пути дальнейшего обобществления труда и преодоления его общественного разделения. Что касается настоящего времени и современных вопросов этой темы, то они обсуждаются прежде всего в контексте процессов глобализации и постиндустриализации.

§ 3. Ассоциированный труд в условиях капиталистической глобализации

В современных условиях обобществление производства в мировом масштабе приобретает форму глобализации, которую обычно связывают с политическим господством капитала.

Представляется, что глобализацию, как и империализм, нельзя сводить, как это делал в свое время К. Каутский, лишь к соответствующей политике. Глобализм наших дней — это не только политика, направленная на установление однополярного мира, или противопоставляемая ей политика многополярности. Последняя тоже не снимает с повестки дня противостояние капиталистической системе мировой социалистической системы в лице государств, выбравших социалистический вектор развития (Китай, Вьетнам, Северная Корея, Куба и некоторые другие страны), а также мирового коммунистического, рабочего и антиглобалистского движения.

Что касается России, то наивно полагать, что она может войти в мировую экономическую систему, не вставая на сторону капиталистического глобализма и не поддерживая соответствующие акции во имя утверждения власти капитала в борьбе с социалистическим вектором мирового развития. Капиталистическая Россия, по существу, согласилась с агрессией США и других капиталистических стран против Югославии, Афганистана, Ирака. Ее руководство в свое время одобрило бомбардировки Югославии и объявило о своей незаинтересованности в поражении США и Англии в Ираке. Все это свидетельствует о политике врастания России в систему капиталистического глобализма.

И все же главное в трактовке современного глобализма — это определение его экономической сущности. Как В. И. Ленин в свое время настаивал на раскрытии экономической сущности империализма, так и мы сегодня должны в первую очередь выявить именно эту сущность глобализма. Здесь важно не допустить двоякого рода ее искажений, встречающихся в литературе по глобализму. Во-первых, не подменять его сущности формами проявления; во-вторых, не снимать ответственности за глобализм с капитализма, возлагая ее на так называемое «постиндустриальное» («постэкономическое») общество.

Первый тип искажений можно найти, например, в суждениях экономистов неолиберальной ориентации. Характеризуя основные направления глобализма, они оставляют в стороне главное — экспансию капитала, захват им все большей части мирового производства товаров. Вместо капитализации реального производства они ставят обмен («создание мирового рынка» {577}. Получается, что будто теперь обмен и обращение перестают определяться характером способа производства, будто масштабы обмена перестают зависеть от масштабов производства, а все богатство капиталистов возникает из обращения, причем, в первую очередь, из торговли услугами. К такого рода суждениям вполне могут быть отнесены слова К. Маркса: «буржуазному кругозору, при котором все внимание поглощается обделыванием коммерческих делишек, как раз соответствует воззрение, что не характер способа производства служит основой соответствующего ему способа обмена, а наоборот» {578}.

В данном случае поверхностная, явленческая сторона экономики выдается за сущность. Поэтому приходится прибегать к далеким от науки приемам — подменять одно другим (qui pro quo), в частности выдавать действительные процессы глобализации за мнимые (мифы), а мифы преподносить как действительность. Так, постулируемое в качестве действительного процесса современной глобализации «превращение сферы услуг ... в основу экономики» {579} на самом деле является мифом, ибо основу мировой экономики составляло и составляет реальное (физическое) производство средств производства и средств существования, а основу современной глобализации — гигантское обобществление производства. Если судить по производству услуг, то создается впечатление, что современная Россия, где более половины работников заняты в этой сфере, находится на очень высоком уровне глобализации, а не в условиях падения реального производства и снижения реального его обобществления. Почему же столь высокое производство услуг не мешает называть экономику России «псевдорыночной»? Ведь рынок здесь создавался по самым современным монетаристским моделям — посредством изъятия сбережений у населения, скупки за бесценок государственных предприятий, обвала цен и т. п. Видимо, превращение «сферы услуг в основу экономики» и делает последнюю все более «рыночной».

