ли будет такого рода пир? На этот последний вопрос дал весьма категоричный и жесткий ответ Н.А. Бердяев: «Идея прогресса… допускает на этот… пир лишь неведомое поколение счастливцев, которое является вампиром по отношению ко всем предшествующим поколениям. Тот пир, который эти грядущие счастливцы устроят на могилах предков, забыв об их трагической судьбе, вряд ли может вызвать с нашей стороны энтузиазм к религии прогресса – энтузиазм этот был бы низменным»[176].
Развернутый анализ проблемы предполагает два типа (две версии) общественного прогресса. Во-первых, прогресс, который понимается как саморазвивающийся, автоматический, естественный, неизбежный, самореализующийся. Он имманентен истории, сам себе выдает векселя и гарантии относительно непреложного торжества светлого будущего, т. е. выступает как гарантированный. И тут уже не столь существенно, обнаруживает ли он себя в форме собственно религиозного провиденциализма, действует ли он от имени Бога или от имени объективной истории, находит свои источники в естественной области, в сфере проявления железных законов истории. Главное здесь то, что в любом случае обеспечивается конечный успех – торжество будущей социальной гармонии. Во-вторых, прогресс как результат целенаправленной человеческой активности. Здесь решающая роль отводится субъективному фактору, человеку (отдельному индивиду или коллективу), призванному творить, конструировать исторический прогресс. В этой своей ипостаси прогресс понимается как нечто, что может и должно быть достигнуто, сконструировано, утверждено, т. е. в данном случае прогресс уже не гарантируется самим по себе ходом истории, а ставится в зависимость от творческих усилий, поиска и борьбы социальных субъектов. Тут уже прогресс требует не пассивного ожидания (поживем, увидим), а активного действия, творческой конструктивной работы.
На первый взгляд вполне можно допустить, что эти чисто теоретические конструкции имеют весьма отдаленное отношение к реалиям практического бытия людей. Но это только на первый взгляд. При ближайшем рассмотрении данного вопроса выясняется, что обе эти интерпретации движущих сил прогресса очень часто ставят человечеству опасные ловушки, западни. В практике реальной жизни идея автоматического триумфа прогресса, гарантированного конечного успеха (первая версия) обезоруживает людей перед теми реальными фактами и событиями, которые не вкладываются в прогрессистскую схему развития, расслабляет их волю в противостоянии актуальному злу (дескать, все само собой образуется). Возможность такого рода поворота событий, пожалуй, в наиболее красноречивой форме зафиксировал испанский философ X. Ортега-и-Гассет. «Поскольку люди позволили этой идее затмить им рассудок, они выпустили из рук поводья истории, утеряли бдительность и сноровку, и жизнь выскользнула у них из рук, перестала им покоряться. И вот она бродит сейчас, свободная, не зная, по какой дороге пойти. Под маской благородного провидца будущего сторонник прогресса не думает о будущем, он убежден, что от будущего нельзя ожидать ни секретов, ни сюрпризов, ни существенно нового, ни каких-либо резких поворотов судьбы»[177].
На деле получается, что вера в прогресс снимает всякую ответственность за будущее состояние социального бытия. Нет никакой необходимости бороться за более совершенные формы человеческого общежития, быть всегда начеку, в состоянии беспокойства, активно противостоять различного рода антигуманности и деструктивным явлениям, если история сама по себе устроит все самым наилучшим образом. Отсюда даже в наше время, чреватое угрозами различного рода глобальных катастроф, легковесный оптимизм, беспечность, отсутствие желания и способности к ответам на жесткие вызовы современности.
Кроме того, вера в то, что будущее заведомо лучше и ценнее настоящего и прошлого, независимо от желания ее носителей провоцирует рознь между поколениями[178]. В самом деле, теория гарантированного прогресса позволяет каждому новому поколению считать себя лучше всех предшествующих уже только потому, что оно родилось в более позднюю эпоху. Преодолеть цепь конфликтов поколений можно, только развенчав прогрессистское сознание, показав самоценность жизни всех поколений и отсутствие действительного превосходства будущего над настоящим.
Вообще мысль о том, что будущее непременно обладает каким-то превосходством над предшествующими стадиями в жизни общества, что развитие обязательно представляет собой движение вперед и вверх, ведет ко все большему совершенству, ко все новым и новым вершинам истории, явно сужает горизонты человеческого бытия, упрощает реальную, сложную и противоречивую динамику социальных изменений. А в наши дни, когда технократическая модель развития, с которой, собственно, и ассоциируется триумф идеи прогресса, эра прогресса и которая завела современное общество в тупик, мысль о вершинно-сти в истории, методологические установки прямо или косвенно, явно или неявно оценивать всю предшествующую жизнь как прелюдию к грядущему совершенству, как предысторию становятся чрезвычайно опасными, мешают пониманию глубинной сути того общества, в котором мы живем, дезориентируют людей, направляют их усилия на ложные перспективы и тупиковые пути развития.