В другом случае, наоборот, действительная, хотя и явленческая форма глобализации, а именно превращения всех и всяких благ в товар и стоимость, объявляется мифом. Л. Бляхман, ссылаясь на Дж. Сороса, действие закона стоимости относит к прошлому — к простому товарному производству, полагая, что «производство общественных благ, связанных с развитием человеческого капитала, ему не подчиняется» {580}. Этим он пытается вывести рабочую силу из подчинения закону стоимости, одновременно называя ее стоимостным именем — человеческим «капиталом». В том как раз и особенность капиталистической глобализации, что она не только рабочую силу, но и все другие человеческие способности, в том числе и сексуальные, превращает в товар. Известный исследователь капиталистической экономики И. Валлерстайн свидетельствует, что ныне мировая капиталистическая экономика начинает «функционировать полностью в соответствии с законами стоимости, как они изложены в I томе „Капитала"» {581}, что является завершением логики мирового капиталистического развития, свидетельством его кризиса.

Нужно согласиться с определением глобализма как современной формы империализма. По своей сущности глобализм остается капитализмом, стремлением все мировое общество подчинить капиталу, или, по выражению А. И. Субетто, капитало- кратии. Это общество не становится каким-то «постэкономическим» или «посткапиталистическим», а остается капиталистическим. Первое, что следует взять для его характеристики из работы В. И. Ленина «Империализм как высшая стадия развития капитализма», — это выявление социально-экономической сущности глобализма как современного капитализма, стремящегося подавить социализм, коммунистическое и рабочее движение, и все остальное, что напоминает социалистичность. Глобализм не только сохраняет, но и углубляет все основные признаки империалистической стадии капитализма: его монополизм, паразитический и загнивающий характер, дальнейший экономический раздел мира транснациональными корпорациями, захват ими мировых природных ресурсов {582}. Вместе с ними в расширенных масштабах воспроизводятся наихудшие свойства капитализма — рынка и самого капитала.

Необходимо в первую очередь назвать экспансию капитала в форме мира товаров. Товаром ныне становится не только все то, что раньше производилось для непосредственного удовлетворения человеческих жизненных потребностей, но и почти все явления социальной, политической, духовной жизни, которые раньше по определению не подлежали купле-продаже. Следуя своей логике беспредельного накопления капитала, капиталистическая мироэкономика, по словам И. Валлерстайна, переходит в конечный пункт своего теоретического и практического идеала —превращать все и вся в товар. В условиях «рыночного фундаментализма» товаром и меновой стоимостью становятся человеческое тело и его органы, женская красота, дети, человеческая жизнь и личное достоинство человека, депутатские и чиновничьи посты, голоса избирателей, человеческая совесть, исторические и культурные памятники, научные знания, информация и т. д., и т. п. Казалось бы, что после периода рабства человек перестает быть стоимостью, объектом купли-продажи. Увы, ныне он опять становится товаром не только со стороны своей рабочей силы, но и всех других способностей. Налицо дальнейшее загнивание общества капитала, его полная дегуманизация. Такого рода расширение товарного мира в то же время выступает по форме «главным признаком кризиса капитализма как системы. Именно универсализация закона стоимости сделает невозможным сохранение мистического туманного покрывала товаров» {583} .

Из-за падения реальной физической экономики и нарастания сопровождающего его выпуска громадной массы пустых денежных знаков и финансовых бумаг, неимоверно раздувается, по выражению С. Н. Некрасова, «финансовый пузырь», который неоднократно уже лопался и может окончательно лопнуть в подходящий момент. По приводимым С. Н. Некрасовым данным, ныне виртуальный капитал превосходит продукцию реальной экономики в 25-30 раз {584}.

Вслед за повсеместным внедрением и использованием рыночно-стоимостных механизмов экономику захватывает сам капитал. Капиталократия стала править миром, отождествляя себя с «капиталом —богом» {585}. Пример СССР и бывших стран народной демократии Восточной Европы показывает, что практика расширения рынка и товарно-стоимостных отношений приводит к господству не только своего, но и глобального капитала. Последний ускоренно внедряется в экономику России, захватывая в свои руки нефть, газ, электроэнергию, лес и другие природные ресурсы. Ввоз этого капитала приветствуется правительством, которое не интересуют плачевные для народа последствия — эксплуатация дешевой рабочей силы россиян и неизбежный вывоз капитала из страны.