Вторая версия прогресса таит в себе не меньшие опасности. Интерпретация прогресса как исключительно результата активности того или иного социального субъекта в реальной социально-политической практике сплошь и рядом оборачивается волюнтаризмом, деструктивностью и утопизмом. Послед-ний как выражение идеализированных образов желаемого будущего практически всегда тесно связан, сопутствует и переплетается с идеей прогресса.
В реальном общественном развитии сосуществуют, обусловливая друг друга, такие типы развития, как прогресс, антипрогресс и регресс. Под антипрогрессом мы будем понимать такое развитие, в ходе которого возникают принципиально новые формы общественного бытия и сознания, но имеющие явно деструктивный характер, приводящие к разрушению личности и социума. Например, феномен тоталитаризма, будучи детищем XX в. с его технизацией и плановостью, не имеет аналогов в мировой истории и при этом отличается крайней степенью враждебности к культурным, природным и человеческим проявлениям жизни. Под регрессом следует понимать попятное движение, возвращение к ранним этапам социальной эволюции, которые вовсе не обязательно были хуже современных. Важно отметить, что антипрогресс зачастую выступает в форме небывалых достижений современности, передовых учений и модных проектов, т. е. надевает на себя маску прогресса.
Поэтому, если оставить в стороне прежние эпохи, где развитие общества носило почти исключительно естественно-исторический характер, и иметь в виду современную эпоху с ее расширившимися возможностями целенаправленного воздействия на природную и социальную среду, то свое будущее в любом случае люди должны выбирать в системе гуманистической координации, обеспечивающей выживаемость человека как биосоциокультурного существа.
Как бы там ни было, однако социально-антропологический опыт XX в. дает более чем достаточные основания серьезно усомниться в благости теории прогресса, отказаться от легковесной веры в возможность достижения вершин истории. Этот опыт свидетельствует, что, несмотря на все глубокие изменения в бытии народов, происшедшие в XX в., мы не имеем права утверждать, что этот век поднял жизнь человечества к вершинам прогресса более чем какой-либо другой век. Ибо все победы и достижения этого века оплачены непосильно высокой ценой, связаны с новыми проблемными ситуациями, новыми сложностями и противоречиями. Да и кто сегодня возьмет на себя смелость утверждать, что человек XX в. стал лучше, чем был, скажем, гражданин Афин периода Перикла или гражданин Великого Новгорода времен Александра Невского? Явно не найдет достаточных аргументов и тот, кто попытается определить, где находится золотой век человечества – в глубокой древности, отдаленном будущем или в сегодняшнем дне. Думается, что ни одно поколение не имеет каких-то особых преимуществ перед другими. В интегральном процессе движения социума каждое поколение самоценно и непреходяще значимо. Люди, стремясь к совершенству, должны избегать утопического самообмана относительно возможности достижения каким-либо определенным поколением будущего земного рая. Рая не будет. А будет жизнь в ее бесконечном переплетении достижений и провалов, радости и горя, отчаяния и нужды. Всего этого и много другого не избежать ни одному обществу на земле. Неудивительно, что английский ученый Э.О. Салливан, подвергая критике современный технологический фетишизм, пишет: «Великому богу, имя которому Прогресс, уже пишется некролог»[179].
Подвергая критическому анализу прогрессистское сознание, слепую веру в прогресс, мы, тем не менее, должны иметь в виду, что это сознание и эта вера отнюдь неслучайны. В сущности, вера в прогресс базируется на фундаментальных характеристиках человеческого бытия с его извечным разрывом между реальностью и желаниями, действительностью и мечтой, между тем, что люди имеют и к чему они стремятся, между тем, кто они есть на самом деле и кем хотели бы быть. Теоретические попытки преодоления реальной разобщенности социального мира, достижение его целостности и единства, жажда хотя бы духовного овладения ситуацией осмысления, оправдания или осуждения с тех или иных позиций наличного бытия являются важнейшими компонентами общественного сознания всех народов и эпох. В данных попытках отражалась органически свойственная человеку как общественному существу потребность в поисках смысла жизни, в самопознании и самоосуще-ствлении. Именно в рамках этих поисков новых непротиворечивых форм социального бытия и лежат истоки теории прогресса. Теория прогресса призвана смягчить экзистенциальное напряжение между действительным, желаемым и возможным, дать надежду на лучшую жизнь в будущем, убедить людей, что достижение этой будущей прекрасной жизни гарантировано или, по крайней мере, возможно. Следовательно, идея прогресса призвана так или иначе удовлетворить извечную потребность человека в совершенстве и гармонии, и поэтому, несмотря на все вполне обоснованные сомнения и скептицизм, она будет в той или иной мере воспроизводиться каждым новым поколением.