Становится очевидным, что Россия превращается в желанный объект глобализма со стороны мирового капитала. Для этого имеется рыночная экономика, внедренная по советам западных монетаристов, появились крупный капитал и крупные капиталисты, почему-то называемые не своим именем, а олигархами. Капитализация России привела не только к падению реального производства, как это происходит во всей капиталистической экономике, но и к небывалому его кризису, к обнищанию большей части населения. В этих условиях было бы кощунством заявлять, что «глобализм открывает новый этап развития России и Евразии» {586}. Россия и Евразия могут встать на действительный путь развития, если выберут социалистический вектор движения — путь Китая, Вьетнама и других стран. Капиталистическая же глобализация никакого нового этапа развития не сулит.

Что же объективно противостоит капиталистической глобализации, на какие тенденции мирового развития может опереться мировая альтернатива капиталистической глобализации?

Такой альтернативой может являться объединение всего человеческого общества на основе обобществленного труда, «гигантского процесса обобществления производства». Именно этот всемирно исторический процесс ведет к обществу всемирноассоциированного труда, т. е. к той же цели, в направлении к которой развиваются производительные силы. В итоге, как было сказано еще в документах Международного товарищества рабочих (Первого Интернационала), неизбежно нарождается «новое общество, международным принципом которого будет — Мир, ибо у каждого народа будет один и тот же властелин —Труд» {587}. Соответственно, стихийное действие естественных законов капитала и земельной собственности заменится действием естественных законов общественной экономики и ассоциированного труда» {588}.

Действительно объединяющим человечество началом может быть только обобществленный труд, а не капитал. Последний как стоимость может слагаться только из суммы индивидуальных затрат непосредственного рабочего времени. Издержки капитала не только не соответствуют росту мирового продукта производства, но и находятся в возрастающей диспропорции с этим ростом. Из того обстоятельства, что капитал возникает из сложения индивидуальных затрат рабочего времени, делаются выводы в пользу индивидуализации, а не обобществления труда. Современные постмодернисты нередко заявляют, что процессам социализации приходит конец, господствующими становятся процессы индивидуализации деятельности.

На самом деле не из капитала, а из общественного труда возникают общественные производительные силы, на которые ныне падает 75-80% прироста продукта производства. Капитал может лишь безвозмездно присваивать эти силы общественного труда и ставить их на службу своим глобалистским целям. Между тем они по своей природе принадлежат всему человечеству, должны служить объединенному труду. Чтобы реализовать это их назначение, необходимо преодолеть капитализацию общественных производительных сил труда, их присвоение капиталом.

Не случайно вокруг роли общественных производительных сил, особенно сил науки, развернулась острая теоретическая и практическая борьба. Сторонники глобализации выступают за их капитализацию, превращение в объект частной собственности. Навязывается принцип исключительного права на результаты умственной, интеллектуальной деятельности, при этом остается в стороне право собственности работников на результаты совместного физического труда на предприятиях.

Известно, что результаты науки, как всеобщего труда, по своей природе не могут быть объектом исключительных частных прав, предметом так называемой «интеллектуальной собственности». Между тем под их приватизацию подводится «теория» о якобы все большей индивидуализации труда.

Речь идет не просто о выделении особой формы собственности на нематериальные блага. У нас появились авторы, которые полагают, что в связи с резким ростом удельного веса знаний, информации и т. п. начинается трансформация отношений собственности: «вещная сторона собственности отступает перед духовноценностной» {589}. Вместе с вытеснением материального производства и приходом на его место производства информации, знаний в постиндустриальном обществе основным объектом собственности станут якобы не материальные средства производства и материальные блага, а средства духовного производства—информация, духовные ценности.

Уступит ли свое первенство материальное производство производству духовному и станет ли интеллектуальная собственность альтернативой собственности на условия и средства материального производства? Такая постановка вопроса, на наш взгляд, больше отражает социальную позицию либерально настроенной, «постмодернистской» интеллигенции, чем историческую необходимость.

Даже не все западные авторы, придерживающиеся теории «человеческого капитала», согласны с отнесением его к объектам частной собственности. Л. Туроу, например, называя квалификацию, образование и знание выражением «человеческого капитала», вместе с тем считает, что этот капитал «не может быть собственностью. Капиталисты не делают инвестиций в вещи, которые им не могут принадлежать... Инвестиции в знания, необходимые для порождения искусственной интеллектуальной промышленности, должны быть сделаны в социальном контексте, совершенно чуждом индивидуалистической ориентации капитализма» {590}.

Противопоставление интеллектуальной собственности обычной собственности на материальные средства и блага имеет своим источником разделение умственного и физического труда как социально противоположных видов трудовой деятельности, что неизбежно сказывается в трактовке социальной сущности их носителя — человеческой личности. Поскольку духовные способности человека, его интеллектуальные силы относят к обязательным составляющим всеобщую сущность личности элементам, то они объявляются неотчуждаемыми. Что же касается способности к физическому труду и потенциальной рабочей силы человека, то они таким свойством не наделяется, т. е. они считаются вполне отчуждаемыми. Их потребление (использование) существенно обособляют от реализации первых, они образует якобы лишь внешнее условие по отношению к духовной сущности личности.

Когда человек свою деятельность (труд) отчуждает другому на временное пользование, он предстает как прислуга, лакей. В случае же отчуждения всего времени труда, в собственности другого оказывается и сущностная определенность человека, отчуждается его личность (раб, крепостной). Что касается собственности рабочего на свою рабочую силу и ее продукт, то последние обычно к объектам собственности не относят. Самое большее, на что может рассчитывать человек физического труда, это получение права собственности на новую вещь, сделанную им индивидуально и для себя (например, на связанные им перчатки, выращенные на своем садовом участке яблоки, собранные ягоды и т. п.). Результаты же его труда на заводе или фабрике в состав его собственности не включаются. И вообще коллективный физический труд исключается из оснований для приобретения права собственности.

По-другому трактуются дела с интеллектуальной собственностью, т. е. собственностью на духовные способности. Она по своему социально-экономическому статусу ставится выше собственности на обычные способности к физическому труду, на рабочую силу. Предпринимателю, например, нет необходимости требовать признания своих способностей к труду в качестве объекта его собственности, они не отчуждаются. Их отчуждение — удел лишенных всякой иной собственности рабочих. Право же предпринимателя на вещные условия производства как на его частную собственность непосредственно отождествляется с правом на неотчуждаемость его личности. Частная собственность выступает наличным бытием его личности.

По отношению к человеку труда современная рыночная экономика пошла еще дальше —на деле разорвала тело и личность человека. Если во времена Гегеля в понятие «Я» включались дух и тело, владение и телом, и духом, достигаемое образованием, занятиями, привычками, представлялось «внутренней собственностью духа» {591}, то сегодня тело из достояния личности («Я») превращается в товар, а собственность духа — в обычную собственность на вещь. То же самое можно сказать и о жизни: не являясь по существу чем-то внешним по отношению к личности, она превращается в нечто внешнее и чуждое. Когда же право на жизнь закрепляется в конституциях, то этим предполагается, что она имеет стоимость, так же отчуждается, как вещь (право лица, основанное на договоре, согласно Гегелю, есть всегда право на вещь). Тем самым оправдываются, по существу, самоубийства, которые в наши дни приобретают массовый характер. С такой же легкостью можно было бы и записать право собственности человека на свои почки и другие органы своего тела, поскольку они тоже превращаются в предмет купли-продажи, наделяются свойствами отчуждаемости. Надо было бы записать в качестве «неотчуждаемых» и права на сексуальные способности, которые также продаются, как и обычная рабочая сила.

С возвышением интеллектуальной собственности над обычной собственностью связана попытка трактовать по-иному соотношение общественной и частной собственности. Одни полагают, что наделение интеллектуальной собственности свойствами неотчуждаемости и исключительности в правовом отношении делают ее сугубо частной и индивидуальной. Концепции типа «единственный и его собственность» (М. Штирнер) обычно абсолютизируют специфику художественного, научного творчества, противопоставляя работе «единственного» общечеловеческие работы, которые могут быть выполнены каждым. Другие, наоборот, считают, что установление господства интеллектуальной собственности автоматически приводит к утверждению общественной собственности, поскольку знания, информация обращены ко всему обществу и могут быть достоянием всех. Иногда даже утверждается, что все то, что является общим, не может принадлежать отдельному лицу. Отсутствие каких-либо исключений из доступа к ресурсу, т. е. свободный доступ к нему, по мнению представителей экономической теории прав собственности, означает, что это ресурс ничейный, не принадлежит никому, или, то же самое, — всем {592}. Получается, что если, например, научный труд является всеобщим, а его силы составляют всеобщую производительную силу общественного труда, то наука по своей природе выступает объектом только общественной собственности. Всеобщность научного труда, утверждает Г. А. Лахтин, «предопределяет и специфическую всеобщую собственность на продукцию научного труда» {593}.

Тогда как быть с неотчуждаемостью результатов интеллектуальной деятельности, неотъемлемостью прав научного работника на свою продукцию, т. е. с частной собственностью на нее? Возникает вроде бы парадоксальная ситуация: собственность всех отрицает собственность каждого в отдельности и, наоборот, если что-то принадлежит всем, то уже никому, если же кому-то одному, то уже не всем. В действительности здесь неразрешимой антиномии нет. Всеобщая собственность может и должна доводиться до уровня индивида, индивидуальной собственности. Среднее или начальное образование делается всеобщим именно потому, что его получает каждый, оно становится достоянием каждого отдельного человека. Если же оно не становится принадлежностью каждого, то оно не доводится до своей истинной всеобщности. Соответственно, общественная сущность, общественные силы не противостоят изначально отдельному индивиду, а должны стать сущностью каждого отдельного человека, не теряя своей принадлежности всем, всему обществу.

Представители постиндустриализма вместо того, чтобы признать всех собственниками общественных интеллектуальных сил труда, вообще отрицают деление людей на собственников и не-собственников {594}. В то же время они настаивают на индивидуальном, а не общественном присвоении этих сил. Такого рода присвоение объявляется новым типом присвоения, который приходит на место собственности на средства производства и землю. В условиях подобного нового типа присвоения содержанием экономических связей людей выступает уже «информационный обмен, не опосредованный вещами» {595}, т. е. некий непосредственный обмен мыслями на расстоянии, даже без сотовых телефонов. Сторонники постиндустриализма забывают, что продукты информационной деятельности не образуют фонда существования общества, для этого нужны продукты другого труда — средства к жизни и производства, создаваемые обычной производительной деятельностью, которой, конечно, способствуют информация и знания. Полагают, что в информационном обществе в качестве обеспечивающих экономическую основу его жизни будут не издержки жизнеобеспечивающего труда (издержки производства), а издержки некоего трансакционного экономического «поля» {596}. При этом значение главной производительной силы придается формам общения, а не самим людям, их труду. Что же касается всеобщей производительной силы человечества, то остается лишь ее назвать общечеловеческим «социальным капиталом», но принадлежащим ее «создателю» —интеллектуальной олигархии, которая позволяет отдельным индивидам присваивать часть этого социального интеллектуального капитала в порядке личной, но вроде бы не частной, собственности.

К интеграции людей в единое мировое трудовое сообщество ведет, как сказано, другой всемирно-исторический процесс обобществления труда — преодоление общественного разделения умственного и физического, сельскохозяйственного и промышленного, производительного и непроизводительного труда. Именно из соединения разделенных видов труда возникали и возникнут новые общественные производительные силы труда. Имеются в виду такие их источники, как воссоединение умственной и физической (производительной и непроизводительной), промышленной и сельскохозяйственной деятельности.

Обычно глобализацию и обобществление производства связывают только с разделением труда. Растущая естественноисторическая дифференциация труда действительно предполагает обмен производимыми товарами и установление общественных связей между людьми, опосредованных товарно-стоимостными отношениями. Вместе с тем обычно забывают, что эти связи ограничиваются своим стихийным, вещно-стоимостным характером, что общественное разделение труда служит основой классового расслоения общества, пожизненного закрепления целых классов за одним и тем же родом деятельности, в частности большинства населения за презрительно называемым механическим, якобы ничего нового не создающим трудом при помощи «серпа и молота» {597}. Узость и односторонность развития большинства трудящихся масс не могли не помешать прогрессу общественных производительных сил труда, хотя все успехи цивилизации были достигнуты в основном за счет эксплуатации именно этого труда. Новый этап в обобществлении производства и в развитии его общественных производительных сил предполагает сочетание общественной деятельности, которое и выступает в роли основного источника их развития. Имеется в виду вообще участие трудоспособного населения как в производительном труде, так и в духовном творчестве.

В западной экономической литературе уже давно всякий труд называется производительным, снято различие производительного и непроизводительного труда. Это, однако, сделано для того, чтобы отказаться от действительной всеобщности производительного труда. Чтобы ее достигнуть, отождествления этих общественно разделенных видов труда недостаточно. Необходимо создать действительные предпосылки их соединения, тем более, что численность класса наемных работников в мире растет, она увеличилась, начиная с 1970 г., вдвое. Эти предпосылки создаются прежде всего научно-техническим развитием, ведущим к тому, чтобы довести продолжительность рабочего дня в материальном производстве до двух-трех часов в день. На базе роста производительности труда создается ситуация, когда, например, 1/3 населения может выполнять функции производства жизненных благ вместо прежних 2/3 населения. Тогда, возложив участие в производительном труде на все трудоспособное население, можно сократить рабочий день в производстве до двух-трех часов, а остальное время отдавать другим видам непроизводительной деятельности. Что это не утопия, а вполне реальная возможность, доказывается тем, что в ряде стран Западной Европы уже сейчас ставится вопрос о переходе к двадцатичасовой рабочей неделе.

Если к указанным процессам обобществления труда добавить еще возможность сочетания промышленной и сельскохозяйственной деятельности, то образуется совокупный работник, соединяющий в лице каждого своего труженика основные роды общественной деятельности и совпадающий со всем обществом. На основе этого всемирно ассоциированного труда образуется новый тип общественных связей людей — их непосредственно общественные отношения, неопосредованные обменом товарами. Они придут на место вещных, складывающихся стихийно товарно-стоимостных отношений. Не обмен товарными стоимостями, не отношения людей как персонифицированных меновых стоимостей, а обмен деятельностями и их продуктами, воплощенными в едином мировом общественном продукте, распределяемом по условиям лучшего удовлетворения потребностей всех членов общества—вот что станет объединять людей в одну всемирную ассоциацию труда.

Исходной основой непосредственно общественных связей будет высоко обобществленный труд, а не информация, как полагают представители теории постиндустриального информационного общества. Не зная, чем заменить товарно-стоимостные отношения, они выдумывают всякого рода «постобщества», поскольку не принимают замену капитализма социализмом, вырастающим из обобществления труда. Было время, когда модным было «кибернетическое общество», теперь о кибернетике забыли, но продолжают обвинять за это социализм. Ныне стали обращаться к разуму как к «четвертичному» фактору, оказывающему якобы решающее влияние на всю экономическую структуру общества и называемому даже не наукой, а сведениями в их прикладной форме, т. е. информацией. При этом забывают, что именно К. Маркс впервые обосновал положение о превращении науки в непосредственную производительную силу труда, и связывал полное использование этой силы с переходом к социалистическому обществу. Именно рабочий класс, по его словам, может превратить науку из орудия классового господства в народную силу, превратить самих ученых из пособников классовых предрассудков и союзников капитала в свободных тружеников мысли. Наука может выполнить свою истинную роль только в Республике Труда {598}.

Глобализм, как и империализм, оказывает серьезное влияние на судьбы рабочего движения. Глобализм способствует распространению оппортунизма в социалистическом движении. Он еще больше, чем империализм, сопровождается загниванием гражданского общества, вызываемым капитализмом, рыночным фундаментализмом. Между тем многие деятели социалистической и даже коммунистической ориентации упорно не хотят видеть этого и избегают называть, например, существующий сегодня в России строй капиталистическим, экономику — рыночной, капиталистов — капиталистами (а не олигархами). Нередко заявляют, что в России установился не капитализм, а нечто вроде феодализма или архаического, бандитского капитализма. Настоящий капитализм, по их мнению, возникает из производства, промышленности. Они забывают, что капитал сначала появляется в денежном обращении и лишь потом захватывает промышленность (в случае с современной Россией —уже созданную ранее промышленность). Наличие капиталистически организованного рынка, рыночной экономики многими тоже не признается, хотя США Россию уже давно объявили страной с рыночной экономикой. У нас же ее называют страной с псевдорыночной экономикой, опять-таки забывая, что капиталистический рынок и экономика, допускающие превращение в товар, в предмет купли-продажи сексуальных способностей женщин, а также продажу детей, органов человеческого тела, наркотиков и есть настоящая загнивающая капиталистическая рыночная экономика. Более того, с этим рынком предлагают войти в будущее общество!

В этой связи невольно возникает вопрос: если у нас нет капитализма и капиталистов, а имеется лишь их псевдоподобие, то против чего и как бороться социалистам и коммунистам? Против капитализма —бессмысленно, ибо его еще нет, против капиталистов — их тоже нет, против буржуазной власти — запрещают Конституция и законы. Вместо этого предлагается — борьба за новый отход от социализма, (нэп), за «настоящий» государственный капитализм, «настоящий» рынок и смену курса правительства. Что касается методов борьбы, то век революций и восстаний вроде бы уже миновал, ставшие массовыми индивидуальные убийства осуждаются как форма терроризма. Остаются лишь фальсифицируемые выборы, запрещаемые референдумы и парламентские выступления за хорошие законы и против плохих.

В этих условиях в борьбе за желаемое лучшее будущее многие все надежды возлагают на всесильность разума —ведь недаром провозглашается информационное общество, в котором все будет зависеть от знаний, а не от производства материальных благ. Соответственно, если и придет социализм, то он будет уже базироваться на разуме, будет ноосферным, экологически чистым, а вовсе не пролетарским социализмом, трудовым обществом. Даже по Библии, которая начинается с книги «Бытие» вначале была не голая мысль, а ее языковая, реальная оболочка—слово. Бог сотворил Адама не из мысли, а из глины. Он «знал», что для появления людского рода и жизни более важным, чем информация, ресурсом является земля. И лишь однажды сделал одно исключение для своего сына — позволил ему быть зачатым от духа своего. Но сын не оставил земного наследия. Оно пошло от Адама и созданной из его ребра Евы.

С переходом к идеалистическому мировоззрению, соответствующему желаемому постэкономическому информационному обществу, и «наука» об обществе становится постмодернистской. Ее название уже можно брать в кавычки, ибо она подвергается такому же разложению, как и массовая культура, заполняемая сценами убийств, секса и порнографией. Интеллектуальное мошенничество, начатое западными постмодернистами (Ж. Бодрийар, Ж. Делез, Ж. -Ф. Лиотар), нашло последователей среди отечественных авторов. Достаточно указать на многочисленные нелепости и прямые искажения в книгах, изданных на деньги Дж. Сороса из его фонда «Открытое общество» (надо бы его назвать «Открытое капиталу общество»). Дело доходит до того, что зарплата рабочего, пенсия пенсионера и многие подобные виды дохода сплошь и рядом называются капиталом, а прибыль капиталиста—его гонораром. «Прибыль предпринимателя, действующего в условиях реальной конкуренции и правового государства, — сказано в одном из «соросовских» учебников, — становится формой авторского гонорара» {599}. Там же говорится, что труд рабочего перестает быть источником чистого продукта и прибавочной стоимости, ибо они создаются творческой деятельностью предпринимателя и его служащих. Они вместе выдают себе «авторский» гонорар, достигающий десятков миллионов долларов.

Недалеко от этого предвзятого отношения к жизнеобеспечивающему труду ушли и объявившие себя «работающими на дело социализма» А. В. Бузгалин и А. И. Колганов. Первый предлагает совершить скачок от «индустриальной страны рабочих и инженеров... к передовой научно-образовательной державе ученых, художников и учителей», где 15-20% занятых в высокотехнологичном материальном производстве могут накормить, одеть, обуть и обеспечить всех техникой лучше, чем нынешние 2/3» {600}. Хорош был бы социализм, возлагающий пожизненную обязанность производить средства производства и жизни, технику на плечи этой 1 /3 рабочих, освобождая 2/3 населения от этого труда. И это называется «освобождением труда»! Такого «социализма» постиндустриальной эпохи вряд ли захотят рабочие и инженеры. Второй автор, А. И. Колганов, не только отказался признать Октябрьскую революцию социалистической, называя ее буржуазной {601}, но предлагает снять вопрос о возможности перехода к социализму, пока не будет создано «постиндустриальное общество». Установлению социалистических производственных отношений (общественной собственности на средства производства) якобы не позволяли и не позволяют производительные силы индустриального общества: их уровень, достаточный для развитых стран капитализма, не может служить предпосылкой для стран, строящих социализм. Повторяются избитые «доводы» противников социализма.

«Труд —источник всякого богатства... Он первое основное условие всей человеческой жизни, и притом в такой степени, что мы в известном смысле должны сказать: труд создал самого человека».

Ф. Энгельс

Раздел VII ТРУДОВАЯ ТЕОРИЯ РАЗВИТИЯ ОБЩЕСТВА И ЧЕЛОВЕКА